КРАСКИ И СВЕТ В ПОЭЗИИ БРОДСКОГО 9 страница



При интерпретации этих строк нельзя также не учитывать тот факт, что война, о которой говорит Бродский, не имеет прямого отношения к его сыну, так же как Троянская война, проходившая вдали от Итаки, не имела отношения к сыну Одиссея Телемаку. Поэт сообщает о ней как о чем‑то постороннем, не заслуживающем внимания: "Кто победил – не помню". В случае Великой Отечественной или Гражданской войн такое описание было бы невозможно. Вместе с тем войну, о которой говорит поэт, нельзя свести и к борьбе идеологий: политикой Бродский не увлекался, а его противостояние власти заключалось в независимой по отношению к ней позиции.

Скорее всего, в стихотворении Бродский говорит о своей личной войне, о войне со злом[74], которую ведет человек, не желающий смириться, подчиниться системе, наступить "на горло собственной песне". И эта война для Бродского действительно закончилась с отъездом из Советского Союза.

Итог политического противостояния – окончание войны не имеет для Бродского значения, да и само участие в ней поэт описывает как бессмысленное занятие: "пока мы там теряли время". Победителем в войне он себя не считал, так как эта "победа" принесла ему больше потерь, чем приобретений. И одной из самых главных из них была разлука с сыном. Поэтому, говоря о победителях в следующем предложении, Бродский употребляет вводное слово "должно быть" вместо "наверное" или "вероятно".

"Должно быть, греки" – это не предположение, а скорее логический вывод, потому что только греки могли чувствовать себя победителями в этой "войне", те греки, которые "бросили вне дома своих мертвецов".

Трудно однозначно интерпретировать значение слова "мертвецы" в контексте стихотворения. Возможно, здесь речь идет о русских могилах, раскиданных по всему миру, а может быть, Бродский прибегает к метафоре, говоря об эмигрантах, оторванных от родины и живущих лишь воспоминаниями, не имеющими ничего общего с реальной жизнью.

Ироническое замечание Бродского о победителях традиционно рассматривается как упоминание им своих соотечественников. Действительно, естественно предположить, что из соотношения "Одиссей был грек – победили греки" следует соотношение "Бродский был из Советского Союза – победили его соотечественники". Однако "греки" в системе обозначений Бродского не могут ассоциироваться со всеми его соотечественниками, а только с теми, кто эту войну, итогом которой стали разбросанные вне дома могилы, начал.

Описание политического противостояния как бессмысленной потери времени стало возможным в условиях переоценки поэтом своих взглядов в годы эмиграции. Зло больше не рассматривалось им как внешний фактор, но воспринималось как неотъемлемая часть человеческого сознания, то есть как часть самого себя тоже. В открытом письме президенту Гавелу Бродский пишет: "Мы можем быть абсолютно убеждены, что государство не право, но мы редко уверены в собственной непорочности. <…> Ни коммунистический, ни посткоммунистический кошмар не сводится к неудобству, поскольку он помогал, помогает и в течение достаточно долгого времени будет помогать демократическому миру искать и находить причину зла вовне. И не только миру демократическому. Для многих из нас, кто жил в этом кошмаре, и особенно для тех, кто боролся с ним, его присутствие было источником значительного морального удовлетворения. Ибо тот, кто борется со злом или ему сопротивляется, почти автоматически полагает себя добрым и избегает самоанализа" ("Письмо президенту", 1993).

Так называемый "коммунизм" Восточной Европы, который в западных странах традиционно принято обличать с позиций демократического превосходства, по мнению Бродского, был не случайным процессом, вызванным заблуждениями неграмотных политиков, а "проблемой вида", "человеческим падением, а не политической проблемой". А от проблемы "человеческого негативного потенциала" не застрахована ни одна политическая система.

Взглянув на события, происходящие в коммунистических странах, "демократический мир", считает Бродский, может, как в зеркале, увидеть отражение своего лица. А если так, если нет и не может быть идеальных форм государственного устройства, которые защищали бы от человеческой низости и порочности, то бессмысленно любое политическое противостояние и "победа" в нем не может принести удовлетворения.

Вероятно, с осознания в эмиграции этой истины началась для Бродского "ведущая домой дорога", потому что не политическая система определяет понятие дома, а нечто большее, что невозможно забыть или зачеркнуть в своей жизни: И все‑таки ведущая домой дорога оказалась слишком длинной, как будто Посейдон, пока мы там теряли время, растянул пространство.

Отсюда употребление союза "и все‑таки", имеющего противительное значение: столько мертвецов раскиданы по всему свету, столько зла причинено, что, казалось бы, не стоит и думать о прошлом – слава богу, с отъездом все кончилось – и все‑таки возвращение неизбежно. На связь "дороги домой" с "мертвецами", а не с предыдущей строчкой стихотворения об окончании войны, указывает обычное для поэзии Бродского последовательное построение стиха: предложение приобретает полный смысл только с учетом значения расположенных рядом строк.

