Чудовище хочет истребить жизнь на Земле 8 страница
Чтобы молоко по желобу утекало,
А в живот ни капли не попадало.
Вот он прильнул к сосцу губами,
Пьет молоко большими глотками,
А молоко по желобку утекает,
В живот к Гэсэру не попадает.
Утекает молоко безвредно,
В землю впитывается бесследно.
После этого тетушка Енхобой
Подумала, что перед ней племянник родной,
Двери она ему открывает,
В дом она его призывает.
Накрывает она золоченый стол,
Расставляет на нем вкуснейшие яства.
Натягивает она серебряный стол,
Расставляет на нем редчайшие яства.
Напитки на стол она выставила,
Старинные, выстоянные,
Угощает она гостя прозрачной арзой,
Потчует она гостя крепчайшей хорзой.
Но Абай Гэсэр – себе на уме,
Мысли хозяйки он понять сумел,
Понимает он, по столу глазами скользя,
Что ни пить, ни есть ему нельзя.
Как только попробует он пиши редчайшей,
Сразу на спину мертвецом упадет,
Как только попробует напитка крепчайшего,
Сразу на живот мертвецом упадет.
А тетка потчует, а тетка ждет.
Тогда проделал Гэсэр в ребре желобок
И отвел его на улицу, в сторону, вбок.
Отвел он его за пределы дома, в кусты,
Где течет ручеек, где травы густы.
Теперь он ест все самое редкое.
Теперь он пьет все самое крепкое.
Теперь он рот едой набивает,
Теперь он еду напитками запивает,
Ручей за стеной растет, прибывает.
Тем временем
Солнце красное закатилось,
Тем временем
На землю ночь опустилась,
Все живое на земле – затихает,
|
|
|
Все живое на земле – засыпает.
Енхобой, Абарга‑Сэсэна сестра,
Говорит племяннику: спать пора.
– Пожалуй, – говорит племяннику, – лягу я,
А ты, племянничек, ляжешь около.–
Постель она постелила мягкую,
Одеяло она раскинула легкое.
А чтобы гость ее не вздумал уснуть,
Дает она ему правую грудь.
– Испей‑ка ты моего молока
Три глотка.
А сама его ласкает и греет,
А сама его нежит, лелеет.
– Молока моего ты испей, испей,
Будешь всех мужчин на земле сильней.
Обниматься ты будешь без устали,
А врагов побеждать будешь с удалью.
А я уж девять ночей не сплю,
Девять ночей одна терплю.
Глотай же мое молоко скорее,
Обнимай же меня сильнее.
Прильнул Гэсэр к сосцу губами,
Пьет молоко большими глотками.
А молоко по желобку утекает,
В живот к Гэсэру не попадает,
Утекает оно безвредно,
Исчезает оно бесследно.
Потом он девять ночей не спавшую,
Превратил в довольную и уставшую.
А когда почувствовал, что она уж спит,
Принял свой нормальный, человеческий вид.
Сандаловой палочкой по спящей проводит,
Колдовство‑волшебство на нее наводит.
Красным камнем машет и гладит,
Словами заклиная, глазами глядя:
«Тысячу лет тебе тут лежать,
Тысячу лет беспробудно спать,
Усни ты, сдохни,
|
|
|
Лежи ты, сохни,
Стань паутиной,
Пылью, глиной,
Камнем вожу,
Глазом гляжу,
Заклинаю словами старыми,
Закрепляю своими чарами».
Помнит Гэсэр, что во дворце, в подвале,
Чтобы ничьи глаза не видали,
Ни для чьих недоступный рук
Стоит каменный, гладкий сундук.
Сразу после этого
В глубокий подвал он идет,
По каменному сундуку
Железным молотом бьет,
Каменный сундук раздробляется,
В нем железный сундук появляется.
Железный сундук Гэсэр вынимает,
Железный сундук Гэсэр разбивает.
Появляется сундук серебряный, белый,
Старинным белым мастером сделан.
По серебряному сундуку
Гэсэр железным молотом бьет,
Желтый золотой сундук достает,
Весь он чеканный, весь витой,
Желтым мастером отлитой.
Этот желтый заповедный сундук
Гэсэру впервые открыть привелось.
Снял он крышку и вылетело вдруг
Из сундука двенадцать желтых ос.
А еще двенадцать сказочных птиц
Из открытого сундука кверху взвились.
Полетели осы и птицы,
Крылышками шурша.
Так вот, значит, где хранится Абарга‑Сэсэна душа!
Но стоит Гэсэр, растерялся,
Он с пустыми руками остался.
Птицы все распорхались,
Осы все улетели,
Все замки и запоры распались,
Сундуки опустели.
