НИЧЕГО НЕ СКАЗАВ И НЕ ПРЕДУПРЕДИВ 28 страница
На третий день поисков я начал клевать носом на металлургии. Я и задремал-то всего на полминуты, прежде чем уронил голову и от этого проснулся. Но ледяной ужас преследовал меня до конца дня. Если бы Амброз атаковал меня в этот момент, мне бы пришел конец.
Так что я принялся тратить свои иссякающие деньги на кофе, хотя и не мог себе этого позволить. Вокруг Университета было множество трактиров и кафе, рассчитанных на аристократические вкусы, так что купить кофе было проще простого, но он всегда был недешев. Налрут обошелся бы дешевле, но у него куда более неприятные побочные эффекты, и я не хотел рисковать.
В перерывах между поисками мы пытались проверить мои подозрения насчет того, что в атаках повинен именно Амброз. И в этом мы преуспели. Вил видел, как Амброз вернулся к себе после лекции по риторике, и как раз в это время мне пришлось бороться с приступом заклинательского озноба. Фела видела, как он управился с поздним обедом и поднялся к себе, и четверть часа спустя я ощутил в спине и руках потное покалыванье жара.
В тот же вечер я видел, как он возвращается к себе в «Золотой пони» после дежурства в архивах. Вскоре я почувствовал слабое давление на плечи, которое дало мне знать, что он пытается меня уколоть. После плеч последовало несколько тычков в более интимные места.
Вил и Сим согласились, что это не может быть случайным совпадением: это действительно был Амброз. А главное, это позволило убедиться в том, что, что бы ни использовал против меня Амброз, он держал это у себя в номере.
|
|
|
ГЛАВА 28
ВСПЫШКА
Атаки происходили не особенно часто, но всегда внезапно.
На пятый день после начала поисков, когда Амброз, вероятно, был особенно упорен или просто скучал, их было восемь: первая — пока я просыпался в комнате Вилема, еще две — за обедом, еще две — на физиогномике в медике и еще три, одна за другой, когда я работал в артной, обрабатывая железо холодной ковкой.
А на следующий день атак не было вообще. По-своему это было еще хуже. Часы и часы непрерывного ожидания, когда прилетит второй сапог.
Я приучился поддерживать стальной алар, пока ел и мылся, на занятиях и во время разговоров с наставниками и друзьями. Я поддерживал его даже во время дуэлей на симпатии для продолжающих. На седьмой день наших поисков эта постоянная раздвоенность и общее переутомление привели к тому, что я впервые потерпел поражение от двоих своих соучеников, прервав тем самым цепь моих побед.
Я мог бы сказать, что настолько устал, что мне было уже наплевать, но это была бы неправда.
* * *
На девятый день поисков мы с Вилемом и Симмоном пролистывали книгу за книгой в своей читальной норке, когда дверь отворилась и в норку проскользнула Фела. В руках у нее, вместо привычной охапки книг, был один-единственный том. Фела тяжело дышала.
|
|
|
— Нашла! — выдохнула она, сверкая глазами. Она была так возбуждена, что едва не перешла на крик. — Вот он!
Она протянула нам книгу, так чтобы все мы могли прочесть надпись золотом на широком кожаном корешке: «Фацци-Моэн ве Скривани».
Про «Скривани» мы знали давно, с самого начала поисков. Это было обширное собрание схем, созданное давно покойным артефактором по имени Сурт. Двенадцать толстых томов подробных чертежей и описаний. Найдя указатель, мы решили было, что наши поиски уже окончены: там значились «Чертежи, надлежащия до изготовления Бесподобныя Пяти-Граммы, каковая показала себя зело действенною во Предотвращении Злокозненныя Симпатии». Том девятый, страница восемьдесят вторая.
Мы обнаружили в архивах восемь изданий «Скривани», но полного собрания так и не нашли. Тома седьмой, девятый и одиннадцатый неизменно отсутствовали, очевидно запрятанные в личной библиотеке Килвина.
Мы убили на поиски целых два дня, прежде чем махнули рукой на «Скривани». Но вот Фела наконец его нашла: не просто кусочек головоломки, а все целиком!
|
|
|
— Что, тот самый том? — переспросил Симмон. В голосе его звучало возбуждение, смешанное с недоверием.
