Телеграмма морского отдела 12-й армии начальнику оперативного отдела Днепровской военной флотилии В.Е.Дьяченко о боевых задачах флотилии на Припяти 9 страница
Общность исторического развития источниковедения и археографии также сближает эти две научные дисциплины. Как отмечалось в начале лекции, археография своим рождением обязана исторической науке, бурное развитие которой способствовало разделению труда между историками и публикаторами исторических документов, стимулировало появление общедоступных документальных публикаций. Однако, для того, чтобы последние могли удовлетворить запросы историков, для подготовки таких публикаций требовались специальные знания и навыки, которыми располагало к тому времени уже сформировавшееся в недрах исторической науки источниковедение.
Связь археографии и источниковедения со всей очевидностью проявляется при подготовке документальных изданий научного типа, основанных на изучении многих списков или сложных рукописей и сопровождающихся при этом историческими или филологическими комментариями. Здесь текстологическая и археографическая работа непосредственно смыкается с собственно источниковедческим исследованием. Один только сравнительный анализ объемов собственно текстов документов в изданиях научного типа и примечаний к ним (текстуальных, по содержанию), а также предисловий, указателей и других элементов научно-справочного аппарата показывает, в какой степени археография зависит от источниковедения (это же не может не свидетельствовать и об обогащении источниковедения посредством археографии) Например, для подготовки в 1930-40-е гг. издания Русской Правды были привлечены все известные 103 списка этого памятника краткой и пространной редакций. Комментарии к тексту памятника составили едва ли не половину всего издания. Примерно такое же соотношение комментариев и текста документов мы встречаем и в издании “Полоцкие грамоты Х111—начала ХУ1 в.”, подготовленном А.Л.Хорошкевич. К небольшому, в несколько десятков страниц тексту Баркулабовской летописи, белорусский текстолог А.Ф.Коршунов сделал около 500 примечаний
|
|
|
Из других дисциплин источниковедческого цикла археография взаимодействует с палеографией, хронологией, геральдикой, сфрагистикой и др. В известной мере своим становлением эти дисциплины обязаны развитию публикационной деятельности, поскольку были призваны обслуживать ее. Но в то же время , без владения приемами и методами данных дисциплин не могли бы вообще состояться документальные публикации ( и это, кстати говоря, относится не только к подготовке изданий документов раннего периода).
К исторической дисциплине “археография” очень близка (зачастую совпадая с ней) филологическая дисциплина “текстология”. Граница между ними определяется характером публикуемых материалов: текстологи работают преимущественно с литературными произведениями (художественными, публицистическими, научными), а археографы—с документами юридического, делового, бытового характера Как показывает археографически-текстологическая практика, и эта граница представляется достаточно условной ввиду условности отнесения тех или иных объектов публикации к историческим источникам или к литературе. Наглядный пример тому—летописи, хроники, агиографическая литература и т.д. Напомним, что в прошлом их подготовкой к изданию занимались археографы. Фундаментальная, начатая еще в 1841 г. и до сих пор продолжающаяся серия “Полное собрание русских летописей” готовилась Петербургской археографической комиссией хотя и с участием крупнейших российских ученых-филологов. Киевской археографической комиссией был подготовлен к изданию ряд украинских летописей в 1840-80-х гг.
|
|
|
С другой стороны, белорусские филологи издали ряд сборников , хотя и касавшихся истории белорусской литературы Х1Х—нач. ХХ вв., но включавших в свой состав традиционно “археографические” документы. Это обстоятельство, кстати говоря, дало основание Н.Н.Улащику рассматривать данные издания во второй части своей монографии по археографии и источниковедению истории Беларуси.
|
|
|
Очень схожими являются и задачи публикаций, готовящихся текстологами и археографами. Они сводятся к установлению точного текста произведения у текстологов, выбора основного текста документа -- у археографов; организации (кодификации) этого текста --у первых, эмендации текста--у вторых. Одинаковыми являются задачи передачи и комментирования текстов в текстологии и археографии . Исходя из общности характера деятельности текстологов и археографов и учитывая размытость граней между текстологией и археографией, современные ученые-археографы допускают и предполагают слияние этих обеих родственных дисциплин, исторически сложившихся раздельно, в единую, условно называемую ми “ретроэдиторика” .
