III. «Сновидение о майском жуке»
Содержание сновидения: Она вспоминает, что у нее в коробке сидят два майских жука, которых она должна выпустить на волю, иначе они задохнутся. Она открывает коробочку и видит, что жуки уже на последнем издыхании; один из них вылетает в открытое окно, а другого жука она нечаянно раздавила оконной рамой, когда стала закрывать окно по чьей-то просьбе. (Пациентка проявляет отвращение.)
Анализ. Ее муж был в отъезде, рядом с нею в постели спит ее четырнадцатилетняя дочь. Вечером накануне девочка сказала ей, что в стакан с водой упал мотылек, но моя пациентка забыла вынуть его, а наутро он сдох, и ей стало его очень жалко. В романе, который она читала перед сном, рассказывалось о том, как мальчики бросили кошку в кипяток, и та корчилась от боли. Вот два источника ее сновидения – сами по себе вполне нейтральные. Эту даму волнует жестокое обращение с животными. Несколько лет тому назад во время летнего отдыха ее дочь проявляла такую же жестокость по отношению к животным. Она наловила бабочек и попросила дать ей мышьяк, чтобы убить их. Однажды бабочка с булавкой в теле все же стала летать по комнате; в другой раз она нашла нескольких подохших от голода гусениц, которых девочка тщательно сохраняла. Эта же девочка имела отвратительную привычку в раннем детстве отрывать крылышки жукам и бабочкам. Теперь она, конечно, не решилась бы на такой жестокий поступок; она стала очень доброй.
|
|
|
Пациентка стала размышлять над этим противоречием. Оно напоминает ей о другом противоречии между внешностью и образом мыслей, изображенным в романе Джорджа Элиота «Адам Бид»: там описаны красивая, но тщеславная и глупая девушка, а рядом с ней другая – некрасивая, но хорошая и душевная, аристократ, который соблазнил глупышку, и рабочий, чье душевное благородство выражается в его поступках. Благородства души сразу в человеке не замечают. Кто бы мог подумать, что она страдает от чувственной неудовлетворенности?
В тот самый год, когда девочка собирала свою коллекцию бабочек, местность, где они жили, страдала от невероятного обилия майских жуков. Дети убивали их, давили целыми кучами. Сама она родилась в мае и в мае вышла замуж. Через три дня после свадьбы она написала родителям письмо о том, как она счастлива, а на самом же деле это было не так.
Вечером накануне этого сновидения она перебирала свои старые письма и читала вслух своим близким различные серьезные и смешные их них, там попалось одно очень смешное письмо от какого-то учителя музыки, который ухаживал за ней в юности, и письмо другого ее поклонника, аристократа. (Это и было истинным источником сновидения.)
|
|
|
Она упрекает себя за то, что одна из ее дочерей прочла «дурную» книгу Мопассана[235]. Мышьяк, о котором просила ее дочь для умерщвления бабочек, напоминает ей о пилюлях, содержащих мышьяк, которые возвращали юношеские силы графу де Мора в книге «Набоб».
«Отпустить на волю» напоминает ей фрагмент из оперы Моцарта «Волшебная флейта»:
Zur Liebe kann ich dich nicht zwingen,
Doch geb ich dir die Freiheit nicht.
Любить заставить не могу,
Но и свободы я тебе не дам.
«Майские жуки» напоминают ей слова Кетхен из драмы «Кетхен из Гейльбронна, или Испытание огнем» Генриха фон Клейста:
Verbliebt ja wie ein Kafer bist du mir.
Ты влюблен в меня, как майский жук.