Делать нечего,
Гэсэр свои волшебства достает,
|
|
|
Как жеребят их на ладони пасет.
На ладони волшебства пляшут,
По пальцам прыгают, бегают,
Делают все, что Гэсэр скажет,
Исполняют все, что потребует.
Повелел Гэсэр немедленно им,
Чтобы вернуть улетевших птиц и ос,
Собрать морозы с целых трех зим,
И устроить один большой мороз.
Чтобы трещали в лесу деревья,
Чтобы у оленей трещали рога,
Чтобы все становища и деревни
Замели сугробы‑снега.
Чтоб одно только было место,
Где бы можно было согреться.
Там от солнца тепло сохранится,
Прилетят туда осы и птицы,
Сбережет вселенский огонь
Лишь одна Гэсэра ладонь.
Так на деле все точно и вышло,
Вот вселенная холодом дышит,
Вот деревья в лесу трещат,
Вот зверушки в лесу пищат.
С трех трескучих собранный зим
В одно место большой мороз,
Напугал дыханьем своим
Упорхнувших и птиц и ос.
От мороза им некуда деться,
Негде им спастись и согреться.
Только светится, как огонь,
Среди стужи Гэсэра ладонь.
Вот к ладони они слетают,
Над ладонью они витают,
На ладони они собираются,
На ладони они согреваются.
Снова с неба слетевших вниз
На ладони той собралось
Все двенадцать сказочных птиц,
Все двенадцать сказочных ос.
Собралась там, крылышками шурша,
Абарга‑Сэсэна душа.
|
|
|
Девять птичек Гэсэр убил,
Девять ос Гэсэр придавил,
По три штуки оставил в живых,
Завернувши в тряпицу их.
Лишних слов никому не сказывая,
Тряпку спрятал к себе за пазуху.
Спрятал тряпку к себе на грудь
И в обратный пустился путь.
В это время
Дьяволу Абарга‑Сэсэн хану
Совсем становится плохо.
Стонет он непрестанно,
Не может сделать ни выдоха и ни вдоха.
Березовым обручем
Голову он себе сдавил,
Железо прочное
Вокруг головы обвил,
Белого от черного не отличает,
Позднего и раннего не различает.
Правого от левого отличить не может.
И день и ночь боль его гложет.
Время перепуталось, все смешалось,
Посмотреть на него – просто жалость!
А между тем
Абай Гэсэр уж давно в пути,
Немного совсем
Осталось ему идти.
Вот и логово,
Где живет дьявол Абарга‑Сэсэн хан,
Где томится так долго
Прекрасная Туман‑Жаргалан.
Прежде всего
Абай Гэсэр Удалой
Издает свой клич боевой.
Рев тысячи изюбрей
В своем голосе он соединяет,
Рычание тысячи зубров
В своем крике объединяет.
Как тысяча лосей
Он ревет‑кричит,
Как десять тысяч лосей
Он ревет‑трубит.
Абарга‑Сэсэн
Услыхал этот крик и вой.
– Заходи, – говорит, – заходи, Гэсэр,
Ко мне домой.
Волосенки‑то твои,
Я гляжу – жидковаты,
А ручонки‑то твои,
Я гляжу – слабоваты.
Ни суставы твои, ни жилы,
Не имеют крепости‑силы,
А кости‑то твои – хрящеваты,
А ноги‑то твои – тонковаты.
А спина‑то твоя – мягка,
А ступня‑то твоя – узка.
Жаль, что не встретился ты мне,
Когда здоров я,
А встретился ты мне,
Когда – хвороба.
Абай Гэсэр рассердился,
Надул он щеки,
Брови его зашевелились,
Торчат, как щетки. –
Ну‑ка ты, на чужое позарившийся,
Захвативший чужую жену,
Выходи навстречу, пожалуйста,
Объявляю тебе войну.
На кровати валяться некогда,
За тебя заступаться некому,
Хоть коварен ты, но ничтожен,
Я тебя сейчас уничтожу.
Хозяин дома
Словами этими был оскорблен,
Около Абая Гэсэра Удалого
Одним прыжком оказался он.
– А ты, – говорит, – я вижу, шутник,
И ухватился за воротник.
Два силача разъяряются постепенно,
Руками они обхватывают друг друга,
Пяткой задев развалили стену,
Боком задев своротили угол.
Оказались они на улице,
Упираются и сутулятся.
Наклонили они головы,
Глазами косят,
Напрягли они ноги,
Перетаптываясь, стоят.
Ногой упрутся,
Южная гора с места сдвигается,
Другой оттолкнутся,
Северная гора качается.
Зная, что вселенная высока,
Руками свободно взмахивают,
Зная, что земля широка,
Руками свободно размахивают.
