Библиотека университета в Падуе 7 страница
Я закатила глаза. Типично для Хранителей! Я уже давно предполагала, что они простые вещи шифруют только для того, чтобы подчеркнуть собственную важность. Но я стиснула зубы и минут через двадцать заметила, что ничего дьявольского тут нет, если знаешь, как устроена система.
– Это я сумею, – перебила я дедушку, когда он собрался опять начать свои объяснения сначала, и закрыла блокнот. – Сейчас нужно внести мою кровь в хронограф. А потом… а который вообще‑то час?
– Очень важно не сделать ни одной ошибки при настройке. – Лукас с неприязнью посмотрел на японский нож для овощей, который я вынула из футляра. – Иначе ты окажешься где… э‑э‑э… когда угодно. И что еще хуже, ты не сумеешь контролировать свой обратный прыжок. О боже, нож выглядит очень опасно. Ты действительно собираешься это сделать?
– Конечно. – Я закатала рукава. – Я только не знаю, где лучше всего сделать надрез. Рану на руке тут же заметят, когда я вернусь. Кроме того, из пальца можно получить максимум пару капель крови.
– Если только не отрезать себе кончик пальца, – сказал Лукас и его передернуло. – Кровь течет как из резаной свиньи, я когда‑то попробовал…
– Я думаю, надо взять предплечье. Готов?
Было как‑то смешно, что Лукас боялся больше чем я. Он тяжело сглотнул и сжал разрисованную цветочками чашку, куда должна была стекать кровь.
– Разве там не проходит аорта? О господи, меня не держат ноги. Ты еще истечешь кровью здесь, в 1956 году – из‑за легкомысленности твоего деда.
|
|
|
– Это толстая артерия, и ее нужно разрезать вдоль, если хочешь истечь кровью. Я когда‑то прочла. Якобы многие самоубийцы режут вены неправильно, их находят, а в следующий раз они уже знают, как нужно сделать.
– Господи спаси и помилуй! – воскликнул Лукас.
Мне тоже было не по себе, но делать было нечего. Особые времена требуют особых действий, сказала бы Лесли. Я игнорировала шокированный взгляд Лукаса и прижала нож к внутренней стороне руки, приблизительно на десять сантиметров выше кисти. Не особо нажимая, я провела им наискось по белой коже. Вообще‑то это должен был быть пробный порез, но он получился глубже, чем я ожидала. Тонкая красная линия быстро расширялась, и оттуда стала капать кровь. Боль и неприятное жжение появились через секунду. Тонкой, но непрерывной струйкой кровь стекала в чашку в дрожащих руках Лукаса. Отлично.
– Режет кожу, как масло, – сказала я под впечатлением. – Но Лесли так и говорила: убийственно острый нож.
– Отложи его, – потребовал Лукас, который выглядел так, будто его прямо сейчас стошнит. – Черт побери, ты очень смелая, настоящая Монтроуз. Верная нашему семейному девизу…
|
|
|
Я хихикнула.
– Да, это у меня наверняка от тебя.
Улыбка у Лукаса получилась кривой.
– Неужели совсем не больно?
– Конечно, больно, – сказала я и покосилась на чашку. – Уже хватит?
– Да, этого должно хватить. – Лукас подавил рвотный позыв.
– Открыть окно?
– Не надо. – Он поставил чашку рядом с хронографом и сделал глубокий вдох. – Остальное просто. – Он потянулся за пипеткой. – Мне нужно капнуть всего три капли твоей крови в оба эти отверстия. Видишь: тут – под крохотным Вороном и знаком Инь‑Янь, потом повернуть колесико и переключить рычаг. Так, готово. Слышишь?
Во внутренностях хронографа начали двигаться сразу несколько шестеренок, послышались щелчки, стук и жужжание, казалось, воздух потеплел. Рубин коротко вспыхнул, потом шестеренки остановились, и все стало, как раньше.
– Жутко, правда?
Я кивнула и попыталась игнорировать гусиную кожу, которая покрыла все мое тело.
– Значит ли это, что в этом хронографе теперь есть кровь всех путешественников во времени, кроме Гидеона? И что произойдет, если и его кровь будет внесена в хронограф?