И еще строки из оперы «Тангейзер»:
Ты страстью порочной охвачен…
Она беспокоится о своем муже, который находится в отъезде. Эта боязнь, что с ним что-нибудь случится в дороге, выражается в самых разнообразных фантазиях наяву. Незадолго до этого во время анализа выяснилось, что она в глубине души была раздражена оттого, что он «дряхлый»; какое желание скрывалось за ее сновидением, станет гораздо понятнее, если я сообщу, что за несколько дней до того, как ей приснился этот сон, она неожиданно испугалась, когда ей вдруг захотелось сказать мужу: «Повесься!» Оказалось, что незадолго до этого она где-то прочитала, что при повешении появляется сильная эрекция. Желание вызвать эрекцию у мужа проявилось у нее в такой ужасающей форме. «Повесься» значило примерно то же самое, что и «Добейся эрекции любой ценой». Вот откуда появился образ пилюль с мышьяком доктора Йенкинса из романа «Набоб»; моя пациентка знала, что шпанские мушки, которые являются сильнейшим афродизиаком, готовятся из раздавленных жуков: этот смысл проявляется и в одном из фрагментов ее сновидения.
|
|
|
Открывание и закрывание окон — это одна из причин ее постоянных ссор с мужем. Она любит спать при открытых окнах, а ее муж – при закрытых. В последнее время она постоянно жаловалась на чувство разбитости и усталости.
Во всех этих трех сновидениях я привлекал внимание к тем их фрагментам, где элементы содержания сновидения снова проявляются в мыслях этого сновидения, чтобы яснее продемонстрировать, сколько разнообразных связей порождают первые из них. Но поскольку анализ ни одного из этих сновидений не завершен, то нам теперь следует обратиться к более подробно проанализированному сновидению, чтобы продемонстрировать, насколько сверхдетерминировано его содержание. Я избираю для этой цели сновидение об инъекции Ирме. На этом примере мы без труда заметим, что процесс сгущения при образовании сновидений пользуется не одним только средством.
|
|
|
Главное действующее лицо в содержании этого сновидения – моя пациентка Ирма, которая предстает в нем в своем истинном виде и потому в начале этого сновидения изображает саму себя. Но та поза, в которой она стоит у окна во время моего осмотра, связана с моим воспоминанием о другой даме, которую я бы охотно видел вместо Ирмы, как это доказывают мысли в этом сновидении. Поскольку при исследовании Ирмы я вижу у нее дифтеритные пленки, которые напоминают мне о моей старшей дочери и о том, как я волновался за нее, то Ирма символизирует именно мою дочь; а в образе дочери воплощается ее тезка, моя пациентка, которая погибла из-за интоксикации. В дальнейшем ходе сновидения значение образа Ирмы изменяется (но сам ее образ остается неизменным), она превращается в одного из детей, которых мы обследуем в детской больнице, причем мои коллеги констатируют, что их характеры различаются. Именно с образа моей дочери в том сновидении начались эти трансформации. Ирма неохотно открывает рот при обследовании и превращается в другого человека, а потом – в мою собственную жену. Патологические изменения, которые я заметил у нее в горле, были связаны с ассоциациями, которые напоминали о многих других людях.
Никто из тех, кого мне напомнила Ирма, не появляются в этом сновидении во плоти; Ирма их символически воплощает и становится тем собирательным образом, черты которого противоречивы. Ирма воплощает собой всех других людей, которые исчезли благодаря действию механизма сгущения, поскольку именно ее я наделил их чертами, шаг за шагом, и она стала во всем напоминать мне этих людей.
Вот еще один способ, с помощью которого «собирательный образ» может быть создан, чтобы реализовать процесс сгущения в сновидении, соединив характеристики двух или нескольких людей в одном образе в сновидении. Так возник образ доктора М. В моем сновидении он носит имя доктора М., говорит и действует, как он; но его отличительная черта и его болезнь относятся к другому лицу, к моему старшему брату; лишь одна его черта – бледность лица – детерминирована дважды, она соответствует в действительности и тому и другому. Доктор Р. также представляет собой собирательный образ в моем сновидении о дяде с рыжеватой бородой. Но в этом случае этот собирательный образ сформировался иначе. Я не объединил черты одного человека с чертами другого так, как Гальтон создавал семейные портреты, то есть проецируя оба снимка на одну пластину так, что их общие черты выступают более ярко, а противоречивые устраняют друг друга и в общем портрете не видны. В моем сновидении о дяде с рыжеватой бородой она очень привлекает внимание, поскольку появилась на собирательном изображении лица, сформированном из образов двух людей, и потому этот образ расплывчат, кроме того, у моего отца и у меня – тоже светлая борода, потому что волоски в ней седеют.
