Записанные рукой Гальфрида Монмутского 37 страница
Взгляд Роберта задержался на фигуре отца, чья желтая накидка с перевязанным красным крестом кричащим ярким пятном выделялась на солнце, а начищенный кольчужный хауберк ослепительно сверкал в его лучах. Несмотря на жару, поверх накидки и кольчуги отец надел мантию дорогого фламандского сукна, подбитую красным шелком. Высоко над головой трепетал штандарт Аннандейла. Он заставлял своего знаменосца разворачивать его в каждом городе и деревне, через которые они проходили, от Лохмабена до северо‑восточного побережья, словно двигался во главе королевской процессии. Накидку Роберта украшал герб Каррика, но выставлять свое знамя напоказ он не стал, и оно лежало свернутым в одной из повозок. Слушая ответ отца, он почувствовал на себе взгляд брата, но, заранее зная, что хочет сказать ему Эдвард, упрямо смотрел вперед.
Они продолжили путь. День уже начал клониться к вечеру, когда перед ними открылась большая лагуна. Между ней и Северным морем лежал городок Монтроз, домики которого раскинулись на узкой песчаной косе, над которой возвышался приземистый квадратный замок. За его стенами, там, где поросшие вереском поля переходили в серые дюны, плескалось море разноцветных шатров. В самой их середине возвышалась деревянная платформа, похожая на сцену.
В самом Монтрозе улицы были забиты английскими рыцарями и солдатами. Проезжая сквозь толпу, Роберт слышал, в основном, английскую речь, и, судя по самым разным акцентам, ее обладатели слетелись сюда, в этот шотландский порт, со всех концов королевства. Кое‑где звучал ирландский язык, вызывая в памяти смутные образы Антрима. Говорили здесь и по‑валлийски, что навевало совсем уж свежие воспоминания. Когда отряд проезжал мимо какой‑то захудалой гостиницы, перед нею вспыхнула драка – один солдат толкнул другого и тут же получил в ответ удар кулаком в лицо. Кто‑то из прохожих попытался остановить драку, другие же, напротив, криками подзадоривали драчунов. С первого взгляда было видно, что солдат, шляющихся по улицам, одолевает праздность, им нечем заняться, кроме как набивать животы едой и пивом да горланить песни, перекрикивая менестрелей и шутов. Это не были люди, измотанные трудной тяжелой кампанией и празднующие тяжким трудом выстраданную победу. Скорее, они походили на кутил, бражничающих на чужом пиру. Глазам Роберта предстала совсем иная картина, нежели та, которую он наблюдал после войны в Уэльсе. Как могло случиться, что все произошло так быстро? Как могла Шотландия так легко пасть? Он не находил ответа на эти вопросы, и мысли об этом угнетали его.
|
|
|
Проделав долгий путь по извилистым улочкам, их отряд добрался, наконец, до замка, над надвратной башней которого развевался ярко‑алый флаг с тремя золотыми львами. Ворота были закрыты, и перед ними, опираясь на пики, стояли четверо стражников в цветах короля. Один из них отделился от своих товарищей и пересек мост, перекинутый через ров, завидев приближающегося лорда Аннандейла.
|
|
|
– Добрый день, – приветствовал он его, не сводя глаз со знамени, поднятого над головами всадников. – Что привело вас сюда?
По знаку отца Роберта один из его рыцарей выехал вперед.
– Сэр Роберт Брюс, лорд Аннандейл, прибыл по личному приглашению короля. Он желает разговаривать с Его величеством.
– Милорд король занят на Совете, – ответил стражник.
Роберт заметил, как лицо отца исказилось судорогой негодования.
Брюс направил свою белую кобылу прямо на стражника.
– Король Эдуард пригласил меня сюда, дабы побеседовать об одном весьма срочном и безотлагательном деле. Я уверен, он примет меня.
– Я получил приказ пропускать только тех людей, список которых мне вручен. Вашего имени, сэр, среди них не значится. Предлагаю вам встать лагерем вместе с остальными благородными господами, которых король призвал к себе. Не сомневайтесь, он пошлет за вами, как только будет готов к встрече. – С этими словами стражник развернулся и зашагал обратно по мосту.
|
|
|
Когда лорд, грубо рванув поводья, развернул лошадь, Роберт отметил, что унижение отца доставило ему некоторое удовлетворение. Изрыгая угрозы, Брюс повел своих людей по направлению к полю, на котором стояло множество шатров, и искаженное гневом лицо отца опасно раскраснелось.
