Продолжая глотать комок, Вовка не смог вымолвить ни слова.
-- Он Володя, а я -- Женя, -- выручил старшего брата младший.
-- Так ты, значит, Женя. А с глазом у тебя что?
-- Болит.
-- Поранил?
-- У него там осколок, -- обрёл дар речи Вовка.
-- Вот война проклятая!.. А у меня Олежка и Игорёк под немцем остались… А ты, Евгений, значит, выжил?
-- Выжил, -- подтвердил Женька.
-- И правильно! Так и надо. Мы, русские, живучие.
С этими словами боец раскрутил мешок, достал из него буханку хлеба и протянул Женьке:
-- Держи, Евгений! Мамке своей неси. Жива, мамка-то?
-- Жива, -- едва не выронив из рук буханку, ответил Женька.
Снова закрутив мешок, красноармеец взвалил его на плечо и быстро пошёл по тропинке вдоль оград. А Женька остался стоять в обниму с буханкой.
С этой буханкой они примчались в сарай. В нём было пусто. Зияла дыра в соломенной крыше, под ней на земляном полу белел снег, огоньками вспыхивали в стенах пулевые отверстия, от нетопленой печи тянуло стылостью. В полутёмном сарае мальчишкам показалось холоднее, чем на улице. Сорвав с гвоздя два полотенца, Вовка закатал в них хлеб, после чего спрятал обёрнутую полотенцами буханку за пазухой. И братья побежали к дому Анны Семёновны.
Увиденная ими картина была безрадостной: окна разбиты, стены изрешечены пулями и обожжены взрывами гранат, на пороге распахнутой двери полуподвального этажа труп немецкого солдата. Ещё один труп, в офицерском кителе, свисал с подоконника. Валялись трупы и на веранде. Перешагнув через успевшего окоченеть немца, они поднялись на веранду и вошли в дом. Половые доски разворочены, под окнами в неестественных позах застыли убитые. Живых здесь не было.
|
|
|
Вернувшись вместе с Женькой в сарай, Вовка достал из-за пазухи обёрнутую полотенцами буханку, положил её на кровать и накрыл сверху подушкой:
-- Будем ждать здесь.
На несколько минут хлебный дух, вроде бы, улетучился. И Вовка попытался переключить свои мысли с хлеба на что-нибудь другое. Но на что другое их можно переключить, так и не придумал.
-- Пахнет! – произнёс Женька, втянув носом воздух и умоляюще глядя на брата.
-- Конечно, пахнет, -- согласился Вовка. – Но надо терпеть.
-- Я терплю.
-- Вот и терпи.
-- А он пахнет.
-- Ещё как!
-- Хотя бы крошечку… -- протянул Женька.
-- Крошечку ему, крошечку… -- передразнил младшего брата Вовка. -- А мне, думаешь, не хочется крошечку?.. Ждать будем, пока все не придут!
-- Мы ждём, а они не идут… а он пахнет.
-- Дальше будем ждать!.. И вообще… нечего об этом говорить. Давай о чём-нибудь другом…
-- Давай… о чём? – согласился Женька и, заёрзав на кровати, придвинулся к подушке, под которой лежала буханка.
Отодвинув хлеб вместе с подушкой к стене, Вовка подтянул к себе младшего брата и обнял его за плечи. И даже сквозь свои рукавицы и Женькино пальто ощутил худобу этих плеч. После чего в Вовке, вроде бы, твёрдо решившем не дотрагиваться до хлеба, пока в сарай не вернутся мать, Евдокия Егоровна, Анна Семёновна и Светлана, заговорил какой-то другой голос, предательски нашёптывавший: «Женька – он маленький, меньше всех. К тому же с глазом своим мучается. Ради него можно. Самую малость. Пока хлеб ещё тёплый… и пахнет. Пусть попробует. Я бы потерпел. А он не может… потому что маленький и голодный… и ему очень хочется. В конце-то концов, кому буханку подарили!»
|
|
|
Развернув буханку на столе, Вовка отрезал от неё самую корочку. А Женька проглотил эту корочку прежде, чем Вовка успел его предупредить, что корочку он отрезал на двоих. И тогда Вовке стало обидно уже за самого себя. Он даже обозлился на брата за то, что, съев горбушку, тот продолжал смотреть на него прежним голодным глазом, будто это не он её съел. Второй ломоть Вовка проглотил сам: корка лишь хрустнула под зубами, а мякиш мгновенно растаял во рту. Отрезав третий ломоть, он разделил его пополам. И снова не заметил, как проглотил свою половинку. Но теперь в нём появилось непреодолимое желание вцепиться в буханку зубами, высасывать из неё сладкий мякиш и глотать. И впитывать этот мякиш в себя как губка впитывает воду. И снова кусать и глотать.
|
|
|
И, забыв обо всём, он резал от буханки ломоть за ломтём, делил пополам, отдавал одну половинку брату, а другую проглатывал сам… Пока не заметил на Женькином лице гримасу боли.
Вслед за чем Вовка почувствовал и сам, что появившиеся в его желудке неприятные покалывания превратились в острую режущую боль…
Когда командир разведвзвода Василий Иванович Васильков вошёл в сарай, Вовка и Женька катались по кровати, держась за животы. Женька ревел в голос, а Вовка глотал слёзы молча. На столе на белых вафельных полотенцах лежал кухонный нож и то, что осталось от буханки.
-- То-то я слышу… -- произнёс лейтенант. – Хлебом объелись с голодухи. А ну, кончай реветь!
С этими словами он отстегнул от ремня укрытую толстым войлочным чехлом фляжку, отвернул державшуюся на цепочке крышку и, пригубив из фляжки сам, протянул её Женьке:
-- Пей!.. Только не торопись.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 146; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!