Формирование собирательных образов – это одно из главнейших средств процесса сгущения в сновидении. Мы еще обсудим это.
Мысль о «дизентерии» в сновидении об Ирме также детерминирован чрезвычайно сложным образом: с одной стороны, это слово звучит похоже на «дифтерия», с другой – напоминает о пациенте, которому я рекомендовал отправиться в путешествие на Восток и который страдал истерией, непонятной для врачей этой страны. Интересный случай процесса сгущения представляет собой и упоминание в сновидении о «пропилене». В мыслях, скрывающихся за сновидением, содержался не «пропилен», а «амилен». Можно было бы предполагать, что здесь просто произошло смещение. Так оно и было, но это смещение приводит к процессу сгущения, как показывает наш анализ в дальнейшем. Когда я произношу слово «пропилен», то мне приходит в голову его созвучие со словом «пропилеи». Но пропилеи[236] имеются не только в Афинах, но и в Мюнхене. В этом городе я за год до своего сновидения посетил одного своего тяжелобольного друга, воспоминание о котором проявляется при помощи «трителамина», который упоминался в сновидении непосредственно за «пропиленом».
Здесь я не буду подробно обсуждать то, каким причудливым образом здесь, как и в других проанализированных сновидениях, для соединения мыслей применяются самые разнообразные ассоциации и ценности, и уступаю искушению, так сказать, максимально пластично изобразить процесс замены амилена пропиленом в мыслях в содержании сновидения.
С одной стороны, группа мыслей напоминает о моем друге Отто, который не понимает меня, упрекает меня и дарит мне ликер с запахом амилена; тут же связанные с ним по закону контраста ассоциации с мои другом Вильгельмом, который меня понимает и которому я обязан многочисленными ценными сведениями касательно химии сексуальных процессов.
Недавние факторы, обусловившие возникновение сновидения, и привлекли мои мысли к «Отто», амилен относится к этим избранным элементам, которые обусловили содержание сновидения. Насыщенная и разнообразная группа мыслей, связанная с «Вильгельмом», появляется потому, что вступает в противоречие с группой «Отто», и в группе «Вильгельм» усиливаются именно те элементы, которые перекликаются с группой «Отто». Пока длится это сновидение, я перехожу от лица, вызывающего во мне неприятное чувство, к другому, которое я могу по своему усмотрению противопоставить первому. Таким образом, амилен в группе «Отто» вызывает и в другой группе воспоминание из области химии; трителамин, который подкрепляется с разных направлений, проникает в содержание сновидения. «Амилен» мог бы тоже попасть в сновидение, но на него воздействует группа «Вильгельм»; из комплекса воспоминаний, которые скрываются за этим именем, выбирается тот элемент, который может вдвойне детерминировать «амилен». От «амилена» мы переходим к ассоциациям с «пропиленом», из группы «Вильгельм» всплывает Мюнхен с пропилеями. В «пропилене – пропилеях» обе группы представлений пересекаются, и, словно на основе компромисса, этот связующий элемент появляется в содержании сновидения. Здесь, таким образом, составляется нечто среднее, благодаря чему возникает сложное детерминирование. Поэтому сложное детерминирование должно облегчить доступ к содержанию сновидения. Чтобы образовалось промежуточное звено подобного рода, внимание, без сомнения, смещается от того, на что оно действительно направлено, к чему-то, связанному с ним по ассоциации.
Наш анализ сновидения об Ирме дает возможность подвести итог нашему исследованию процесса сгущения при образовании сновидений. Нам удалось рассмотреть детали этого процесса, например, как возникает предпочтение в отношении элементов, которые возникают несколько раз в мыслях в сновидении, как формируются эти новые образования (в форме собирательных образов и сложносоставных структур) и каким образом формируются промежуточные образования. Мы не будем обращаться к следующему связанному с этим вопросу – зачем происходит этот процесс сгущения и какие именно факторы его провоцируют, пока не рассмотрим целый ряд психических процессов, которые принимают участие в формировании сновидений (см. главу VII, раздел Д). Пока мы просто констатируем, что сгущение в сновидении – это его существенная характеристика, связанная с взаимоотношением между мыслями в сновидении и его содержанием.
