В ту последнюю ночь, когда отец ночевал дома, в доме было спокойно и уютно, как до войны.



Глава четвёртая

Августа

-- Сейчас, сынок, не поймёшь кого слушать… Да и куда нам с тобой ехать?.. За Волгу?.. Вовкин отец вон сказывал, переправы каждый день бомбят. А у нас пока тихо.

Мать верит, что немцев в город не пустят. И он, Генка, верит. Ведь сколько их здесь было, наших-то: пехота, связисты, танкисты, сапёры, зенитчицы… И все ушли на запад. Сражаться ушли, не просто так. Ну, коли б что, стрельба была бы слышна. А кругом тихо. Тихо, жарко и пусто… Вовка уезжает… вместе с матерью вещи упаковывает… Немцы перешли Дон?.. Ну и что? Мать говорит, от Дона до Разгуляевки – полсотни вёрст… Мария советует эвакуироваться?.. Тоже мне советчица! Чего сама-то не эвакуируется?.. И Генка представляет, как при случае задаст этот каверзный вопрос бывшей детсадовской медсестре.

Почему он раньше не замечал, как мало народа в их посёлке?

Впрочем, раньше трамвай ходил. Сядешь – и минут через двадцать в центре города. А там народу всегда полно. На улицах, в магазинах и на пристанях. Побродишь там и сям, потолкаешься среди людей – и снова в трамвай. И ждёшь уже не дождёшься, когда кондукторша объявит: «Следующая остановка «Сосновая роща» -- конечная!» Вон она, эта остановка… и трамвайное кольцо, и рельсы, уходящие по склону вверх и исчезающие за приподнятым над степью горизонтом. Но трамвай больше не ходит…

Сегодня воскресенье, 23 августа. Впервые за последние недели мать дома, у неё выходной. Обещала на обед вареники с вишнями, любимое Генкино лакомство. А Генку послала «за кавунчиком». С ножом в заднем кармане брюк и пустым мешком в руке он идёт к бахчам, где у них с матерью участок: полоска арбузов и полоска дынь. Прямо из-под ног выпрыгивают кузнечики. Скок да скок. И жара им нипочём. Генка стаскивает с головы кепку, приседает на корточки, накрывает кепкой кузнечика. Достаёт двумя пальцами из кепки. Разглядывает. Отпускает. Нехай себе прыгает дальше.

На бахчах никого. Арбузы, дыни и тыквы лежат беспризорными. Бери, чего хочешь и сколько хочешь. Охраняют участки лишь нелепые чучела в истлевших дырявых одеяниях. Шалаш, в котором укрывался от полуденного зноя, а иногда и ночевал стороживший участки дед Тихон, стоит усохшим, скособоченным, жалким каким-то. А ведь совсем недавно они, мальчишки, во время походов за «черноусами» и «колхозницами» поглядывали на этот шалаш с опаской. Ибо знали, что дед Тихон держит в шалаше бердан, стреляющий солью. Сейчас того добра, за которым они охотились с таким риском, можно было безо всякой опаски набрать хоть целый воз. Но именно сейчас брать чужого не хотелось.

Заглянув в шалаш сторожа и посидев на его топчане, Генка идёт к своему участку…

Уже расправившись с варениками и потянувшись к арбузу, Генка заметил, что его мать к чему-то прислушивается. Теперь он и сам уловил монотонное гудение, доносившееся со стороны Городища. Похоже в их посёлке жужжал насос, когда подкачивал воду в водонапорную башню. Но шум насоса был громче и исходил с другой стороны. К тому же насос больше не работал. Непонятный шум, как теперь казалось, наступал со всех сторон и быстро наполнял комнату.

Ни слова не говоря, Генка выскочил из-за стола и выбежал на улицу. Обогнув школьное здание, над самой линией горизонта он разглядел цепочки чёрных точек.

Его мать стояла рядом. Положив руку на плечо сына, Полина Петровна хриплым шёпотом произнесла:

-- В подвал… Живо!

Однако Генка рванулся в другую сторону:

-- Ма, я только Вовке скажу!..

-- Да они сами услышат!

Но Генка уже мчался в сторону дома ИТР.

-- Геннадий!.. А уговор?..

В ту ночь, когда в посёлке была объявлена первая воздушная тревога и немецкие бомбардировщики высоко в ночном небе прошли над посёлком в сторону города, они договорились, что во время бомбёжек – только вместе. Но и с Вовкой у Генки был уговор. Они-то с матерью нырнут в бомбоубежище, им-то рядом, а Вовке с матерью и младшим братом вон сколько бежать…

Генка остановился в нерешительности.

Полина Петровна догнала сына:

-- Побежали вместе, горе ты моё справедливое!

Не успели они миновать и половины пути до дома ИТР, как увидели, что им навстречу бегут жильцы этого дома, среди них Вовка, его мать и младший брат. Пятилетнего Женьку держали за руки с двух сторон, несли над землёй.

Они остановились подождать бегущих. Гудение за их спинами превратилось в непрерывный гул, мощь которого продолжала нарастать. А когда Вовкина мать, Вовка и болтавшийся между ними Женька приблизились, Генку поразили их неестественно бледные лица и широко раскрытые глаза. Платье на Вовкиной матери съехало на одно плечо, разлохмаченные волосы налезали на лицо, воздух она глотала будто выброшенная на берег рыба. Ещё хуже приходилось Женьке. Его разрывали на части. Сам же он, по всей видимости, не мог понять, почему его влекут навстречу приближающейся опасности вместо того, чтобы уводить от неё. Как в минуты самой горькой обиды, свою трясущуюся нижнюю губу малыш держал «сковородничком». Слёзы давно были готовы брызнуть из его глаз. Но он не плакал. Он не плакал от страха.

Развернувшись вместе с матерью в сторону школы, Генка не поверил своим глазам. Самолётов было столько, что они закрыли собой полнеба. Шли они волнами, волна за волной. Волны эти рождались на горизонте, выбрасывавшем в небо всё новые цепочки чёрных точек, которые по мере приближения превращались в бомбардировщики. Гул моторов давил на барабанные перепонки, заставлял дрожать мышцы, вызывал испарину. Материна рука, не отпускавшая Генкину руку, стала мокрой. В горле у Генки, напротив, пересохло. Сквозь надвигающийся гул мелко дребезжали оконные стёкла. В школе. В бараках. И в доме ИТР.

Когда все пятеро они достигли здания школы, серые и жёлтые крылья с чёрными крестами уже плыли над их головами. Теперь не только воздух, но и земля гудела от рёва моторов. Толкая впереди себя косые тени, зловеще скользившие по земле, бомбардировщики двигались будто на параде. Ещё чуть ниже -- и крылья боевых машин заденут и снесут школьную крышу. Хорошо были видны не только кресты на крыльях и свастики на хвостовых оперениях машин, но и пилотские кабины. А сквозь прозрачные фонари пилотских кабин – головы лётчиков в шлемах и очках.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 143; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!