Екатерининский канал, или Невыученный урок истории



 

Реки издавна служили людям как средство коммуникаций и перевозки грузов. Способности гужевого транспорта (а другого до XIX века не было) были весьма ограничены. Одна баржа с экипажем в четыре человека была способна увезти груз 30 возов, в каждый из которых запряжены две лошади, а еще нужны возницы и т.д. Поэтому, когда европейская цивилизация вступила на путь промышленного прогресса, развитию водного транспорта было уделено большое внимание.

В добавление к естественным водным артериям – рекам – стали появляться искусственные водные трассы – каналы.

Их строили в XVI – XVIII веках по всей Европе, компенсируя отсутствие водных дорог там, где они были нужны, или исправляя недостатки оных. Так в России были построены каналы вокруг Ладожского озера, известного своим бурным нравом. С постройкой каналов с их стабильной водой стало возможным использовать для перевозки грузов речные баржи и почти не зависеть от капризов погоды.

Каналы строились с применением новейших по тем временам инженерных технологий. Во Франции по сию пору с гордостью показывают туристам южный канал, построенный инженерами Людовика XIV – знаменитого «короля‑солнце». Его протяженность составляет 240 километров, прорубленных в тяжелом, часто каменном грунте. Канал соединяет богатейший город юга Франции Тулузу со средиземноморским портом Сет. В Тулузе к каналу примыкает Гарронский канал, связывающий город с Бискайским заливом. Всего в составе обоих каналов насчитывается 328 шлюзов и других специальных сооружений.

Знаменитая сеть каналов была построена в Англии. Они включали в себя шлюзы, мосты и даже туннели. Движимые конной тягой баржи были тем средством, которое двигало английскую промышленность вперед.

Однако в начале XIX века у каналов появился грозный противник. В том самом 1825 году, когда в России произошло печально известное восстание декабристов, тонкий, пронзительный свист раздался над окрестностями британского города Дарлингтона и первый в мире паровоз отправился в путь по первой в мире железной дороге.

Железные дороги обеспечивали куда более быстрое и точное перемещение товаров и людей, а затраты на их строительство были куда меньшими, чем на строительство искусственных водных путей. Это быстро поняли в Европе, и объем перевозок речного транспорта стремительно пошел на убыль. Наиболее совершенные гидросооружения вроде того же Южного канала во Франции были оставлены одними из первых. Если крупные реки и озера, доступные для паровых кораблей большого и среднего тоннажа, остались важными водными артериями, то узкие каналы с их сложными механизмами шлюзов быстро остались не у дел. Показательной в этом плане является история первого канала, связавшего Москву с Волгой.

Идея соединить Москву с Волгой высказывалась иностранными специалистами еще во времена царя Алексея Михайловича. Наиболее реальный проект предложил некий немецкий инженер Генинг, подвизавшийся при дворе Петра Великого. Он представил царю‑преобразователю три варианта проекта:

От Москвы‑реки вверх по Яузе до впадения Лихоборки, затем по Лихоборке к Коровьему Врагу, откуда прокоп в 8 вёрст до Клязьмы, затем по Клязьме до села Воскресенского, где предполагался прокоп на протяжении 1,5 версты до речки Каменки. Далее вниз по Каменке до Волгуши, по Волгуше до Яхромы и вниз по Яхроме до Дмитрова. Проект предусматривал 123 шлюза на протяжении 128 вёрст.

От Москвы‑реки до Истры, по Истре до реки Катыш, вверх по Катышу до ручья Подоры. Дальше прокоп длиной в 3,5 версты до реки Сестры, а по Сестре до Рогачёвской пристани. Примерно 123 шлюза на протяжении 228 вёрст.

От Москвы‑реки вверх по Яузе до села Мытищи, из Яузы через Работный буерак надлежало прокопать 8 вёрст до реки Клязьмы, затем во Клязьме до реки Учи, где снова прокоп в 8 вёрст, далее по Уче в реку Вязь, по Вязи в реку Дубровку, от Дубровки через Быковское болото прокоп в 3 версты до реки Икши, далее вниз по Икше – в реку Яхрому и по Яхроме до Дмитрова. Итого 41 шлюз на протяжении 103 вёрст.

Первый и третий варианты проекта были очень близки выбранной советскими инженерами трассе. Поэтому ссылка на то, что впервые проект канала разработал сам Петр Первый в обязательном порядке включалась почти во все советские книги, посвященные каналу имени Москвы (немца Генинга обычно «забывали» упомянуть»).

Эта ссылка на петровский проект примечательна еще и тем, что канал Генинга был задуман исключительно как транспортный, вопрос московского водоснабжения тогда не стоял. Так и советский канал подчинял свою главную цель – водоснабжение столице, побочной – транспортной.

Реальная попытка создать водный пусть, связывающий Москву напрямую с Волгой, была предпринята в первой половине XIX века. В 1824 году Государь Император Александр I поручает своему брату, Великому князю Николаю Павловичу разработать проект такого канала. Николай Павлович, будучи начальником военных инженеров Российской императорской армии, отдает приказ о разработке проекта генерал‑майору Михаилу Николаевичу Бугайскому. Уже в 1826 году Николай Павлович, уже ставший императором, санкционирует начало работ. Замысел военных инженеров заключался в соединении верхнего течения рек Сестра (приток Дубны, приток Волги) и Истра (приток Москвы‑реки). В районе Солнечной горы, Сестру и Истру соединили 8‑километровым соединительным каналом, ширина которого составляла 45 м. Для пополнения канала водой около деревни Загорье соорудили дамбу, протяженностью около двух километров, и в долине речек Сестра и Мазиха образовалось водохранилище объемом 12,6 млн. м3 «Подсолнечное», более известное как озеро Сенеж, на берегах которого располагается в наши дни город Солнечногорск. Канал был назван в честь императрицы Екатерины II Екатерининским.

Реки Сестра и Истра были спрямлены. На Истре было построено 13, а на Сестре 20 деревянных и каменных шлюзов. За образец взяли шлюзы Тихвинской водной системы. В 1850 году водный путь Москва – Волга был торжественно открыт. Если посмотреть на эту водную систему в целом, то путь по ней проходил так: по Москве‑реке (69 км), Истре (91 км), деривационному каналу (14 км), соединительному каналу (8,5 км), деривационному каналу вдоль Сестры (66,7 км), по самой Сестре (32 км) и Дубне (10,6 км). Пропускная способность водного пути была рассчитана на 3 тыс. небольших судов в год, в навигацию по нему сплавляли баржи, перевозившие каменные блоки весом до 30 тонн. На тихоходных участках баржи вытягивали бечевой бурлаки.

Водная система просуществовала 10 лет. Уже в 1851 году заработала Николаевская железная дорога из Петербурга в Москву, составившая водному транспорту неоспоримую конкуренцию, и в 1860 году Екатерининский канал был закрыт, шлюзы разобраны и распроданы. Сейчас о канале знают лишь немногие неравнодушные к истории краеведы. От его гидротехнических сооружений остались руины, порой весьма живописные[15].

В советское время историю этого канала связывали с проходившим одновременно строительством замечательного архитектурного сооружения – храма Христа Спасителя в Москве. Канал якобы должен был служить для подвоза стройматериалов. Нелепость этой точки зрения становится понятной, если сопоставить сроки строительства храма и канала. Они строились практически одновременно, и к моменту введения канала в строй основной объем работ по возведению храма был уже выполнен – в 1849 году строители перекрывают главный купол{25}.

И еще одно обстоятельство – 1850‑е годы, когда канал действовал – это годы стремительного развития волжского судоходства, и если даже в этих условиях он оказался не востребован, то мог ли этот водный маршрут быть полезным в будущем?

Время транспортных водных каналов стремительно уходило в прошлое. Но советское руководство упорно игнорировало уроки истории и поставило именно транспортный аспект во главу угла своего проекта.

Советская пропагандистская брошюра вещала: «В 1937 году к многочисленным московским вокзалам прибавляется еще один вокзал. Не удивляйтесь, но это будет пассажирский вокзал, к которому из Москвы можно будет доехать автобусом, троллейбусом, трамваем и. впоследствии, на метро. Но, кроме того, к этому вокзалу можно подплыть и на быстроходных катерах, так называемых водных трамваях, на теплоходах, на гребных лодках и яхтах.

С этого вокзала можно будет отправиться без пересадки в Архангельск и Мурманск, к Ледовитому и Белому морям, на Ладогу, Ленинград и в Балтийское море, в приволжские города и на Каспий. А после соединения Волги с Доном с Московского пассажирского вокзала откроется прямой путь в донские станицы и дальше, в Ростов, в Азовское море, в Крым»{26}.

Красивая картина, правда? Только непонятно, зачем москвичу добираться до перечисленных мест на теплоходе, если он может также без пересадки достичь их на поезде, отходящем с одного из уже имеющихся в городе «многочисленных» вокзалов. И быстрее получится, и дешевле. Далее брошюра вещала о том, как много грузов можно будет привезти в Москву по каналу, однако и этот прогноз оказался неверным. К тому времени уже сложился московский транспортный железнодорожный узел (крупнейший в стране), открытие речного пути, с одной стороны, увеличило долю речного транспорта в грузообороте столицы в три с лишним раза, о чем с гордостью вещали газеты. При этом умалчивали, что в абсолютных цифрах это выглядит как рост с 0,9% до 3,5%. Помимо прочих преимуществ железнодорожною и автомобильного транспорта, он работает без перебоев круглый год, в то время как навигация в Москве длится не более 5 – 6 месяцев.