Ярче всего процесс сгущения в сновидении проявляется в том случае, когда он направлен на слова и имена. Слова очень часто заменяют в сновидении вещи, и тогда с ними происходят те же процессы соединения, смещения, замещения, а также и сгущения, как и у представлений о вещах[237]. В таких сновидениях мы сталкиваемся с комичными и причудливыми словосочетаниями[238].
I
Однажды один мой коллега прислал мне свою статью, в которой, на мой взгляд, чрезвычайно преувеличивал значение одного нового физиологического открытия и весьма напыщенно говорил о нем, и в следующую же ночь мне приснилась одна фраза, которая, по всей вероятности, относилась именно к этой его статье: «Какой у него норекдальный стиль». Разрешение загадки слова «норекдалный» представило мне вначале большие трудности; не подлежало сомнению, что оно пародирует слова: колоссальный, пирамидальный и т. д., но откуда оно взялось, трудно сказать наверняка. Неожиданно слово это распалось в моем сознании на два имени: Нора и Экдал из двух известных драм Ибсена («Кукольный дом» и «Дикая утка»). Тот же коллега, статью которого я раскритиковал в сновидении, написал недавно заметку об Ибсене.
II
Одна из моих пациенток рассказала мне про короткое сновидение, в котором основную роль играло бессмысленное словосочетание. Ей приснилось, что она находится с мужем на деревенском празднике и говорит: он кончится всеобщим «Maistollmutz». При этом у нее во сне проявляется догадка, что это такое мучное кушанье из маиса, род поленты. Во время анализа этого сновидения оно распалось на элементы: Mais – toll – mannstoll – Olmtitz (Маис – бешеный – нимфомания – Ольмютц); все эти элементы фигурировали в обрывках ее разговора за столом накануне этого сновидения. За словом Mais скрывались слова: Meissen (мейсенская фарфоровая фигура, изображавшая птицу), miss (англичанка, жившая у ее родственников, уехала в Ольмютц), mies (еврейское словечко, которое обозначает «отвратительный»); от каждого из слогов этого слова развернулась длинная цепь мыслей и различных ассоциаций, в результате которой и возникла эта словесная чехарда.
III
Одному молодому человеку, у которого поздно ночью прогремел дверной звонок, когда знакомый прислал ему визитную карточку, приснилось ночью вот что:
Один человек вечером заработался допоздна и не проверил, все ли в порядке у него с телефоном. После того как он ушел, его телефон все звонил и звонил – не постоянно, а издавая отдельные резкие звуки. Его слуга попросил этого человека вернуться, и тот заметил: «Как смешно, когда некоторые люди "тютельрируют" тебя, словно сами не могут справиться с этой ситуацией».
Видно, что несущественная причина, которая спровоцировала это сновидение, лишь маскирует один его элемент. Этот эпизод важен лишь потому, что у спящего сложилось в одну цепочку раннее впечатление, которое ничего не значило само по себе, и оно приобрело в его воображении большее значение. Когда он был маленьким мальчиком и жил вместе со своим отцом, то в полусне уронил на пол стакан, наполовину наполненный водой. Из-за этого промок телефонный провод, и постоянный звон телефона мешал отцу спать. Поскольку постоянный звон соответствовал намоканию, «отдельные звонки» символизировали звук капель, падавших одна за другой. Слово «тютельрировать» можно проанализировать в трех направлениях, и так возникают три темы мыслей в сновидении. «Тютель» напоминает слово «tutelage» – опеку, Tutel, или Tuttel, – это вульгарное слово, которым обозначают женскую грудь («титьки»). A «rein» – «…рировать» означает «чистый» и комбинируется с первой частью слова «Zimmertelegraph» – (домашний телефон), получается «zimmerein» – «обученный дома», а это связано с водой, пролитой на пол, и, кроме того, очень напоминает звучание имени одного из членов семьи того, кому приснился этот сон[239].
