СКАЗКА КАК ВОЗМОЖНОСТЬ ФОРМИРОВАНИЯ СТРУКТУРЫ В ПРОЦЕССЕ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ

 

Многое из того, что имеется у нас в душе, нам не уда­ется выразить рациональными средствами и сделать понят­ным для других людей. Порой у нас в душе возникает ка­кое-то неясное томление. Оно может быть столь слабым, что мы его едва замечаем, а может усилиться настолько, что будет влиять на все наши чувства, настроения и поступки. При этом если спросить человека, чем вызвано это томле­ние или куда оно направлено, чаще всего у него не найдет­ся ответа. Эти порывы и стремления, откуда-то всплываю­щие в нашей душе, так неопределенны и неуловимы, что могут представляться сознанию чуждыми и необъяснимы­ми. Такой характер имеет все то новое, что еще не пережи­то и не воплощено в опыте, но поднимается из глубины на­шего внутреннего мира, стремясь к осуществлению. Если человек захочет осознать то неизвестное, которое находит­ся в нем самом, не только знать о том, что нечто существу­ет, но и понять, что же это такое, то он попытается при­дать форму бесформенному, выразить невыразимое и вне­сти порядок в бурлящий хаос. Та частица творящей образы силы, которая присуща каждому человеку, помогает пере­нести в этот мир все новое и неизвестное, находящееся по ту сторону мира сознательного и знакомого.

Подобный процесс осуществляется в любой глубинной психоаналитической практике, направленной на расшире­ние сознания и изменение личности. Многие пациенты спонтанно обращаются к краскам, глине, пластилину или перу, с помощью которого записывают стихи или истории. Иногда погружение в свой внутренний мир происходит в форме имагинативной (образной) медитации. Все это про-

155

делывается для того, чтобы выразить себя и придать фор­му своему внутреннему миру. «Ибо опыт показывает, что чем глубже проникает аналитическая работа и чем больше появляется символического материала, тем сильнее стано­вится потребность каким-то способом дать образное выра­жение тому душевному содержанию, которое трудно сфор­мулировать при помощи слов. Потому что не перенесение или вытеснение неприятных содержаний, но лишь выявле­ние и созерцание их может помочь становлению сознания и тем самым излечению и освобождению», — говорит швей­царский психолог Якоби'. В таких образах, или гештальтах, нередко важную роль играют сказочные элементы. Сказоч­ные мотивы, подобные тем, которые известны нам из ана­лиза сновидений, бывают представлены на картинах или в пластике. Здесь неважно, идет ли речь о прекрасных, мо­жет быть, даже отмеченных ярким дарованием образах или о беспомощных детских попытках. Создаваемое имеет зна­чение только для двух людей, врача и пациента, не важна общечеловеческая ценность, важен лишь тот факт, что не­что неопределенное стало ясным и смогло получить выра­жение. Таким образом подобные (внутренние) содержания получают возможность приблизиться к сознанию. Прида­ние им формы представляет собой важное средство, помо­гающее терапии. Часто поражает, как много вытесненной душевной энергии способно излиться в этой деятельности и какой заинтересованностью, интенсивностью и облегче­нием сопровождается она у людей, которые никогда преж­де ничего подобного не делали. Тем самым этот процесс оказывается ценным сам по себе. Он может привести к ос­вобождению от мучительной симптоматики или, по край­ней мере, значительно ее облегчить. Однако до тех пор, по­ка представленное содержание не пережито сознательно, это освобождение остается чем-то временным, неустойчи­вым. Существует также опасность, что пациент останется в плену образов своей фантазии. Тогда он будет рисовать или описывать, вместо того чтобы переживать в чувствах и опы­те, и чем больше будет таких выразительных образов, чем прекраснее и живее они будут, тем сильнее они будут спо­собствовать пребыванию пациента в мире своих мечтаний.

156

Очень выразительно описала эту опасность в сочинен­ной ею сказке одна из моих пациенток, одновременно об­наружив скрытые до того причины своего собственного бо­лезненного поведения. (За этот материал я признателен мо­ему коллеге, доктору медицины Хансу Лаку (Hans Lack), вместе с которым мы проводили анализ данной пациент­ки). Речь идет о девятнадцатилетней девушке, которая, на­ряду с другими симптомами, страдала мутизмом. Мутизм — это относительно редкое расстройство, которое состоит в том, что пациент утрачивает способность говорить в при­сутствии других людей, делая исключение лишь для немно­гих. В каком-то смысле он утрачивает язык. Во время пер­вых сеансов пациентка могла только рисовать картинки. Однажды, в то время, когда она уже начала понемногу го­ворить, она написала следующую сказку:

Далеко на севере, там, где солнце появляется на не­бе лишь на несколько часов, много лет назад жил чело­век, который был садовником. Однако его сад отличал­ся от всех прочих тем, что росли в этом саду только больные растения. Это была настоящий цветочный ла­зарет. Печально и устало выглядели здесь растения, мно­гие были полузасохшими, другие изъедены гусеницами. Свои маленькие головки цветы держали низко склонен­ными, и только иногда, когда садовник приближался, чтобы полить их, они открывали глаза, глядя на него с благодарностью, однако сказать ему они ничего не мог­ли, так как голоса цветов слишком тихи и нежны для того, чтобы человек мог их расслышать.

Каждый день садовник сажал новые цветы, потому что в той местности было много больных растений, и каждое, которое ему попадалось, он относил в свой сад. Когда цветы выздоравливали, он вновь пересаживал их туда, где нашел. Обычно благодаря его заботам цветы поправлялись, одни быстрее, другие медленнее, потому что сад раскинулся широко и свободно и солнце посы­лало туда со своими лучами свет и тепло.

Всех дольше находился здесь василек: несколько ме­сяцев назад садовник нашел его полуувядшим в поле и принес с собой. Давно уже все его подруги были здоро-

157

вы и другие больные цветы росли на их месте, но ва­сильку не становилось лучше.

Поначалу, правда, казалось, что он тоже скоро по­правится. «Если бы я только знал, чего тебе не хвата­ет», часто говорил садовник и замечал, глядя на цветок, что день ото дня тот становится все печальнее.

Однажды утром он снова стоял около василька, сравнивая его с другими цветами, и решил, что все его усилия и заботы бесполезны. «Все, что мог, я сделал, — сказал он, потеряв терпение. — Теперь я подожду еще пару дней, и если, несмотря на все мои усилия, успеха не будет, я тебя вырву»,

Испуганно смотрел на него цветок, однако сказать ничего не мог Печально и одиноко чувствовал он себя, и не было у него сил, чтобы стать здоровым.

Ночью, когда все уснуло, появилась в саду добрая фея цветов, покровительница всех растений, цветов, де­ревьев и кустарников. «Я дам тебе на одну ночь голос, — сказала она цветку. — Явись садовнику во сне, может быть, он тебя услышит». Бережно взяла фея в руки цве­ток и незаметно перенесла его в сновидение садовни­ка. Всю ночь печально говорил с ним цветок, но голос его не был услышан.

Днем садовник пришел с большой мотыгой, и с пер­вым же ее ударом вылетела из цветка его душа. Больше он не чувствовал боли, он почувствовал себя свободным и счастливым и устремился к небу. Там он увидел свет­лые облака, солнце, сиявшее ярче прежнего, и, наконец, увидел рядом с собой лик прекрасного ангела.

«Куда мы летим?» — спросил у него василек. И ан­гел рассказал ему о далеком небе, высоко-высоко, у самого Бога, там всегда светит солнце, а небо такое голубое, каким его никогда не увидишь с земли. Там, наверху, рассказывал ангел, нет больных цветов, все они здоровы и счастливы. «Но как это так, — спросил цветок у ангела, — что там нет больных цветов?» Ангел улыбнулся: «Расскажи мне о себе, — попросил он. — Расскажи, маленький цветочек, почему ты не стано­вился здоровым?» Василек поднял свое лицо к ангелу и заглянул в его теплые добрые глаза. «Если бы я стал здоровым, — тихо прошептал он, — мне пришлось бы

 

158

покинуть сад. Со всеми цветами так. Но я был там так счастлив и боялся снова остаться один в огромном ши­роком поле»

Выше и выше поднимался ангел с цветком в руках. «Смотри, — сказал он ему. — Теперь мы у Бога; здесь, наверху, ты попадешь в самый прекрасный сад, и твоя душа преисполнится радости, потому что Бог любит те­бя, вот поэтому и нет на небе больных цветов».

Любимой детской сказкой этой девушки была сказка Андерсена о Дюймовочке. Стоит провести сравнение ме­жду сказкой Андерсена, сказкой пациентки и ее пробле­мами. Но сначала приведем краткое содержание «Дюймо­вочки»:

В этой сказке одинокая женщина страстно мечтает о ребенке и получает от ведьмы ячменное зерно, из ко­торого вырастает прекрасный тюльпан. Когда он рас­пускается, в нем сидит маленькая девочка, ростом не больше дюйма, почему она и получает имя Дюймовоч­ка. Однажды ее похищает крот и хочет выдать замуж за своего сына. Однако с помощью рыбы ей удается спа­стись. После долгого опасного путешествия, во время которого происходит много приключений, она, нако­нец, попадает на спине ласточки в теплую южную стра­ну. Там в саду каждый цветок увенчан маленьким зам­ком «цветочного ангела». Дюймовочка выходит замуж за своего принца. На свадьбу она получает в подарок па­ру крыльев, чтобы, подобно остальным, перелетать с цветка на цветок.

