Глава 8. ВОЗДУХ ГОРЯЧИЙ И СЛАДКИЙ 13 страница
– Не твое дело, – сердито огрызнулся на него Саймон.
– Просто мы рассматривали это дерево, – чуть заискивающе сказал Джеремия, по привычке чувствовавший себя виноватым.
– На мой взгляд, – лукаво сказал Исаак, – здесь сколько угодно таких деревьев. И для этого совсем не надо прятаться.
– Но это, – начал выкручиваться Джеремия, – это… оно…
– Оставь в покое это дурацкое дерево, – недовольно сказал Саймон. – Пошли. Мы получим первоклассную взбучку, если соберем меньше, чем Моргенс.
Это была нелегкая работа. И когда спустя полтора часа они остановились, чтобы перевести дух и попить воды, все трое были в красной пыли от макушек до пяток. Каждый нес свою добычу в узелке, сделанном из платка. Больше всех собрал Саймон, Джеремия и Исаак чуть меньше. Они нашли большую ель и уселись вокруг, прислонив к ней свои усталые спины. Их пыльные ноги торчали во все стороны, как спицы в колесе.
– Ну почему так жарко? – простонал Джеремия. – И почему мой платок забит дурацкими грибами, а я должен вытирать пот голыми руками.
– Жарко, потому что жарко, – проворчал Саймон. – Потому что нет дождя.
Они замолчали. Было очень тихо. Даже насекомые и птицы куда‑то исчезли, наверное, чтобы проспать в тишине эти жаркие послеполуденные часы.
– Нам еще повезло, что мы не в Меремунде, – проговорил наконец Джеремия. – Говорят, там от чумы померла чуть ли не целая тысяча.
– Тысяча, – протянул Исаак. От жары даже его тонкое и бледное лицо немного покраснело. – Тысячи! По крайней мере, так говорят в резиденции. Мой хозяин вообще расхаживает по Хейхолту, прижав к лицу платок, смоченный святой водой.
|
|
|
– А твой хозяин действительно знает, что происходит в Меремунде? – заинтересовался Саймон. Все‑таки и от Исаака была некоторая польза. – Он что, говорил об этом с тобой?
– Все время, – самодовольно ответил юный паж. – Брат его жены – тамошний мэр. Они были самыми первыми, которые бежали от чумы. От них он все и узнал.
– Элиас сделал Гутвульфа Утаньятского Рукой Короля, – сказал Саймон.
Джеремия застонал, сполз со ствола и вытянулся во всю длину на мягкой хвое.
– Так и есть, – подтвердил Исаак. – И Гутвульф задержал там чуму. Она не вышла из Меремунда.
– А что ее вызвало, эту эпидемию? – спросил Саймон. – Кто‑нибудь там, в резиденции, знает об этом? – Это было немножко унизительно, задавать вопросы мальчишке, который настолько младше его. Но Исаак действительно слышал разговоры там, наверху.
– Точно не знает никто. Некоторые говорят, что это завистливые купцы из Абенгейта отравили колодцы. Но и в самом Абенгейте умерло много народа, – сказал Исаак с нескрываемым удовлетворением. В конце концов, эрнистирийцы были язычниками, каким бы прекрасным союзником ни был дом Ллута под опекой Верховного короля. – Другие считают, что от засухи рассохлась земля, и из трещин вырвались на волю смертоносные газы. Но как бы там ни было, мой хозяин говорит, что эта чума не щадит никого, ни богача, ни крестьянина, ни священника. Сначала у тебя начинается жар и лихорадка… – Растянувшийся на земле Джеремия опять застонал и вытер свой лоб. – Потом ты покрываешься пузырьками, как будто лег на горячие угли. Потом пузыри начинают мокнуть. А потом ты умираешь. В страшных мучениях, – увлеченно закончил Исаак. Мальчики долго молчали.
|
|
|
– А мой хозяин Якоб, – сказал наконец Джеремия, – боится, что чума все‑таки придет в Хейхолт из‑за этих грязных крестьян, которые поселились у самых стен. Рубен Медведь, кузнец, сказал моему хозяину, что он слышал от лекаря‑монаха, что Гутвульф принял очень жесткие меры в Меремунде.
– Жесткие меры, – повторил Саймон. – А что это означает?