Предположение о том, что "дорогу" (как и "войну") в контексте стихотворения можно рассматривать не только в прямом, но и в переносном значении, подтверждается тем фактом, что в реальности в 1972 году у Бродского "ведущей домой дороги" не было и быть не могло, была лишь призрачная надежда на возвращение. Посейдон, растянувший для него пространство между двумя континентами (в стихотворении это океан, так как Посейдон – бог вод в греческой мифологии), олицетворяет для поэта судьбу, враждебность которой по отношению к самому себе он обозначает с помощью метафоры "водяное мясо" в конце первой части стихотворения. Водное пространство, препятствующее возвращению домой, описывается как некое живое существо "мясо", враждебное, отвратительное и ненавистное для героя.

Интересно отметить, что Посейдон, до того как стать повелителем морей, в представлении эллинов и других древних народов, считался демоном плодородия, выступавшим в облике коня. Об этом свидетельствует прозвище Посейдона Гиппий или Гиппиос, упоминание среди сыновей Посейдона коней и то, что позднее он почитался как покровитель коневодства: в его честь устраивались Истмийские игры с конными бегами.

Возможно, враждебность Посейдона к поэту в изгнании была местью за "троянского коня", изобретенного хитроумным Одиссеем, чтобы изнутри сломать защиту врагов.

В тексте стихотворения встречается много слов с неопределенным значением. По сути бесспорным в "Одиссее Телемаку" является тот факт, что "война окончена", а также обращение лирического героя к сыну: "Мой Телемак". Людмила Зубова отмечает, что "троекратный повтор этой конструкции ("мой Телемак" – О.Г.) – не столько обращение, сколько заклинание утверждением". "Не став обладателем пространства и времени <.> Одиссей Бродского все же заявляет о своем обладании"[75].

Неопределенность судьбы лирического героя ("Лишь боги знают, свидимся ли снова") приобретает в стихотворении форму пространственной и временной неопределенности: "Мне неизвестно, где я нахожусь", "какой‑то грязный остров", "какая‑то царица", "кусты, постройки", "трава да камни", которые можно встретить где угодно.

Отождествляя себя с Одиссеем, герой Бродского оказывается на острове царицы Цирцеи, превратившей его товарищей в свиней и пытающейся заставить его самого забыть о родине и о семье… Милый Телемак, все острова похожи друг на друга, когда так долго странствуешь, и мозг уже сбивается, считая волны, глаз, засоренный горизонтом, плачет, и водяное мясо застит слух.

По мнению Михаила Крепса, в изображении Бродского "остров оказывается понятием чуждости среды, временного пристанища, "не родины", а отсюда и безразличность к нему отношения, ибо один остров так же хорош (или плох) как и другой, вернее, одинаково чужд"[76]. Встречающиеся в поэзии Бродского в период эмиграции обозначения типа "ниоткуда с любовью", "неизвестно где", "с берегов неизвестно каких", "за тридевятью земель", "страна за океаном" продолжают тему "бездомности", начатую в 1972 году сразу после отъезда поэта.

Тема "острова как варианта судьбы", начавшаяся для Бродского с Васильевского острова ("Ни страны, ни погоста / не хочу выбирать. / На Васильевский остров / я приду умирать"), в условиях эмиграции трансформируется и приобретает устойчивое негативное значение. Сравните: "Всякий живущий на острове догадывается, что рано / или поздно все это кончается; что вода из‑под крана, / прекращая быть пресной, делается соленой, / и нога, хрустевшая гравием и соломой, / ощущает внезапный холод в носке ботинка" ("В Англии", 1977); "Немыслимый как итог ходьбы, / остров как вариант судьбы / устраивает лишь сирокко[77]" ("Иския в октябре", 1993); "Жертва кораблекрушенья, / за двадцать лет я достаточно обжил этот / остров (возможно, впрочем, что – континент), / и губы сами шевелятся, как при чтеньи, произнося / "тропическая растительность, тропическая растительность"" ("Робинзонада", 1994).

Отождествление североамериканского континента с "островом", вероятно, вызвано не только личной трагедией поэта: метафорическое значение слова "остров" определяется оторванностью от остального мира и формированием неизбежной в этих условиях "островной философии" значительной части местного населения: наш остров – это центр вселенной, то, что мы имеем самое лучшее, вершина цивилизации, за пределами которой не может существовать ничего, заслуживающего внимания. Безусловно, у человека, прибывшего извне (с "материка"), данная позиция не может не вызывать иронического отношения.