IV
Однажды мне самому приснился длинный и запутанный сон, где я путешествовал по морю, и следующей остановкой в пути должно было стать место под названием Херзинг, а потом Флисс.Второе название звучит так же, как и имя моего берлинского друга, к которому я часто ездил. «Херзинг» – это сложносоставное слово. Одна часть его напоминает про местности в пригороде Вены, названия которых часто заканчиваются на «…инг»: Хитцинг, Лизинг, Медлинг (Меделиц – «meae deliciae» – старое слово – «мой Фрейд?» – «моя прелесть»). Другая часть этого слова образована из английского слова «hearsay» («молва»), это наводит на мысль о клевете и привязывает это сновидение к ничего не значащему эпизоду дня накануне этого сновидения: стихотворению в газете «Fliegende blatter» про злого гнома по имени Sagter Hatergesagt (Он говорит-говорит-он). Если слог «инг» добавить к слову «Флисс», то получится «Флиссинген» – а в этом месте останавливался мой брат, когда приезжал к нам из Англии. Но по-английски это место называется Флашинг, что значит «blushing» – краснеть, а это напомнило мне про пациента, которого я лечил от эретофобии, и о недавно опубликованной работе о природе этого невроза, автором которой был Бехтерев и которая меня вывела из себя.
V
А еще мне приснился сон из двух отдельных частей. В первой центральное место занимает слово «автодидаскер», я отчетливо это помню. Другая наводит меня на мысль о том, что когда я увижу профессора Н., я ему должен буду сказать: «Пациент, которого вы недавно осматривали, на самом деле страдает только неврозом – как вы и предполагали». Слово «автодидаскер» не только содержит «сгущенный смысл», но этот смысл непосредственно связан с моим намерением сообщить эту приятную новость профессору Н.
«Автодидаскер» разлагается легко на вот такие компоненты: автор, автодидакт и Ласкер, которое мне напоминает имя Лассаль[240]. Первые два слова способствовали формированию этого сновидения. Я принес своей жене несколько томов одного известного (австрийского) автора, с которым дружил мой брат и который, как я недавно узнал, родился в том же городе, что и я. Однажды вечером она со мною говорила о том глубоком впечатлении, которое произвела на нее захватывающая печальная история, постигшая талантливого человека в одной из новелл этого автора; потом наш разговор переключился на таланты, которые проявляются у наших детей. Под впечатлением от прочитанного она выразила опасение в отношении наших детей, и я утешил ее замечанием, что именно такие опасности можно предотвратить с помощью правильного воспитания. Ночью мои мысли развивались в том же направлении, и я разделил обеспокоенность моей жены. Замечание, которое сделал писатель в адрес моего брата и которое касалось женитьбы, направило мои мысли в другом направлении – я подумал про Бреславль, где после замужества жила одна наша знакомая дама. Опасение, что талантливого человека может погубить женщина, заняло мои мысли, вот и появился в сновидении Бреславль в образах Ласкера и Лассаля. Ласкер умер от прогрессирующего паралича, то есть от последствий дурной болезни, которой он заразился от женщины; Лассаль, как известно, погиб на дуэли из-за женщины. Элемент «cherchez la femme»,которым можно резюмировать эти мысли, напоминает мне о моем холостом брате по имени Александр. Я замечаю, что имя Алекс, как мы его обычно называем, похоже по созвучию на Ласкер и что это и навело меня на мысли о Бреславле.
Игра именами и словами имеет еще и другой, значительно более глубокий смысл. Она воплощает стремление к счастливой семейной жизни, чего я желаю для моего брата, и это происходит следующим образом. В романе Золя «L'ouevre», с которым тесно связаны мысли писателя, автор изобразил, как известно, себя самого и свое собственное семейное счастье. В романе он фигурирует под именем Сандо. По всей вероятности, от придумал это имя вот как. Если прочесть фамилию Золя наоборот, то получится Ялоз. Но это показалось ему слишком прозрачным, поэтому он заменил первый слог «ал», которым начинается и имя Александр, третьим слогом того же имени «санд», так и получилось Сандо (по фр. – «Sandos»). Так появилось и это слово «автодидаскер» в моем сновидении.