– Монах рассказал Рубену, что когда Гутвульф прибыл в Меремунд как наместник короля, он взял эркингардов и пошел с ними к домам заболевших. Они взяли доски, гвозди, молотки и забили все дома намертво!
|
|
|
– Вместе с людьми? – ужаснулся Саймон.
– Конечно! Чтобы чума не распространялась. Чтобы больные не сбежали и не разнесли ее здоровым.
– Но ведь говорят, что чума появилась от ядовитого воздуха из земли…
– Ну и что! А потом она стала распространяться. Поэтому и умерло так много священников, монахов и лекарей. Монах рассказывал, что в течение многих недель улицы Меремунда были… были… как это он сказал? Как залы ада. Запертые люди выли словно собаки. А когда все замолчали, Гутвульф и эркингарды сожгли их всех. Не открывая.
В то время как потрясенный Саймон осмысливал эту последнюю деталь, раздался треск ломающихся сучьев.
– Эй, вы, ленивые олухи! – из зарослей появился Моргенс. Вся его одежда была увешана ветками и листьями, бахрома из мха украшала широкие поля шляпы. – Я так и знал, что найду вас изнывающими от безделья!
– Мы только что присели, доктор, – Саймон вскочил на ноги. – Мы долго собирали.
– Не забудь его спросить, – прошептал Джеремия, поднимаясь.
– Ну, что ж, – сказал Моргенс, критически рассматривая их улов. – Не так уж и плохо, учитывая обстоятельства. Показывайте! – Он опустился на корточки, как фермерша, доящая корову, и начал тщательно рассматривать их добычу. – Ах! Ухо дьявола! – воскликнул он, подставляя солнечным лучам зубчатый гриб. – Великолепно!
|
|
|
– Доктор, – сказал Саймон, – я хочу попросить вас об одолжении.
– М‑м‑м‑м, – сказал доктор, роясь в грибах, разложенных на платках, как на лабораторном столе.
– Видите ли, Джеремия хотел бы поступить в стражу. Или хотя бы попытаться. Но вся беда в том, что граф Брейугар почти совсем не знает нас, замковых, и у Джеремии нет никаких связей.
– Это, – сухо заметил Моргенс, – вовсе не удивительно. – Он принялся за следующий платок.
– Но я хотел сказать, может быть, вы могли бы написать ему рекомендательное письмо? Вас ведь все знают. – Саймон старался, чтобы его голос звучал спокойно и убедительно. Исаак смотрел на взмокшего Джеремию со смесью изумления и уважения.
– Хммм… – по тону доктора нельзя было сказать ничего определенного. – Я подозреваю, что уж слишком хорошо известен Брейугару или его товарищам. – Он оценивающе посмотрел на Джеремию. – Якоб знает?
– Он… ну, ему известны мои чувства, – запинаясь пробормотал Джеремия.
Моргенс сложил все собранное в мешок и вернул мальчикам платки. Он внимательно осмотрела свою одежду и очистил ее от приставших листьев и хвои.
– Я полагаю, в этом нет ничего невозможного, – сказал доктор, как только они отправились в обратный путь. – Я не сказал бы, что вся эта затея мне нравится, да и вряд ли записка от меня заставит их отнестись к тебе внимательно и уважительно, но если Якоб знает, то пожалуй… – Они шли, вытянувшись в цепочку, пробираясь сквозь колючие заросли.
– Спасибо, доктор, – пропыхтел Джеремия, изо всех сил пытаясь не отстать.
– Вряд ли они тебя возьмут, – раздался немного завистливый голос Исаака.
По мере приближения к замку его высокомерие неуклонно возрастало.
– Доктор Моргенс, – сказал Саймон, изображая мягкую неуверенность в своих силах, – а почему бы мне самому не написать это письмо? А вы бы потом посмотрели и подписали? Ведь это было бы неплохой практикой, верно?
– Что ж, Саймон, – ответствовал доктор, перебираясь через ствол поваленного дерева. – Это великолепная идея! Ты замечательно придумал! Может быть, из тебя еще и выйдет настоящий помощник.
Веселый голос доктора, гордость, звучащая в нем, придавили Саймона тяжелым свинцовым грузом. Еще вообще ничего не было сделано, ни хорошего, ни плохого, а Саймон уже чувствовал себя самым настоящим убийцей. Он уже собирался сказать что‑то еще, но внезапно застывший лесной воздух разорвал отчаянный крик.