Интересно отметить, что эпитет Бродского "жертва кораблекрушенья" по отношению к самому себе, соотносится с восприятием судеб Ахматовой и Пастернака известным философом Исайей Берлином. Бродский встретился с ним вскоре после отъезда из Советского Союза в Лондоне. Позднее, рассказывая о его жизни, он пишет:

"В записках о встречах с Ахматовой и Пастернаком в 1946 году, когда "иссякли мира силы и были свежи лишь могилы", сэр Исайя сам сравнивает своих русских хозяев с жертвами кораблекрушения на необитаемом острове, расспрашивающими о цивилизации, от которой они отрезаны уже десятки лет" ("Исайя Берлин в восемьдесят лет", 1989).

У Ахматовой и Пастернака не было изгнания, однако сходство их судеб "жертв кораблекрушенья" с судьбою Бродского очевидно. Только "кораблекрушенья" у них были разные: для Ахматовой и Пастернака это была революция, для Бродского – отъезд из России. Возможно, невольное сопоставление себя с предшественниками натолкнуло поэта на мысль о несовершенстве мира, личной ответственности человека за все, что происходит в его жизни, и на философское осмысление судьбы как совокупности потерь и приобретений.

"Островная тема" у Бродского прослеживается на протяжении всего его творчества в эмиграции и включает самые разнообразные образы. В его поэзии можно встретить и дикарей, и Миклухо‑Маклая, и завоевателя. Сыро и душно. Тем не менее, не одиноко: рядом два дикаря, и оба играют на укалеле. (.) Все еще в поисках. Дикари, увы, не подмога: о чем я их ни спрошу, слышу странное "хули‑хули" ("Новый Жюль Верн", 1976).

Укалеле (ukulele) – небольшой четырехструнный музыкальный инструмент, получивший распространение с Гавайских островов, а звуковой ряд "хули‑хули" в ответах дикарей отдаленно напоминает искаженные английские фразы "Who are you?" или "Who lives here?".

Образ Миклухо‑Маклая – исследователя, путешественника и этнографа, прожившего несколько лет среди папуасов Новой Гвинеи, изучая их обычаи и традиции, встречается в нескольких стихотворениях Бродского и соотносится у поэта с собственной судьбой. Об этом говорит поэт в стихотворении 1987 года "Те, кто не умирают":

Те, кто не умирают, – живут до шестидесяти, до семидесяти, педствуют, строчат мемуары, путаются в ногах.

Я вглядываюсь в их черты пристально, как Миклуха

Маклай в татуировку приближающихся дикарей.

Но наиболее трагическим в поэзии Бродского предстает образ завоевателя, с которым иронически отождествляет себя автор. Глупый и напыщенный вид человека, который в четыре часа утра (вероятно, после бурной вечеринки) таращится на себя в зеркало ванной комнаты и старается по инерции произнести какую‑то мелодию в стихотворении 1974.75 года, сменяется трагическими образами "завывателя" и "забывателя" в стихотворении 1986 года. Сравните: Единственное, что выдает Восток, это – клинопись мыслей: любая из них – тупик, да на банкнотах не то Магомет, не то его горный пик, да шелестящее на ухо жаркое "ду‑ю‑спик". И когда ты потом петляешь, это – прием котла, новые Канны, где, обдавая запахами нутра, в ванной комнате, в четыре часа утра, из овала над раковиной, в которой бурлит моча, на тебя таращится, сжав рукоять меча,

Завоеватель, старающийся выговорить "ча‑ча‑ча" ("Шорох акации", 1974.75).

–‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑‑

 

По утрам, когда в лицо вам никто не смотрит,

я отправляюсь пешком к монументу, который отлит из тяжелого сна.

И на нем начертано: Завоеватель.

Но читается как "завыватель". А в полдень – как "забыватель" ("Элегия", 1986).

 

Внешний вид преуспевающего "завоевателя" Нового Света (вероятно, именно таким представлялся Бродский окружающим) далек от внутренних представлений поэта о самом себе и поэтому вызывает с его стороны горькую усмешку. "Монумент" (отражение самого себя в зеркале), к которому каждое утро "отправляется пешком" автор, для него является лишь продолжением "тяжелого сна", или кошмара. Наедине с самим собой ("когда в лицо вам никто не смотрит") "завоеватель" превращается в отчаявшегося "завывателя" или утратившего связь с реальностью "забывателя".

Знаменитая фраза Родиона Раскольникова "Ко всему‑то подлец‑человек привыкает!", позволяющая многое объяснить в жизни, по отношению к Бродскому не действует. Трагическое восприятие своей судьбы, которое возникло в его стихотворениях сразу после отъезда, не только не исчезло со временем, но продолжало набирать силу.