Ногами они топчут половину земли,
Воздуху они полнеба вдохнули,
Жилы они до крайности напрягли,
Сухожилия они до крайности натянули.
Там, где они упираются,
Возникают ямы глубокие.
Там, где они напрягаются,
Возникают овраги широкие.
В такую яму бык упадет,
Обратно не выберется.
В такой овраг верблюд попадет,
Сразу не выкарабкается.
Из‑за равной силы они одинаково бьются,
Из‑за равной удали не сдаются.
Друг у друга они
Мясо со спины выдирают,
Друг у друга они
Мясо с груди выгрызают.
Вороны с юга тут как тут,
Разбросанное мясо жадно клюют,
Сороки с севера прилетают,
Свежее мясо кусками глотают.
В это время Абарга‑Сэсэн
Начал вроде одолевать.
В это время Абай Гэсэр
Начал вроде бы уставать.
Абарга‑Сэсэна
Грязная черная душа,
На Абая Гэсэра
Вот‑вот навалится и придушит.
Тогда он вспомнил про ту тряпицу,
Где завернуты осы, где завернуты птицы.
По три штуки оставалось там тех и тех,
Абай Гэсэр перебил их всех.
Прикончил он душу своего врага,
Черного дьявола Абарга.
Смотрит Гэсэр, совершивши это,
А противника перед ним никакого нету.
Нету противника сильного,
Нету противника – черта,
Лежит только камень синий,
Лежит только камень черный.
От того, что грохнулся он,
Затихает далекий звон.
Непобедимого врага победив,
Быстрейшего из жеребят перегнав,
Переднее назад заворотив,
Неседланого жеребца оседлав,
Заднее назад загнув,
Неломаемое сломав,
Непугаемое спугнув,
Абай Гэсэр
До звона в груди своей радуется.
Абай Гэсэр
До стона в сердце своем восторгается,
Вверх поглядит – смеется,
Вниз поглядит – улыбнется.
Победителем он зовется,
Удалым прозывается.
Но чтобы с места сдвинуть
Камень тот черно‑синий,
Напрягает Гэсэр руки, ноги и спину,
Но не хватает Гэсэру силы.
Как Абай Гэсэр не старается,
Камень плотно лежит, не сдвигается.
Берет он двумя руками
Свой державный, булатный меч,
Опускает его на камень
Со всех богатырских плеч.
Богатырское сердце радуя,
Разлетается камень надвое.
Берет Гэсэр одну половину,
Напрягает руки, ноги и спину,
Но сдвинуть камень тот черно‑синий
Не хватает Гэсэру силы.
Как Абай Гэсэр ни старается,
Камень плотно лежит, не сдвигается.
Берет он двумя руками
Свой державный, булатный меч,
Опускает его на камень
Со всех богатырских плеч.
Разлетается камень, к счастью,
На четыре равные части.
Эти части Гэсэр одну от другой отделил,
Сдвинул с места, в сторону растащил.
Взял он красную южную гору,
Над одной четвертинкой камня поставил.
Взял он северную высокую гору,
Над второй четвертинкой камня поставил.
Приволок он и еще две больших горы,
Стоявших без толку до поры.
Над остатками камня он их поставил,
До скончанья веков стоять заставил.
А между тем,
Когда он горы носил,
У вечной вечности так просил:
– Пусть лежит Абарга‑Сэсэн бесконечно,
Пусть спит под камнями жесткими,
Пусть лежит под подошвами человеческими,
Пусть лежит под копытами конскими!
Когда Гэсэр все это совершил,
Тумэн‑Жаргалан к себе позвал,
Великий праздник устроить решил,
С женой‑красавицей запировал.
– Были мы удачливы, – он говорит,–
Были мы счастливы, – он говорит,–
Врага мы победили, – он говрит,–
Веселье мы заслужили, – он говорит.
Тумэн‑Жаргалан
Приветствует его словами красивыми,
Жестами скромными и учтивыми.
Накрывает она золотой стол,
Редкие кушанья на него ставит,
Расстилает она серебряный стол,
Вкусные кушанья на него ставит.
Восемь дней они пируют,
На девятый опохмеляются.
На десятый готовят коней и сбрую,
В дальний путь собираются.
Но Тумэн‑Жаргалан вздыхает,
Себе на уме,
Никто не знает,
Что у женщины в голове.
Не хочет она, чтоб Гэсэр Удалой
Возвращался в пределы родной страны,
Вот вернутся они к себе домой,
А там у Гэсэра еще две жены.
А здесь, пусть черный туман,
Пусть чужая, пусть дьявольская страна,
Да зато Тумэн‑Жаргалан
Единственная у Гэсэра жена.
Но печали своей жена не показывает,
Притворяется доброй и ласковой.
Мужу всячески угождает,
Мужа всячески угощает.