В своей фантазии девушка бессознательно заимствует некоторые мотивы из своей любимой детской сказки. Пре­жде всего это мотив цветочного существа. В «Дюймовочке» это тюльпан, у пациентки — василек. Затем это тихий, еле слышный голосок, и, наконец, обе сказки содержат мотив полета и присутствия ангела. Различие, однако, состоит в том, что у Андерсена из цветка появляется человеческое или похожее на человека, существо, в то время как у пациент­ки сам цветок очеловечивается, то есть наделяется голосом и человеческими чувствами. Таким образом она остается в вегетативном состоянии, отчужденном от сознания. Не уди-

159

вительно, что она также не в состоянии осуществить кон­такт с садовником-лекарем, и ее голос остается не услы­шанным. Нежный голосок Дюймовочки, напротив, хорошо слышен окружающим и, кроме того, «еще она умела петь, о, так нежно и прекрасно, как еще никому не приходилось слышать». Люди и животные влюбляются в ее пение. В кон­це сказок оба персонажа попадают в другой мир, но Дюй­мовочка остается на этой земле и, выходя замуж, обретает собственную способность к полету, в то время как василек покидает землю и переносится на небо ангелом.

Если в обоих случаях цветочное существо понимать в качестве символа мира фантазии соответствующих авто­ров, то хорошо видно, что творческая фантазия поэта со­храняет контакт с миром. Истории и рассказы, порожден­ные его воображением, при всей их нежности и красоте, все же остаются в этом мире. В них речь идет об опас­ностях и приключениях, но не о том, чтобы постоянно оставаться погруженным в болезнь, сопровождающуюся опасным желанием вынуждать другого человека к любви и заботе о себе. Сказка пациентки, в противоположность сказке поэта, очень ясно отражает ее в значительной сте­пени разрушенный внутренний мир, откуда следует ее не­способность говорить, вступать в отношения с другими людьми и ее тенденцию ускользнуть из этого мира в не­бесное царство своей фантазии, из которого уже ничего не сможет попасть наружу. Однако, несмотря на все это, ценно то, что с помощью сказки ей удается высказаться о существующих у нее стремлениях и конфликтах.Тем са­мым сказка ведет ее в область возможности излечения.

В качестве следующего примера всплывания сказочных мотивов в процессе формирования психических образов, или гештальтов, я хотел бы привести медитативные образы одного своего пациента. Способность испытывать состоя­ние, когда человек позволяет возникать внутри себя меди­тативным образам и сам активно участвует в происходящем, является очень сложным психическим процессом, по всей вероятности требующим определенной предрасположенно­сти. Во всяком случае, отнюдь не всем это удается, хотя до некоторой степени этот феномен поддается изучению; ме-

160

дитации можно обучить. Здесь речь идет не о так называе­мых мысленных кинофильмах, когда, при закрытых глазах, мимо пробегает череда образов, как в кино, но о настоя­щих событиях, которые Я переживает и претерпевает при участии всех органов чувств. В аналитической психологии это обозначается как «активное воображение»².

Пациент на аналитическом сеансе рассказал о сновиде­нии, в котором он, будучи в сопровождении двух товарищей или подруг на лугу, нашел очень большой круглый стеклян­ный диск около десяти сантиметров толщиной. Ему было мало толку от этого символа, и поначалу его идеи, возни­кавшие во время сеанса, никуда нас не привели. Однако это круглое стекло настолько его интересовало и притягивало, что дома он решил взять его в качестве объекта для меди­тации. На следующее занятие он принес это описание:

Я дважды начинал медитировать и концентриро­ваться на этом диске. В первый раз он превратился в большую круглую мраморную глыбу. Потом к ней при­соединился помост, на котором работали египтяне. Они высекали на мраморе иероглифы, которые я, однако, не мог прочесть. Потом глыба покатилась к лесу, находя­щемуся на заднем плане, становясь все меньше и мень­ше, и наконец скрылась. Потом она превратилась в большую желтую летящую змею. Я сам тоже находился в лесу, двигаясь без цели и ощущая сильное волнение. Потом я сел на змею и полетел на ней в Тибет, к мона­стырю. Возникло чувство отвращения. Я не хотел там оставаться и повернул назад. Я прекратил медитацию, чтобы вернуться к ней позже.

На этот раз диск превратился в медленно вращав­шийся земной шар, который сначала я наблюдал изда­ли. Он медленно приближался, в то время как я парил где-то над Африкой. Внизу лежал утренний туман, был солнечный день и передо мной снова был широкий лес. Я лежал в поле, уткнувшись носом в землю и разгляды­вал большого золотого жука. Тот пришел в движение, и я отправился за ним. Он привел меня к огромной пе­щере, вход в которую был закрыт каменными плитами. Когда я приблизился, они отошли в сторону. Я вошел и нашел там великих персонажей римской истории, со-

161

бравшихся на банкет. Один мужчина предложил мне зо­лотой бокал с красным вином. Потом пещера обруши­лась. Я снова был в поле и пахал. В плуг был впряжен удивительно красивый бык. После этого я сеял пшенич­ные зерна. Наконец мы с быком пришли к реке и оба из нее пили.

У пациента, очень рафинированного человека средних лет, речь здесь шла о проблеме его продуктивной дееспо­собности. Стеклянный диск, найденный им в сновидении и вызвавший медитативный процесс, напоминает о функ­ции стеклянного шарика в индийской сказке «Crystal-gazing», который в качестве «янтры» используется для то­го, чтобы сделать видимыми бессознательные содержания. Похожее сновидение, в котором этой цели служит драго­ценный камень, сообщает С. A. Meier³. Стекло напомина­ет о сказочном зеркале, в котором можно увидеть весь мир, символ, с которым мы встречались в первой из рассмот­ренных в этой книге сказок.

Затем возникают два потока образов, которые содер­жат вполне сказочные события. В первом из них пациент перенесен летающей змеей в монастырь, что, однако, ему явно не по вкусу, и он прерывает эту медитацию. Символ змеи также известен нам из первой сказки в качестве оли­цетворения глубокой инстинктивной силы. Здесь к нему прибавляется мотив полета, который также известен нам из сказки. В арабском цикле сказок «История о носиль­щике и трех дамах»⁴ в четвертой истории змея переносит героиню домой с уединенного острова, на который она вы­брошена кораблекрушением. Змея — это благодетельное демоническое существо, которое оказывается благодарным за оказанную прежде услугу. В медитации летающая змея соответствует сильному выбросу психической энергии в сторону интроверсии, которую означает монастырь как ме­сто, используемое в качестве символа полной отстранен­ности от внешнего мира и концентрации на внутреннем. Можно придерживаться разных мнений относительно то­го, является ли правильным решение пациента отказаться от этого предлагаемого бессознательным направления. Ка­кой выбрать путь, должен решить сам пациент. Здесь оче-

162

видно, что он опасается усиления отчуждения от мира. Тибет очень далек от нас, и безучастность буддийской мис­тики по отношению к сансаре (миру явлений) обычно чуж­да западному человеку. Вероятно, для пациента предпоч­тительнее попытка присоединения (AnschluB) к «первооб­разам» собственной культуры, что и происходит во второй медитации. Фауст также вынужден был прервать свою связь с духом земли, потому что она превышала его воз­можность постижения. Слишком великие видения часто приводят к психической инфляции, которая, с другой сто­роны, сопровождается полной безответственностью, хоро­шим примером чему является святой Николай фон Флюе (Nikolaus von Flue), позволивший своей жене и детям впасть в полную нищету⁵.

Итак, во второй медитации пациент уткнулся носом в землю, в чем можно видеть точную противоположность не­бесному полету змеи. Здесь он сначала видит золотого жу­ка, который, очевидно, представляет собой ведущий ин­стинкт и соответствует сказочному мотиву животного-по­мощника. Он приводит его к пещере, закрытой каменными плитами, которая при приближении открывается, что тоже является обычным сказочным мотивом.

X. фон Байт цитирует рассказ Паулуса Дья конуса (Раи-lus Diaconus), согласно которому король франков Гунтрам (умер в 1593 г.), устав на охоте, уселся отдохнуть под дере­вом. Он положил голову на колени своему спутнику, сво­ему верному слуге. Вдруг тот увидел, как изо рта короля показалось животное, похожее на змею, направилось к ис­точнику и напрасно старалось переправиться через выте­кавший из него ручей. Тогда он вынул из ножен свой меч и положил так, чтобы животное могло по нему прополз­ти. На другой стороне ручья оно скрылось в горной пеще­ре, а потом с помощью меча вернулось назад и вновь за­ползло в рот королю. Проснувшись, тот рассказал своему спутнику, что ему приснилось, будто он переправился че­рез реку по железному мосту, проник внутрь горы и уви­дел там кучу золота. Тут верный слуга рассказал королю о том, что он видел, а когда они вместе добрались до того места, куда вползала змея, то нашли бесчисленные сокро-

163

вища⁶. Очевидно, что здесь животное представляло персо­нификацию одной из частей психики короля.

Находящиеся в пещере римляне из медитации тесно связаны с существовавшей в то время у пациента пробле­мой. По профессии он был историком, и римская история в это время входила в сферу его профессиональных инте­ресов. Таким образом, здесь в медитации открывается до этого запертая и замкнутая в бессознательном связь с об­ластью его профессиональной деятельности. После того, как он выпил бокал вина, то есть вступил в связь с этой об­ластью, пещера вновь исчезла, и теперь он мог, вместе с бы­ком, символом человеческой силы и мощи, возделывать по­ле своей жизни, вновь ставшее плодородным. В соответст­вии с этим выводом в дальнейшем оказалось, что терапия с учетом такого пониманием содержания медитации при­вела к заметному ослаблению симптомов.

Согласно К. Г. Юнгу⁷, противоположность змеи и вола представляет собой противоречивость психической энергии как таковой. Эта энергия не только стремится наружу, яв­ляя собой волю к жизни и созиданию (вол), но также на­зад, внутрь, чтобы почерпнуть там силы для обновления жизни (змея). В нашем примере путь змеи отвергается, так как очевидно, что еще необходимо деятельное осуществле­ние жизненного строительства.