Я сложила несколько раз носовой платок Лукаса и прижала его к ране.
– Даже если не учитывать, что никто этого точно не знает, эта информация строго конфиденциальна, – сказал Лукас. Постепенно краска возвращалась на его лицо. – Каждый Хранитель должен принести клятву, стоя на коленях, ни с кем, кроме членов ложи, не говорить об этой тайне. Поклясться своей жизнью.
|
|
|
– О!
Лукас вздохнул.
– Но… Эй! Я питаю слабость к нарушению клятв. – Он показал на маленький выдвижной ящичек в хронографе, украшенный двенадцатиконечной звездой. – Точно известно, что таким способом заканчивается некий процесс внутри хронографа и что‑то упадет в этот ящичек. В предсказаниях речь идет об эссенции под двенадцатиконечной звездой или даже о Камне мудрости. Прециозы [8] объединятся, в воздухе появится запах времени, и один останется навечно.
– Это и есть вся тайна? – спросила я разочарованно. – Опять расплывчато и запутанно.
– Ну, если взять все указания, то можно получить весьма конкретный результат. Вылечит любую заразу и немощь, обещание сбудется под двенадцатиконечной звездой – правильно примененная, это субстанция должна быть в силе вылечить все болезни человечества.
Это звучало уже намного лучше.
– Это окупило бы все усилия, – пробормотала я, имея в виду секретность, граничащую с сумасшествием, принятую у Хранителей и их сложные правила и ритуалы. В таком случае можно даже было простить их важничанье. Такое чудотворное лекарство можно было и подождать пару сотен лет. И за то, что он все узнал и вообще сделал возможным, граф Сен‑Жермен заслужил уважение и признание. Если бы он только не был таким неприятным типом…
|
|
|
– Люси же и Пол сомневаются, что Камень мудрости – это действительно то, во что мы должны верить, – сказал Лукас, будто читая мои мысли. – Они говорят, тот, кто в состоянии убить своего прапрапрадеда, не обязательно имеет своей целью благополучие всего человечества. – Он прочистил горло. – Кровь больше не идет?
– Еще немного, но уже меньше. – Я подняла руку вверх, чтобы ускорить процесс. – И что мы теперь будем делать? Может, я попробую эту штуку?
– Боже мой, это же не автомобиль, чтобы совершать пробную поездку, – сказал Лукас, ломая руки.
– Почему нет? – спросила я. – Разве это не было нашей идеей?
– Ну… – сказал он и покосился на толстый фолиант, который принес с собой. – Ты вообще‑то права. Так мы сможем убедиться, что все правильно, даже если у нас не слишком много времени. – Внезапно он заторопился. Он наклонился и стал листать Хроники. – Нам нужно проследить, чтобы не выбрать какую‑нибудь дату, когда здесь проходило заседание. Чтобы ты не ввалилась посреди него. Или чтобы ты не встретила одного из братьев Вилльеров. В этом зале они провели много часов, элапсируя.
– А можно ли встретить леди Тилни? Одну? – У меня снова было озарение. – Лучше всего когда‑нибудь после 1912 года.
– Умно ли это? – Лукас листал фолиант. – Мы же не хотим усложнить ситуацию еще больше, чем сейчас.
– Но мы не можем упустить наши редкие шансы, – воскликнула я, помня, что мне настойчиво внушала Лесли. Я должна использовать любую возможность и прежде всего – задавать вопросы, так много, как только можно. – Кто знает, когда представится следующий случай! В сундуке может быть и что‑то другое, и тогда я, может быть, вообще никогда не смогу этого сделать. Когда мы с тобой встретились первый раз?
– Двенадцатого августа 1948 года, в двенадцать часов дня, – сказал Лукас, поглощенный чтением Хроник. – Я этого никогда не забуду.
– Правильно. И чтобы ты этого никогда не забыл, я запишу для тебя, – сказала я, в восторге от собственной гениальности.
На блокнотном листке я нацарапала:
Для лорда Монтроуза – важно!!!
12 августа 1948 года, 12 часов дня.
Алхимическая лаборатория.
Приходи один.