Но за стенами замка почти не осталось свободного места, шатры тянулись вплоть до самых песчаных дюн, так что им пришлось удовольствоваться клочком земли возле самого лимана, от которого исходил запах гнили, а в воздухе звучали пронзительные крики чаек. Когда рыцари спешились, слуги принялись разгружать повозки, доставая оттуда шатры и снаряжение. Одни из них отправились на поиски свежей воды для лошадей, другие стали рыть ямы для костров и отхожих мест. Роберт подошел к одной из крытых повозок как раз в тот момент, когда слуги сгружали с нее большую деревянную клетку. Внутри находилась его гончая, Уатача. Вернувшись прошлым летом в Шотландию, он очень привязался к молодой собаке, родившейся от любимой суки его деда. Она напоминала ему о старом лорде и прежней жизни.
– Принесите мне поводок, – приказал он одному из слуг.
|
|
|
Тот принялся рыться в мешке с охотничьими принадлежностями, пока другой открыл клетку. Уатача поднялась на ноги и неторопливо, как змея, выскользнула в распахнутую дверь клетки. Она была высокой, в холке доходя ему почти до бедра, с длинными ногами и дымчатым окрасом шерсти, как у матери. Уатача подбежала прямиком к Роберту, высунув язык и тяжело дыша. Он взял поводок у слуги и прицепил его к собачьему ошейнику. В отличие от собак отца, у которых поводки были шелковыми, ремешок Уатачи был сработан из мягкой коричневой кожи. Его дед всегда презрительно относился к мужчинам, украшавшим своих боевых псов яркими безделушками, говоря, что подобная мишура свойственна глупцам, у которых денег больше, чем ума. Намотав поводок на руку, чтобы не отпускать гончую слишком далеко, Роберт двинулся вдоль ряда шатров, оставив слуг разбивать лагерь. Катарина передала его хнычущую дочь в протянутые руки Джудит. Но он не успел уйти далеко, как его догнал Эдвард.
– Куда это ты собрался, братишка?
– Уатаче нужно облегчиться. Как и мне. – Не дожидаясь ответа, Роберт зашагал дальше. Ему не хотелось вновь затевать бессмысленный спор.
– Ты ведь не будешь разговаривать с ним, верно? Ты так и будешь избегать его, пока не станет слишком поздно и тебя не лишат права выбора.
Роберт остановился. Развернувшись лицом к брату, он встретил его вызывающий взгляд.
– Почему бы тебе не оставить все, как есть?
Эдвард покачал головой, словно не веря своим ушам.
– Оставить все, как есть? – Он подскочил к Роберту вплотную. – Мы говорим о будущем нашего королевства! У тебя есть шанс исправить зло, причиненное ему за последние месяцы. Так почему, во имя Господа, ты им не воспользуешься?
– Нам ничего не известно о намерениях короля Эдуарда. Приглашение прибыть сюда было слишком туманным. Как я могу ухватиться за то, что еще даже не стало реальностью? Как я могу…
– Завтра, – перебил его Эдвард, – Джон Баллиол будет формально низложен. Наш отец надеется, что после него королем Шотландии станет именно он. Ради этого он и прибыл сюда. Но ведь право на трон наш дед передал тебе, в тот самый день, когда ты унаследовал Каррик. Почему ты позволяешь ему претендовать на то, что принадлежит тебе?
– А почему это беспокоит тебя? – пожелал узнать Роберт, теряя терпение, чему немало способствовали жара и усталость. – Для тебя же лучше, если королем станет он. Если я умру первым, ты останешься его прямым наследником.
Эдвард вновь покачал головой и отвернулся.
– Я хочу, чтобы в нашем королевстве вновь воцарился мир, братишка. Я больше не хочу сражаться со своими же соотечественниками. Эта война, меня от нее тошнит. Наш отец… – Он умолк, нахмурившись. – Он, может быть, и шотландец, но в его жилах течет английская кровь. На языке нашей матери на наших землях уже почти никто не разговаривает, а законы и обычаи наших предков, которых придерживался дед, постепенно исчезают. И отец только ускорит их вымирание. Став монархом, он создаст свой двор по образу и подобию Вестминстера, подчиненного Эдуарду. И у нашего королевства останется еще меньше независимости, чем было при Баллиоле.