В конце своей книги мне хотелось бы поместить сказ­ку, написанную пациентом сорока одного года. Он стра­дал от сильного расстройства чувств (Gefuhlskonflickt), при­чин которого сам не мог понять и объяснить. В течение нескольких недель это расстройство увеличивалось, так что, несмотря на все усилия, ему не удавалось сосредото­читься на своей работе. Наконец спонтанно возникла эта фантазия, вызвавшая у него потребность обработать ее и записать. После этого наступило заметное облегчение. Хо­тя проблема не была решена, все же напряжение, препят­ствовавшее его работе, снизилось. В персонажах рассказа отчетливо персонифицированы его собственные характер­ные стремления и имеющийся в это время конфликт, а также поиск возможности его разрешения, ему самому еще неясного. Вскоре (спустя несколько дней) после того, как

164

эта история всплыла в сознании, она была обработана и записана. По моему мнению, она может послужить хоро­шим завершением нашего путешествия по сказочной стра­не, пребывающей в душе человека.

Давным-давно и еще за сто лет до того в деревне, что расположена была неподалеку от столичного горо­да Цунтрапеза, жил на берегу моря юноша. Отец его был кузнецом, но сын был не слишком силен, да к тому же расположен к мечтаниям, и потому предпочел писать картины, которые время от времени покупали богатые горожане. Зарабатывал он этим немного и потому жил в простой хижине со своими пернатыми друзьями, во­роном Якобом и совой Мандой. Якоба юноша нашел однажды в лесу под деревом, должно быть, птенец, по­хожий в то время на пищащий пучок перьев, выпал из свитого на этом дереве гнезда. Юноша взял его в дом, выходил, а после того, как птенец вырос и мог уже сам о себе позаботиться, он добровольно остался у юноши и стал ему верным другом. Манда, сова, попала к нему два-три года спустя и была тогда уже взрослой птицей, а случилось это так: мышь, за которой она охотилась, скрылась под половицами дома, и сова стремглав бро­силась за ней. Однако за несколько дней до этого ху­дожник натянул перед домом тонкую проволоку для ог­рады, и, на свое несчастье, птица, не заметив ее, нале­тела на эту проволоку. В результате на следующее утро он нашел ее лежащей со сломанным крылом перед сво­ей дверью. Юноша взял сову в дом, наложил ей на кры­ло шины и заботился о ней до тех пор, пока она вновь не стала здоровой. В благодарность сова тоже осталась у него, и так они жили втроем счастливо и весело в ма­ленькой хижине на берегу моря. Счастливый случай по­мог им хорошо понимать друг друга, а произошло это так: однажды волны вынесли на берег старый сундук, и художник нашел в нем несколько книг, принадлежав­ших перу знаменитого доктора Дулитла, занимавшего­ся лечением животных, и среди прочего там оказался полный лексикон птичьего языка. Конечно, наш худож­ник прилежно его изучил и вскоре смог вести беседы с вороном Якобом и совой Мандой. Так он узнал о том,

165

что Манду, собственно, звали совсем не Мандой, а Амандой. Когда она налетела на проволоку, у нее не только сломалось крыло, но из-за сильного удара из ее имени выпала эта первая гласная, и все дальнейшие поиски, которые вместе с ней вели юноша и ворон, не помогли ей отыскать потерянную А. Манду это очень огорчало, потому что именно А ей особенно хотелось иметь, и порой она с завистью косилась на Якоба (Ja-kob), с которым такого не могло произойти, потому что обе свои гласные он заботливо укрыл между согласны­ми. Правда, со временем она утешилась тем, что в ее имени все же остались две другие «А».

Все было бы хорошо, если бы страну, в которой они жили, не постигло уже давно ужасное бедствие, а произошло это так: королевская дочь, юная, прекрас­ная и очаровательная принцесса, по никому не извест­ной причине потеряла свою тень и с тех пор стала со­вершенно удивительным существом. У себя в королев­ском дворце она не могла терпеть ничего, что хоть немного было связано с грязью или не содержалось в образцовом порядке, и из-за этого она целыми днями старалась удалить каждую пылинку, если только где-ни­будь ее находила. Это заходило так далеко, что старый слуга однажды был поражен, увидев, как в огромном коронационном зале с многочисленными коврами она удаляет с каждой ворсинки пылинки и укладывает их рядами, как солдат личной гвардии. Сколько-нибудь разумной работой она вообще не могла заниматься. И хотя это очень ее огорчало, плакать, однако, она тоже не могла, равно как и смеяться, так как это привело бы в беспорядок ее косметику или ее прическу, кото­рой она ежедневно посвящала немало часов, заботясь о том, чтобы каждый волосок находился на отведен­ном ему месте. Так же обстояло дело и с одеждой, ни одно платье она не могла носить сколько-нибудь дол­го, и переодевалась, как только оно хоть чуточку пач­калось. Потребность ее в обуви была так велика, что ее отец, старый король, завел собственную королев­скую обувную фабрику, потому что покупать столько обуви было бы слишком дорого. Некоторые злонаме­ренные люди в государстве, например, социалдемо­-

166

краты, не верили, что она так поступала из-за страха перед грязью, и называли ее за спиной модной кук­лой, гордой и тщеславной, однако это было совсем не так. Во всем свете не найти было никого скромнее и смиреннее принцессы, ведь она исполняла каждое же­лание своего отца, а также и всех прочих людей, кото­рых любила, и все происходящее причиняло ей боль, однако она никогда не жаловалась старому королю. Кроме того, она странным образом не могла выносить запах собственного тела, хотя он совсем не был плох, и каждое утро приказывала своей камеристке выливать на нее целый флакон духов. Некоторые слишком чув­ствительные люди падали в обморок, если им прихо­дилось долгое время находиться с ней в одном поме­щении, и их надо было выносить оттуда. Однажды принцесса покачала головой, глядя на это, но больше не осмеливалась так поступать, потому что после это­го вместо 756 волосков с левой стороны от ее пробора оказалось 758, и горничной понадобился целый час, чтобы отыскать и вернуть на место два лишних волос­ка. У принцессы было много женихов, добивавшихся ее руки, но всем им она предлагала попытаться вер­нуть ей ее тень, которая должна находиться на дале­ком острове, и все они отправлялись туда, но никто не возвратился. Это очень огорчало девушку, а так как, будучи юной принцессой и наследницей, она олице­творяла плодородие и рост в государстве, то плохо об­стояли дела и во всей стране. Деревья больше не при­носили плодов, колосья на полях были пусты, а вме­сто крупных картофелин вырастали только жалкие корешки, которые нельзя было употреблять в пищу.

Так как все вокруг вздыхали и терпели нужду, наш молодой художник тоже вздыхал и терпел нужду, пото­му что горожане больше не могли покупать его карти­ны, ведь они должны были тратить слишком много де­нег на покупку зерна за границей. Манду, сову, это так огорчало, что однажды ночью она тайком полетела во дворец в спальню принцессы, потому что надеялась что-нибудь там разузнать. Ей повезло, так как принцесса имела обыкновение разговаривать во сне, и таким об­разом Манда кое-что узнала уже в первую ночь. После

167

этого она каждую ночь летала туда, к спящей принцес­се, и когда провела так семь раз по семь ночей, узнала всю историю и рассказала ее молодому художнику.

До своей болезни принцесса была веселой молодой девушкой, которая к тому же была очень любопытна. Однажды ночью, когда она долго не могла заснуть, она поднялась с постели и прошлась по комнатам дворца. Тут она услышала доносящийся снизу, из погреба отда­ленный шум, казалось, будто сразу говорит множество людей. Любопытство заставило ее спуститься по лест­нице в погреб, и там она обнаружила, что из дверной щели запретной комнаты падает луч света и слышен шум. Эту комнату оставил запертой еще дедушка ста­рого короля, потому что в ней водились привидения. В прежние времена короли Цунтрапеза еще не были та­кими культурными и благонравными людьми, как сего­дня. Это были дикие молодцы, которые бродили по ле­су в медвежьих шкурах, пили много ячменного пива, по­стоянно дрались и грубо шутили с девушками. Даже отец принцессы в юности был замечен в подобных ве­щах. И эти-то молодцы, которые не могли успокоиться после смерти, устраивали во дворце по ночам свои гру­бые игры. Наша любопытная принцесса приблизилась к двери и кое-что разглядела сквозь замочную скважи­ну, правда, совсем немного, и вдруг дверь распахнулась и оттуда вышел ужасный старик с всклокоченной боро­дой и налившимся кровью глазами. В руке он держал большой острый нож, зловеще блестевший в свете го­ревших в зале свеч. Он схватил дрожащую маленькую принцессу и закричал: «Ну, кого же мы поймали?» От страха принцесса не могла отвечать и едва выговорила свое имя. Но как только Змеиный Князь, так называли этого человека, услышал ее имя, он пронзительно захо­хотал и воскликнул: «Если ты не хочешь, чтобы я ут­ром рассказал твоему отцу, как ты непристойна и лю­бопытна и как ты вынюхивала что-то в запертой ком­нате, ты должна мне что-нибудь подарить». «Все, все что у меня есть, я подарю тебе, — взмолилась принцесса. — Я сейчас же уйду отсюда и принесу тебе мою любимую куклу». Тут злодей снова захохотал и закричал: «Мне не нужна твоя кукла, можешь оставить ее себе, я хочу по­-

168

лучить твою тень». «Мою тень? — удивилась принцес­са. — Но как же ты сможешь ее получить?» «Так», — от­ветил он и резко взмахнул своим острым ножом у ее пя­ток, одним движением отделив тень. После этого он опять громко расхохотался, взял тень под руку и скрыл­ся с ней, не забыв запереть за собой дверь. Принцесса же печально и смущенно прокралась обратно в свою комнату, и с тех пор ее больше никто не видел веселой. Она пребывала в страхе, оттого что каждую ночь ей снился злодей, угрожавший ей ножом, так что она с криком просыпалась в холодном поту. «Может быть, она употребляла столько духов, — заметила Манда, которая была очень практична, — потому что потела от страха?» Но тут же поправила себя и сказала: «издавала запах», потому что слово «потеть» не подходит для принцессы. «И куда же Змеиный Князь увел тень принцессы?» — спросил художник. Манда знала и это, дело в том, что принцесса прочитала однажды в старых хрониках, что жилище Змеиного Князя находится на далеком морском острове, в глубокой подземной пещере, и к этому-то острову она и посылала теперь всех женихов, которые к ней сватались.