Впрочем, советское руководство отнюдь не считало строительство канала ошибочным или неудачным. Во‑первых, задача обводнения Москвы‑реки и обеспечение столицы достаточным количеством воды была решена. Во‑вторых, сама идея превращения сугубо сухопутного города в «порт пяти морей» импонировала советскому руководству. Мотив победы над природой, покорения природы был очень существенным в коммунистической пропаганде. «И на марсе будут яблони цвести», «Течет вода Кубань‑реки, куда велят большевики», «Мы покорим тебя, Енисей!» – все эти популярные лозунги должны были показать, что человек коммунистический, убежденный атеист, окончательно лишенный страха перед неведомым, покорит не только весь мир, но переделает его под себя. Идея трансформации природы под воздействием коммунистического строя проскальзывала еще у социалистов‑утопистов, и в первом в мире государстве рабочих и крестьян о ней естественно не упоминать.

 

Перековка

 

Первоначально строительство канала было поручено Народному комиссариату водного транспорта (Наркомводу) СССР. Однако дело продвигалось медленно. И тогда было принято решение строить канал силами ОГПУ СССР – т.е. силами заключенных.

Это не было секретом, об этом говорили на всю страну, писали в книгах. Например, в наиболее подробном описании истории канала, вышедшем сразу после его постройки, книге П. Лопатина «Волга идет в Москву»:

«На строительстве канала в качестве массовой рабочей силы были использованы заключенные. Изолировав преступников от общества, поставив их в условия твердого режима, организуя их труд, социалистическое государство предоставило им возможность проявить сознательное отношение к работе и вернуться в ряды граждан Советской страны.

Коллектив наркомвнудельцев под руководством сталинского наркома Н.И. Ежова провел героическую, подлинно ударную работу по строительству канала Москва – Волга.

К этой работе были привлечены тысячи инженеров и техников, квалифицированных специалистов по различным отраслям огромного строительства»{27}.

Наркомвод и ОГПУ организовали совместное управление Москваволгострой (МВС). Приказом № 889 от 14.09.32 г. но ОГПУ в непосредственной близости от столицы создавайся Дмитлаг (первоначально – Дмитровлаг, ДЛАГ, ДИТЛ).

Для Управления МВС и Дмитлага были выбраны здания старинного Борисоглебского мужского монастыря и прилегающего к нему бывшего духовного училища. Однако в монастыре располагался музей Дмитровского края, сотрудники которого отказались выполнить предписание ОГПУ и освободить помещения. Когда все аргументы затянувшейся тяжбы были исчерпаны, коллектив музея попросту арестовали и многих выслали, а богатейшие фонды выбросили к зданию райисполкома в назидание всем непокорным. Прошло более шестидесяти лет, а разгромленный музей так и не сумел полностью оправиться от нанесенного удара.

Приказ № 1 о начале формирования Дмитлага вышел 20 сентября 1932 года. Вскоре на строительство канала начали прибывать по этапу заключенные других лагерей, в первую очередь – с Белбалтлага, затем из Балахнинского и Среднеазиатского ИТЛ, из Темниковских, Вишерских лагерей, из Свирлага, Сиблага, Сарлага (Саровского лагеря). Из Свирлага, кроме заключенных, доставили еще служебных собак, перечисленных в сопроводительных бумагах поименно: Амур, Дина, Треф, Зигфрид и т.д.; отдельным приказом велено было зачислить прибывших «на все виды довольствия согласно списка». С Соловков прибыла опытная охрана: командиры и стрелки{28}.

Состав заключенных был весьма пестр. Большинство дмитлаговцев имели срок заключения по общеуголовным статьям. Особенно много было так называемых «тридцатипятников», то есть осужденных по 35‑й статье УК РСФСР. Наиболее часто встречались статьи: 72, 73, 78, 79, 82, 83, 107, 109‑я, со 165‑й по 170, 217, 230‑ю; это все статьи за хозяйственные, имущественные преступления, за нарушение закона об отделении церкви от государства, должностной подлог, спекуляцию, побег из мест заключения, злоупотребление служебным положением, незаконное хранение огнестрельного оружия.

Если посмотреть на содержание статей, то можно увидеть несоответствие строгости наказания, прописанного в законе, и его реального исполнения. Так, статья 73 УК РСФСР 1926 года предусматривала наказание либо один год лишения свободы, либо принудительные работы на срок до шести месяцев. В действительности же наказание человека, попавшего на стройку века, оборачивалось каторжными работами, причем режим этих работ был гораздо более жесткий, чем режим на каторге в Российской империи. В этом заключалась одна из особенностей советской системы наказания – формально отменив деление на обычное лишение свободы и каторжные работы, она превратила любое пребывание за решеткой в каторжный труд.

К 1 января 1933 года на стройке было сосредоточено более 55 тысяч заключенных. Потом их число все более увеличивалось, достигнув максимума к весне 1935 года – 192 229 человек.

До 1935 года техники на строительстве почти не было. На одной только Глубокой выемке (возле деревни Хлебниково) к этому времени было вынуто вручную более двух миллионов кубометров грунта. Людей, вывозивших на тачках землю из котлованов, было такое количество, что приходилось ставить регулировщиков.

С первого дня пребывания в лагере заключенный знал нормы выдачи хлеба и других продуктов. Так, при выполнении задания усиленной группой на 79%, она получала 600 граммов хлеба в день, основная – только 400, штрафники – 300. Дополнительная пайка в ларьке полагалась лишь для выполняющих план, да и то в количестве 200 граммов. Мизерные цифры устанавливались и по другим видам продуктов. Как издевательство, звучало на пленуме Дмитровского ГК ВКП(б) выступление С. Фирина; «Не надо представлять заключенных бедненькими: у них все есть». А заключенные, выполняя тяжелую физическую работу, буквально погибали от голода. Несмотря на предупреждения и запреты, они собирали на помойках отходы продуктов, ели ядовитые травы и ягоды, а потом умирали в страшных мучениях. Нередки были случаи побегов. В III отделении Дмитлага была даже выделена должность «уполномоченный по борьбе с побегами». Бежавших почти всегда ловили; их ждал либо новый срок, либо расстрел{29}.

Низкие нормы питания были вызваны не только жестокостью органов НКВД, но и голодом, который переживала страна. Начатая в 1929 году обвальная коллективизация, которая имела своей целью ликвидацию традиционного крестьянства как класса и превращение его в социалистическое, колхозное крестьянство, привела к резкому падению производства продуктов питания и вызвала в стране страшный голод. Жертвами голода стали, по оценкам специалистов, до 7 миллионов человек[16]. Естественно, что в условиях, когда вымирали целые деревни, а в городах периодически вспыхивали волнения рабочих, питанию «врагов народа» уделялось весьма мало внимания.

Голод и тяжелая работа приводили к высокой смертности среди заключенных.

 

 

Смертность заключенных Дмитлага{30}

 

Год – Число умерших – В % от числа работавших

1933 – 8873 – 16,1

1934 – 6041 – 3,88

1935 – 4349 – 2,3

1936 – 2472 – 1,4

1937 – 1068 – 0,9

1938 – 39 –

ВСЕГО – 22842

 

Кстати, многие ли москвичи знают, что там, где сейчас находятся кварталы пятиэтажек от перекрестка улицы Мневники и Демьяна Бедного, в 30‑е годы располагался главный госпиталь Дмитлага. Умерших хоронили в братских могилах, которые так и остались без обозначений. В 60‑е годы, когда строили квартал, экскаваторы часто поднимали из земли человеческие останки... Единственным свидетелем тех времен стоит возвышающийся среди хрущоб величественный дом в сталинском стиле, развернутый фасадом к каналу. Это «дом гидростроя», построенный заключенными для руководящих работников канала. Сейчас он расселен и явно доживает свои последние дни.

Но умирали на строительстве канала не только от голода, болезней и непосильного труда. Органы НКВД, осуществлявшие строительство, ни на один день не приостанавливали свою основную, репрессивную функцию. По данным специалистов мемориального центра «Бутовский полигон», в ходе строительства канала и сразу после его окончания на подмосковных объектах НКВД «Бутово» и «Коммунарка» было уничтожено около 8000 участников строительства канала, как заключенных, так и вольнонаемных{31}.

После окончания строительства каток репрессий обрушился на самих сотрудников НКВД, его возглавлявших. Дело в том, что в главном карательном ведомстве произошла смена начальства – на место Генриха Ягоды пришел Николай Ежов, который разоблачил своего предшественника как «врага народа» и повел решительную борьбу с его приближенными.

28 апреля были арестованы начальник Дмитлага и заместитель начальника ГУЛАГа старший майор ГБ С.Г. Фирин и начальник 3 отдела Дмитлага комиссар ГБ 3 ранга С.В. Пузицкий.

Товарищ Ежов считал, что, выполняя приказ Ягоды, эти люди готовили захват власти в Москве силами… заключенных канала!

«В плане захвата власти Ягода отводил ответственное место силам Дмитлага. Ягода указал, что в лагере надо создать крепкий боевой резерв из лагерных контингентов. Для этого следует использовать нач. строительных отрядов из авторитетных в уголовном мире заключенных, так называемых “вожаков”, чтобы каждый “вожак” в любое время мог превратиться в начальника боевой группы, состоящей из основного костяка заключенных из его же строительного отряда. Ягода говорил, что боевые группы Дмитлага потребуются для террористических задач – захвата и уничтожения отдельных представителей партии и власти и, кроме того, должны составлять резерв для захвата отдельных учреждений, предприятий и т.п. боевых задач. Поэтому каждый начальник боевого отряда должен подчинить своему влиянию максимальное количество отборных головорезов‑лагерников. Опасные элементы после переворота можно будет уничтожить» – докладывал нарком вождю{32}.