Фела медленно отвела руку от нижней части корешка. На корешке сияла золотая девятка.
Я выскочил из-за стола, второпях едва не опрокинув стул. Но она улыбнулась и подняла книгу над головой.
— Сначала обещай, что угостишь меня ужином!
Я рассмеялся и потянулся за книгой.
— Всех, всех угощу, дайте только управиться с этим делом!
Она вздохнула.
— И скажи, что я лучший хранист на свете!
— Ты самый лучший хранист, какой только был, есть и будет! — сказал я. — Ты вдвое круче Вила, даже если он будет стараться изо всех сил и у него будет дюжина рук и сотня лишних глаз!
— Ой, фу! — Фела вручила мне книгу. — Ладно, держи.
Я бросился к столу и с хрустом раскрыл том.
— Там наверняка страницы вырваны или еще что-нибудь, — вполголоса сказал Симмон Вилу. — Не может быть, чтобы все закончилось так просто. Непременно окажется еще какая-нибудь палка в колесе, я знаю.
Я прекратил листать страницы, протер глаза и, сощурившись, снова уставился на строчки.
— Я так и знал! — сказал Сим, откинувшись назад вместе со стулом и прикрывая ладонями усталые глаза. — Дайте я угадаю. Это серая гниль. Или книжные черви. Или то и другое сразу.
|
|
|
Фела шагнула ко мне и заглянула через плечо.
— Ох, нет! — скорбно воскликнула она. — А я так обрадовалась, что даже не посмотрела…
Она обвела нас взглядом.
— Кто-нибудь из вас понимает на древневинтийском?
— Я понимаю всю эту тарабарщину, что у вас зовется «атуранским», — кисло ответил Вилем. — Так что я себя считаю достаточно многоязычным.
— Так, чуть-чуть, — сказал я. — Может, пару десятков слов знаю…
— Ну, я понимаю, — сказал Сим.
— Что, правда? — во мне снова пробудилась надежда. — Когда это ты успел его выучить?
Сим подвинулся ко мне вместе со стулом и заглянул в книгу.
— Я ходил на лекции по древневинтийской поэзии, когда первую четверть был э'лиром. И потом еще три четверти занимался ею у ректора.
— А я вот никогда не интересовался поэзией, — сказал я.
— Ну и зря, — с отсутствующим видом сказал Сим, переворачивая страницы. — Древневинтийская поэзия — мощная штука. Она похожа на раскаты грома.
— А какой там размер? — спросил я, поневоле заинтригованный.
— В размерах я не разбираюсь, — рассеянно ответил Симмон, водя пальцем по строчкам, — но звучит это примерно так:
Искали мы «Скривани», Суртово слово,
Затерянное в дебрях, теряя надежду,
Но вот обрела его бравая книжница,
Рыская в хранении; разрумянясь восторженно,
Принеслась, запыхавшись, пылая радостью,
Свежестью спелой красы несказанной.
— В таком вот духе, — отрешенно сказал Симмон, не отрывая взгляда от страницы.
Я увидел, как Фела обернулась и уставилась на Симмона так удивленно, словно никак не ожидала увидеть его здесь.
Или нет: как будто до сих пор он просто занимал место в пространстве рядом с ней, словно какой-нибудь предмет мебели. А тут, посмотрев на него, она восприняла его таким, какой он есть. Его рыжеватые волосы, линию подбородка, широкие плечи под рубашкой. Она не просто посмотрела на него — она его по-настоящему увидела.
И вот что я вам скажу. Все эти жуткие, изматывающие поиски в архивах — все это стоило пережить ради того единственного мгновения. Стоило проливать кровь, пережить страх смерти ради того, чтобы увидеть, как она влюбилась в него. Хотя бы чуть-чуть. То было первое слабое дыхание любви, такое легкое, что она, пожалуй, и сама того не заметила. Ничего особенно впечатляющего, совсем не похоже на удар молнии с раскатами грома. Скорее — как когда кремень ударяет о сталь и вылетевшая искра исчезает так стремительно, что ее и не заметишь. И все равно ты знаешь, что она никуда не делась, что она вот-вот вспыхнет пламенем.