Когда молодой художник услышал эту историю, он побледнел от гнева и ярости, потому что хоть он и был очень мечтателен, но, однако, обладал сильными чув­ствами. Вся его кровь пришла в волнение, а его сердце так громко стучало в груди, что еле слышавшая вдова пономаря, жившая за два дома от него и ужинавшая у себя за столом, крикнула: «Войдите!», потому что ей по­казалось, будто кто-то стучит в дверь. И тогда он решил испытать свое счастье и попытаться вернуть принцессе ее тень.

Когда на следующий день он прибыл ко двору, ко­роль был слегка удивлен, увидев этого необычного же­ниха. Одет он был отнюдь не в шелка и бархат, напро­тив, на куртке его видны были заплаты, и даже брюки были аккуратно заштопаны. Он не мог прибавить прин­цессе славы и величия и не только не принес богатых подарков, но даже попросил у старого короля денег, что­бы купить билет третьего класса для путешествия к ост­рову. Ведь в последнее время его картины продавались

 

169

совсем плохо, а плыть зайцем казалось ему неблагород­ным. Старый король глубоко вздохнул, но поскольку нужда была слишком велика, а никто из прежних же­нихов еще не вернулся, он дал молодому художнику свое благословение и деньги на билет третьего класса.

В тот же день художник со своими друзьями, Яко­бом и Мандой, отправился в путь из гавани Цунтрапе-за. Перед этим он ненадолго зашел в дом отца и, вспомнив одну слышанную в детстве сказку, решил, по­добно герою этой сказки, сковать себе три железных кольца, чтобы заключить в них свое сердце, потому что он полагал, что это ему пригодится. Ведь от гнева его сердце так сильно стучало в его груди, что встречные оборачивались на него, пока он не надел свои желез­ные кольца.

Сорок дней плыл корабль к острову по многочис­ленным дальним морям и, наконец, приплыл к остро­ву, на котором жил Змеиный Князь с принцессой-те­нью Незадолго до того, как они высадились на остро­ве, Якоб полетел вперед на разведку. Таким образом, еще до того, как он ступил на остров, художник уже знал, что тень принцессы жила в небольшом замке, который был выстроен в долине между горой, на скло­нах которой рос виноград, и оливковой рощей. С пол­ными чувственными губами и длинными кроваво-крас­ными ногтями, она была прекрасна мрачной ослепи­тельной красотой. До глубокого полдня она обычно спала и вообще, в отличие от своей светлой сестры, была чрезвычайно ленива, почти весь день она лежала на диване, курила много сладких сигарет, а ночью, как рассказывали в тех местах, выпив вина, она скрыва­лась внутри горы, где жил Змеиный Князь. С мужчи­нами же и юношами, которые прибывали на остров, чтобы ее освободить, происходили чудовищные вещи. Каждого из них встречала она очень приветливо. «Здравствуй, милый, — обычно говорила она, — чему я обязана твоим посещением?» Когда он отвечал, что прибыл, чтобы увезти ее с острова, она делала вид, что согласна. «Но, — так говорила она, — только в ночь, когда один год приходит на смену другому, могу я по­кинуть остров и последовать за тобой. До тех пор ос-

170

тавайся здесь у меня, и мы вместе проведем оставшее­ся время». И неразумные женихи оставались у нее, по­зволяли ей подавать сладости и лакомства и пили опь­яняющие напитки. Ее мрачная красота днем делала их такими неразумными и слепыми, что они уже плохо соображали, что делают, а когда наступал вечер, она вела каждого в богатые спальные покои, натирала ма­зями и благовониями и обещала, что ляжет рядом и будет ласкать и целовать его всю ночь. Сама же клала в постель опьяненному и ослепленному страстью по­сланцу принцессы большую резиновую куклу, каких да­ют детям для игры, и кукла эта пищала, когда на нее нажимали. Но сама она исчезала и спешила к Змеино­му Князю, где оставалась до утренней зари. Для по­сторонних было очень комично наблюдать, как бед­ный жених всю ночь лежал с резиновой куклой в руках, ласкал и целовал ее, разговаривал с ней и радовался каждый раз, когда она пищала, потому что принимал этот писк за слова любви и обещания. Так повторя­лось каждую ночь, в то время как днем темная прин­цесса становилась совсем другими существом. Она больше не бывала с ними приветливой и дружелюб­ной, напротив, бедняги должны были целый день за­ботиться только о том, чтобы исполнять все ее прика­зания. Она заставляла их натирать полы, запрягать ка­рету, в которой она ехала развлекаться, в то время как они должны были без устали работать в саду, в пути же она обращалась с ними как со своими лакеями. Однако когда приходил срок, назначенный для возвра­щения домой, в ту самую ночь, когда один год сменя­ет другой, она никому неведомым способом превра­щала их в животных. Эти животные бродили по ост­рову, влача самое жалкое существование, и никто не мог положить конец этому бесчинству, потому что ве­лико было могущество старого хозяина горы. Змеино­го Князя.

Например, один принц был превращен ею в петуха. До этого он был очень тщеславен, любил пышность и титулы и бегал за каждой юбкой. Ни одна девушка у не­го во дворце не чувствовала себя с ним в безопасности. Теперь он был петухом, и как таковой он великолепно

 

171

кукарекал, заглядывал в чужие курятники, флиртовал там с курами и дрался с другими петухами, пока, нако­нец, жена бургомистра, не поймала его и не посадила в клетку. Она была женщиной строгих нравов, которая, будь ее воля, запретила бы спариваться даже комнатным мухам. Другой принц, очень юный, был превращен в со­баку, вислоухую и пускающую слюни, и должен был в течение многих дней выть и скулить перед дверью зам­ка, скрестись у порога и причитать так жалобно, что это могло бы растрогать камень, пока наконец не прибыла его старая мать и не увела его на веревке. Наконец, третьего принцесса-тень превратила в селезня, который непрестанно плавал по пруду, при этом он был так ув­лечен своим гоготанием, что ему было некогда искать корм, и он жил лишь парой хлебных крошек, которые иной раз из скуки бросала ему принцесса.

Так обстояли дела на острове. После того, как юный художник узнал об этом от Якоба, он поблаго­дарил Бога, что ему пришла в голову мысль о кольцах, в которые заключил он сердце, потому что иначе оно могло бы разорваться. Потом же он впал в глубокое раздумье и решил прежде всего ни в коем случае не жить у принцессы в замке, а также не брать ничего из ее кушаний и напитков. И он остался верен этому ре­шению, хотя когда он предстал перед нею, ее мрачная сверкающая красота поразила его, и три кольца заскри­пели — так сильно забилось его сердце от избытка чувств. Она была очень любезна с ним, пообещала, как и другим, что в ночь, когда один год сменяет другой, она вернется с ним домой, а затем предложила ему фрукты и напитки. Но он ничего не взял и заявил, что хотел бы подождать. Также отказался он от помеще­ния в замке, отговорившись тем, что он для такой чес­ти недостаточно важная персона, и снял небольшую хижину у моря, в которой вместе со своими друзьями ожидал назначенного срока и прилежно писал в это время картины.

Принцесса была удивлена и раздосадована его по­ведением, так как она не получала над ним никакой власти и не могла подействовать на него своими чара­ми. «Если он не идет ко мне, — подумала она, — то при­-

172

дется мне самой пойти к нему», и, взяв с собой хозяй­ственную сумку, полную разных лакомств и опьяняю­щих напитков, отправилась вниз к его хижине. Но сколько она туда ни ходила, все было безуспешно. Правда, художник всегда был с нею любезен, и они много беседовали, но он не брал ничего из ее даров и не позволял ей придираться или поручать ему низкую работу, которую, по его словам, она и сама могла бы вы­полнить. Поначалу она, правда, делала такие попытки, но скоро заметила, что это не имеет результата, и толь­ко иногда проявлял он к ней внимание или делал ка­кое-то одолжение как даме. При этом она, собственно, не была настоящей дамой, но художник не делал тако­го различия, во всяком случае, насколько это относи­лось к его поведению.

Так прошел год, и когда пришла ночь, в которую старый год прощается с новым, он пришел со своими птицами к замку за принцессой. У него было тревож­но на душе, потому что он знал, что случалось в такие ночи с другими. Принцесса в прекрасном платье стоя­ла в большой ярко освещенной зале своего замка и дер­жала в руке чашу с прекрасными плодами. Она покло­нилась ему и сказала: «Мой господин и повелитель. Я хочу пойти с тобой, так как это определено судьбой, но прежде, чем мы отправимся в путешествие, возьми эти плоды из моего сада, чтобы я видела, что ты ко мне расположен». Юный художник, однако, услышав предостережение Манды, которая заметила насмешли­вую улыбку на склоненном лице принцессы, вспом­нил о судьбе своих предшественников и выбил правой рукой чашу из ее рук, так что она разбилась, а фрукты покатились по земле. В то время как принцесса побе­лела от гнева и ярости, рука художника, которой он коснулся чаши с плодами, стала вдруг менять свой вид и на ней начала расти свиная щетина. Тогда ворон по­ложил на нее свое крыло, и вместо свиной ноги пра­вая рука художника превратилась в воронье крыло. «Так жди теперь следующего года, дурак», — восклик­нула принцесса и превратилась в серого волка, кото­рый выбежал из залы и побежал к горе, где было жи­лище Змеиного Князя. Однако Манда последовала за

173

ней, и так как она хорошо видела в темноте, то смогла лететь за волком по всем подземным коридорам, веду­щим в покои князя.