Оцени, читатель, фантазию главного чекиста – чекисты с помощью охраняемых ими заключенных захватывают власть в столице и стране. В 1938 году был репрессирован и первый начальник Дмитлага Лазарь Коган. Удивительно не то, что свои же коллеги пустили ему пулю в лоб, а то, что этот палач, возглавлявший стройки Беломорканала и канала Москва – Волга, на совести которого десятки тысяч человеческих жизней, был реабилитирован в 1956 году.

Один памятник жертвам строительства канала Москва – Волга в столице все же появился. В 2007 году на Соловках был огромный деревянный крест. Он предназначался для мемориального комплекса на месте Бутовского полигона, где были расстреляны десятки тысяч людей. Первоначально планировалось отправить его в Москву самолетом, но Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II благословил везти его по воде, крестным ходом. И вот летом от Соловецких островов отошла самоходная баржа с огромным крестом на палубе. От русской голгофы в Белом море крестный ход прошел по Беломорско‑Балтийскому каналу, через Рыбинское водохранилище (над затопленной Мологой) по Волге мимо полузатопленой Корчевы, по каналу имени Москвы и, обогнув столицу по МКАД, прибыл в Бутово. Из одной русской голгофы на другую. Он стоит необычно большой под московским небом, памятником всем русским людям, сгинувшим в роковые годы.

 

 

ГИБЕЛЬ КОРЧЕВЫ

 

Как уже отмечалось выше, при проектировании канала фактор затопления прибрежных территорий Волги и лежащих на них населенных пунктов совершенно не принимался в расчет. Более того, в течение всего 1932 года шли изыскания и выбор места для перегораживающей Волгу плотины, место которой инженеры в различных вариантах передвигали на десятки километров. Окончательно судьба города была решена в 1934 году, когда заключенные Дмитлага приступили к постройке Иваньковской плотины, что должна была перекрыть реку и направить ее воду в канал.

В рассчитанную специалистами зону затопления попала Корчева и 110 сел и деревень. Жителям было предписано переселяться. Крестьянам предоставляли относительную возможность выбора места нового проживания, но большинство предпочло поселиться неподалеку. Дома перевозились в разобранном виде или целыми, в этом случае они поднимались домкратами и ставились на специальные сани, передвигаемые тракторами.

Жители Корчевы не сразу захотели покидать насиженное место. Они знали, что город находится на высоком берегу реки, и не очень верили в расчеты советских гидротехников. Тогда власти провели демонстрацию силы. Жители были перевезены на другой берег Волги, откуда наблюдали, как специальные команды подрывников одновременно взорвали оба городских храма. Этого оказалось достаточно, и переселение началось. Часть горожан перебралась в соседнее Конаково, ставшее районным центром, часть – в Кимры, кто‑то подался в другие города. Часть деревянных домов города была перевезена в Конаково, где последние из них можно видеть и сегодня. Все каменные здания города были взорваны. Ничего не должно было напоминать о небольшом уездном городе на берегах великой реки.

Из всех домов Корчевы уцелел только один – небольшой каменный дом на набережной, в котором жили убийцы города – подрывники. Его они по каким‑то причинам взрывать не стали.

23 марта были впервые закрыты щиты Волжской плотины. Река была остановлена на три минуты, началось наполнение водой Иваньковского водохранилища и канала.

Когда к июню 1937 года наполнение водохранилища закончилось, стало ясно, что проектировщики ошиблись, и 70% территории бывшего города осталось незатопленной….

Запустели некогда людные площади, заросли кустарником, а затем и лесом места былых улиц, стал зарастать и древний тракт. Территория бывшего города входила в водоохранную зону, в которой появляться не рекомендовалось.

Лишь после смерти Сталина, во время т.н. «оттепели» жители Корчевы начали понемногу приезжать на место, где когда‑то был город. А бывший дом купцов Рождественских стал называться «Дом рыбака». Московское общество охотников и рыболовов даже оборудовало там базу. К дому по трассе старого тракта стали прокладывать дорогу, но когда строить осталось не более трех километров, некий партийный начальник сказал – «несвоевременно». Так и оборвалась сухопутная дорога. Это не помешало вандалам 70‑х годов устроить форменный погром на городском кладбище с разрушением склепов и воровством памятников. А бывшие жители города стали искать другие пути.

Постепенно сложилась традиция, что раз в год жители Корчевы садились в Конаково на катер и плыли к месту, где когда‑то стоял их город. Эти рейсы были неофициальными, про них не печатали газеты, не вывешивались объявления на пристани, но они были. И каждый год на них приходило все меньше и меньше людей. И настал год, когда теплоход стоял у причала, а пассажиров не было… И вот тогда окончательно умерла Корчева.

 

БЫЛ ЛИ У КОРЧЕВЫ ШАНС?

 

Когда я стал собирать материалы об истории города на Волге и делиться своими находками с окружающими, то иные люди говорили мне – да, конечно, город жалко, но ведь это естественный процесс – некоторые города умирают, некоторые образуются снова. Подумай, был ли у Корчевы шанс остаться городом, когда рядом с ней возникли два новых центра – получившие статус города Кимры и Конаково?

С Кимрами все более‑менее понятно – этот населенный пункт давно добивался городского статуса, а добившись, стал центром притяжения для северной, заволжской стороны Корчевского уезда. Поэтому разделение большого уезда на два – Кимрский и Корчевский было логичным и определено развитием восточного края Тверской губернии.

Посмотрим на историю Конаково. Этот город, расположенный в семи верстах к юго‑западу от Корчевы, возник вокруг знаменитой на всю Россию фаянсовой фабрики Матвея Сидоровича Кузнецова и до революции именовался деревней Кузнецово (совпадение названия и имени владельца случайно), В начале XX века это был крупный населенный пункт, где усилиями земства и хозяев фабрики была создана хорошая инфраструктура. Имелись больница, училище, народная чайная и рабочий клуб с синематографом. Однако для решения бюрократических и административных вопросов жители Кузнецово продолжали ездить в Корчеву, благо она была рядом. И это, похоже, всех устраивало. Даже когда переименованное в Конаково селение получило городской статус и было назначено центром района, в нем не нашлось зданий, чтобы разместить районные органы управления, и их временно разместили… в Корчеве, где подходящая инфраструктура была. Можно предположить, что если бы естественный процесс развития страны не был бы нарушен, то рост Кузнецово и Корчевы привел бы к слиянию этих населенных пунктов или образованию небольшой агломерации.

Но если бы это предложение и не оправдалось бы, то все равно развитие Кузнецово не могло привести к угасанию и упадку Корчевы. Ведь у города оставалась Волга, оставался собственный, накопленный за почти два века существования опыт городской жизни и образ хозяйствования. Так бы и стоял он тихой гаванью на Волге, привлекая туристов, жаждущих отдохнуть от столичного шума и суеты.

В конце XIX века петербургский журналист А.П. Субботин писал в своих заметках «Волга и волгари» о Корчеве:

«Через шесть часов плавания, в 88 верстах от Твери перед глазами путника появляется самый мизерный из 11 уездных городов губернии – Корчева, отличающийся от села только прямоугольными улицами ровной набережной с рядом небольших каменных домов. Поднявшись во время стоянки парохода на гору, мы увидели сонные тихие улицы, поросшие травою и обстроенные серыми деревянными домиками. От них веяло невозмутимым миром и тишиной, хотя их скромные обитатели также не чужды человеческих страстей и волнений, но, конечно, в меньшем масштабе, чем в больших городах. Вид Корчевы порождает в оголтелом петербургском обывателе невольное желание уйти на время от столичной сутолоки и суеты, от каменных мешков, называемых теперь домами, от уличного шума и гама, от всех других прелестей столичного омута. Представляется очень заманчивым пожить несколько дней в таком уездном городе, где в 8 часов вечера запирают ворота и спускают собак, где в 7 часов утра босоногая служанка выбегает раскрыть ставни, причем из окна показываются заспанные физиономии, как бы надеясь увидеть что‑нибудь новое: но на улице все те же картины, какие были, вероятно, 500 лет назад; также спокойно бродят козы, свиньи и другие четвероногие существа, любознательно озирающие редких прохожих и не всегда уступающие им дорогу»{33}.

Возможность существования Корчевы как туристического и даже курортного центра подтверждает опыт Мышкина. Судьба этого города удивительно похожа на судьбу Корчевы. Он был основан в том же году, во время того же плавания Екатерины Великой по Волге, и был назначен центром вновь образованного уезда Ярославской губернии. Как и в Корчеве, здесь не сложилось промышленности, но состоялась городская инфраструктура. Как и Корчева, город мирно дожил до катастрофы 1917 года и также пострадал от советской власти.

В 1927 году советское правительство разжаловало город в село Мышкино, в 1943 повысило статус до поселка городского типа. Но жители города проявили удивительный для советского времени местный патриотизм и любовь к родному городу. Всеми правдами и неправдами добивались они возвращения своей родине городского статуса, и в 1988 году их борьба увенчалась успехом! Мышкин вернул себе древнее имя и городской герб.

Но никаких богатств, кроме герба и имени, у города не было. Впрочем, была еще и предприимчивость жителей, которая удивительным образом сохранилась в советское время. Имя города и легенда о роли мыши в его основании послужила толчком для предпринимательской деятельности. В 1996 году в городе открывается «Единственный в мире музей мыши» и начинается деятельность по привлечению туда туристов.

В настоящее время Мышкин представляет собой фактически музей под открытым небом, с увлекательнейшей программой для детей и взрослых, который каждый год посещают сотни тысяч туристов. Город удивительно неудачно расположен с точки зрения транспортной инфраструктуры – ближайшая станция железной дороги находится в двадцати с лишним верстах, от Москвы его отделяют почти триста километров, от областного Ярославля – более сотни. Через Волгу даже нет моста, ходит только паром, и все равно каждый год тысячи людей устремляются сюда, чтобы отдохнуть, зная, что их встретит гостеприимство жителей и развитая туристическая инфраструктура. Причем создано все это было практически с нуля.