Очень много точек соприкосновения имеет археография с архивоведением и архивным делом. До недавнего времени вообще считалось, что археография прежде находилась в рамках архивоведения и затем выделилась из него. Кстати говоря, на якобы подчиненность археографии архивоведению указывает тот факт, что сектор археографии Всероссийского НИИ документоведения и архивного дела функционирует в составе отдела архивоведения этого института; в Белорусском НИИ документоведения и архивного дела также существует отдел археографии .
|
|
|
Однако, схожесть археографии и архивоведения, а также профессиональная близость архивистов и археографов, доходившая, как выше мы отмечали, до совмещения этих специальностей в лице одних и тех же работников, не должны говорить о подчиненности археографии (как научной дисциплины) архивоведению и археографии (как практической работы по публикации документов) только архивному делу. И это, повторяем, несмотря на то, что работа по описанию и публикации документов является одним из направлений деятельности государственных архивов, а археография в большой мере использует не только фактологическую информацию архивоведения и архивного дела, но и их принципы и методы. Но, с другой стороны, и архивисты, выступая в качестве археографов, используют приемы и методы археографии, опираются на теоретические разработки в области археографии (в частности, в вопросах выбора объекта публикации и др.) Взаимодействие археографии и архивоведения проявляется и в том, что археография дает архивоведению( как, впрочем, и другим наукам ) материал для исследования собственной истории, истории архивного дела . Здесь в качестве примера можно сослаться на два сборника документов—“Архивное дело в БССР (1918-1968) (Мн., 1972) и “Архіўная справа на Беларусі у дакументах і матэрыялах (1921—1995 гг.)” (Мн., 1996), подготовленные в отделе публикацитй Главархива Беларуси (первый) и в отделе архивоведения Белорусского НИИ документоведения, археографии и архивного дела (второй).
Что же касается предпринимаемых в Беларуси попыток отождествления археографии с архивоведением, а также с архивным делом, то они, на наш взгляд, вызваны тем, что ведущую роль в практической археографии в республике в 1960—нач. 80-х гг. играли как раз-таки архивные учреждения, располагавшие в тот период не только документальной базой, но и наиболее квалифицированными кадрами архивистов-археографов.. С другой стороны, этому способствовало и отсутствие в республике специализированного археографического центра, который бы координировал научно-методическую и практическую деятельность научных и архивных учреждений Беларуси в области археографии и сам вел научно-методическую работу.
Обращаясь к истории организации архивной и археографической работы в дореволюционной Росии (включая белорусские и литовские губернии), нельзя не отметить, что там функции сотрудников исторических архивов и археографических комиссий были четко разграничены, хотя на практике, как выше уже говорилось, зачастую одни и те же люди (как, например, Н.И.Горбачевский, Д.И.Довгялло и др.) вели и архивную, и археографическую работу, но служа при этом в разных учреждениях ( исключение здесь составляет Витебский архив древних актов, хотя и его сотрудники неоднократно ставили вопрос о необходимости учреждения по аналогии с Виленской археографической комиссией наряду с архивом такой же комиссии по изданию актов). И уже тогда наиболее дальновидные чиновники из МВД, МНП, а также ученые Академии наук, университетов, различных исторических и археологических обществ весьма критически относились к чрезмерно активной археографической деятельности некоторых сотрудников центральных исторических архивов, не без оснований полагая, что она может нанести существенный урон сугубо архивной работе.
“Наши провинциальные центральные архивы (Киевский, Виленский, Витебский,--писал профессор Киевского университета В.С.Иконников,-- предпочитают составлению и изданию архивных описей издание самих материалов, посвящая свое служебное время выборке и переписке документов для изданий местных археографических комиссий” . Директор Московского архива Министерства юстиции Н.В.Калачов также считал приоритетной в работе архивиста не публикацию документов, а составление описей “ с целью обнародования последних” .
Сменивший Калачова на посту директора архива Д.Я.Самоквасов , выступая с докладом “Об организации и деятельности центральных архивов древних актов в западных губерниях” на 1Х Археологическом съезде в Вильно (10 августа 1893 г.) вообще внес предложение о недопустимости совмещения архивной службы с какой-либо иной. Оно было поддержано рядом участников съезда; при этом архивариус Виленского центрального архива И.Я.Спрогис однозначно заявлял, что “задача архивов описание, а не издание; последнее есть дело археографических комиссий” .
Тридцатью же годами раньше, когда возникла идея объединить Виленский центральный архив древних актовых книг с только что созданной в Вильно Археографической комиссией, Министерство народного просвещения воспротивилось этому, принимая во внимание слишком различные функции, исполняемые сотрудниками данных учреждений. По его мнению “ архивариусы заняты преимущественно хранением, описанием и выдачей справок и выписок из дел, не представляющих научного интереса, а сугубо практический (купчие крепости, дарственные записи, документы, подтверждающие дворянство), а сотрудники Виленской археографической комиссии ведут научную работу” .