Гвендолин Шеферд
Я резко вырвала листок и сложила его несколько раз. Дедушка поднял голову от фолианта.
– Я мог бы послать тебя в 1852 год, 16 февраля в полночь. Леди Тилни там элапсирует, прибыв из 25 декабря 1929 года, 9 утра, – бормотал он. – Несчастная, она даже не могла провести Рождество дома, в уюте. По крайней мере, они ей дали с собой керосиновую лампу. Послушай, тут написано: 12.30. Леди Тилни возвращается из 1852 года в хорошем настроении; при свете керосиновой лампы она связала крючком двух поросят для благотворительного крещенского базара, который в этом году проходит под девизом «Сельская жизнь». – Он повернулся ко мне. – Вязанные поросята! Можешь себе представить? Существует опасность, что она получит самый большой шок в своей жизни, когда ты внезапно возникнешь из ничего. Ты действительно готова рискнуть?
– Она будет вооружена только крючком для вязания, а они сверху закруглены, если я правильно помню. – Я наклонилась над хронографом. – Значит, сначала год. 1852. Я должна начать с М, правильно? MDCCCLII. А февраль по кельтскому календарю – это три, нет, четыре…
– Что ты делаешь? Мы сначала должны перевязать твою рану и еще раз хорошо всё обдумать.
– На это у нас нет времени, – сказала я. – День… это вот этот рычаг, да?
Лукас вполоборота смотрел на меня испуганными глазами.
– Не так быстро! Все должно быть очень точно выставлено, иначе… иначе… – Он опять выглядел так, как будто его сейчас стошнит. – И никогда не держи крепко хронограф, иначе ты унесешь его с собой в прошлое. И тогда ты не сумеешь вернуться!
– Как Люси и Пол, – прошептала я.
– Для надежности выберем окно всего в три минуты. Возьми 12.30 до 12.33, в это время она уже сидит и мирно вяжет поросят. Если она спит, не вздумай ее будить, а то она еще инфаркт получит…
– Как будто это не было бы записано в Хрониках? – перебила я его. – Леди Тилни производит впечатление крепкого человека, она не упадет в обморок.
Лукас отнес хронограф к окну и поставил за портьеру.
– Мы можем быть уверенными, что тут не будет мебели. Да, и не надо закатывать глаза. Тимоти де Вилльер однажды так неудачно приземлился на стол, что сломал себе ногу!
– А если леди Тилни как раз здесь стоит и мечтательно смотрим в ночное небо? О, не смотри на меня так, дедушка, это была шутка.
Я мягко отодвинула его в сторону, присела на корточки перед хронографом и открыла клапан над рубином. Он был как раз по размеру моего пальца.
– Подожди! Твоя рана!
– Мы можем перевязать ее и через три минуты. Увидимся, – сказал я, глубоко вдохнула и прижала палец к иголке.
Знакомое головокружение охватило меня и в тот момент, когда вспыхнул красный свет, а Лукас произнес: «Но я хотел еще…», все передо мной исчезло.
~~~
Хроники Хранителей
18 декабря 1745 года
В то время, когда армия якобитов[9] якобы уже подошла к Дерби и двигается дальше на Лондон, мы переехали в нашу новую штаб‑квартиру и надеемся, что слухи о 10 000 французских солдатах, присоединившихся к Молодому Претенденту, красавчику принцу Чарли,[10] окажутся несостоятельными, и мы в городе мирно отпразднуем Рождество. Для нас, Хранителей, трудно представить себе более подходящее место, чем старинный дом в Темпле, ибо и тамплиеры были хранителями великих тайн, их церковь видна из наших окон, а их катакомбы соединены с нашими.
Официально мы будем здесь заниматься нашими делами, но здесь же будет предоставлено жилье адептам, послушникам и гостям, а также слугам, кроме того будет оборудовано несколько лабораторий для занятий алхимией.
Мы очень рады, что лорду Аластеру не удалось испортить отношения между графом и принцем Уэльса, распространяя клевету (см. Протокол от 2 декабря), и мы сумели благодаря протекции Его Величества приобрести этот комплекс зданий.
Сегодня в Зале Дракона произойдет торжественная передача тайных документов, принадлежавших графу, членам Внутреннего круга.