Роберт пристально смотрел на брата. Ему редко приходилось слышать от него столь рассудительные речи.
– Почему ты думаешь, что при мне все будет по‑другому?
– Я все еще надеюсь, что ты увидишь собственные ошибки и исправишь их.
Роберт знал, что брат имеет в виду его дружбу с Рыцарями Дракона.
– Мы не знаем, что задумал король. – Голос его окреп и зазвучал жестче. – Я не стану окончательно рушить нашу семью ради безумной фантазии, будь она проклята!
На этот раз, когда он развернулся, чтобы уходить, брат не сделал попытки последовать за ним. Роберт шел дальше, мимо солдат: одни спали, другие сидели за раскладными столами под навесами, а слуги подносили им угощение. Он увидел несколько знакомых стягов на флагштоках над шатрами и мельком подумал, кто там отдыхает сейчас внутри. Перед его внутренним взором всплыло ухмыляющееся лицо Эймера де Валанса, пока он усилием воли не отогнал видение, целенаправленно шагая к морю через дюны. Уатача трусила рядом.
В лучах полуденного солнца море отсвечивало червонным золотом, и волны с мягким шуршанием накатывались на берег. Легкий бриз высушил пот на лице Роберта, когда он опустился на песок, спустив Уатачу с поводка. Собака тут же подбежала к воде и даже окунулась в волны. На берегу виднелись несколько рыбачьих лодок, вытащенных на песок. Неподалеку от лодок слуги чистили котелки и сковородки у ручья, впадавшего в море. Уатача восторженно помчалась в их сторону, но Роберт резким свистом подозвал ее к себе. Когда гончая послушно плюхнулась на песок рядом с ним, он подался вперед, упершись локтями в колени, и принялся смотреть на море, синяя безмятежность которого так странно противоречила сумбуру, царившему у него в душе.
С тех самых пор, как отец стал губернатором Карлайла, он не раз прозрачно намекал на то, что если Эдуард выиграет войну, то сделает его королем. Ну, вот, англичане выиграли, и завтра Баллиол будет низложен. Роберт был рад тому, что им вернули родовые земли, и удовлетворен тем, какая судьба постигла Баллиола и ненавистных Коминов. Но теперь, проезжая по родным местам, видя своих соотечественников униженными и подавленными, он чувствовал себя захватчиком, которого ненавидят ничуть не меньше, чем короля Эдуарда и его солдат. Хотел бы он быть королем народа, который презирает его? Да и как быть с самой королевской властью? На протяжении последних шести лет он был свидетелем того, как Эдуард пытался захватить трон, сначала женив своего наследника на Маргарет, а потом прямо вмешиваясь в правление Баллиола. Так что теперь, когда Эдуард захватил королевство силой, любой человек, который займет место Баллиола, окажется лишь послушным вассалом на очень коротком поводке. Разве не лучше, рассуждал Роберт, быть доверенным воином в свите короля, чем послушной марионеткой в его руках, скованной по рукам и ногам на фальшивом троне?
Он сидел на песке, и в ушах у него зазвучал суровый голос деда, вопрошающий, суждено ли многовековой истории умереть вместе с ним: неужели Александр, Давид и Малкольм Канмор сражались за их королевство и проливали кровь ради него только для того, чтобы Роберт отказался от родины без борьбы? Перед мысленным взором Роберта вдруг возникло дерево, стоящее на вершине холма. Оно было старым и дряхлым, его некогда гордые ветви почернели от гнили, которая подтачивала и мощный ствол, проникая в самые корни. «Все это – твоих рук дело, – произнес голос деда. – Ты принес смерть нашему наследию ».
– Чего же ты от меня хочешь? – вскричал Роберт, вскакивая на ноги.