Разницу в работе архива и комиссии усматривал и виленский генерал-губернатор Э.Т.Баранов. По его мнению, “...первый обращает внимание по преимуществу на внешнюю классификацию актовых книг, вторая проникает [в] самое внутренне содержание акта и выбирает из массы только то, что полезно для науки”.
Мы намеренно так подробно остановились на вопросах взаимосвязи и взаимодействия археографии с архивоведением и архивным делом, поскольку и сегодня в очередной раз предпринимается попытка свести археографию к “эдиционному архивоведению” (В.П.Козлов, И.В.Поздеева). С другой стороны, выяснение общего и отличного у этих двух научных дисциплин и сфер практической деятельности, возможно, будет способствовать решению некоторых организационных вопросов в части совершенствования археографической работы в республике .
Достаточно противоречивые отношения сложились у археографии с историографией. Последняя не только способствовала зарождению и становлению работы по публикации документов, как исторических источников, но и в значительной мере определяла выбор объектов публикации, как, впрочем, и архивоведение, и источниковедение. В периоды кризисов в исторической науке археографическая продукция пытается выдвинуться на передний план, компенсировать собой отсутствие аналитических исследований исторической тематики.
Так было, например, в 1920-е гг., когда, по словам российского историка А.Л.Попова, “у ободренных первыми успехами наших археографов , по-видимому, явилось желание подать первую помощь историкам, причем подать эту помощь они решили, заместив их собою. Археографы заговорили о необходимости преодолеть различие—“дуализм”, как они выражаются, существующий между работой в области исторического исследования и публикацией исторических документов” .
Результатом такого преодоления стало издание многочисленных сборников документов, во многом дублировавших по своему составу друг друга и в конечном итоге не стимулировавших углубленного изучения исторического процесса.
Нечто похожее, на наш взгляд, происходит в исторической науке и в настоящее время. Если в 1920-е гг. была разрушена концепционная основа исторической науки, то в наши дни происходит процесс значительного изменения установившихся стереотипов по существенным проблемам исторического развития страны, общества, особенно советского периода. В число актуальных выдвигаются проблемы, ранее находившиеся если не под полным запретом, то с молчаливого согласия историков-конформистов в режиме ограниченного доступа. В условиях едва только начавшегося осмысления историками данных проблем и отсутствия каких-либо концепций их изучения, у археографов опять-таки может явиться мысль о замещении документальными публикациями отсутствующей историографической традиции В том, что подобный процесс имеет место в Беларуси, можно убедиться, обратившись к многочисленным документальным публикациям (преимущественно малых форм)—о политических репрессиях в республике в 1930-50-е гг., коллаборационизме в годы Великой Отечественной ворйны, национально-государственном строительстве в 1920-30-е гг., внешнеполитической деятельности и др. Так, составители и редакторы многотомного документального издания “Знешняя палітыка Беларусі” во введении к первому тому сборника, увидевшего свет в 1997 г., прямо пишут: “…у беларускай гістарыяграфіі да гэтага часу няма спецыяльнага выдання, у якім бы сістэматызавана разглядалася знешнепалітычная дзейнасць нашай дзяржавы. Гэты прагал заклікана запоўніць шматтомнае выданне дакументаў і матэрыялаў “Знешняя палітыка Беларусі”, першая кніга якога у вашых руках”. .
Между тем, как совершенно справедливо, по нашему мнению, утверждает современный российский историк и археограф Б.Г.Литвак, “публикация—“исследование” уместна и даже желательна в самом начале историографической традиции; в дальнейшем ее участие в историографическом процессе должно сводиться не к простому документальному иллюстрированию уже достигнутого историографией, а к высвечиванию таких тайников документального наследия, которые еще не включены в научный оборот” .
Дающая материл для исторических построений, но сама определяющаяся уровнем развития и направлением исторической науки, археография не может не отражать состояние последней. Однако археографическое освоение нового материала должно сочетаться с изучением отдельных процессов и явлений, ранее не бывших в поле зрения исторической науки. Забегание археографии вперед может привести (как это ни покажется странным) к сдерживанию развития исторической науки, субъективизму и произволу археографов в части отбора источников для публикации, к появлению, наконец, утонченной документальной фальсификации.
С другой стороны, отставание археографии от историографии чревато тем, что документальные публикации могут оказаться под сильным влиянием уже сложившихся историографических “установок” и будут полностью соответствовать параметрам состояния историографии вопроса, не стимулируя углубленного его изучения. Вывод таким образом напрашивается сам собой: археография и историография должны в своем развитии идти что называется “рука об руку” и тогда успех обеим гарантирован.