Он восседал, как на троне, на огромном крабе с ужасными клещами, у его ног сидел отвратительный паук величиной с овчарку, а вместо колонн вытянулись живые змеи, издававшие жуткое шипение. Обратив­шаяся в волка принцесса с плачем бросилась к ногам Змеиного Князя и рассказала ему, как все случилось, но он схватил бич и бил ее до тех пор, пока не пока­залась кровь, а потом закричал ей: «Ты, потаскуха! Не давал ли я тебе все что пожелаешь, чтобы ты обманы­вала и соблазняла людей? Это золотое кольцо, кото­рое ты носишь на правой руке, не моя ли награда за твою злобу? Какой опасности ты подвергаешь меня! Если здесь окажется тот, кто семь раз откажется от ядовитых плодов, превращающих людей в животных, то мне придется умереть. Постарайся же, жалкая дев­ка, и принеси его в жертву на будущий год, и полу­чишь золота сколько душе угодно».

Манда услышала достаточно и полетела обратно к маленькому домику у моря, где художник, у которого те­перь вместо правой руки было воронье крыло, сидел вместе с Якобом и печально смотрел на море. Когда они услышали рассказ Манды, у него снова появилась на­дежда и он решил остаться на острове. Правда рисовать ему теперь приходилось левой рукой, и дело шло не слишком успешно, хотя он и очень старался. Принцес­са же из страха перед Змеиным Князем приходила к не­му почти каждый день, и всякий раз на ней было новое изысканное платье, иногда она даже не надевала бюстгалтер, чтобы ее юная грудь была заметнее под одеждой. Приносила она и всевозможные лакомства, которые он по-прежнему отвергал и продолжал жить по-старому. Когда пришла следующая новогодняя ночь, случилось то же самое, только на этот раз он опрокинул чашу на землю левой рукой, и теперь левая рука превратилась в воронье крыло. Вновь обернулась принцесса волком и поспешила к Змеиному Князю, который ее жестоко из­бил, но когда она вернулась к себе и заснула, ей при­снился следующий сон:

Она находилась в большом театре, на сцене которого сменяло друг друга все, относящееся мишуре и блеску нашей ярмарки тщеславия. Но все золото и все драго­ценные камни, все жемчужины и бриллианты показа­лись ей такими пустыми и ничтожными, что она поки­нула театр и пошла ночными улицами, пока не подо­шла к ограде. Она прошла в калитку, и встретила за оградой юного художника. Он показался ей таким пре­красным и привлекательным, что она без страха при­близилась к нему. Тут на нее вдруг напал волк, тот са­мый, в которого она сама превращалась по ночам. Но юноша бросился на зверя. Он боролся с ним, выколол ему глаза и, наконец, задушил. Таким образом она бы­ла спасена.

Когда наутро принцесса проснулась, у нее было очень легко на сердце, а придя днем в дом художника, она заметила, что ей приятно его видеть

С тех пор она начала меняться. В ней что-то про­изошло, и она стала помогать юноше в его работе, а вре­менами она даже готова была вставать в девять часов ут­ра и отправляться вниз к морю. Ему было теперь совсем плохо, юному художнику, потому что он не мог больше пользоваться обеими своими руками, не мог удержать карандаш, не мог двигать кистью. Несмотря на это, он не терял мужества. Кисть или карандаш он брал в рот и медленно двигая головой наносил линии на бумагу или на холст. Должно быть оттого, что он все время ду­мал о принцессе, у него выходило только очень малень­кое, почти кукольное личико девушки и открытая грудь, на которой вместо сосков он рисовал маленькие сердеч­ки. Может быть, думал он про себя, это место, где жен­ская природа является наиболее плодоносной, питаю­щей и жертвенной, это место у его принцессы сильнее связано с сердцем, сильнее, чем с ее страстями. Очень неприлично, безжизненно и по-детски выглядели эти фигурки, и немногие, глядя на них, могли подозревать о его таланте.

Так шли годы. Каждый день принцесса спускалась к морю. Ее одежда стала проще и, благодаря этому, бла­городнее и элегантнее, ее ногти больше не были таки­ми кроваво-красными, и иногда даже видели, как она

 

174

помогает художнику прибирать его жилище. Чаще иг­рала она на берегу с маленькой деревенской девочкой, а ее радостные крики в время охоты доносились до ху­дожника, в котором все больше становился вороньего Каждую новогоднюю ночь стояла она перед ним со сво­ей чашей. На третий год он опрокинул чашу левой но­гой, на четвертый — правой, и обе его ноги преврати­лись в вороньи лапы. На пятый год он оттолкнул чашу бедром, а на шестой — плечом. Каждый раз ворон не позволял ему стать жирной свиньей и давал свое собст­венное обличье, так что на седьмой год только голова художника оставалась человеческой.

Однако, в то время как художник превращался в во­рона, менялась и принцесса. С каждым годом ей ста­новилось все труднее принимать волчье обличье, и ее человеческая натура держалось все крепче. А так как Змеиный Князь имел власть только над ее волчьей сущ­ностью, он постепенно утрачивал свое влияние на нее. Все злее и страшнее неистовствовал он в своей пещере и от злости рвал волосы из своей бороды.

В далеком Цунтрапезе тоже происходили удиви­тельные вещи. Что касается королевской дочери, то она перестала приводить в порядок ворсинки на коврах, не мыла так часто руки, а понюхав их как-то, нашла, что не чувствует отвращения, так что она даже решилась уменьшить употребление духов. Бесспорно, что от этого очень выиграла государственная казна. Она также пе­рестала быть такой уступчивой и однажды даже ос­мелилась возразить своему отцу, королю, о чем, ко­нечно, на следующий день с плохо скрываемой радо­стью напечатали в своих сообщениях все городские газеты.

Когда наконец наступила седьмая новогодняя ночь, художник вновь стоял перед принцессой и с тревогой смотрел на чашу с плодами в ее руках. На этот раз слу­чилось так, что сомнения овладели его сердцем и му­жество покинуло его. Его разум говорил ему, что осво­бождение принцессы не единственное дело на земле и что он напрасно потерял свой человеческий облик, и, не находя ответа на свои тяжелые сомнения, он почув­ствовал себя одиноким, как никогда прежде. Однако

175

было в нем нечто такое, что было сильнее его самого и что заставило его поднять голову и из всех сил ударить ею по чаше. И тут же он полностью потерял свой чело­веческий вид и стал вороном. Но в тот же миг, когда его человеческое лицо превратилось в воронье, обрушилась гора, и темный Змеиный Князь встретил свою смерть. В гавани же оказался корабль с поднятыми парусами, на который поднялась принцесса, чтобы отправиться домой. Вокруг мачт корабля кружились три птицы и со­провождали его почти до побережья Цунтрапеза. Там царила великая радость и звучали все колокола по слу­чаю возвращения темной принцессы, а когда обе они обнялись при встрече, темная и светлая, то снова сли­лись в одну, и безжизненная модная кукла стала настоя­щей молодой девушкой. Корабль при этом (что можно отнести к многочисленным чудесам этой истории) вме­сто сорока дней плыл только четыре.

А в хижине художника сидели в это время на спин­ке стула три птицы. Якоб спал, однако ворон, который прежде был художником, не мог спать, не спала и Манда, потому что у сов принято бодрствовать по ночам. «Почему же, — с тоской произнес художник, — Бог до­пустил, чтобы я стал вороном? Ведь я справился со сво­ей задачей. Разве я вел себя недостойно, а сердце мое не чисто?» Манда захлопала глазами и после небольшой паузы ответила: «Я думаю, ты действовал против при­роды любви. Принцесса полюбила тебя, а ты ее, и не­смотря на это ты отвергал ее и ее дары, хотя все это те­бе не раз предлагалось. Это бесчеловечно, и поэтому ты теперь стал вороном». Задумался художник. «Если бы я принял их, то теперь был бы свиньей». «Это так, — ска­зала Манда, — у людей всегда оказывается так, что в из­вестных случаях не остается ничего другого, как стать свиньей или вороном».

Как раз при этих ее словах распахнулась дверь и на пороге стояла принцесса. Волосы ее были не причеса­ны, а руки пахли землей и даже немного навозом, по­тому что она пришла из своего сада, где работала, что­бы вновь сделать землю плодородной. Однако художни­ку она понравилась еще больше, чем прежде. Она стояла перед ним, и когда увидела его в обличье ворона, то по-

176ч

увствовала в своем сердце что-то такое, чего она ни­когда прежде не знала и что люди называют жалостью или состраданием. Это чувство было таким острым, что пересилило ее болезненную гордость, и она заплакала. И эти слезы, которые упали на вороньи перья, вновь превратили ворона в человека, так что они все были счастливы, и картины, которые он после этого писал, стали еще прекраснее. Удивительным образом в то же мгновение нашлась давно потерянная А из имени Ман-ды. Она застряла под той половицей, которую худож­ник теперь в своем сердце поднял, и никто не знал, как она туда попала. И никто не радовался этому больше, чем сама «А»манда.