Саймон обернулся и увидел, что Джеремия, с лицом белым как мука, указывает на нечто, скрытое в зарослях возле поваленного ствола. Лицо Исаака стоявшего рядом, окаменело. Саймон бросился к ним, за ним метнулся Моргенс.
Они увидели наполовину скрытое в зарослях мертвое тело. Лица не было видно, но, судя по тому, что остальное было почти лишено плоти, смерть наступила уже давно.
– Ой‑ой‑ой, – задыхался Джеремия. – Мертвец! Где‑то здесь бандиты. Что же нам теперь делать?
– Заткнись! – прикрикнул Моргенс. – Начинается! Дайте мне взглянуть.
Доктор подобрал подол своего одеяния, ступил в заросли и осторожно приподнял ветки, скрывающие большую часть тела.
Насколько можно было судить по изъеденному птицами и насекомыми лицу, умерший был северянином, возможно риммерсманом. На нем была неприметная одежда, какую можно увидеть на каждом путешественнике: легкий шерстяной плащ и кожаные ботинки, которые, впрочем, уже сгнили, так что наружу торчали куски меховой подкладки.
– Отчего он умер? – спросил Саймон. Пустые черные глазницы трупа начисто лишили его присутствия духа. Зубастый рот мертвеца оскалился в жуткой улыбке, как будто он наслаждается своей черной шуткой.
Моргенс палкой оттянул в сторону плащ покойника. Несколько мух лениво взлетели и закружились над телом.
– Смотри, – сказал он. Из сморщенного отверстия в высохшей груди торчал обломок стрелы. – Кто‑то очень торопился. Наверное, он не хотел, чтобы опознали его стрелу.
Они дождались, пока перестанет с шумом рвать Исаака, и поспешили к замку.
Глава 9. ДЫМ НА ВЕТРУ
– Ты достал? Он догадался? – Все еще бледный Джеремия подпрыгивал вокруг Саймона, как надутый бычий пузырь вокруг рыбачьей сети.
– Достал! – рявкнул Саймон. Суетящийся Джеремия раздражал его, такое поведение как‑то не соответствовало всей мужественности и серьезности их задачи. – Ты чересчур много болтаешь.
Джеремия не обиделся.
– Ну, раз достал, – сказал он.
Центральный ряд, открытый жаркому полуденному солнцу, с откинутым тентом, был почти пуст. Стражники – в желтой форме, что свидетельствовало об их прямом подчинении графу Брейугару, и с зелеными кушаками – королевским цветом Элиаса – лениво стояли в дверях или играли в кости у стен запертых магазинов. Даже учитывая то, что время утреннего рынка давно прошло, на улице встречалось удивительно мало знакомых Саймона. На виду были в основном бездомные, наводнившие Эрчестер за время страшных зимних месяцев. Эти несчастные были изгнаны из деревень пересохшими речушками и опустевшими колодцами. Они стояли и сидели, прислонившись к каменным стенам, равнодушные и безучастные ко всему, движения их были вялыми и бесцельными. Стражники не обращали на бездомных никакого внимания, словно это были не люди, а просто уличные собаки.
Парочка свернула на Трактирный проезд – самый большой из переулков, перпендикулярных Центральному ряду. Здесь народу было побольше, хотя это и были по большей части солдаты. Жара загнала их в дома; они высовывались из окон, сжимая в руках фляги и наблюдая за Саймоном и Джеремией с пьяным равнодушием.
Крестьянская девушка в домотканной юбке и с тяжелым кувшином на плече куда‑то спешила вдоль по улице. Солдаты свистели ей вслед, выплескивая остатки пива на пыльную землю под окнами таверны. Девушка, не взглянув на них, быстро шла мимо, потупив глаза. Она шла семенящей походкой, а Саймон оценивающе смотрел на плавное покачивание ее бедер, до тех пор пока она не исчезла, поспешно свернув в боковую аллею.
– Саймон, пойдем! – позвал Джеремия. – Это здесь.