Уатача встревожено залаяла, уловив гнев в его голосе, а слуги оторвались от кастрюль и сковородок, глядя на него. Роберт подошел к самому краю воды, запустив руки в волосы. За четыре коротких года место, которое его семья занимала в этом мире, изменилось до неузнаваемости. Они проиграли битву за трон, лишились власти в королевстве и большинства своих союзников. Он потерял мать, деда и жену одного за другим, а потом, скрепя сердце, ему пришлось сражаться против своих же соотечественников. Одержана победа, но он ощущал лишь горечь их поражения. Где‑то высоко‑высоко, в райских кущах, Святой Малахия наверняка надрывался от хохота.
– Сэр Роберт?
Он резко обернулся на голос и увидел высокого молодого человека в ярко‑голубой накидке, который шагал к нему через дюны. Загорелое лицо Хэмфри де Боэна расплылось в широкой улыбке. При виде друга Роберт испытал прилив облегчения. Обвинения деда и образ старого дерева рассеялись, когда он поспешил навстречу Хэмфри по берегу. Они обнялись, и де Боэн рассмеялся, чувствуя, с какой силой Роберт сжал его в объятиях.
– Я увидел в лагере твой штандарт, – пояснил он, отступая на шаг. – Твой брат сказал мне, что ты здесь. – Хэмфри опустил взгляд на Уатачу, которая осторожно обнюхивала его. – Это твоя гончая? Настоящая красавица.
– Ты давно уже в Монтрозе? – Роберт надеялся встретить здесь Хэмфри, потому что ему отчаянно недоставало дружбы молодого рыцаря. Один его вид заставил Роберта вновь перенестись в Лондон и вспомнить о том, как они соревновались летом друг с другом, упражняясь во дворе Тауэра. Ему вдруг показалось, что события минувшего года были всего лишь дурным сном.
– Всего несколько дней. Мы прибыли из Перта.
– Ты был в Бервике?
Улыбка Хэмфри увяла. Несколько мгновений он молча смотрел вдаль, на море, а потом с вымученной улыбкой вновь повернулся к Роберту.
– Давай больше не будем говорить о битвах теперь, когда война закончилась. Лучше расскажи мне о себе. Я хочу знать все! Куда ты спрятал свою красавицу‑жену? Она здесь? Ты должен непременно познакомить меня с нею.
– Изабелла умерла четыре месяца тому в Карлайле, – после паузы ответил Роберт, – во время родов нашей дочери.
У Хэмфри вытянулось лицо. Он взял Роберта за плечи.
– Друг мой, я…
Роберт знаком показал, что обойдется без соболезнований. Он чувствовал, что недостоин сочувствия, ведь сам он почти не горевал об Изабелле.
– Она была доброй женщиной. И хорошей женой. Но мы пробыли вместе всего год, и, учитывая войну и все прочее, нечасто виделись. По правде говоря, я даже не успел толком узнать ее. Я… – Роберт запнулся. Он не говорил этого еще никому. – Я скучаю о ней, – признался он, – но больше ради нашей дочери, чем себя самого.
Хэмфри кивнул.
Они постояли в молчании, глядя, как волны лижут песок. Лица обоих мужчин загорели и заросли щетиной. Спустя некоторое время Роберт открыл было рот, чтобы заговорить, но молодой рыцарь перебил его.
– Я очень рад тому, что ты здесь, Роберт, – сказал Хэмфри, поворачиваясь к нему. – Потому что мне понадобится твоя помощь.
– Разумеется. В чем?
– Король Эдуард хочет, чтобы Рыцари Дракона совершили кое‑что. Выполнили особое задание. И мне нужно, чтобы ты присоединился к нам.
– И что же это за задание?
Оба обернулись, заслышав чей‑то возглас, и увидели, как к ним через дюны спешит Эдвард.
– Поговорим позже, – сказал Хэмфри, переводя взгляд на Роберта. Он улыбнулся и обнял его за плечи. – Я очень рад вновь увидеться с тобой, дружище.
– Взаимно.
Роберт без сна лежал в шатре, прислушиваясь к ровному дыханию брата. После долгого пути он чувствовал себя усталым и вымотанным. А атмосфера в их лагере, когда отец весь вечер возмущался тем, что король не пожелал принять его, лишь усугубила его дурное настроение. Так же, как и вопрос о том, что произойдет завтра, когда король Джон будет низложен. Но, несмотря на сильную усталость, заснуть он не мог.