При попытке толкования этого рассказа здесь мы мо­жем коснуться только основного хода событий, не входя в многочисленные детали. Совершенно очевидно, что речь идет о проблеме тени. В психологии К. Г. Юнга под тенью понимают персонификацию того внутреннего содержания, которое в продолжение нашей жизни ощущается как не­полноценное или злое и вследствие этого не допускается в сознание, вытесняется или отбрасывается. Что касается коллективного аспекта, по «тень символизирует темные глубины общечеловеческого: присущее от рождения лю­бому человеку стремление к темному и низшему»⁸. В на­шей сказке тень представлена Змеиным Князем, и связана с проблемой рассказчика, хорошо различимой уже во мно­гих предшествующих поколениях. Действительно, в семье этого человека уже в поколении родителей и дедов осуще­ствлялось характерное для той эпохи сильное табуирование сексуальности и агрессивности. Благодаря этому значи­тельная часть невостребованной витальности была вытес­нена в бессознательное. С психологической точки зрения, принцесса в качестве женского аспекта рассказчика выра­жает его чувственную сторону, которая в связи с этими обстоятельствами уже с детства была значительно искаже­на. Из-за того, что все темные чувства выпали в бессозна­тельную область тени, его чувственный мир оказался раз­рушенным, и возник тот стерильный порядок, который ве­дет к бесплодности и пустоте. В сказке обнаруживается

178

путь к разрешению этой проблематики. Фигура художни­ка воплощает новую художественную сторону, которая бы­ла еле заметна в этом, в основном рационально ориенти­рованном, мужчине. Излечение может прийти только от этого персонажа, с простотой и достоинством служащего образам (Gestaltungen), всплывающим из бессознательно­го. Пассивность героя-художника, сила которого заключа­ется преимущественно в терпении и перенесении страда­ний от превосходящей силы, соответствует предстоящей индивидуации второй половины жизни. Начавшийся в хо­де анализа путь к ней состоит в постижении своей собст­венной темноты, которое он переживает в морском путе­шествии, означающем погружение в бессознательное. Он должен суметь перенести все то, что лежит в темной глу­бине его существа, должен овладеть всем этим и тем са­мым претерпеть метаморфозу. Это изменение представле­но постепенным потемнением и переходом в анимистиче­скую область. Это означает, что Я временно поглощается миром темных негативных идей. Этот темный мир симво­лизируют обе птицы-помощницы, а их способность летать говорит о причастности к миру фантазии. Будучи совой и черным вороном, они относятся, с одной стороны, к ноч­ной и темной стороне жизни, с другой же стороны, это птицы мудрости. Мудрость, однако, достигается только тем, кто глубоко постиг и темную сторону людского.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

Сказка и сновидение

1. Deutsche Marchen seit Grimm. Hrsg. Von P. Zaunert.

2. Nordische Volksmarchen. Hrsg. Von F. v. d. Leyen und P. Zaunert.

3. Es war einmal. Marchen der Volker. Hrsg. Von S. v. Massenbach.

4. Inselmarchen des Mittelmeeres. Hrsg. Von F. Karlinger.

5. С. G. Jung. Ober psychische Energetik und das Wesen der Traume.

6. M.-L. v. Fran- г .. Bei der schwarzen Frau.

7. H. v. Belt. Das Marchen.

8. V.-L. v. Franz. Bei der schwarzen Frau.

9. W. Laiblin. Der wilde Mann und dergoldene Vogel. 10 A. Jaffe. Bilder-Synbole aus E. Т A. Hoffmann Marchen «Der goldene Topf».

11. В . Bettelheim. Kinder brauchen Marchen.

12. V. Kast. Marchen als Therapie.

13. Reihe «Weisheit im Marchen».

14. H. Dieckmann. Der blaue Vogel.

15. Kinder- und Hausmarchen.

16. F. v. d. Leyen. Die Welt der Marchen.

17. Pantschatantra.

18. Das Papageienbuch.

19. С . G. Jung. Die Lebenswende; vgl. auch: H. Dieckmann. Pro-bleme der Lebensmitte.

20. E. Jung. Ein Beitrag zum Problem des Animus.

21. H. Dieckmann. Probleme der Lebensmitte.

22. M. Liithi. Das europaische Volksmcirchen.

23. Apuleius. Amor und Psyche.

24. С. G. Jung. Psychologische Typen.

25. Обстоятельное толкование этой сказки, которое я здесь вкратце излагаю, можно найти в книге X. фон Байта «Символика сказки», т. 1, с. 337 и след.).

26. Можно было бы исходить из того, что этот тип сказки о короле и его трех сыновьях особенно плодотворен для проблемы определения типов. Однако, к сожалению, это предположение об­манчиво, и попытка связать сказку с психологическими функцио­нальными типами чрезвычайно трудна и многообразна. Вопрос 

180

о том, какой из четырех функций соответствует герой сказки, оста­ется открытым. То же относится к классификации типов, так как редко можно говорить о чисто интровертном или экстравертном герое, поскольку последний на своем пути проходит фазы как интроверсии, так и экстраверсии. В выбранной нами сказке млад­ший сын должен, оставаясь на месте, спускаться под землю, в то время как его братья для решения задачи могут отправиться на За­пад и Восток. Из этого можно было заключить, что он интроверт. Но, с другой стороны, когда он выносит на поверхность подарен­ные жабой сокровища, ковер, кольцо и невесту, одерживая тем са­мым победу над братьями, он действует как экстраверт. Ни его об­раз действий, ни символика не позволяют отнести его к тому или иному функциональному типу. Можно было бы согласиться с тем, что его мышление неразвито, почему его и считают дураком; и дей­ствительно, относительно его мышления мы ничего не знаем: он печально сидит рядом со своим упавшим на землю пером (ощущение). Он видит дверь, которая ведет в жабью нору (чувство) и, наконец, превращение обыкновенной репы в карету с принцес­сой предполагает наличие интуиции. Правда, его братья полага­ют, что ничего стоящего дураку не добыть, и не предпринимают никаких усилий для достижения ценности, но на деле именно их мышление оказывается неполноценным, и они не становятся ум­нее после очередного своего поражения. Таким образом можно склониться к тому, чтобы лучшее мышление, специально не упо­миная об этом, приписать именно дураку. По моему мнению, в данной сказке остается полностью открытым вопрос о том, какая из функций с помощью героя привносится в сознание, и сказка, собственно, только обозначает основные проблемы развития не­доразвитой функций.

Трудность соотнесения сказочного героя с определенной функцией не является правилом, так как немало сказок, в кото­рых это ясно обозначено. В подробно рассмотренном мной вос­точном цикле «Истории носильщика и трех дам» герой истории второго слепого нищего соответствует мыслительному типу (X. Дикманн. Индивидуация в сказках из сборника «Тысяча и од­на ночь»). Он должен, согласно моей интерпретации, сопоставить развитие своей вспомогательной функции чувства со своим не­дифференцированным ощущением, функцией, при интеграции которой он в конце концов терпит крушение. Таким образом, са­ма сказка позволяет открыть нечто новое относительно пробле­мы дифференциации типов, и что в некоторых случаях может со­ответствовать человеку, который выбирает определенную сказку, к чему я еще вернусь в главе о любимой сказке. Более подробно

181

я исследую эту проблему в другой своей работе (Н. Dieckmann. Typologischen Aspekte im Lieblingsmarchen).

27. Altagyptische Marchen. Hrsg. von F. v. d. Leyen.

Только ли для детей предназначены сказки?

1. Е . Casslrer. Philosophic der symbolise hen Formen.

2. W. Pauli. Der Einfluss archetypischer \brstellungen auf die Bildung naturwissenschaftlicher Theorien bei Kepler.

3. GEO - Wissen Nr. 2. v. 7. 5. 1990.

4. W. Hauff. Samtliche Wferke.

5. W. Keller. Und die Bibel hat doch recht.

6. H. Traxler. Die W^rheit fiber Hansel und GreteL

7. D. Chaplin. Das arztliche Denken der Hindu.

8. Kinder- und Hausmarchen. Hrsg. von F. v. d. Leyen.

9. F. Schiller. Die Wsltweisen.

10. M. Luthi. Das europaische \folksmarchen.

11. Nordamerikanische Indianermarchen. Hrsg. von G. A. Konitzky.

12. Russische 'Volksmarchen. Hrsg. von F. v. d. Leyen.

13. R. A. Spitz. Die Entstehung der ersten Objektbeziehungen.

14. L. Levy-Bruhl. Die geistige Wfelt der Primitiven.

Сказочные мотивы в сновидениях и фантазиях

1. S. Freud. Marchenstofie in Traumen.

2. 0. Rank. Das Inzestmotiv in Dichtung und Sage.

3. С. G. Jung. Psychologische Typen.

4. Kinder- und Hausmarchen. Hrsg. von F. ч . d. Leyen.

5. Siidamerikanische Indianermarchen. Hrsg. von Th. Koch-Griinberg.

6. К . Rasmussen. Die Gabe des Adiers.

7. L. Levy-Bruhl. Die geistige Welt der Primitiven.

8. Andersens samtliche Marchen.

9. F. de la Molte Fouque. Undine.

10. W. К Evans-Wentz. Das tibetanische Buch der grossen Befreiung.

11. E. Hording. Das Geheimnis der Seele.

12. M.-L. V. Front. Das Bose im Marchen.

13. Andersens samtliche Marchen.

14. Deutsche Marchen aus dem Donauland. Hrsg. von P. Zaunert.

15. J. L. Borges. Einhorn, Sphinx und Salamander.

16. Deutsche Marchen aus dem Donauland. Hrsg. von R Zaunert.

182

17. H. Dieckmann. Individuation im Marchen aus 1001-Nacht.

18. Homers Odyssee.

Любимая сказка из детства

1. С. G. Jung. Psychologische Typen.

2. Я. Dieckmann. Typologische Aspekte im Lieblingsmarchen

3. J. Gebser. Ursprung und Gegenwart.

4. E. Neumann. Das Kind.

5. H. Dieckmann. Magie und Mythos im menschlichen Unbewussten.

6. Andersens samtliche Marchen.

7. E. Jung. Die Anima als Naturwesen.

8. J. W. v. Goethe. Der Fischer.

9. W. Hauff. Samtliche Werke. Bd. 4.

10. С. G. Jung. Psychologische Typen.

11. H. Dieckmann. Das Lieblingsmarchen der Kindheit als thera-peutischer Faktor in der Analyse.

12. G. Adier. Methods of Treatment in Analytical Psychology

13. С . G. Jung. Die transzendente Funktion.

14. Я. Dieckmann. Komplexe und ihre Bedeutung in Diagnostik und Therapie.

15. W. Hauff. Samtliche Werke. Bd. 4.

16. Я. Dieckmann. Typologische Aspekte im Lieblingsmarchen.

17. 0. Graf Wittgenstein. Das Reifungserleben im Marchen.

Идентификация с героем или героиней сказки

1. U. Baumgardt. Konig Drosselbart und С. G. Jungs Frauenbild.

2. R. Blomeyer. Symbole. Einstellungen — Definitionen — Wirkun-gen.

3. J, Hillman. Selbstmord und seelische Wandlung.

4. V. Kast. Weibliche Werte im Umbruch.

5. Я. Dieckmann. Dogma und freier Geist.