Пример Мышкина – живой укор многим русским городам, обладающим колоссальным туристическим потенциалом, имеющим куда более удобные транспортные связи и пребывающим в забросе и неухоженности.

Но ведь такой могла быть судьба и Корчевы. Жители этого города были не менее предприимчивы, чем мышкинцы, а расположен он был куда удобнее. И даже сейчас, когда города уже нет, его последний дом гостеприимно принимает больше тысячи человек в год…

 

А ЗАЯЦ БЕЖИТ

 

Как уже говорилось выше, большая часть населения Корчевы переехала в новый город Конаково, который также занял место районного центра, собрав вокруг себя остатки былого уезда.

Вплоть до 1929 года он назывался Кузнецово, но в этот момент советское руководство решило, что не гоже советскому городу носить имя бывшего владельца фабрики. Дело в том, что Кузнецовы пользовались большим уважением жителей города и рабочих (что не мешало последним бастовать и заниматься революцией). Вот и решили вытравить память о нем, сменив название.

Будущий город было решено назвать в честь профессионального революционера Порфирия Конакова, который был местным уроженцем. В 1895 году он уволился с местной фабрики, и с тех пор на родине его больше не видели. Дальнейший путь молодого рабочего лежал в Ригу на фабрику, также принадлежавшую Кузнецовым. Здесь он связался с революционерами, забросил работу и увлекся революцией. В 1906 году принял участие в кронштадтском восстании, прославившись жестокими расправами с офицерами. Восстание было подавлено, и 7 августа 1906 года Конаков вместе с подельниками был расстрелян по приговору военного суда.

Вот такого «патрона» получил город мастеров. Никудышного мастера и жестокого убийцу. Впрочем, в самом Конаково о Порфирии Конакове известно мало. На официальном и неофициальном сайте города нет ни его биографии, ни рассказа о нем. Мало что смогли мне рассказать об этом деятеле и сотрудники местного музея, снабдившие автора множеством сведений о Корчеве и прошлом Кузнецова.

В 2005 году был утвержден новый герб Конаково. «В серебряном поле под зеленой главой, обремененной скачущим зайцем в цвет поля, и на лазоревой (синей, голубой) оконечности, ограниченной бегущими вправо волнами – зелёная сосна между двух таковых же елей»{34}.

Заяц в гербе Конаково – это память о Корчеве, наследником которого стал волею исторических обстоятельств новый город. Может, настанет время, когда город окончательно вступит в права наследства и примет на себя и имя предшественника. История знает немало случаев, когда город силою исторической судьбы перемещался с места на место. Так было с Белозерском, Рязанью, Ростовом. В случае с Корчевой нет даже метафоры – ее дома по сию пору стоят на новом месте. Будущее покажет – станет ли Новая Корчева над Волгой. Но бегущий серебряный заяц внушает надежду. Нет, не остановился пока его бег….

Обратный путь из Корчевы лежал через Конаково. Это старинная дорога, которая некогда соединяла город с Петербургским трактом и через него с губернским центром. Ее обычно называют главной, а в некоторых материалах и единственной сухопутной дорогой, связывающей город с миром. Но была и еще одна дорога, которая выходила из города на восток, с другого конца Большой улицы. Вот по ней мы и отправимся в следующей главе, по следам исчезнувшей России.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ.

СЕЛА, НЕ СТАВШИЕ ГОРОДАМИ

 

В ПОИСКАХ ДРЕВНЕГО ТРАКТА

 

О второй дороге из Корчевы упоминается в книге «Торговое село Рогачево. Топографическое, церковно‑историческое и бытовое описание», изданной в 1886 году за авторством местного священника И.Т. Покровского. В главе, посвященной описанию положения села, сказано:

«Расположено село при небольшой речке Лбовке или Рогачевке, на двух больших трактах, между городами Дмитровом и Клином и особенно на значительном в прежнее время тракте из Москвы в гор. Корчеву и в другие местности Тверской губернии»{35}.

Вот как! Выходит, был некий тракт, который связывал Корчеву напрямую с Москвой. Посмотрим на карту. Старые дороги не исчезают бесследно, хотя обнаружить их не так‑то просто. Меняются направления потоков товаров и людей, меняются транспортные средства и т.д. Былой тракт может обернуться проселочной дорой или вовсе просекой в лесу. Но полностью исчезнуть дорога не может. Слишком уж сильно воздействует человек на землю, а дорога – место, где это воздействие сосредоточено в максимальной степени.

К востоку от урочища Корчева (так обозначено место города на современной карте) находится остров Грабиловка, сохранивший название одной из 110 деревень, убитых вместе с городом, а в паре верст к юго‑востоку от острова на карте обозначена дорога, которая выходит на берег водохранилища и обрывается в никуда. Если ее продолжить по воде, то она привела бы в точности к острову. Вот он, первый не сохранившийся отрезок тракта – от восточного конца Большой улицы Корчевы, на Грабиловку, а потом к юго‑востоку через деревню с характерным названием Малое Новоселье. Можно предположить, что деревня возникла после переселения жителей из затопленных территорий, но это предположение будет неверным – деревня обозначена на двухверстной карте Тверской губернии, сделанной в середине XIX века знаменитым картографом Менде. Официальное название Грабиловки – Большое Новоселье, потому и уцелевшее Новоселье носит приставку Малое.

Далее дорога идет к большому селу Федоровское, и через деревни Юрьево и Фролово к следующему селу Дмитрова Гора. На современной карте от этого села идут две асфальтовые дороги – одна на Конаково, другая – на Дубну. Второй дороги на карте Менде нет, и это понятно – в XIX веке на месте Дубны еще шумели леса. Дорога на запад, на Кузнецово, есть, но она не главная. Главная же улица в селе сориентирована с севера на юг, и по ней идет дорога дальше к югу. На современной карте эта дорога обозначена как грунтовая – видимо, мало кто по ней ездит. Она проходит через деревню Пенье и обрывается в двух километрах к югу от него.

На карте XIX века обрыва нет, дорога идет далее к селу с жутковатым названием Негодяево, которое на современной карте обозначено как Крутец, после чего поворачивает к востоку. Через Малые Ручьи (на карте XIX века – просто Ручьи), Сынково она выводит к селу Дулово, которое раньше именовалось Спасское Дулово. Выводит и обрывается.

Обрывается и карта XIX века, наш надежный помощник. В те годы не было полезной привычки обозначать на оставшемся листе карты территорию сопредельного региона. Нет, если карта Тверской губернии, то на ней будет только Тверская губерния, а все, что ее окружает, будет покрашено белым цветом.

Современная карга показывает, что между Дулово и первой деревней Московской области – Нижнево находится разрыв шириной порядка 800 метров, занятый поймой реки Сестра. Очень соблазнительно представить себе здесь переправу, но были ли она? Или берега реки в этом месте совершенно не приспособлены для оной, скажем, круты или заболочены? Карта тут не помощник, надо ехать на место.

Стояло начало апреля, но по обеим сторонам дороги еще лежали высокие сугробы. Яркое весеннее солнце подтапливало снег, а в тени он снова замерзал, образуя на дороге корку льда. Когда едешь по дороге, то уже по одному ее характеру молено предположить возраст. Современные автострады строят по кратчайшему расстоянию, в обход населенных пунктов, повороты на них делают плавными, неровности рельефа – сглаживают. Старая дорога проходит населенные пункты насквозь, как правило, по главной улице. Век назад обозы двигались от одного села до другого, где останавливались, кормили лошадей, а при наступлении вечера – ночевали. Крутые по нынешним меркам повороты тоже не были препятствием для лошадей, двигающихся со скоростью не более 10 – 15 верст в час, возможностей по сглаживанию рельефа было куда меньше, поэтому сохранялись крутые подъемы и спуски, тем более что лошадь с ее большим тяговым усилием преодолевала их легче, чем иной современный автомобиль. Поэтому так не любят автомобилисты старые дороги, особенно когда они сохраняют свое значение главных магистралей.

Дорога от села Крутец в сторону Московской области была именно старой. Узкая, с крутыми поворотами, в этот весенний день была пустой, редко попадется навстречу машина, как правило, с московскими номерами – в окрестных деревнях много домов принадлежит дачникам, и первые из них навещали свои участки после зимы.

Вот и конец дороги – село Дулово. Спасский храм здесь появился в 1759 году на месте сожженного в Смутное время Никитского. В 1797 г. владелец села Александр Осипович Кожин обратился в Тверскую духовную консисторию с прошением построить каменный, с тёплым приделом храм (на расстоянии в сорок сажень от прежнего деревянного, который затем был разобран и продан в Пустинский монастырь). Строительство началось в 1800 году и велось на средства помещика силами его крестьян. В 1802 году освятили первый престол в честь перенесения в 944 году нерукотворного образа Господа нашего Иисуса Христа из Эдессы в Царьград. В 1809 году был освящен второй престол в честь Макария Калязинского. Оба престола освящал священник Антипа Григорьев. Первым настоятелем церкви в Дулове был Гавриил Афанасьев. Спасская церковь имела 36 десятин земли. В 1913 году насчитывалось 1919 прихожан. На месте прежней деревянной церкви (на кладбище), в память о ней, в 1909 г. выстроили маленькую кирпичную часовню. В 1937 году после ареста священника Павла Свистова[17], церковь некоторое время стояла без службы, но в начале 1940‑х годов был назначен новый настоятель и храм ожил. Это одна из немногих церквей Корчевинского края, которая никогда не была официально закрыта.