Выступая из ряда кособоких зданий, как камень из разбитой мостовой, перед ними стоял собор Святого Сутрина. Его огромный фасад вяло отражал спокойное солнце. Высокие арки и винтовые опоры фасада отбрасывали тонкие тени на группы гаргулий, чьи живые уродливые лица жизнерадостно наблюдали за происходящим на улице. Гаргулии хихикали и перешептывались за спиной у лишенных чувства юмора святых. Три флажка трепетали на мачте, укрепленной над высокими двойными дверьми: Зеленый дракон Элиаса, Древо и Колонна Матери Церкви и золотая корона города Эрчестера на белом фоне. Пара стражей прислонилась к косякам открытых дверей, наклонив пики к земле в сторону широкого каменного дверного проема.
– Вот мы и на месте, – мрачно сказал Саймон и с трусящим за ним Джеремией двинулся вверх по двум дюжинам мраморных ступеней. Один из стражей лениво поднял пику и загородил им проход.
– Ну, и что вам здесь надо? – спросил он, прищурив глаза.
– Послание для Брейугара, – Саймон с огорчением услышал, что его голос звучит не очень уверенно. – Для графа Брейугара от доктора Моргенса из Хейхолта!
Стараясь быть суровым и солидным, он достал свернутый пергамент и предъявил его стражу. Тот взял его, повертел в руках и бросил легкий взгляд на печать. В это время второй страж внимательно рассматривал входную дверь, как бы надеясь увидеть там уже подписанную увольнительную на этот день.
Первый страж, пожав плечами, отдал пергамент Саймону.
– Внутрь и налево. И не шатайтесь вокруг.
Саймон был возмущен. Вот если бы он был стражником, он держался бы с куда большим достоинством, чем эти небритые, унылые идиоты! Неужели они не понимают, какая это большая честь – носить зеленые цвета короля? Вместе с Джеремией он прошествовал мимо них в прохладное помещение Святого Сутрина.
Ничто не шевелилось в огромном вестибюле, даже воздух. Но где‑то за самой дальней дверью Саймон разглядел легкие тени движущихся фигур. Он быстро оглянулся, чтобы убедиться, что стражники не наблюдают за ними, и решительно двинулся вперед, вместо того, чтобы идти к левой двери. Он хотел посмотреть на огромную часовню собора.
– Саймон, – зашипел встревоженный Джеремия. – Что ты делаешь? Они же сказали туда, – он показал на левую дверь.
Не обращая внимания на своего испуганного спутника, Саймон заглянул в дверь. Джеремия, что‑то недовольно бурча, подошел сзади.
Очень похоже на одну из тех церковных картин, подумал Саймон. Там, где вдали виднеется Узирис и древо, а на переднем плане, совсем близко, лица наббанайских крестьян.
Действительно, часовня была так велика, а купол так высок, что казалось, это особый, совершенно самостоятельный мир. Солнечный свет, проходя через цветные стекла, потоками низвергался с огромной высоты. Одетые в белое священники бесшумно двигались вокруг алтаря что‑то чистя и полируя. Ни дать, ни взять – бритые горничные. Саймон сразу догадался, что они готовятся к службам Элисиамансы, которые должны были начаться через одну‑две недели.
Ближе к дверям, двигаясь также бесшумно и деловито, бегали взад и вперед констебли Брейугара, одетые в желтые камзолы. То тут, то там мелькали зеленые одежды стражей или серовато‑коричневые какого‑нибудь эрчестерского нотабля. Обе группы существовали независимо друг от друга, тем более что между задней и передней частями собора была сооружена баррикада из столов и стульев. Внезапно Саймон понял, что это ограждение существует не для того, чтобы держать священников внутри, как могло показаться на первый взгляд, а наоборот, для того чтобы держать суетившихся солдат вне. Похоже было, что аббат Дометис и священники все‑таки не потеряли надежды, что вторжение лорда‑констебля и его людей в их собор – дело временное.
Саймон и Джеремия вернулись к указанной им двери. Когда они поднимались по лестнице, им пришлось предъявить свой пергамент еще трем стражам. Эти были гораздо более бдительны, чем те, у входных дверей. То ли потому, что они находились внутри, а не на горячем солнце, то ли потому что они были ближе к предмету их охраны. Наконец, они добрались до комнаты, набитой стражниками, и остановились перед покрытым шрамами, полубеззубым ветераном. Его пояс был увешан гремящими ключами, а космическое безразличие и равнодушие доказывали – перед вами представитель власти.
– Да, лорд Брейугар сегодня здесь. Дайте мне письмо, и я передам его, – процедил сержант.
– Нет, сир. Мы должны вручить это ему лично. Это от доктора Моргенса. – Саймон очень старался, чтобы его голос звучал как можно тверже. Джеремия молча глядел в пол.