Мысль о том, что я должен рассказать профессору Н., что пациент, которого мы оба обследовали, страдает только неврозом, проникла в сновидение следующим образом. Незадолго до конца моего рабочего года ко мне пришел пациент, но я не решался дать категорического диагноза его болезни. У него можно было предположить наличие органического заболевания, какой-то патологии спинного мозга, хотя очевидных признаков этого не было. Существовало искушение поставить диагноз «невроз»; это положило бы конец всяким сомнениям, но я не мог этого сделать, так как больной категорически отрицал какой бы то ни было сексуальной предыстории его недомогания, без которой установить у него невроз было бы невозможно. Я не был уверен, как мне лучше поступить, и обратился за помощью к врачу, которого признаю авторитетным. Он выслушал мои сомнения, согласился с ними, но сказал: «Понаблюдайте за пациентом. Полагаю, что у него все же лишь невроз». Так как я знаю, что он не разделяет моих взглядов относительно этиологии неврозов, я не стал спорить с ним и скрыл, что его ответ не удовлетворил меня. Несколько дней спустя я заявил пациенту, что не знаю, что следует предпринять, и посоветовал ему обратиться к другому врачу. В ответ на это, к моему глубокому удивлению, он стал просить у меня извинения и сознался во лжи; ему было очень стыдно, но теперь он готов сообщить некоторые подробности своей интимной жизни, и его рассказ содержал детали этиологии сексуального характера, которых мне как раз не хватало для того, чтобы с уверенностью поставить ему диагноз «невроз». При этом я испытал чувство удовлетворения, но мне стало и стыдно; я должен был сознаться, что мой консультант, не смущаясь отсутствием нужных фактов, оказался дальновиднее меня, и я решил откровенно сказать ему об этом при встрече и признаться в том, что он был прав, а я – нет.
Именно это-то я и переживаю в своем сновидении. Но при чем же тут осуществление желания, если я признаюсь в своей неправоте? Но мое желание в этом и заключается; мне хочется оказаться неправым в своих опасениях, точнее говоря, мне хочется, чтобы моя жена, опасения которой проникли в мои мысли в сновидении, оказалась неправа. Тема, к которой относится «правота» и «неправота» в сновидениях, недалека от того, что действительно занимало мои мысли. Здесь фигурирует та же самая альтернатива между физиологическим и функциональным вредом, который причинила женщина, или, точнее говоря, сексуальность: инфекционный паралич или невроз? (Причина смерти Лассаля может быть условно отнесена к этой категории.)
В этом сне, в котором все так переплелось, но стало понятным после тщательного анализа, профессор Н. играет важную роль не только благодаря этой аналогии, но и оттого, что я хочу оказаться неправ, а также не потому, что он связан с Бреславлем и дружит с дамой, которая живет там после замужества, а из-за нашего непродолжительного разговора после этой консультации. Исполнив свой врачебный долг, он заговорил со мною о моей семье. «Сколько у вас детей?» – «Шестеро». – «Мальчиков или девочек?» – «Три мальчика и три девочки – это моя гордость и все мое богатство». – «Ну, смотрите, от девочек мало хлопот, а вот воспитывать мальчиков нелегко». Я заметил, что они у меня очень послушные. По всей вероятности, эти два диалога про будущее моих сыновей мне так же не понравились, как и первый – про моего пациента. Оба эти впечатления связаны между собой, потому что следуют одно за другим, и в мое сновидение проникает история с неврозом, но она заменяет разговор о воспитании, еще больше связанный с мыслями во время сновидения, потому что он еще больше напоминает высказанные накануне опасения моей жены. Таким образом, и опасение, что профессор Н. был прав относительно трудности воспитания моих мальчиков, встраивается в содержание сновидения: оно скрывается за моим желанием, чтобы я оказался неправ, испытывая эти опасения. Та же самая фантазия без изменений воплощает две эти возможности.