Около церкви асфальт в нужном направлении кончился. Снег на главной деревенской улице размок и стал рыхло проваливаться под ногами. Черный джип, сунувшийся было вперед, быстро закопался и большим трудом, выбрасывая фонтаны снега из‑под колес, выбрался обратно.

После выхода из села расчищенная дорога заканчивается. Открывается панорама укутанной снегом долины реки Сестры. А прямо на противоположном берегу видны дома деревни Нижнево, в которую ведет дорога из Рогачево. До них совсем недалеко, метров триста. По утоптанной в снегу тропинке иду в сторону реки. Здесь через нее перекинут узкий пешеходный мост, подвешенный на металлических рыжих столбах. Внимательно оглядываю берега, вот тут справа вроде понижение идет, и на противоположном берегу такое же – брод?

Сказать сложно. Но интересен сам мост. Он довольно новый, поставлен уже после войны, и в то же время, узкий, пешеходный, а дороги к нему ведут проезжие. Не стоял ли во времена оны тут нормальный, широкий мост? Ширина реки небольшая, берега – не так чтобы очень высокие, нет ничего невозможного в наличии тут переправы. Да и улицы Дулово и Нижнево, выходящие прямо к этому месту, говорят – тут была дорога. Где‑то тут Корчевский тракт пересекал Сестру и устремлялся дальше на юг.

Далее дорога устремляется из деревни Нижнево, через село Пустынь с древним храмом XVI века в сторону Рогачево, проходя через село Усть‑Пристань, расположенное на месте впадения в Сестру реки Яхромы. Рядом в селе Ольсово находится капитальный мост через реку. Можно предположить и другой путь древнего тракта, на юг от Дулово, левым берегом Сестры к Ольсово и там, через реку к Рогачево.

Возможно, что переправа в Дулово – Нижнево существовала до углубительных работ на Сестре в ходе строительства первого водного пути Москва – Волга в 40‑е годы XIX века. Скорее всего, там был брод, который николаевские гидротехники срыли, а вместо него построили мостовую переправу у Ольсово.

А далее дорога устремляется к Рогачево, богатому торговому селу, на истории которого стоит остановиться подробнее. Поэтому прервем здесь временно наше путешествие по дорогам двух областей и обратимся к истории русских сел, которые могли стать городами.

 

РОГАЧЕВО[18]

 

История села Рогачево уходит своими корнями во времена отчаянного соперничества московских и тверских князей за первенство в русской земле. Спор шел не только о том, какой город станет в центре возрождаемой державы, но и на каких основаниях она будет строиться. По реке Сестре издавна проходил рубеж между землями двух княжеств, а значит, в этих краях было неспокойно. В 1361 году у места впадения небольшой речки Пешношки в Яхрому ученик преподобного Сергия Радонежского Мефодий основал новый монастырь, храм которого освятил во имя Святителя Николая. Это было время нового духовного подъема страны, после темных лет ордынского ига. Мудрая политика князя Ивана Калиты и его сыновей – Симеона Гордого и Ивана Красного, подарила московским землям «тишину великую» – спокойствие от набегов и междоусобиц, продолжавшееся более 40 лет. Вот тогда и стали на русской земле возникать обители. Хотя иноки, создавая обитель, надеялись обрести в новых местах покой и уединение, удавалось это далеко не всем. Новый монастырь притягивал к себе людей, Шли паломники, за ними подтягивались крестьяне, под покровом монастыря начинали пахать землю, сеять хлеб, возникали деревни и села. Покровительство новому монастырю, получившему название Николо‑Пешношского, оказывал Дмитровский князь – младший сын Дмитрия Ивановича Донского Петр[19]. Именно он пожаловал монастырю во владение село Рогачево с деревеньками, что и является первым упоминанием о нем в источниках. Поскольку достоверно известно, что Петр Дмитриевич умер в 1428 году, то это самая поздняя дата, когда могла свершиться передача села монастырю, Естественно, что оно было основано ранее ‑ не пустое же место князь жаловал.

Загадочно происхождения названия села. Автор подробной истории Рогачево священник И.Т. Покровский предположил, что, находясь в московско‑тверском пограничье, село нуждалось в защите и было укреплено рогатками, отчего и получило свое название{36}.

Изданный в наши дни «Топонимический словарь Московской области» подверг эту версию критике. По мнению его автора, «наиболее вероятно, что название Рогачево образовано от личного имени Рогач с помощью притяжательного суффикса ‑ев, или от фамилии Рогачев, т.е. относится к числу типичных владельческих названий»{37}.

Оба источника в один голос критикуют третью версию, получившую распространение во второй половине XIX века, согласно которой название села произошло от одного из занятий его жителей – изготовления роговых гребней. Такой промысел действительно был распространен в Рогачево, но развился уже в XVIII веке и никак не мог дать имя селу.

Справедливо критикуя первую версию[20], автор второй явно не учитывает историю села. Насколько известно из источников, оно никогда не было владельческим. Уже в XIV веке оно было центром округи (что следует из наличия в нем церкви и приписывания к нему деревень), а источники того времени ничего не сообщают о неком Рогаче, который мог бы быть его владельцем. Монастырю село принадлежало вплоть до секуляризации церковных земель во времена правления Екатерины II, Поэтому версия о владельческом происхождении названия Рогачево тоже выглядит сомнительной.

Рискнем предложить читателю свою версию, Известно, что у села Рогачево есть почти полный тезка, расположенный в Гомельской области нынешней Белоруссии город Рогачев. Впервые он упомянут в Ипатьевской летописи под 1142 годом. В XIV веке город входил в состав Великого княжества Литовского. Но как раз в это время, в службу Великому князю Владимирскому и Московскому Дмитрию Ивановичу прибыли из Литвы многие литовские князья, в том числе Андрей и Дмитрий Ольгердо‑вичи, прославившиеся на Куликовом поле. Естественно, что они приехали на Москву не в одиночестве, а в сопровождении многочисленных дружин. В Великом княжестве Литовском в конце века начинается борьба за власть между потомками великих князей Ольгерда и Кейстута. Можно предположить, что какая‑то часть жителей города Рогачева (скажем, сторонников православного Андрея Ольгердовича) последовала за своим князем в Московские земли и здесь основала село, названное в честь родного города.

Священник И.Т. Покровский отмечает особый тип рогачевцев, не схожий с жителями окрестных мест (подробнее об этом – ниже). Обращает на себя внимание и выгодное с торговой точки зрения место расположения села на пересечении двух сухопутных трактов (из Дмитрова в Клин и из Москвы в Корчеву и Тверские земли) и водного торгового пути по Яхроме и Сестре. Это тоже говорит о том, что основателями Рогачево могли быть не крестьяне, а тороватые горожане из земель литовских. Т.е. некоторое городское начало присутствовало в селе изначально.

Столь выгодное положение определило и основной вид занятий жителей села – торговля. Это не значит, что поля вокруг Рогачево пустовали. Но их обработкой занимались жители окрестных деревень. Село быстро богатело. В Смутное время Николо‑Пешношский монастырь был взят и разорен «литвой» – так называли в документах того времени отряды польских и литовских интервентов и примкнувших к ним «воров» местного происхождения. В синоднике обители поминается братия, «убиенная литовцами»: «два иеромонаха, два священника, один иеродиакон, шесть схимников и тридцать семь трудников». Однако братии удалось надежно спрятать и сохранить некоторые сокровища и святыни монастыря – иконы, книги, раку с мощами Мефодия Пешношского и его посох{38}. Хотя об этом и не сохранилось достоверных известий, но можно уверенно предположить, что и вся округа монастыря, включая Рогачево, была разграблена и сожжена в те лихие годы.

Однако выгодное положение села позволило местным жителям быстро восстановить порушенное хозяйство. Уже в 1620 году царь Михаил Федорович издает указ, в котором повелевает откупщику Баженку Микифорову не собирать более таможенную пошлину в селе Рогачево, а собирать в нем сумму в 28 рублей 11 алтын с деньгой в пользу Николо‑Пешношского монастыря, для которого эти доходы должны были заменить государеву ругу – прямые выплаты из казны, что составляли прежде 25 рублей в год{39}.

Сумма таможенных сборов в Рогачево немаленькая и превосходит доходы иных городов Московского царства. Возможно, поэтому государственные органы стремились вернуть сборы с Рогачево в казну, что требовало от монастыря постоянно подтверждать свое право на получение этих денег. Борьба за них шла фактически весь XVII век.

Положение монастырских крестьян было промежуточным между владельческими и государственными крестьянами. С одной стороны, они находились в зависимости от монастырских управляющих, с другой стороны – в отличие от помещика, монастырь был гораздо более устойчивым хозяйственным механизмом, и степень эксплуатации поселян была заметно ниже. Во всяком случае, многим помещичьим крестьянам жизнь крестьян монастырских представлялась куда более привлекательной, с чем связан постоянный отток жителей из дворянских вотчин на церковные земли.

Впрочем, отношения между жителями Рогачево и обителью не всегда были гармоничными. В 1665 году в селе произошел бунт против монастыря. Что именно послужило его причиной и какие последствия произвело возмущение – источники умалчивают.

В 1688 году Патриарх Иоаким утвердил правила для руководства монастыря по управлению принадлежащими ему крестьянами, Этот документ достаточно полно описывает отношения села и обители, а потому приведем его целиком:

«Приказчикам в селе Рогачеве не жить.

С крестьян села Рогачева брать в монастырскую казну оброк по 1 рублю со двора, притом обязаны крестьяне варить монастырский квас, садить капусту и строить, что прикажет настоятель.