Тесная связь археографии с историографией и их взаимовлияние дают основание современным историкам включать в свои исследования о развитии исторической науки разделы, посвященные состоянию публикационной деятельности по тем или иным проблемам или периодам (см., например, учебник Н.Л.Рубинштейна “Русская историография” (М., 1941), в котором ряд параграфов и глав носят археографический характер: “Развертывание научной работы. Журналы. Архивы. Публикации”, “Издание исторических памятников”, “Археография”, “Археографическое направление”, “Собирание и публикация памятников русской истории. Изучение источников”. Археографические сюжеты также присутствуют в историографических исследованиях и белорусских историков Э.Г.Иоффе, Д.В.Карева, В.Н.Михнюка, П.Т.Петрикова, В.В.Чепко и др.). Археографические сюжеты присутствуют также и в работах общеисторического, источниковедческого характера ( см., например, главы ”Научное изучение Белоруссии с 60-х гг.”, “Национальное направление подготовки возрождения” монографии М.В.Довнар-Запольского “История Белоруссии””, представляющие собой по существу источниковедчески-археографический обзор изданий по истории Беларуси и в то же время очерк по истории организации архивно-археографической деятельности в Литве и Беларуси во второй половине Х1Х—начале ХХ вв.; российские и белорусские учебники по историческому источниковедению и др.)
Выяснение значения археографии для исторической науки в целом, определение ее места среди других источниковедческих дисциплин дают основание говорить о интегрирующей роли археографии, которую она играет по отношению к другим наукам (и не только гуманитарного профиля).
Интегрирующий характер археографии как научной дисциплины и сферы практической деятельности мы усматриваем и в том, что она прежде всего разрабатывает теорию и методику публикации документов как исторических источников, обеспечивает публичность и доступность этих источников, что в равной мере необходимо и крайне полезно для развития любой науки. Как совершенно справедливо отметил академик Д.С.Лихачев, археография только с первого взгляда кажется узкой дисциплиной. “На самом деле,--писал он,--нет шире этой науки, и пространства ее соприкосновения с другими науками—самые обширные” .
Лекция 2 Археографическая публикация и ее место среди других публикаций документов
В упоминавшихся в предыдущей лекции дискуссиях о предмете и задачах археографии, прошедших в 1970—2000-е гг. на страницах журналов “Советские архивы”, “Отечественные архивы”, почти не затрагивался вопрос о том, что представляет собой публикация исторических источников, или, говоря другими словами, всякую ли документальную публикацию можно считать археографической Однако, это вовсе не свидетельствует о полной ясности в данном вопросе. До сих пор, например, существуют различные подходы к определению понятия “публикация исторических источников” в археографии. До сих пор даже в литературе по истории археографии на одну доску ставятся, с одной стороны, издания типа “Декреты Советской власти”, “Беларускі архіў” и др., предпринятые с целью изучения исторического прошлого, а с другой -- публикации постановлений и распоряжений органов власти и органов управления, осуществленные в официальных изданиях типа “Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства РСФСР”, “Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства БССР”, “Ведомости Верховного Совета БССР”, “Национальный реестр правовых актов Республики Беларусь” и др. с целями, далекими от удовлетворения потребностей исторической науки.
В истории белорусской археографии можно встретить немало примеров смешения археографических публикаций с изданиями документов оперативного характера, предпринятыми в управленческих и иных целях. Так, автор статьи обзорно-информационного характера, посвященной публикации исторических источников в Беларуси, в перечень научных публикаций документов включает и документы, обнародованные вслед за их созданием в белорусских периодических изданиях—газетах “Буревестник”, “Известия Витебского совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов” (приказ № 1 Минского совета, материалы Второго всероссийского съезда советов и др.), не предназначавшиеся во время их опубликования для изучения в качестве исторических источников .
Не одно поколение студентов Московского историко-архивного института воспитывалось на том, что у истоков советской археографии стоял матрос-большевик Н.Г.Маркин, под редакцией которого в 1917—1918 гг. изданы 7 выпусков сборника секретных документов. “Первая публикация—“Сборник секретных документов из архива бывшего Министерства иностранных дел” под ред. Н.Г.Маркина,--читаем во введении к “Хрестоматии по археографии”,-- осуществленная по прямому указанию В.И.Ленина, имела огромное значение для развития молодой советской археографии. Этой публикацией Советское правительство разоблачило перед всем миром тайную дипломатию европейских буржуазных првительств, в том числе самодержавного и буржуазного временного правительства России Она вскрыла империалистическую сущность первой мировой войны и показала ее истинных виновников” .
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 152; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!