— А кто вам читал древневинтийскую поэзию? — спросил Вил. Фела моргнула и снова заглянула в книгу.
— Кукла, — сказал Сим. — Я его тогда первый раз и увидел.
— Кукла! — У Вила был такой вид, словно он вот-вот примется рвать на себе волосы. — Убей меня бог, что ж мы к нему-то не обратились? Если уж существует перевод этой книги на атуранский, он должен знать, где ее искать!
— Да я уж и сам сто раз об этом думал, — сказал Симмон. — Но он что-то плоховат последнее время. Толку от него будет мало.
— А потом, Кукла знает, что она в списке запрещенных книг, — добавила Фела. — Вряд ли он бы вам отдал нечто подобное.
— Слушайте, я так понимаю, этого Куклу знают все, кроме меня? — спросил я.
— Ну, хранисты знают, — ответил Вил.
— По-моему, большую часть я разобрать сумею, — сказал Симмон, оборачиваясь ко мне. — А чертеж тебе понятен? Потому что для меня это темный лес.
— Ну, вот это руны, — показал я. — Это все ясно как день. Это — металлургические обозначения.
Я пригляделся внимательней.
— А остальное… Даже и не знаю. Может, сокращения? Ладно, авось разберемся по ходу дела.
Я улыбнулся и обернулся к Феле.
— Поздравляю! Ты действительно лучший хранист на свете.
* * *
У меня ушло два дня на то, чтобы с помощью Симмона расшифровать чертежи из «Скривани». Точнее, один день ушел на то, чтобы их расшифровать, а еще один — на то, чтобы все проверить и перепроверить.
Поняв, что к чему, я затеял с Амброзом странную игру в кошки-мышки. Потому что во время работы над сигалдри грэма мне нужна была полная сосредоточенность. А это означало — убрать защиту от атак. Поэтому работать над грэмом я мог лишь тогда, когда был уверен, что Амброз занят чем-то другим.
Грэм был чрезвычайно тонкой работой: мелкая гравировка без права на ошибку. И то, что я был вынужден работать урывками, дела отнюдь не упрощало. Полчаса, пока Амброз пьет кофе с дамой в уличном кафе. Сорок минут, пока он сидит на лекции по логике символов. Целых полтора часа, пока он дежурит в архивах…
А когда я не мог работать над грэмом, я трудился над своим официальным проектом. В определенном смысле мне повезло, что Килвин поручил мне изготовить что-нибудь достойное ре'лара. Это давало мне возможность сколько угодно торчать в артной, не вызывая ничьих подозрений.
Остальное время я ошивался в общем зале «Золотого пони». Мне нужно было сделаться здесь постоянным посетителем. Чтобы все последующее выглядело менее подозрительно.
ГЛАВА 29
ПОХИЩЕНИЕ
И каждый вечер я возвращался к Анкеру, в свою каморку на верхотуре. Там я запирал дверь, вылезал в окно и отправлялся либо к Вилу, либо к Симу, смотря чья очередь сегодня была дежурить надо мной первым.
Как ни плохи были мои дела, я понимал, что, если Амброз сообразит, что это именно я залез к нему в номер, все станет несравнимо хуже. Травмы мои мало-помалу заживали, и все же их было бы вполне достаточно, чтобы доказать мою виновность. И я изо всех сил старался делать вид, что все нормально.
И вот однажды, поздно вечером, я приплелся к Анкеру, передвигаясь с непринужденным изяществом шаркуна. Вяло попытался поболтать с новой служанкой Анкера, потом взял с собой полкаравая и отправился наверх.
Минуту спустя я вприпрыжку сбежал вниз. Меня прошиб холодный пот, в ушах слышались гулкие удары сердца.
Девушка подняла голову.
— Что, передумал-таки? Выпить решил? — улыбнулась она.
Я мотнул головой так стремительно, что волосы хлестнули меня по лицу.
— Слушай, я тут лютню не оставлял вчера, после того как закончил играть, а?
Она покачала головой.
— Да нет, ты с ней ушел, как всегда. Помнишь, я тебя еще спрашивала, не надо ли тебе веревочку, футляр подвязать?