Ежели им, крестьянам, нужно будет выстроить что на монастырской земле, то за каждую квадратную сажень земли должны вносить в монастырскую казну по гривне.

Приказным в посылках с судных делах брать пошлину с 1 рубля по гривне, с правого десятка по 7 алтын и две деньги; издержки падают на виноватых.

Жалование им получать по 30 вытей (паек, участок) с четью (четверть), по 20 алтын деньгами, а хлебом по осмине ржи и по осмине овса с выти однажды в год.

Ежели крестьянин сварит пива или браги, то должен объявить о том приказчику, а сей берет пошлину с чети две деньги.

Который крестьянин продаст в другую волость или свою хоромину, или одонье ржи, или стог сена, пошлина с него четыре деньги.

Который крестьянин стеснит чужую жену, или чужой выгон, или другое какое угодье, приказчик с виновного берет два алтына и две деньги.

Излишнего с крестьян ничего не требовать и убытков и налогов не чинить»{40}.

Таким образом, правила устанавливали определенную самостоятельность жителей Рогачево (монастырские приказчики не могли там пребывать постоянно, а размер их жалованья был четко определен), о которой и не могли мечтать помещичьи или вотчинные крестьяне. Обращает также внимание и то, что монастырь предпочитает получать с села денежный оброк, а не натуральные повинности.

Однако эти правила не смогли полностью упорядочить отношения тороватых крестьян и обители. Решать проблему пришлось лично государю Петру Алексеевичу. В 1700 году, когда царь, проезжая реками Дубной, Сестрой и Яхромой для обозрения хода на судах из Волги в Москву, посетил Пешношский монастырь, то услышал жалобу от Игумена Феофана с братией на непокорность крестьян и на несправедливость со стороны гражданской власти в судебных дачах. Дабы сильнейшею властью укротить непокорных и защитить обитель от несправедливостей, он именным своим указом от 11 апреля 1700 года повелел Пешношскому монастырю со всеми вотчинами быть под ведением Троицкого монастыря, которому поставлялось в обязанность тот «Николаевский Пешношский монастырь ведать и от посторонних всяких обид оберегать».

С того времени учрежденный Собор Троицкого монастыря начал поставлять на Пешношу строителей вместо прежних игуменов. Братии и крестьянам в то же время подтверждено было, чтобы оказывали строителю беспрекословное во всем повиновение{41}.

Теперь владельцем села стал один из крупнейших и известных монастырей России. Если для Николо‑Пешношского монастыря Рогачево были главным источником доходов, и с интересами села приходилось считаться, то для присланных из Троицы строителей оно было лишь одной из многочисленных вотчин. При этом, даже покровительство славнейшей в России обители не могло спасти село от фискальной активности государственных служащих. Страна дорого оплачивала преобразования Петра «Титатна» – строительство Санкт‑Петербурга, флота, создание регулярной армии, все это требовало денег и их «выжимали» не считаясь с законами.

В 1722 году крестьяне села Рогачево жаловались Священному синоду за незаконные поборы сборщиков, целовальников и земских дьяков. Предписано было провести расследование. Однако в делах Синодального архива нет данных о том, чем закончилось это дело{42}.

В 1730 году Николо‑Пешношскую обитель возглавил необыкновенный человек. Строителем назначили Августа (Старкова), и он в полной мере оправдал своё звание. Всего за четыре года отец Август практически закончил тот план архитектурного преображения монастыря, который полвека назад задумывал архимандрит Корнилий.

Работами занимались монастырские крестьяне. Чтобы увеличить их рвение, строитель сам копал землю. Видя, что их начальник не «белоручка» и что он не брезгует трудиться вместе с ними бок о бок, крестьяне удваивали своё усердие.

Строитель Август не ограничился территорией монастыря. Он благоустроил и подходы к нему. Начальник братии провёл дорогу от Васильевского поля к обители. На всём протяжении путь был обрыт канавами, чтобы в дождливое время вода стекала в кюветы и дорога оставалась проходимой даже в непогоду. Смотрением отца Августа была также проложена гать от монастыря к селу Говейнову. На протяжении целой версты дорогу выложили брёвнами{43}.

Конечной целью глава обители видел возрождение самостоятельности монастыря, что отвечало интересам и рогачевских крестьян, однако в этом о. Августу было отказано.

В 1744 году строителя Августа сменил иеромонах Феогност, и ничего хорошего из этого не проистекло. Сразу же в Рогачеве вспыхнул крестьянский бунт. Народ отказался повиноваться новому начальству. Посланную на усмирение команду разметали: капитана ранили, солдат избили. Дело дошло до Сената; последовало распоряжение «послать туда штаб‑офицера из русских». Посланнику удалось утихомирить крестьян. Выяснилось, что причиной возмущения стал слух, будто крестьяне приписных монастырей объявлены свободными.

Интересно, что источники не сообщают о каких‑либо наказаниях, которым подверглись бунтовавшие крестьяне. Правительство поступило с ними мягко, ведь, по сути дела, они пытались из монастырского подчинения перейти в государственное. К тому же командир первой воинской команды, посланной наводить порядок, был, судя по всему, «немцем» – иноземцем на русской службе (это можно предположить из решения Сената «послать штаб‑офицера из русских»), а одним из лозунгов взошедшей незадолго до этого на престол «дщери Петровой» – императрицы Елизаветы, была борьба с «иноземным засильем», поэтому поступок крестьян мог быть расценен как не слишком тяжкий. И опять же, новая государыня обещала править «милостиво и ласково», поэтому и наказание бунтовщиков свелось, судя по всему, к «отеческому внушению» со стороны «штаб‑офицера из русских».

Впрочем, духовные власти, против которых и был направлен бунт, по‑своему наказали крестьян, В следующем году последовало распоряжение из Троице‑Сергиевой обители, чтобы из Пешноши присылали ежегодно хлебные запасы на содержание Троицкой Ново‑Сергиевой пустыни. Естественно, что большую часть этих запасов должны были поставить рогачевские крестьяне.

В 1759 году в ходе очередного разбирательства о положении Рогачево была составлена бумага, из которой следовало, что в селе и сливающихся с ним сельцах проживало 550 ревизских душ крестьян{44}.

В 1762 году взошедший на престол император Петр III Федорович пытается радикально разрешить вопрос о церковном землевладении. По его указу все церковные земли передавались в управление специально созданной Экономической коллегии. Населявшие их крестьяне освобождались от всех повинностей в пользу бывших владельцев, взамен чего были обязаны платить в Экономическую коллегию по одному рублю с мужской души в год. Эти средства должны были пойти на содержание духовенства.

Реформа вызвала резкое осуждение последнего (причем не столько по сути реформы, сколько по радикальному и не учитывающему местную специфику проведение ее в жизнь) и горячее одобрение монастырских крестьян.

Но летом 1762 года император пал жертвой государственного переворота, устроенного его супругой Екатериной[21]. Она немедленно отменяет церковную реформу и возвращает все как было. Неудивительно, что такая перемена вызвала острое недовольство крестьян, уже успевших ощутить облегчение своего положения. Летом 1763 года в Рогачево явились новые представители администрации, объявившие о восстановлении старых порядков. Когда эти предписания были объявлены собранным крестьянам, то вспыхнул между ними мятеж с криками буйства и непокорности. Строитель приказал сотенному взять некоторых под стражу, но толпа мятежников воспротивилась и до того простерла свое буйство, что строитель вынужден был бежать в монастырь. Об этом подробно было доведено до сведения правительства, которое оказалось не столь милостивым, как елизаветинское. Наиболее виновные Сергей Дунаев, Илья Марков и солдат Белкин были наказаны, а прочие обузданы строгими мерами{45}.

А ровно через год, в 1764 году, утвердившаяся на троне императрица провела секуляризацию церковных земель куда более радикально и жестко, чем ее супруг. Николо‑Пешношский монастырь был лишен своих владений, определен в третий разряд, а потом и вовсе упразднен, с обращением его церквей в приходские. Хозяйственное имущество монастыря было поделено между крестьянами, многое перепало и Рогачеву – например, находившиеся в селе 20 торговых лавок, принадлежавших обители.

Важно отметить, что в сложных, порой конфликтных отношениях между селом и монастырем не было антиклерикальной составляющей. Напротив, рогачевские крестьяне любили и почитали свой монастырь и в 1766 году поддержали ходатайство о его восстановлении. Неоднозначную позицию в этом сложном вопросе занимали и государственные власти. Получить доходы с богатого торгового села было заманчиво, вот и закрывали глаза на попытки крестьян перебраться в статус государственных, а то и втихомолку поощряли таковые.

Екатерининское время стало для Рогачево своеобразной лотереей, в которой село могло выиграть как счастливый, так и проигрышный билет. С одной стороны, в ходе уездной и городской реформы такие вот торговые села преобразовывались в новые города. Такой «счастливый билет» выпал Корчеве и вполне мог достаться Рогачево, которое было более многолюдным и куда более богатым селом. Но тут свою роль сыграла география – всего в 18 верстах от села находился древний и процветающий Дмитров, который и стал столицей нового уезда.

Но помимо выигрыша, мог быть и крупный проигрыш – многие из владений, конфискованных государством у Церкви, щедрая императрица раздаривала приближенным. А после подписания ею Жалованной грамоты дворянству в 1785 году, крепостное право в России достигло своего апогея, заслужив от современника характеристику «барства дикого без чувства, без закона».

Претендентов на богатое и доходное село было немало, но оно так и не было передано в частное владение. Возможно, сыграла свою роль беспокойная репутация рогачевских крестьян, которую они сохранили и после 1764 года.