6. M. -L. v. Franz. Bei der schwarzen Frau.

7. Я. v. Beit. Symbol ik des Marchens.

8. E. Jung. Ein Beitrag zum Problem des Animus.

9. Danische \blksmarchen.

10. Schwedische Volksmarchen.

11. Данный случай, в несколько измененном виде, я уже пред­ставил в Praxis der Psychotherapie. Bd. XIX. S. 27—37

12. E. Neumann. Umkreisung der Mitte.

13. W. Alex. Depression in Women.

14. E. Jung. Der Grossinquisitor. Ein Beitrag zum Archetyp des Grossen Vaters.

183

15. E. Berne. Spiele der Erwachsenen.

16. Я. Dieckmann. Das Lieblingsmarchen der Kindheit als therapeutischer Faktor der Analyse.

Жестокость в сказке

1. Altagyptische Marchen.

2. Kinder- und Hausmarchen. Hrsg. von F. v. d. Leyen. 3 /. £iU. Marchengeschehen und Reifungsvorgange iinter tiefenpsychologischen Gesichtspunkten.

4. M. Eliade. Schamanismus und archaische Ekstasetechnik.

5. С . G. Jung. Die Visionen des Zosimus.

6. H. Dieckmann. Der Wert des Marchens fur die seelische Entwicklung des Kindes.

7. H. Dieckmann. Marchen und Traume als Heifer des Menschen.

8. Russische Volksmarchen.

9. Japanische Marchen. Hrsg. von F. v. d. Leyen.

10. Franzosische Volksmarchen. Hrsg. von F. v. d. Leyen und P. Zaunert.

11. Deutsche Marchen aus dem Donauland. Hrsg. von F. v. d. Leyen und P. Zaunert.

12. H. v. Belt. Symbolik des Marchens.

13. E. Neumann. Das Kind.

14. A. I. Allenby. Angels as Archetype and Symbol.

15. E. Jung. Ein Beitrag zum Problem des Animus.

16. H. v. Belt. Symbolik des Marchens.

17. J. Hillman. Selbstmord und seelische Wandlung.

18. К . Lorenz. Ober tierisches und menschliches Verhalten.

19. К . Lorenz. Das sogenannte Bose.

20. G. Adier. The Living Symbol.

Сказка как возможность формирования структуры в процессе эмоционального развития

1. J. Jacobi. Das Religiose in den Malereien von seelisch Leidenden.

2. С. G. Jung. Mysterium Coniunctionis. Bd. 2. Ges. Werke. Bd. 14/2.

3. С. A. Meler. Antike Inkubation und moderne Psychotherapie.

4. Я. Dieckmann. Individuation in Marchen aus 1001-Nacht.

5. M.-L. v. Franz. Die Visionen des Nikolaus von Flue.

6. Я. v. Beit. Das Marchen.

7. С. G. Jung. Symbole der Wandlung.

8. /. Jacobi. Die Psychologie von C. G. Jung.

 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

G. Adier. The Living Symbol. Routledge and Kegan, London, 1961.

G. Adier. «Methods of Treatment in Analytical Psychology», in:

Psychoanalytic Techniques. Hrsg. v. В. В. Wolman, Basic Books Inc., 1967.

W. Alex. Depression in Women. Professional Reports. 16^th Annual Joint Conference of the Societies of Jungian Analysts of Northern and Southern California, 1968.

A. I Allenby. «Angels as Archetype and Symbol», in: Der Archetyp. Verhandlungen des 2. internationalen Kongresses fur Analytische Psychologie 1964, Basel—New York.

Altagyptische Marchen. Ubertr. u. bearb. v. E. Brunner-Traut. Hrsg. v. F. v. d. Leyen, Dusseldorf—Koln 1963.

H. C. Andersen. Gesammelte Marchen. Manesse Bibliothek der Weltliteratur, Band 1. Hrsg. v. F. Storrer-Madelung, Zurich o. J.

Apuleius, Amor und Psyche. Mit einem Kommentar von E. Neu­mann, Zurich, 1951.

U. Baumgardt. Konig Drosselbart und C. G. Jungs Frauenbild. Kritische Gedanken zu Anima und Animus, Olten und Freiburg 1987.

H. v. Beit. Symbolik des Marchens, Bd. 1—3, 2. verb. Aufl., Bern 1960.

H. v. Beit. Das Marchen, Bern 1965.

E. Berne. Spiele der Erwachsenen, Reinbek 1967.

В. Bettelheim. Kinder brauchen Marchen, Stuttgart 1977.

J. Bilz. «Marchengeschehen und Reifungsvorgange unter tiefen­psychologischen Gesichtspunkten», in: Buhler-Bilz. Das Marchen und die Phantasie des Kindes, Munchen 1961.

R. Blomeyer. «Symbole: Einstellungen — Definitionen — Wirkun-gen», in: Analytische Psychologie 7/1. Basel 1976.

Jorge Luis Borges. Einhom, Sphinx und Salamander, Munchen 1964.

E. Cassirer. Philosophic der symbolischen Formen, Berlin 1923—1929.

D. Chaplin. Das artzliche Denken der Hindu, Leipzig 1930. Danische Volksmarchen. Hrsg. v. Laurits Bodker, Dusseldorf—Koln1964.

Deutsche Marchen aus dem Donauland. Hrsg. v. P. Zaunert, Dusseldorf-Koln 1958.

185

Deutsche Marchen seit Grimm. Hrsg. v. P. Zaunert, Dusseldorf— Koln 1964.

H. Dieckrnann. Marchen und Traume als Heifer des Menschen, Stuttgart 1966.

H. Dieckrnann. «Der Wert des Marchens fur die seelische Entwicklung des Kindes», in: Praxis der Kinderpsychologie und Kindeфsychiatrie, Heft 2/1966.

H. Dieckrnann. Probleme der Lebensmittel. Stuttgart 1968. H. Dieckrnann. «Das Lieblingsmarchen der Kindheit als therapeutischer Faktor in der Analyse», in: Praxis der Kinderpsychologie und Kinderpsychiatrie, 17. Jg., H. 8/1968.

H. Dieckmann. «Magic und Mythos im menschlichen UnbewuBten», in. Wege zum Menschen, 21. Jg., H. 6/Juni 1969.

H. Dieckmann. Individuation in Marchen aus 1001-Nacht, Stuttgart 1974.

H. Dieckmann. «Typologische Aspekte im Lieblingsmarchen», in:

Analytische Psychologie 6/1975.

H. Dieckmenn. Der blaue \bgel. Reihe «Weisheit im Marchen», Zurich 1986.

H. Dieckmann. Komplexe und ihre Bedeutung in Diagnostik und Therapie, Heidelberg 1990.

H. Diecmkann. «Dogma und freier Geist. Uberlegungen zum sogenannten System der Analytischen Psychologie C. G. Jungs». Unveroffentlichter Vortrag auf der Friihjahrstagung der Deutschen Gesellschaft fiir Analytische Psychologie in Bad Schwalbach, Marz 1990.

M. Eliade. Schamanismus und archaische Ekstasetechnik, Zurich 1956.

Es war einmal. Marchen der Volker. Hrsg. v. Sigrid v. Massenbach, Baden-Baden 1958.

W. Y. Evans-Wentz. Das tibetanische Buch der grofien Befreiung, Munchen 1955.

M.-L. v. Franz. Die Visionen des Nicolaus von Fliie. Studien aus dem C. G. Jung-Institut, Zurich 1969.

M.-L. v. Franz. «Bei der schwarzen Frau. Studien zur analitischen Psychologie C. G. Jungs», in: Festschrift zum 80. Geburtstag von C. G. Jung, Zurich 1955.

V.-L. v. Franz. Das Bose im Marchen. Studien aus dem C. G. Jung-Institut, Zurich XIII, Zurich 1961.

Franzosische Volksmarchen. (Marchen der Wfeltliteratur. Hrsg. von F. v. d. Leyen/P. Zaunert), Jena 1923.

S. Freud. Marchenstoffe in Traumen. Ges. Werke, in Einzelbanden Bd. 10, London 1946, Frankfurt/Main.

J. Gebser. Ursprung und Gegenwart, Stuttgart 1953.

186

GEO-Wissen Nr. 2 vom 7. 5. 1990.

J. W. v. Coethe. Der Fischer. Propylaen-Ausgabe-Goethes samtl. Wfcrke, Bd. 3. Propylaen-\ferlag, Berlin o. J.

E. Harding. Das Geheimnis der Seele, Zurich 1948.

W. Hauff. Samtliche Werke, Gera 1896.

J. Hillman. Selbstmord und seelische Wandlung, Zurich 1966.

J. Hillman. «Anima», in. Spring, Dallas 1973.

Homers Odyssee. Nach der ersten Ausgabe von J. Hoss, Stuttgart und Berlin o. J.

Inselmarchen des Mittelmeeres. Hrsg. v. Felix Karlinger, Dusseldorf-Koln 1960.

J. Jacobi. Die Psychologie von C. G. Jung, Zurich 1957.

J. Jacobi. «Das Religiose in den Malereien von seelisch Leidengen», in. Neurose und Religion. Hrsg. von J. Rudin, Olter und Freiburg o. J.

A. Jaffe. Bilder — Symbole aus E. T. A. Hoffmanns Marchen «Der goldene Topf». Psychologische Abhandlungen, Bd. VII, Zurich 1950, Neuausgabe: Hildesheim 1978.

Japanische Marchen (Marchen der Weltliteratur. Hrsg. v. d. Leyen), Dusseldorf—Koln 1964.

C. G. Jung. «Die Lebenswende», in: Seelenprobleme der Gegenwart, Zurich 1931.

C. G. Jung. Uber psychische Energetik und das Wesen der Traume. Allgemeine Gesichtspunkte zur Psychologie des Traumes, Zurich 1948.