VI
«Рано утром, в полусне[241], я испытал очень приятный пример процесса сгущения. Передо мной мелькали фрагменты снов, которые я очень смутно помню, и вдруг мне приснилось слово, которое, как мне показалось, я увидел наполовину напечатанным, а наполовину написанным от руки. Это слово было «erzefilish», и оно вписалось в предложение, которое проскользнуло в мою память непонятно откуда, совершенно само по себе: «Это было "эрцефилишское" влияние сексуальных переживаний». Я сразу понял, что на самом деле оно должно было обозначать «erzieherisch» —«образовательное». И какое-то время я сомневался, нужно ли второе «i» в этом слове. Здесь мне вспомнилось слово «сифилис». Когда я приступил к анализу этого сновидения еще в полусне, я изо всех сил сконцентрировался, пытаясь понять, откуда все это проникло в мое сновидение, поскольку к этому заболеванию я не имел никакого отношения – ни личного, ни профессионального. Тогда мне пригрезилось слово «erzehlerish» (опять не существующее), и это объяснило, откуда взялось второе «е» в слове «erzefilisch», которое напомнило мне, что вечером гувернантка (Erzieherin) попросила меня высказаться по поводу проблемы проституции, и я дал ей почитать книгу Гессе на эту тему, чтобы повлиять на ее эмоциональную жизнь, так как я считал, что с ней не все в порядке; после чего я много ей рассказывал (erzahlt) о проблеме, которая ее заинтересовала. Потом я понял, что слово «сифилис» здесь не следовало понимать буквально, оно символизировало «отраву» по отношению к сексуальной сфере, конечно. И тогда эту фразу из моего сна можно было трансформировать вполне логичным образом: мой рассказ (Erzahlung) должен был оказать образовательное воздействие (erzieherisch) на гувернантку (Erzieherin) в том, что касается ее эмоциональной жизни, и я опасался, что он может оказаться вредным – «ядовитым» для нее. Несуществующее слово «erzefilisch»образовалось из фрагментов «erzah» — и «erzieh».
Странные искажения слов в сновидениях напоминают те, которые наблюдаются при паранойе; они играют существенную роль и при истерии, и при навязчивых представлениях. Когда дети коверкают слова[242], они иногда относятся к словам как к вещам, изобретают новые языки и синтаксические структуры, и подобное часто характерно как для сновидений, так и для психоневрозов.
Анализ странных, не существующих в реальности слов, которые возникают в сновидениях, особенно ярко демонстрирует процесс сгущения в сновидениях. У читателя не должно создаваться впечатление, что это какое-то редкое или исключительное явление, лишь оттого, что я привел так мало его примеров. Как раз напротив, это – весьма распространенное явление. Но, поскольку на интерпретацию сновидений в значительной степени оказывает влияние то, что происходит в процессе психоаналитического лечения, наблюдению доступно очень немногое, и мало что удается записать, а анализ подобных случаев доступен лишь специалистам в области патологии неврозов. Например, о подобном сновидении сообщает доктор фон Карпинска (Dr. Von Karpinska, 1914), и в этом сне фигурировало бессмысленное выражение «Svingnum elvi». Бывает, что в таких сновидениях появляется слово, которое само по себе бессмысленным не является, но утрачивает свое обычное значение и образует такие словосочетания, в которых слова связаны друг с другом так же, как и в бессмысленных словосочетаниях несуществующих слов. Именно это и произошло с десятилетним мальчиком, которому приснилось слово «категория» (об этом сне рассказывает Тауск (Tausk, 1913). В этом сновидении «категория» обозначало «женские половые органы», а «категоризировать» обозначало то же самое, что и «мочиться».
Когда в сновидении фигурируют разговорные выражения, которые существенно отличаются от мыслей в этом сновидении, то, как правило, разговор в сновидении напоминает какой-то другой, который состоялся в реальной жизни. Этот разговор либо сохраняется в неизмененном виде, либо с ним происходит незначительное искажение; отчасти такой разговор составляется из отрывков фраз и диалогов дня накануне сновидения; хотя внешне он и остается неизмененным, мысль в нем приобретает совершенно иное значение; речь или разговор в сновидении нередко намекают на ту ситуацию, при которой этот разговор возник[243].
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 238; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!