В 1777 году Переславское епархиальное управление решило изъять из Николо‑Пешношского монастыря, как «не штатного и стоящего на пустом месте», 219‑пудовый колокол, чтобы перевезти его к Собору Его Высокопреосвященства. Обители предполагалось передать колокол почти вдвое меньшего размера – 139‑пудовый.

Операцию по снятию колокола возглавил строитель Лукьяновской пустыни Иеромонах Филарет со стряпчими и работными людьми. Монастырские ворота предусмотрительно заперли, опасаясь «буйства соседственных крестьян».

И не зря опасались. Более ста человек из села Рогачево и окрестностей проникли в монастырь через незапертую калитку и «увоза колокола не допустили». Так он и остался на земле. Крестьяне были вызваны в Государственную коллегию, но все обвинения отрицали. Пока шел суд да дело, одной из ночей колокол все‑таки увезли в Переславль. Кстати, обещанный на замену 139‑пудовый колокол в обитель так и не прибыл.

В 1788 году по упразднению Переславской епархии, рогачевские крестьяне обратились с ходатайством вернуть колокол в монастырь, а когда это не удалось, пытались выкупить его за 1500 рублей уже для храма в селе Рогачево. Свою настойчивость в этом вопросе крестьяне мотивировали тем, что сей колокол был отлит на пожертвования их предков[22]. Возможно, им удалось бы добиться своего, если бы колокол не отправился к тому времени в Петербург, где попал на колокольню Петропавловского собора{46}. В том же 1788 году русские войска штурмом взяли турецкую крепость Очаков в Северном Причерноморье. В 1794 году бывшая мечеть крепости была перестроена в православный Свято‑Никольский собор, и рогачевский колокол отправился в него. Возможно, свою роль сыграло совпадение посвящения храма и монастыря, для которого колокол был изначально отлит, – скажем, на колоколе могло быть изображение святого Николая или надпись, посвященная ему[23].

Гроза 1812 года до Рогачева не дошла, но свой след в истории села оставила. Падение Москвы, отступление в неизвестном направлении русской армии, огромный пожар, зарево которого было видно в Рогачево, повергли местных жителей в панику. Все активное население села, гоня скотину и везя скарб, ушло на две недели в Раменские леса. Память о вынужденном кочевании сохранялась долго.

В домах остались лишь старые да больные – «на волю Божию» или отдельные сорвиголовы, что порой предпринимали отчаянные вылазки навстречу французским отрядам. В истории Рогачево сохранилось упоминание о местном крестьянине по прозвищу Камолый[24], который с собственным ружьем отправился на дмитровскую дорогу «подстеречь француза». Около села Синькова бравый поселянин встретил двух верховых французов, одного из которых убил, а второго обратил в бегство. Трофейная лошадь некоторое время служила в крестьянском хозяйстве, но долго не протянула{47}. Вскоре на дорогах уезда появились казачьи заставы, надежно прикрывшие жителей от вражеских фуражиров и мародеров. Себя казаки тоже не забывали, регулярно наведываясь в села в поисках продовольствия и фуража. Впрочем, людей не обижали, не грабили, и отношения с населением поддерживали в целом хорошие.

Великим годом в истории Рогачево стал 1858 год. 13 августа село посетил проездом из Клина в Сергиев Посад Государь Император Александр II Николаевич – Царь Освободитель. Предоставим слово очевидцу встречи о. Илье Покровскому:

«Августейшая семья остановилась напротив святых ворот Рогачевского храма близь дома крестьянина Блинова, сретаемая местным духовенством, с хоругвями и святой водой, и необъятною массою народа со всех концов местности. Была перемена лошадей. Волостной голова крестьянин села Рогачева Александр Спиридонович Сорофанов и старшина Иван Гаврилович Седов поднесли Государю хлеб соль и два ананаса. Государь изволил спросить “Чье это село?” “Вашего Императорского Величества”, было ответом. Крестьянин села Рогачева Алексей Авксентиевич Алтынов осмелился преподнести Государыне десяток яблок в картузе, а крестьянка Марья Сергеевная Асташева Августейшим детям осмелилась поднести один фунт булок (баранок). Все преподнесения были приняты. Государыня изволила расспрашивать: во имя кого храм в селе, когда он построен и осведомилась о благосостоянии села».

Благонамеренная картина, – царь в окружении любящих его крестьян. В книге Ивана Сергеевича Шмелева «Богомолье» крестьяне подмосковного села Мытищи вспоминают о своей односельчанке, ставшей кормилицей будущего императора, и говорят – вот от молочка‑то ее крестьянского он понял нас, освободил крестьян по всей России. Метафора, конечно, крестьянская реформа готовилась долго и тщательно, и впервые подходы к ней начал искать еще дядя Александра II – победитель Наполеона император Александр I Благословенный. Много сил этому вопросу отдал и его преемник Николай I, но все‑ гаки на волевой акт освобождения крестьян решился только его сын. И может быть встречи, подобные рогачевской, помогли Государю решиться на этот отнюдь не простой шаг.

Впрочем, о монархизме жителей Рогачево еще будет сказано на этих страницах. А пока давайте познакомимся с ними поближе.

 

ОЧЕНЬ НЕГЛУПЫЕ, РЕЛИГИОЗНЫЕ, ПРЕДПРИИМЧИВЫЕ И ЧРЕЗВЫЧАЙНО ТРУДОЛЮБИВЫЕ…

 

Именно так характеризовал своих односельчан о. Илья Покровский. В своем труде он, большой патриот Рогачева, постоянно подчеркивает особый, отличный от других характер рогачевцев. Думается, что вряд ли кто расскажет о жителях села лучше, чем настоятель сельского храма.

«В религиозном отношении, как Рогачеву, так и его приходу, надо отдать полную честь. Народ вообще очень религиозный, – любит Церковь, благоговеет пред Святынею, чтит праздники и уважает духовенство. Насколько рогачевские прихожане внимательные и уважительны к своему духовенству, можно видеть из описанного нами в свое время празднования прихожанами двадцатипятилетнего юбилея в священном сане протоиерея М.В. Воронцова в 1882 году. К другому своему священнику в настоящем году все прихожане словесно и приговором выразили особенное свое внимание за его честную, трезвую, хорошую жизнь, всегда миролюбивое и кроткое обхождение со всеми прихожанами, толковое, истовое и усердное служение в церкви и весьма частое поучительное проповедание слова Божия, старательное и полезное обучение детей Закону Божию в училище и т.д.[25]

Не было случая, чтобы Рогачевский приход холодно отнесся к каким‑либо нуждам по церкви, которых в последние 25 лет особенно много. Кроме схода за торговые места на рынке в Рогачеве, в пользу церкви четвертый год собирается по 25 копеек с каждой окладной души Рогачевского прихода, по приговору, составленному на семь лет[26], а Рогачевское общество, сверх сего, по сборе своих общественных доходов, ежегодно жертвует на нужды Церкви по 200 и более рублей. Подлинный лист, предлагаемый доброхотным дателям на нужды храма часто превышает ожидания. Не мало благотворителей, нежелающих объявлять своего имени.

К бедным и несчастным рогачевский народ внимателен и добр, постоянно призревая в богадельне до двадцати человек обоего пола помещением, отоплением, освещением и ежемесячною выдачею пайка, пред большими праздниками многим бедным помогают хлебом, или деньгами, или одеждою.

Не редко бедные хоронятся за счет богатых. К лицам, случайно попавшим под гнет какого‑либо бедствия, рогачевский народ всегда милостив и сострадателен. Несчастному нередко прощается долг по лавке, делается облегчение в уплате податей, в чем помогают ему другие, погорельцы скоро поправляются. Невиновного в обиду не дадут, но виновного почти всегда находят и неисправимого карают. Проживающие на стороне, платя купеческие капиталы, или находясь в услужении, за весьма редким исключением, никогда не чуждаются интересов своей родины, даже те, которые уже выписались в купечество и на родине не имеют никакой оседлости.

За добродетели Господь благословляет Рогаческий народ земными благами. Рогачевец (конечно не без исключений), живет хорошо; у него дом хороший и в доме приятно, обедает сытно, одевается чисто и черный день не страшит его. Есть между Рогачевцами такие, которые владеют очень солидным капиталом. Но есть и такие, которые торгуют на чужие деньги и, кроме долгов, ничего не имеют. Бывает иногда и так, что служа у хозяина и зашибивши себе порядочную сумму денег, рогачевец рискует торговать от себя и, проторговавшись, идет опять в услужение.

В жизни своей Рогачевец любит похвастаться широким и высоким домом, домашнею обстановкою, подчас изысканным приемом гостей (в так называемые Никольские, зимние вечера) и свадебным пиром. В праздничном костюме немецкого (европейского. – A.M.) покроя рогачевец молодого поколения смотрится джентельменом, а его сестра в наряде последней моды – барышней большого города. На вечерах (свадебных) молодые люди занимаются танцами, а пожилые – картежною игрою. Если на богатый свадебный вечер в Рогачево случайно ввести крестьянина из какой‑нибудь другой местности, то он глазам своим не поверит, что тут все его же брат‑мужик»{48}.

Источником богатства рогачевских крестьян были торговля и занятия различными промыслами. С XVIII столетия рогачевские торговцы вели свои торговые дела со многими отдаленными городами, даже с Санкт‑Петербургом. Некоторые рогачевские торговцы из крестьян выписывались в Московское купечество, например, братья Боковы в 1722 году, братья Дмитрий и Федор Ивановы и др. В 1758 году в Рогачево уже были торговые ряды.