C. G. Jung. «Die Visionen des Zosimus», in. Psychologische Abhandlungen, Bd. 9, Zurich 1954.

C. G. Jung. Psychologische Typen. Ges. Werke, Bd. 6., Zurich 1960.

C. G. Jung. Die transzendente Funktion. Ges. Werke, Bd. 8: Die Dynamik des UnbewuBten, Zurich 1967.

C. G. Jung. Mysterium Conjunctionis, Bd. 2, Ges. Werke, Bd. 14/2, Zurich 1968.

C. G. Jung. Symbole der Wandlung. Ges. Werke, Bd 5, Olten und Freiburg 1973.

E. Jung. Die Anima als Naturwesen. Studien zur Analytischen Psychologie C. G. Jungs. Festschrift zum 80. Geburtstag von C. G. Jung, Bd. 2., Zurich 1955.

E. Jung. «Der GroBinquisitor. Ein Beitrag zum Archetyp des groBen Vaters», in: Zeitschrift fur Analytische Psychologie und ihre Grenzgebiete 2/2, Berlin 1971.

V. Kast. «Weibliche Werte im Umbruch—Konsequenzen fur die Partnerschaft», in: Analytische Psychologie 10/2, Basel 1979.

V. Kast. Marchen als Therapie, Olten und Freiburg 1986.

W. Keller. Und die Bibel hat doch recht, Dusseldorf 1955.

Kinder- und Hausmarchen. Gesammelt durch die Gerb. Grimm. Hrsg. v. F. v. d. Leyen, Jena 1927.

187

W. Laiblin. «Der wilde Mann», in: Almanach 1960, Stuttgart.

W. Laiblin. «Dergoldene Vogel», in: Almanach 1961, Stuttgart.

L. Levy-Bruhl. Die geistige Welt der der Primitiven, Dusseldorf— Koln 1959.

F. v. d. Leyen. Die Welt der Marchen, Dusseldorf 1953.

К. Lorenz. Das sogenannte Bose. Wien 1963.

К. Lorenz. Uber tierisches und menschliches Verhalten, Bd. 2, Munchen 1965.

M. Liithi. Das europaische Volksmarchen, Bern 1947.

С. A. Meier. Antike Inkubation und moderne Psychotherapie, Zurich 1949.

E. Neumann. Umkreisung der Mitte, Zurich 1953.

E. Neumann. Das Kind, Zurich 1963.

Nordamerikanische Indianermarchen. Hrsg. v. G. A. Konitzky, Dusseldorf-Koln 1963.

Nordische Volksmarchen, Bd. 1. Hrsg. v. Fr. v. d. Leyen/P. Zaunert, Jena 1922.

Pantschatantra. Hrsg. und libers, v. L. Alsdorf, Bergen II 1952.

Das Papageienbuch. Ubertragung von J. Hertel, Dusseldorf 1959.

W. Pauli. Der Einfluss archetypischer Vorstellungen aufdie Bildung naturwissenschafllicher Theorien bei Kepler. Studien aus dem C. G. Jung-Institut, Bd. 4, Zurich 1952.

0. Rank. Das Inzestmotiv in Dichtung und Sage, Leipzig-Wien 1926.

К. Rasmussen. Die Gabe des Adiers. Eskimo-Marchen aus Alaska. Ubers. Und bearb. v. A. Schmucke, Frankfurt/Main 1937.

Reihe «Weisheit im Marchen», Zurich.

Russische Volksmarchen. Ubers. v. A. v. Lowis of Menar. Hrsg. v. F. v. d. Leyen, Dusseldorf—Koln 1959.

F. Schiller. Die Weltweisen. Samtl. Werke, 1. Band, Berlin o. J.

Schwedische Volksmarchen. Hrsg. u. ubers. v. Kurt Schier, Dusseldorf—Koln 1971.

R. A. Spitz. Die Entstehung der ersten Objektbeziehungen, Stuttgart 1960.

Sudamerikanische Indianermarchen. Hrsg. v. Th. Koch-Griinberg, Jena 1921.

H. Traxler. Die Wahrheit uber Hansel und Gretel, Frankfurt/Main 1963.

0. Graf Wittgenstein. «Das Reifungserleben im Marchen», in: Das Kraftfeld des Menschen und Forschers Gustav Richard Heyer.

Приложение Ханс Дикманн

«МЕТОДЫ АНАЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ» (Главы из книги)** Перевод с английского Валерия Зеленского.

Предуведомление переводчика

В начале девяностых годов я был приглашен Берлинским пси­хоаналитическим обществом посетить аналитическую общину За­падного Берлина и прочесть лекцию «Перестройка в СССР гла­зами психолога». Таким образом, я провел чудесную неделю в об­ществе Ханса Дикманна и его супруги Уты, также юнгианского аналитика, любезно приютивших меня в своем доме на Шютцалле. Тогда же Дикманн подарил мне и экземпляры публикуемых здесь работ. По возвращении в Россию я использовал его книгу «Методы аналитической психологии* при подготовке своих лек­ций, а также в качестве пособия для совершенствования собствен­ной аналитической техники. Предлагаемый здесь читателю мате­риал представляет перевод нескольких глав из этой замечатель­ной книги, необходимой всякому, кто всерьез интересуется аналитической психологией.

Валерий Зеленский июнь 1999 г.

ВВЕДЕНИЕ

В данном случае речь пойдет только об индивидуальном анализе взрослых. На сегодня существует также детский анализ, групповой, семейный и терапия пар. Данный ма­териал можно рассматривать как вводный, снабжающий на­чинающего аналитика, практикующего психотерапевта, «базисными» материалами, с которыми они сталкиваются в каждом анализе. Иначе это можно назвать «сущностной» основой анализа. Не существует сколько нибудь долгого и глубоко идущего анализа, ведущего к индивидуации, кото­рый, в той или иной форме, не затронул бы проблем, пред­ложенных в вышеуказанных главах.

Но эти проблемы нельзя рассматривать догматически, это не фиксированная система правил, но каждый раз лич­ная позиция аналитика. Для свободного раскрытия той или иной личности не существует каких-то заранее предписан­ных, фиксированных указаний или рецептов. В контрпере­носе аналитик должен сосредоточиться на собственной лич­ности как субъективном факторе с его собственной инди­видуальной специфичностью в лечении. Таким образом, каждый процесс индивидуации определяется во многом как личностью аналитика, так и трудностями и проблемами анализанда.

В сегодняшней глубинной психологии все больше доми­нирует позиция близкая юнговской, а именно, невротиче­ские болезни возникают не только под воздействием ин­фантильных начал, коренящихся в детстве, но также и из текущих конфликтов, в которых пациент обнаруживает се­бя. Иначе говоря, от своего отношения к обществу и соб­ственной истории, в которой пациент живет и трудится. Юнг же был одним из первых, кто указал на то, что мно­жество людей страдают от неврозов и психозов, главным образом, не из-за того, что тот или иной уровень сознания социальной группы, окружающей их, не подходит им, а

192

скорее, становятся больными именно потому, что нуждают­ся в более широком и более понимающем сознании и ока­зываются неспособными прорваться к нему (понимающе­му сознанию). На этом фоне я склонен выделить не только само невротическое пространство, саму болезнь, патологию и инфантильные элементы в аналитической работе с паци­ентами, но подчеркнуть также и наличие архетипической области, сферы здорового ребенка, внутри которой вына­шиваются будущие синтетические возможности развития и зрелости, вычленяющиеся по ходу «пьесы» из бессознатель­ной сферы психического. Эта точка зрения в последние де­сятилетия сделалась общепринятой в среде неоаналитиче­ских психологов, включая и такие общеизвестные фигуры, как Эрих Фромм и Карен Хорни. Разумеется, дело не идет настолько, чтобы заявлять, что спасение мира и лечение бо­лезни должно ожидаться исключительно от изменения со­циальных условий, так как каждое общество, в конечном итоге, состоит из индивидов, а больные индивиды не мо­гут привести к здоровому обществу.

Здесь речь идет, по моему глубокому убеждению, о диа­лектическом процессе, в котором мы не можем односторон­не опираться либо на изменения в индивидуации индиви­да, либо на изменения в индивидуации общества. Обе сто­роны обусловливают друг друга, и мы не можем выбирать только одну, а должны работать на обоих полюсах этого диалектического процесса. Очень характерно, что Юнг по­местил поиск индивидуального смысла, основания веры и саму задачу в этой жизни в фокус индивидуации. С одной стороны, вопрос смысла не может иметь коллективного от­вета — скорее, каждый индивид должен обнаружить лично­стное чувство смысла и задачи в жизни внутри него само­го. А с другой стороны, также необходимо жить в общест­ве, которое все это делает возможным, и—с практической точки зрения — позволяет индивиду обрести собственный смысл и жизненное назначение. Мы можем только печа­литься по поводу того, как в действительности мало обще­ство делает в этом направлении в нашем перенаселенном мире, где упор делается на пользе, признании, амбиции и гедонизме. Соответственно, методология, которая искрен-   

193

не нацелена на индивидуацию, ни в коем случае не долж­на вести индивида к приспособлению к этим угрожающим теневым сторонам нашей современной системы цивилиза­ции.

Две темы, относящиеся к фундаментальным проблемам анализа не рассматриваются здесь в отдельных главах. В книге, посвященной методам читатель вправе увидеть от­дельную главу о сопротивлении и познакомиться с тем, что называют «проработкой» («working through»). Вопрос сопро­тивления возникает в каждой главе, поэтому отдельная гла­ва свелась бы к резюме ссылок и размышлений, приводи­мых в других главах. То же самое может быть сказано и о «проработке», которая в действительности есть предвари­тельное условие для всей интенсивной аналитической ра­боты. Повторяющееся обхождение, старающееся привести бессознательный символизм в сознание и ухватить смысл, охватывает и описывает сам процесс проработки. Конечно, как уже упоминал выше, я не рассматриваю индивидуаль­ную проблему исчерпывающим образом, а скорее, выбираю отдельные аспекты некоторых тем, которые кажутся особо значимыми на практике

194

Глава 1

---

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 105; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!