Я рыбкой метнулся обратно наверх. Не прошло и минуты, как я снова спустился.
— Точно? Ты уверена? — задыхаясь, спросил я. — Может, поглядишь за стойкой, просто на всякий случай?
Она поглядела за стойкой. Лютни не было. Ни за стойкой. Ни в кладовке. Ни на кухне.
Я снова поднялся наверх и распахнул дверь в свою каморку. Тут было не так уж много мест, где могла бы затеряться лютня. Ее не было ни под кроватью, ни у стены рядом с моим столиком, ни за дверью.
Футляр был слишком велик, чтобы втиснуться в старый сундук в ногах кровати. Однако я все же посмотрел и в сундуке. Там ее тоже не было. Я еще раз поискал под кроватью, на всякий случай. Не было ее под кроватью.
Тогда я посмотрел на окно. На простой шпингалет, который я нарочно смазывал почаще, чтобы без труда открывать его, стоя снаружи, на крыше.
Я еще раз пошарил за дверью. Нет, за дверью лютни не было. Я опустился на кровать. Я и прежде чувствовал себя усталым, но теперь мне стало гораздо хуже. Я чувствовал себя так, словно сделан из мокрой бумаги. Я с трудом мог дышать, как будто кто-то вырвал сердце у меня из груди.
ГЛАВА 30
ВАЖНЕЕ СОЛИ
— Сегодня, — жизнерадостно сказал Элодин, — мы поговорим о том, о чем нельзя говорить. Точнее, мы обсудим, почему некоторые вещи обсуждать не стоит.
Я вздохнул и положил карандаш. Каждый раз я надеялся, что именно на сегодняшнем занятии Элодин нас наконец-то чему-нибудь научит. Каждый раз я приносил подложку и один из своих драгоценных листков бумаги, готовясь уловить момент истины. Каждый раз я в глубине души ожидал, что Элодин вот-вот рассмеется и признается, что всей этой чушью он просто испытывал нашу решимость.
И каждый раз я разочаровывался.
— О самом главном, по большей части, невозможно говорить напрямую, — продолжал Элодин. — Главное нельзя выразить словами. Можно только намекнуть.
Он окинул взглядом горстку своих студентов, сидящих в пустынной аудитории.
— Назовите мне что-нибудь, что невозможно объяснить словами.
Он указал на Юреша.
— Прошу!
Юреш поразмыслил.
— Юмор. Если шутку приходится объяснять, это уже не шутка.
Элодин кивнул, потом указал на Фентона.
— Именование? — предположил Фентон.
— Э-э, ре'лар, так нечестно! — с легким укором сказал ему Элодин. — Но вы верно угадали тему моей сегодняшней лекции, так что, так уж и быть, я вас прощаю.
Он указал на меня.
— Объяснить можно все! — твердо сказал я. — Все, что можно понять, можно изложить словами. Возможно, человек просто не способен толком объяснить то, что нужно. Но это означает всего лишь, что это сложно. Но не невозможно.
Элодин поднял палец.
— Не сложно. Не невозможно. Просто бессмысленно. О некоторых вещах можно только догадываться.
Он улыбнулся мерзкой улыбочкой.
— Кстати, ваш ответ должен был быть «музыка».
— Музыка сама себя объясняет, — возразил я. — Она дорога, она же и карта, на которой изображена эта дорога. И то и другое одновременно.
— Но можете ли вы объяснить, как действует музыка? — спросил Элодин.
— Ну конечно! — сказал я. Хотя сам был вовсе в этом не уверен.
— А можете ли вы объяснить, как действует музыка, не прибегая к музыке?
Это заставило меня замолчать. Пока я придумывал достойный ответ, Элодин обернулся к Феле.
— Любовь? — предположила она.
Элодин приподнял бровь, словно был слегка шокирован, потом одобрительно кивнул.
— Постойте! — сказал я. — Мы ведь еще не договорили. Не знаю, могу ли я объяснить музыку, не прибегая к ней, но это к делу не относится. Это ведь не объяснение, это перевод.
Элодин просиял.
— Именно! — вскричал он. — Именно перевод! Все знания, сформулированные словесно, — это переводные знания, а любой перевод несовершенен!