Отчет: сэр Оливер Ньютон, Внутренний круг.
Глава четвертая
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к другому освещению. Зал освещала одна керосиновая лампа, стоящая на столе. В ее теплом скупом свете я разглядела симпатичный натюрморт из корзинки, нескольких клубков шерсти, чайника с войлочным чехлом и чашки, расписанной розами. А еще – леди Тилни, мирно вязавшую сидя на стуле, которая, увидев меня, опустила руки. Она была намного старше, чем в нашу первую встречу, ее рыжие волосы поседели и явно подверглись химической завивке, они были сложены в простенькую прическу. И тем не менее она сохранила величественную неприступную осанку, точно как моя бабушка. Она даже не сделала попытки закричать или – боже упаси! – кинуться на меня с крючком в руке.
– С Рождеством! – сказала она.
– С Рождеством, – ответила я, несколько растерявшись. На какую‑то долю секунды я не знала, что делать дальше, но тут же взяла себя в руки. – Не надо бояться, мне не нужна кровь или что‑то в этом роде. – Я вышла из‑за шторы.
– С кровью все уже давным‑давно решилось, Гвендолин, – сказал леди Тилни с легким упреком, как будто я должна была это точно знать. – Я уже спрашивала себя, когда же ты появишься? Присядь. Хочешь чаю?
– Нет, спасибо. У меня, к сожалению, всего пару минут. – Я подошла еще на шаг ближе и протянула ей записочку. – Эту бумагу должен получить мой дедушка, чтобы… ну, чтобы все произошло так, как произошло. Это очень важно.
– Понимаю. – Леди Тилни взяла записку и совершенно спокойно развернула ее. Она вообще не выглядела удивленной.
– Почему вы ждали меня? – спросила я.
– Потому что ты мне сказала, чтобы я не пугалась, когда ты появишься у меня. К сожалению, ты не сообщила, когда это произойдет, поэтому я уже много лет жду, что ты меня все‑таки испугаешь. – Она тихо засмеялась. – Но вязание поросят оказывает сильное успокаивающее воздействие. Если честно, от скуки очень легко заснуть.
Я собиралась уже вежливо произнести «Но это же для благотворительных целей», но вдруг заметила корзинку, и вместо этого непроизвольно выпалила «Ой, какие хорошенькие!». Они были действительно хорошенькими. Намного больше, чем я себе представляла, размером с большую мягкую игрушку и выполнены очень правдиво.
– Возьми себе одного, – сказала леди Тилни.
– Правда? – Я подумала о Каролине и залезла рукой в корзину. Игрушки были мягкие и пушистые.
– Ангора и кашемир, – сказал леди Тилни с гордостью. – Только я использую эту шерсть. Остальные берут овечью, но она колючая.
– Э‑э‑э, да. Спасибо. – Прижав розового поросенка к груди, я попыталась собраться с мыслями. На чем мы остановились? Я откашлялась. – Когда мы встретимся в следующий раз? Я имею в виду – в прошлом?
– Это был 1912 год. Если смотреть от меня, то это будет не следующий раз. – Она вздохнула. – Это было волнующее время…
– О черт! – У меня в животе снова появилось чувство, которое бывает на американских горках. Какого черта мы не выбрали более длинный промежуток времени? – Ну, тогда вы знаете больше меня, – торопливо сказала я. – У нас нет времени на подробности, но… может, вы дадите мне хороший совет на будущее?
Я отступила на пару шагов, выйдя из круга света от лампы и приблизясь к окну.
– Совет?
– Да! Что‑нибудь вроде «Избегай чего‑то‑там…»? – Я ожидающе смотрела на нее.
– Чего? – Леди Тилни точно так же ожидающе смотрела на меня.
– А я откуда знаю? Чего мне надо избегать?
– В любом случае – бутербродов с вяленым мясом и прямого солнечного света, это плохо для цвета лица, – энергично сказала леди Тилни и тут же исчезла.
Я снова была в 1956 году.
Бутерброды с вяленым мясом! Бог ты мой! Лучше бы я спросила, кого мне надо избегать, а не чего. Но было уже поздно. Возможность была упущена.