Соленый ветерок лениво шевелил полы шатра, обнажая полную, кроваво‑красную луну, висящую над самым горизонтом. «Что это, дурное предзнаменование?» – мельком подумал Роберт. Мысль эта заставила его перенестись в теплое лето Каррика на много лет назад, к дому в лощине и дереву с клетками на ветвях. Интересно, живет ли по‑прежнему старуха в своей полуразрушенной хижине, полной книг и костей, сплетая судьбы мужчин? Сейчас Эффрейг должна быть очень старой. Не исключено, что она давно умерла. Мысль о Каррике навеяла на него тоску о безоблачном детстве, когда мать и дед были еще живы, а залы их замков наполняли друзья и веселый смех. Он провел очень мало времени в своем графстве после того, как унаследовал его. Его вассал, Эндрю Бойд, собирал ежегодную ренту и решал текущие хозяйственные проблемы, так что у Роберта не было ощущения, будто оно действительно принадлежит ему. Теперь, когда война закончилась, ему, пожалуй, стоит вернуться туда.
Снаружи послышались голоса, и Роберт узнал одного из рыцарей отца, поставленных охранять лагерь, а потом негромкий, но настойчивый голос Хэмфри. Стараясь не разбудить брата, Роберт встал и выскользнул из шатра. Он подошел к двум мужчинам, кивнув отцовскому рыцарю и знаком показывая ему, что тот может вернуться на свой пост.
Здороваясь с Хэмфри, Роберт заметил, что у того из‑под простой, темной дорожной накидки выглядывает кольчуга.
Глаза Хэмфри загадочно блеснули в свете костра.
– Я хочу, чтобы ты оделся, и побыстрее.
– Куда мы едем?
– Чтобы исполнить пророчество.
Хэмфри объяснил ему, что взять с собой и куда подойти, чтобы встретиться с ним. Когда рыцарь умолк, Роберт принялся наседать на него, пытаясь выведать, в чем все‑таки заключается их задание, но потом остановился. Чувство нужности и принадлежности к ордену, которое он испытал при виде Хэмфри, стало для него огромным облегчением по сравнению с той отчужденной враждебностью и одиночеством, которые охватили его после возвращения в Шотландию. Он не хотел разрушить это хрупкое чувство ненужными расспросами, и, кроме того, Роберт был откровенно рад убраться из Монтроза куда‑нибудь подальше. Он устал от необходимости сделать выбор, устал терзаться и мучиться, не зная, какой дорогой пойти.
«Ты так и будешь избегать его до тех пор, пока не станет слишком поздно, и тебя лишат права выбора».
Его брат был прав. Но сейчас Роберту было все равно.
После ухода Хэмфри Роберт разбудил Неса, чтобы тот оседлал для него Хантера, а сам вернулся в шатер, чтобы одеться. Натягивая дублет поверх сорочки, он услышал громкий плач дочери. Затем послышались сонные увещевания кормилицы. Роберт вышел наружу, держа в руках меч, как раз в то мгновение, когда из шатра, который она делила с Джудит и еще тремя женщинами, выскользнула Катарина. Служанка держала на руках Марджори и что‑то негромко напевала ей. Она подняла голову и увидела удаляющегося Роберта. Катарина озабоченно нахмурилась, заметив меч у него в руках. Он не сказал ей ни слова, подошел к крытой повозке и выволок оттуда большой сундук, в котором хранилось его снаряжение. Позади него не утихали крики Марджори. Когда Роберт вынул из сундука хауберк, Катарина негромко запела. У нее был низкий, сильный голос, и, когда она пела, казалось, что он должен принадлежать кому‑то другому, какой‑нибудь женщине значительно старше ее. Колыбельная успокоила малышку, ее крики постепенно перешли во всхлипывания, а потом и в ровное сопение. Роберт, вдруг поняв, что замер на месте, держа на вытянутых руках хауберк и прислушиваясь, принялся натягивать доспехи, а потом потянулся за щитом, который Хэмфри наказал ему непременно взять с собой. Щит с драконом был завернут в мягкую ткань, предохранявшую его от случайных царапин. Роберт не доставал его с того времени, как покинул Англию год тому. В свете костра он обратил внимание, что дерево стало шершавым и потрескалось. Он уже натягивал неприметную дорожную накидку, как посоветовал ему Хэмфри, когда вдруг услышал за спиной голос.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 84; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!