— То есть все сформулированные знания несовершенны? — уточнил я. — Скажите-ка магистру Брандье, что геометрия субъективна. Мне бы очень хотелось послушать эту дискуссию!
— Ну ладно, не все, — уступил Элодин. — Но большинство из них.
— Докажите! — потребовал я.
— Несуществование недоказуемо, — раздраженно вмешался Юреш, указывая на очевидный факт. — Это логическая ошибка.
Я скрипнул зубами. Ну да, логическая ошибка. Я бы ни за что не совершил такого промаха, если бы имел возможность выспаться!
— Тогда продемонстрируйте, — сказал я.
— Ладно-ладно!
Элодин подошел к Феле.
— Воспользуемся примером Фелы.
Он взял ее за руку и поднял на ноги, жестом подозвав меня.
Я нехотя поднялся на ноги, и Элодин поставил нас друг напротив друга, боком к группе.
— Вот двое привлекательных молодых людей, — сказал он. — Они встречаются взглядом.
Элодин толкнул меня в плечо, и я сделал полшага вперед.
— Он говорит: «Привет!» Она отвечает: «Привет!» Она улыбается. Он неуклюже переминается с ноги на ногу.
Я тут же перестал это делать. По классу прокатился смешок.
— В воздухе витает нечто эфемерное, — сказал Элодин, подходя к Феле сзади. Он положил руки ей на плечи и наклонился к ее уху.
— Ей нравятся его черты, — вполголоса сказал он. — Ее занимает линия его губ. Она думает — быть может, это и есть он, единственный, быть может, она сумеет раскрыть ему все тайные глубины своей души?
Фела потупилась, щеки у нее сделались пунцовыми.
Элодин обошел ее и встал позади меня.
— Квоут смотрит на нее и впервые в жизни понимает, что заставляет людей писать картины. Ваять статуи. Слагать песни.
Он еще раз обошел нас и, наконец, остановился между нами, точно священник, приступающий к свадебному обряду.
— Между ними существует некая тонкая, неясная связь. Оба они чувствуют это. Словно статическое электричество в воздухе. Словно нежный иней.
Он посмотрел мне в лицо. Его темные глаза были серьезными.
— Ну вот. Что вы делаете теперь?
Я смотрел на него, совершенно растерявшись. Если я в чем-то и разбирался хуже, чем в именовании, то это в том, как ухаживать за женщинами.
— Дальше есть три пути, — сказал Элодин, обращаясь к группе. Он поднял палец. — Во-первых, наши юные влюбленные могут попытаться выразить то, что чувствуют. Попытаться сыграть ту еле слышную песню, что звучит сейчас в их сердцах.
Элодин сделал паузу для пущего эффекта.
— Это путь честного глупца, и кончится это плохо. Возникшая между вами связь чересчур хрупка для того, чтобы о ней говорить. Эта искорка так слаба, что даже самое бережное дуновение ее угасит.
Магистр имен покачал головой.
— Даже если вы умны и язык у вас хорошо подвешен, в этом деле вы обречены. Потому что даже если ваши уста и говорят на одном языке, сердца говорят на разных.
Он пристально посмотрел на меня.
— Это вопрос перевода.
Элодин поднял два пальца.
— Второй путь более осторожен. Вы говорите о пустяках. О погоде. О знакомой пьесе. Проводите время вместе. Держитесь за руки. И тем временем мало-помалу изучаете тайный смысл слов друг друга. Таким образом, когда придет время, вы сможете высказаться, придав своим словам тонкий тайный смысл, так чтобы обе стороны поняли их правильно.
Элодин взмахнул рукой в мою сторону.
— И есть третий путь. Путь Квоута!
Он подошел и встал плечом к плечу со мной, лицом к Феле.
— Вы чувствуете, что между вами возникло нечто. Нечто дивное и хрупкое.
Он издал влюбленный романтический вздох.
— Ну и, поскольку вы стремитесь к определенности во всех вопросах, вы решаете форсировать события. Вы избираете наиболее короткий путь. «Чем проще, тем лучше!» — думаете вы.
Элодин вытянул руки и принялся совершать беспорядочные хватательные движения в сторону Фелы.
— И вот вы берете и хватаете даму за грудь!
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 157; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!