Но собравши особые травы,
Подмешала в еду отраву.
У Абая Гэсэра разом
От еды замутился разум.
Свою левую руку
От правой не отличает.
Свою правую руку
От левой не отличает.
Все что с детства знал – позабыл,
Все что взрослым узнал – забыл.
Отличаться он стал
Тупостью,
Говорить он стал –
Глупости.
Вместо умных слов,
Начал чушь нести,
Послали его коров
Да телят пасти.
В это время три сестры Абая Гэсэра,
На небе живя, прислушиваются в тревоге,
Что‑то не видать нигде их брата Гэсэра.
Ни в лесу, ни дома, ни на дороге.
Открывают они
Небесную квадратную дверь,
Осматривают они
Белесую земную твердь.
На небосвод они синий вышли,
Смотрят вниз они с неба высокого,
Что‑то дыханья брата не слышно,
Копыта коня его не цокают.
Осматривают они землю тщательно,
Прислушиваются внимательно.
И видят, что в восточной стране,
Где все наизнанку вывернуто.
Видят, что в туманной стране,
Где деревья с корнями выдернуты,
В стране бестравной, в стране бесславной,
В стране холодной, в стране бесплодной,
Брат их
Свою левую руку
От правой не отличает.
Свою правую руку
От левой не отличает.
А в глазах у него – темно,
А живот у него – распух,
Он уже не батор давно,
Он – обычный бедный пастух.
Вместо умных слов
Он чушь несет.
Овец, коров
Да телят пасет.
Три родные сестры пригорюнились,
Три родные сестры приготовились.
Обернулись они все птицами,
А одна из них стала кедровкой.
А вторая стала синицей,
А третья кукушкой ловкой.
Вот на землю они несутся,
Летают они над лесами,
У братца, коров пасущего,
Мелькают перед глазами.
А брат их похож на ребенка,
Бегает, развлекается,
Тянется к птицам ручонками.
За птицами он гоняется,
Но птицы его обманывают,
Перед носом крыльями машут,
Птицы его заманивают,
Чтобы от дома ушел подальше.
Заманили его далеко,
Он бежит за ними, шустер.
Тут они в мгновенье ока
Снова приняли вид сестер.
Эржэн‑Гохоон – сестра
На решенья была быстра.
По правой щеке она брата ударила,
Весь желудок у него вывернуло.
По левой щеке она брата ударила,
Черной отравой брата вырвало.
Можжевельником из десяти лесов
Сестры его окурили,
Водой из девяти родников
Сестры его умыли.
Абай Гэсэр, окурен и облит,
Вернул себе и разум и облик.
А сестрицы, как их и не было,
Упорхнули опять на небо.
Понял Гэсэр,
Каким он бесправным был.
Понял Гэсэр,
Кто его отравой поил,
Сильно он рассердился,
Надул он щеки,
Брови его зашевелились,
Торчат, как щетки.
Тумэн‑Жаргалан, красотку,
За волосы он хватает,
В руке его правой – плетка,
Больно она стегает.
Он и так повернет жену и этак,
И еще хлестнет, напоследок.
После отдыха‑перекура,
Начинает стегать сначала,
До тех пор порол ее, дуру,
Пока на сердце не полегчало.
Да рука начала неметь,
Да жена начала реветь.
– А теперь, – приказал ей строго, –
Собирайся со мной в дорогу.
Чтобы пища была в пути,
На ночлегах чтоб был огонь,
Не скользя, чтобы мог идти
Бэльгэне, дорогой мой конь.
Чтобы сбруя была вся новая,
Чтоб к утру было все готово.
Из дворца Абарги, возмушенья полон,
Рано утром Гэсэр на улицу вышел.
Все что было крышей, он сделал полом,
Все что было полом, он сделал крышей.
Словно гальку морскую, в сумки
Серебро он сыпать велел,
Соболей да бобровые шкурки
Он в мешки набивать велел.
Наизнанку он все тут вывернул,
Что ему на глаза попало.
Даже гвозди он все повыдергал,
Даже доски переломал он.
Всех телят, что в горах паслись,
Он с собой в дорогу забрал.
Табуны, что в степях носились,
Впереди себя он погнал.
Очаги, что всегда дымились,
Он развеял и растоптал,
А людей, что жили‑плодились,
По урочищам разогнал.
На долину мгла опустилась,
Жизнь в долине остановилась.
Там, где жизнь текла говорливо,
Расплодилась теперь крапива.
А где смех раздавался, тут
Лишь колючки теперь растут.
А где песни певались рьяные,
Встали заросли из бурьяна.
А где в души лилась теплынь,
Вырастает теперь полынь.
Всюду они торчат, как зазубрины,
Не заходят сюда изюбри,
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 146; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!