– Лично? Подумать только! – сержант плюнул на покрытый опилками мраморный пол. – Чтоб меня Эйдон укусил, что за денек сегодня. Ждите тут.
– Итак, что у вас? – граф Брейугар слегка приподнял бровь. Он сидел за столом около большого блюда, заваленного остатками мелких птиц и гарнира.
Когда‑то у него были тонкие черты лица, но сейчас оно заплыло жиром. Только руки остались прежними, изящные руки музыканта, с длинными пальцами.
– Письмо, мой лорд, – Саймон, преклонив колено, протянул свиток пергамента.
– Ну что ж, тогда давай его мне, мальчик. Хотя можно было бы подождать, пока я пообедаю. – Голос у графа был высоким и немного жеманным, но Саймон знал, что Брейугар потрясающе владел мечом – эти изящные руки убили не один десяток людей.
Пока граф медленно читал послание, слегка шевеля губами, блестящий от пота Саймон пошире развернул плечи, стараясь держать спину прямо, как древко у пики.
Краем глаза он заметил, что седой сержант поглядывает на него. Тогда он еще немного выпятил грудь и смотрел прямо перед собой, надеясь, что он выгодно отличается от бездельников, стоящих внизу.
– Пожалуйста… примите… подателей… на службу под руководством вашего лордства… – читал вслух Брейугар. Легкое ударение на слове «подателей» на мгновение ввергло Саймона в панику. Неужели он заметил, что Саймон исправил единственное число на множественное? Ведь ему для этого пришлось сжимать буквы, чтобы слово влезло на отведенное ему место.
Граф Брейугар, не сводя глаз с Саймона, передал письмо сержанту. Сержант начал читать его, тоже шевеля губами, только еще медленнее, чем граф. Брейугар неторопливо осмотрел Саймона сверху вниз, а затем также неторопливо и тщательно осмотрел все еще коленопреклоненного Джеремию.
– Так, – скорее выдохнул, чем произнес Брейугар. – Моргенс, старый врач, хочет, чтобы я взял парочку замковых мышек и сделал из них мужчин. – Граф взял с тарелки крошечную ножку и с хрустом разгрыз ее. Выплюнув на блюдо остатки, он сказал:
– Невозможно.
Саймон почувствовал, что у него ослабели колени и тошнота подступает к горлу.
– Но… но почему? – спросил он, запинаясь.
– Потому что вы мне не нужны. Потому что у меня достаточно бойцов и вас брать некуда. Никто на сеет, когда нет дождя, и у меня уже огромная очередь из людей, которые ищут работу, способную их прокормить. Но главное – я не хочу вас брать. Вас – парочку мягких, как сало, замковых мальчишек, которые в жизни не испытали ничего страшнее, чем шлепок по вашим розовеньким задам за парочку стянутых вишен. Ступайте себе. Если придет война, если эти язычники в Эрнистире будут и дальше сопротивляться воле короля или вернется вероломный Джошуа, вот тогда… Тогда вы сможете взять вилы и косы вместе с остальными крестьянами. И может быть, даже идти за армией и поить лошадей, если больше некому будет это делать. Но вы никогда не станете солдатами. Король сделал меня лордом‑констеблем не для того, чтобы нянчить щенков. Сержант! Покажите этим замковым мышам какую‑нибудь дырку, чтобы они могли юркнуть в нее и убраться восвояси!
Ни Саймон, ни Джеремия не сказали друг другу ни слова на всем длинном и долгом пути обратно в Хейхолт. Когда Саймон остался один в своем занавешенном алькове, он сломал о колено свой меч из бочарной доски. Но он не плакал. Он не станет плакать.
Что‑то странное сегодня чудится в северном ветре, думал Изгримнур. Что‑то, что пахнет то ли зверем, то ли приближающимся штормом, то ли и тем и другим сразу… что‑то неприятное, что заставляет волосы у меня на загривке вставать дыбом.
Он потер руки, как бы от холода, хотя холодно не было совсем, и натянул рукава своего легкого летнего камзола. Его следовало бы носить несколько месяцев тому назад, но такой уж это был год. Он снова подошел к двери и выглянул в нее, чувствуя некоторое смущение оттого, что такой старый солдат, как он, играет в такие детские игры.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 107; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!