Отхожие промыслы в восемнадцатом веке были преимущественно фабричные и больше в Москве. Жили на фабриках без паспортов и в вотчине считались за беглых, которых за неплатеж податей сотские искали и отыскивали на фабриках «разного звания». Некоторые, живущие на стороне, занимались торговлей. Вот фамилии наиболее известных рогачевских торговцев: Квасков, Блинов, Негины, Маковкин, Мочалов, Мошкин, Сурочин, Сарафанов, Свечников. Некоторые из этих фамилий значились в приходорасходных книгах Николо‑Пешношского монастыря за 1773 и 1780‑е годы.

Самая старшая торговая фамилия в Рогачево – Мошкины. Семен Тимофеевич Мошкин еще в 1753 году ездил в Псков и покупал там снетки возами для торговли ими в Рогачево, в монастыре и в Лавре. В 1760 году он с рогачевским крестьянином Алексеем Никитиным содержал монастырскую мельницу на речке Рогачевке.

В девятнадцатом веке собственно рогачевцы занимались исключительно торговлей. В Рогачево было около пятидесяти лавок с гостиным двором на площади, с церковными лавками и с лавками под домами, 6 трактиров, 4 питейных заведения (с винным складом и погребом Е.И. Горюнова), 4 кожевенных и один клейный завод.

Еженедельно было два рынка и две ярмарки в году: Никольская и в десятую пятницу по Пасхе. Кроме того, в году было два так называемых сборных рынка: пред Николиным днем – зимою – и в понедельник третьей недели Великого поста. Народу как на ярмарках, так и на сборных рынках стекалось до десяти тысяч человек. На Никольскую ярмарку бывала довольно значительная конная ярмарка.

В торговом отношении Рогачево не уступало соседним городам – Клину и особенно Дмитрову. Годовой торговый оборотный капитал простирался свыше миллиона рублей (в ценах XIX века – очень большие деньги). Торговля преобладала мануфактурная, галантерейная и колониальная, главным образом, хлебная и мясная. Исконными мясниками были Негины. Предметы торговли, за исключением мяса, привозились из Москвы и частично из Петербурга. Наиболее крупные рогачевские купцы – все крестьяне, ездят за товаром и на ярмарки, например, Нижегородскую, Ростовскую, Рыбинскую, Псковскую и т.д.

Скупленный товар доставляется в Рогачево из отдаленных мест или по железной дороге до города Клина, а далее караваном 30 верст до Рогачево или водным путем: по Волге, Дубне и Сестре до пристани в 7 верстах от Рогачево, а из Москвы – преимущественно караваном по Дмитровскому шоссе или по большой дороге – Рогачевке.

В 40‑х – 60‑х годах девятнадцатого века самыми известными во всей округе торговцами были: Спиридон с братьями и сыном, Сарафановы и Егор Прокофьевич Сурогин. От их щедрых рук многие из крестьян села Рогачево открыли свою торговлю. Некоторые из рогачевских торговцев, имея свои лавки в Рогачево, торговали и по другим уездам.

Рогачевские женщины с ранней весны до поздней осени занимались разведением рассады капусты на своих огородах. В урожайный год иные хозяйки выручали за лето с огорода до 200 рублей. Эту выручку мужьям в большинстве случаев не отдавали.

Местным рогачевским (и особенно окрестных селений) промыслом был роговый и сапожный. Роговый промысел существовал в этой местности с незапамятных времен. Иногда даже название села Рогачево объясняли существованием в нем гребенного рогового промысла до образования села. В рогачевских мастерских выделывалось несколько сортов гребней.

Ученики поступали в гребенную мастерскую с 12‑13‑летнего возраста. Расплата промышленников с рабочими производилась в основном необходимыми предметами потребления, начиная с муки и соли и кончая ситцем, табаком, чаем и другими товарами. Крупные промышленники, ведущие дело самостоятельно, кроме выгод, получаемых мелкими гребенщиками, пользовались выгодами как от приобретения сырого материала за наличные деньги, так и от сбыта готовых изделий. Имея значительные денежные средства, крупные промышленники могли продавать свои изделия в кредит и, вследствие этого, получать за них большую цену, нежели та, по которой свой товар продавали мелкие гребенщики.

Закупкой рогов занимались крупные промышленники и особые торговцы‑скупщики. Мелкие гребенщики получали рога уже из вторых рук.

Наиболее крупные закупки рогов производились два раза в год во время мясоедов: от Пасхи до Петрова дня и от Успенья до конца ноября. В эти мясоеды на бойнях били гораздо больше скотины, чем в обычное время. Рога покупались большими партиями за наличные деньги и потом раздавались мелким гребенщикам в кредит{49}.

Рогачевские гребни были настолько известны, что послужили основанием для версии происхождения названия села – Рогачево.

Сапожный промысел стал более или менее преобладающим в девятнадцатом столетии вследствие соседства Рогачева с замечательным в этом отношении селом Кимры, Корчевского уезда Тверской губернии, жители которого в Отечественную войну 1812 года обували даром всю русскую армию. Огромные артели изготавливали обувь для продажи не только в России, но и за ее пределами.

Отхожие промыслы между рогачевским народом, особенно в Рогачевском приходе были сильно развиты. Местами отхожих промыслов служили главным образом Москва и Санкт‑Петербург, а также и другие города и местности. В Москве занимались в основном мясной торговлей. В Охотном ряду трудно было найти мясную лавку, в которой не было рогачевского мясника. Многие из них жили в Москве и в Санкт‑Петербурге, имели свои дома, лавки и бойни.

Тем не менее рогачевцы, живущие на стороне, платя купеческие капиталы, земли своей в деревне не бросали. Землю обрабатывали или наемные работники, или оставшиеся члены семьи{50}.

 

ПРОСВЕЩЕНИЕ

 

Владея изрядными капиталами, рогачевские крестьяне хорошо понимали ценность образования и просвещения. Источники не сообщают, когда и кем была основана первая школа в Рогачево. Можем предположить, что здесь, как и в других местах сельской России, апостолами грамоты стали сельские священники.

Памятная книжка по Московской губернии на 1914 год сообщает, что в селе Рогачево находились следующие учебные заведения:

– Начальное училище Министерства народного просвещения.

– Мужское земское училище.

– Женское земское училище.

– Церковно‑приходская школа{51}.

Четыре учебных заведения! Напомним, что в уездном городе Корчеве их было три. Правда, все рогачевские учебные заведения – начальные, но это не вина крестьян, по закону средние учебные заведения могли располагаться только в городах. Поэтому для продолжения образования выпускники рогачевских училищ отправлялись в Дмитров, Москву, Санкт‑Петербург и даже за границу.

Все рогачевские учебные заведения были построены и содержались за счет села. На постройку здания Начального министерского училища из волостной казны было отпущено 7000 рублей. На его ремонт и содержание ежегодно выделялось 500 рублей.

Такое количество учебных заведений требовало не только материальных средств, но желания крестьян учиться самим и учить детей. Во второй половине XIX века, а особенно в годы правления последнего Государя, образование в России развивалось стремительными темпами. Страна стремилась ликвидировать не соответствующий ее статусу уровень безграмотности, в чем сходились усилия и власти, и общества в лице земства, и низов.

Священник Илья Покровский описывает, что в те времена, когда училищ в селе было всего два (Начальное министерства народного просвещения и Женское земское), они были переполнены, а желающих учиться было столько, что приходилось отказывать ввиду недостатка мест. Впрочем, рогачевцы и тут нашли выход: «в редкой деревне прихода не занимается обучением грамоте десяти – пятнадцати крестьянских детей какая‑нибудь грамотная бобылка или грамотный безземельный крестьянин, а в самом Рогачеве занимаются этим почти все причетники или жены их и, конечно, те и другие за условную плату. Более состоятельные родители и имеющие возможность отдают своих детей, по той же причине в Московские училища. Стремление к школьному образованию своих детей заметно усиливается с каждым годом и особенно в последнее время. Нельзя сказать, чтобы родители в образовании своих детей имели в виду одни лишь коммерческие выгоды для них, или льготу во отбывании ими воинской повинности. К чести и славе Рогачевского народа скажем, что некоторые родители дают своим детям полную свободу к продолжению их образования не только в средних, но даже и в высших учебных заведениях и иные для сего жертвуют своим детям последние свои средства»{52}.

Как мы знаем, уже после написания этих строк число учебных заведений в Рогачево возросло в два раза. Кроме училищ в селе была бесплатная народная библиотека, которая совсем недавно отпраздновала свое 125‑летие. Читать на селе любили: «Стремление к самообразованию и желание обогатиться сведениями из разных отраслей знания между рогачевским народом развито в высшей степени. Некоторые особенно любят похвастаться знанием законоположений церковных и гражданских, чем слишком иногда увлекаются, нередко в ущерб своим специальным занятиям и увлекают других. В редком доме, где есть грамотный, нет книги для чтения преимущественно духовной и отчасти светской литературы. В Рогачево выписывается порядочное количество экземпляров современных журналов и газет разного наименования»{53}.

Обычно в книгах советского времени образование и тяга к знаниям увязывались с развитием революционного сознания. Считалось, что власть царя и его приближенных держится лишь на невежестве, темноте простого народа, который в таком случае легко обманывать. Потому‑де царское правительство и противилось широкой доступности образования для населения, что опасалось в таком случае не удержать свою власть.

Этот миф – образованный человек, следовательно, почти революционер, – начал складываться еще до революции, так как значительная часть революционеров вышла из образованной, а точнее, из полуобразованной среды русского общества, которую в узком смысле слова называли интеллигенцией[27].

Но вот обратный пример, жители Рогачево, славившегося своим независимым, а то и просто бунташным нравом, потянулись к образованию. И что же? В их среде мы не видим революционного духа, напротив, рогачевцы вписали свою страницу в историю борьбы с революцией в России.

 


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 173; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!