– Господи, а это что такое? – почти закричал Лукас, увидев поросенка.
Да, еще и это: вместо того чтобы извлечь как можно больше пользы из каждой секунды, чтобы получить информацию от леди Тилни, я, как ненормальная, бросилась к розовой игрушке.
– Вязаный поросенок, дедушка, ты же видишь! – сказала я невыразительно, разочарованная собственным поведением. – Ангора и кашемир. Остальные используют овечью шерсть…
– Во всяком случае, наш тест сработал, – сказал Лукас, качая головой. – Ты научилась пользоваться хронографом, и мы можем договориться о встрече. В моем доме.
– Это было слишком коротко, – пожаловалась я. – Я ничего не успела узнать.
– Ну… как‑никак ты получила… э‑э‑э… свинью, а леди Тилни не получила инфаркт. Или получила?
Я беспомощно покачала головой.
– Конечно нет.
Лукас завернул хронограф в бархатное покрывало и отнес обратно в ларь.
– Давай я тебя утешу: зато у нас достаточно времени, чтобы проскользнуть обратно в подвал и разработать дальнейшие планы, пока мы будем ждать обратного прыжка. Понятия не имею, как мы будем выкручиваться, если Картрелл, этот пьянчужка, проспался.
Я была почти в эйфории, когда в конце концов оказалась в своем времени. Ладно, с вязаным поросенком (я запихнула его в сумку) получилось, наверное, не слишком эффективно, но со всем остальным мы с Лукасом отлично управились. Если только в сундуке действительно хронограф, нам не нужно было больше полагаться на удобный случай.
– Какие‑нибудь особые события? – поинтересовался мистер Марли.
Дайте подумать: все время после обеда я ковала со своим дедушкой конспиративные планы, несмотря на запрет мы внесли мою кровь в хронограф, в следствие чего я отправилась в 1852 год, где у меня состоялась секретная встреча с леди Тилни. Ну ладно, это было не слишком секретно, но точно запрещено.
– Лампочка иногда мигала, – сказала я. – И я выучила французские слова.
Мистер Марли наклонился над журналом и действительно записал своим аккуратным мелким почерком следующее: 19.43, Рубин вернулась из 1956 года, там выполняла домашние задания, лампочка мигала. Я подавила смешок. О да, порядок превыше всего. Наверняка он родился под созвездием Девы. Ужасно только, что было уже так поздно. Я надеялась, что мама не отправит Лесли домой раньше, чем я вернусь.
Но мистер Марли, похоже, никуда не спешил. Как будто испытывая мои нервы он очень медленно навинчивал колпачок на ручку.
– Я и сама могу найти выход, – сказала я.
– Нет, вам нельзя, – сказал он испуганно. – Я провожу вас до лимузина. – Мистер Марли захлопнул журнал и встал. – И я должен завязать вам глаза. Вы же знаете.
Со вздохом я позволила ему повязать мне на глаза черный шарф.
– Я так и не могу понять, почему я не должна знать дорогу в эту комнату. – Если не считать, что я ее уже давно знала.
– Потому что так написано в Хрониках, – сказал мистер Марли, в голосе которого слышалось удивление.
– Что? – воскликнула я. – Мое имя есть в Хрониках и там написано, что я не должна знать дорогу? Когда?
Сейчас в голосе мистера Марли явно звучало недовольство.
– Конечно, там не значится ваше имя, иначе все эти годы другой Рубин, ну, я имею в виду, конечно, мисс Шарлотту… – Он откашлялся и замолк; я только слышала звук открывающейся двери. – Позвольте? – спросил он, взял меня за руку и вывел в коридор.
Я не видела его, но была уверена, что он опять покраснел, потому что у меня появилось чувство, как будто я стою возле обогревателя.
– Что точно написано там обо мне? – спросила я.
– Прошу прощения, но я действительно не могу… я и так слишком много сказал.
По его тону можно было понять, что он изо всех сил старается сдержаться, наверное, сжимая кулак, по крайней мере, той руки, что была свободна. И этот тип – потомок опасного Ракоци?! Сейчас умру от смеха!
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 146; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!