Время определяется для человека событиями, которые происходят в его жизни. Если событий нет, то отсчет времени ведется в соответствии с внешними факторами (в условиях тюремного заключения, например, таким фактором обычно является смена дня и ночи).

В стихотворении "Одиссей Телемаку" лирический герой Бродского считает удары волн, чтобы ориентироваться во времени: "когда так долго странствуешь, и мозг / уже сбивается, считая волны". Волны ударяются о берег гораздо чаще, чем день сменяет ночь, и это занятие позволяет путешественнику забыться, отвлечься от невеселых мыслей, хотя монотонность ударов приводит к тому, что сознание его начинает мутиться и "мозг сбивается".

Возможно, считая волны, герой Бродского тешил себя иллюзиями, что каждый новый удар приближает его освобождение, однако призрачность этой надежды с течением времени становилась все более очевидной и приводила лишь к раздражению: "и водяное мясо застит слух".

В "Одиссее Телемаку" лирический герой Бродского оказывается на острове, его глаз поминутно обращается к горизонту в надежде увидеть корабль, который спасет "жертву кораблекрушенья", но видит он лишь прямую линию, однообразие которой становится для него невыносимым: "глаз, засоренный горизонтом, плачет".

Слова с негативным значением "сбивается", "засоренный", "плачет", "застит", с помощью которых Бродский описывает состояние "жертвы кораблекрушенья", указывают на длительное пребывание героя на острове, хотя в реальности (стихотворение написано в 1972 году) "одиссея" поэта только начиналась. Повидимому, не только пространство "растянулось" в представлении героя Бродского, но и время.

Первая строфа стихотворения имеет кольцевое строение, она начинается и заканчивается темой потери памяти, однако лейтмотив потери памяти ("Кто победил – не помню" – "Не помню я, чем кончилась война, / И сколько лет тебе сейчас, не помню") не соответствует второй части стихотворения, в которой лирический герой проявляет осведомленность о событиях прошлого: "Ты и сейчас уже не тот младенец, / перед которым я сдержал быков. / Когда б не Паламед, мы жили вместе".

Упоминание поэтом имени Паламеда отсылает нас к мифологическим событиям прошлого, которые перекликались с его собственной судьбой:

Одиссей, царь Итаки, недавно вступивший в брак с красавицей Пенелопой, не хотел покидать жену и своего малолетнего сына Телемаха и плыть на войну в далекую Трою. Когда Атриды (цари ахейской земли, искавшие прежде руки Елены), вместе с Нестором и Паламедом, прибыли в дом Одиссея, он прикинулся сумасшедшим: запряг в плуг осла с быком и стал пахать землю и засевать ее солью. Но Паламед раскрыл обман Одиссея: он взял Телемаха и положил на полосу, по которой Одиссей проходил плугом. Дойдя до места, где лежал младенец, Одиссей остановился и сознался в притворстве. Пришлось Одиссею покинуть родную Итаку, жену и сына и идти на долгие годы под стены Трои[78].

Одним из самых действенных способов давления на человека в тоталитарном государстве была угроза его близким, возможно, этим объясняется личный мотив при обращении Бродского к истории с Паламедом. Но удивительным является другое: и на острове, находясь за пределами досягаемости, лирический герой Бродского продолжает настаивать на потере памяти. Если вопрос о победителях в войне в начале стихотворения можно толковать в том смысле, что этот факт не имеет для поэта значения: кто победил – неважно, то его "забывчивость" в отношении возраста сына ("Не помню я, чем кончилась война, / и сколько лет тебе сейчас, не помню") вряд ли можно объяснить с тех же позиций.

Стихотворение "Одиссей Телемаку" написано в год отъезда Бродского из Советского Союза, значит, его сыну столько же лет, сколько было тогда, когда он его покинул, но поэт говорит о том, что он не помнит его возраст. В чем же тут дело?

Возможно, потеря памяти служила своеобразным щитом, позволяющим Бродскому в условиях эмиграции вести независимое существование. Приведем отрывок из интервью Бродского Джону Глэду:

Д. Г. Когда вы только приехали на Запад, вы сказали – я цитирую по памяти, – что не собираетесь мазать дегтем ворота родины. И. Б. Да, более или менее…

Д. Г. Очевидно, вы тогда еще рассчитывали вернуться? И. Б. Нет… нет…

Д. Г. А теперь утеряна надежда или… И. Б. У меня не было никогда надежды, что я вернусь. Хотелось бы, но надежды нет. Во всяком случае, я сказал это отнюдь не в надежде обеспечить себе возврат когда бы то ни было под отчий кров. Нет, мне просто неприятно этим заниматься. Я не думаю, что этим следует заниматься.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 135; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!