ПАКТ МОЛОТОВА– РИББЕНТРОПА И СЕНТЯБРЬСКАЯ ВОЙНА 5 страница
В этот день, 20 сентября, 38‑я и 10‑я танковые бригады и сводный отряд 97‑й и 96‑й стрелковых дивизий вошли в подчинение 2‑му кавалерийскому корпусу, и началась подготовка к штурму Львова, намеченному на 9 утра 21 сентября.
19 сентября, около 2 ч ночи, к Львову подошел сводный мотоотряд 2‑го кавалерийского корпуса и 24‑й танковой бригады (всего 35 танков). Польская артиллерия открыла огонь. Преодолевая уличные баррикады, разведрота (6 танков) дошла до центра города, где была встречена огнем батареи, расположенной у костела. Поляки подбили головной танк. Тогда командир разведроты, старший лейтенант Чуфаров, сбив орудие с костела, поджег выстрелом снаряды противника. Орудийная прислуга разбежалась, а офицеры закричали: «Не штрелять!» Но тут по танкам был открыт ружейно‑пулеметный огонь из казарм и окрестных домов. Танкисты отвечали, обстреливая дома. К 4 ч 30 мин огонь с обеих сторон прекратился.
Капитан Шуренков связался с польским штабом и вызвал начальника гарнизона Львова для переговоров о сдаче города. 19 сентября, в 6 ч утра, части заняли свои места и приступили к обезоруживанию польских войск, подходивших к Львову, а разведбатальон обезоруживал казармы, расположенные в самом городе.
В 6 ч 30 мин в расположение танковой бригады прибыли два польских майора для переговоров, но командир вести с ними переговоры не захотел и потребовал личного присутствия начальника гарнизона или начальника штаба. В 7 ч утра прибыли полковник и два других майора, но им также было отказано. В 7 ч 40 мин появились начальник штаба гарнизона полковник генерального штаба Б. Раковский, два полковника и три майора. Командир танковой бригады назвался командиром танкового корпуса, который окружил Львов, и предложил сдать город. Начальник штаба гарнизона ответил, что он не уполномочен принимать такое решение и должен получить на это указание своего начальства. На это ему было дано два часа. Командир бригады потребовал от начальника штаба Львовского гарнизона, чтобы все советские танки, находившиеся на тот момент в городе и на его окраинах, продолжали оставаться на своих местах и чтобы начальник штаба разрешил занять командные пункты для наблюдения за немецкими позициями, прилегавшими полукольцом к городу. Согласие на это было получено.
|
|
|
В 8 ч 30 мин немцы неожиданно предприняли атаку на западную и южную окраины города. Советские танки и бронемашины оказались между двух огней – немцев и поляков. Тогда командир бригады послал к немцам бронемашину, на которой был укреплен белый флаг (кусок нижней рубахи на палке). Советские танки и бронемашины выбрасывали красные и белые флажки, но огонь по ним с обеих сторон не прекращался, тогда из танков и бронемашин был открыт ответный огонь. При этом у немцев были подбиты три противотанковых орудия, убиты три офицера и ранены девять солдат. Наши потери составили две бронемашины и один танк, убиты три человека и ранены четыре.
|
|
|
Вскоре огонь был прекращен, с бронемашиной прибыл командир 137‑го полка немецкой горнопехотной дивизии полковник фон Шляммер, с которым командир бригады в немецком штабе договорились по всем спорным вопросам. Красноармейцы подобрали своих раненых и убитых, а немцы – своих.
19 и 20 сентября неоднократно велись переговоры между командованием 24‑й танковой бригады и представителями командования немецкой горнопехотной дивизии о прекращении боевых действий и ликвидации возникших конфликтов. В результате переговоров отношения были нормализованы, и впоследствии между частями советской 24‑й танковой бригады и немецкой горнопехотной дивизии никаких недоразумений не возникало. В ходе переговоров командующего артиллерией Украинского фронта комбрига Н.Д. Яковлева с германским командованием стороны требовали друг от друга отвести войска от города и не мешать его штурму. К вечеру 20 сентября германские войска получили приказ отойти от Львова.
|
|
|
22 сентября, в 14 ч, польские войска стали складывать оружие, а в 15 ч части 2‑го кавалерийского корпуса в пешем строю вместе с танками 24‑й, 38‑й и 10‑й танковых бригад вступили в город. Гарнизон в целом выполнил соглашение о сдаче, но отдельные группы офицеров в нескольких местах открыли огонь с баррикад, эти очаги сопротивления были быстро подавлены с помощью танков. К вечеру 23 сентября во Львове был наведен порядок, и основные силы советских войск отошли на окраины города.
На самом южном фланге Украинского фронта по линии Сатанов – река Днестр наступала 12‑я армия. В 5 ч утра 17 сентября части 12‑й армии форсировали реку Збруч. К 16 ч танки перешли вброд Днестр и захватили на аэродроме около Городенки шесть польских самолетов.
18 сентября 23‑я танковая бригада заняла Коломыю, разоружив там до 10 тысяч поляков из состава 24‑й и остатков 2‑й и 5‑й пехотных дивизий. В 2 ч ночи 19 сентября бригада двинулась к Станиславову и в тот же день в 14 ч подошла к нему. Дальше танки пошли на Галич и прибыли туда вечером того же дня. Наутро 23‑я танковая бригада выступила из Галича и через Калуш, Долину и Болехов 21 сентября достигла Стрыя.
|
|
|
19 сентября части 25‑го танкового корпуса заняли Галич, захватив мосты через Днестр, Завадку и Збору. В тот же день 4‑й кавалерийский корпус вошел в район Рогатин – Бурштын. 26‑я танковая бригада вышла в район Галич – Болыновцы.
Передовые отряды 13‑го стрелкового корпуса продвигались к Станиславову. 19 сентября корпус был подчинен командующему погранвойсками НКВД комдиву Осокину, который получил приказ военного совета Украинского фронта «немедленно закрыть границу», чтобы «не допустить ни в коем случае ухода польских солдат и офицеров из Польши в Румынию». С 21 сентября основные силы 13‑го стрелкового корпуса были развернуты вдоль границы с Румынией и Венгрией от реки Збруч до Бескид.
20 сентября части 12‑й армии подошли к линии Николаев – Стрый. В районе Стрыя советское командование установило контакт с немецкими войсками, и 22 сентября немцы передали Стрый Красной армии, а на следующий день туда вошла 26‑я танковая бригада. В результате переговоров советские войска были остановлены на достигнутой линии.
21 сентября, в 10 ч 30 мин, в штабы Белорусского и Украинского фронтов поступило приказание наркома обороны, по которому все войска должны были оставаться на линии, достигнутой передовыми частями к 20 ч 20 сентября. Перед войсками ставилась задача подтянуть отставшие части и тылы, наладить устойчивую связь, находиться в полной боевой готовности и принять меры для охраны тылов и штабов. Командованию Белорусского фронта разрешалось продолжить наступление в Сувалкском выступе.
А тем временем руководство СССР и Германии вело напряженные переговоры, на которых решалось, где должна проходить демаркационная линия между советскими и германскими войсками.
20 сентября, в 16 ч 20 мин, начались переговоры между К.Е. Ворошиловым и Б.М. Шапошниковым – с одной стороны, и генералом Кестрингом, полковником Г. Ашенбреннером и подполковником Г. Кребсом – с другой. Стороны договаривались о порядке отвода германских войск и продвижении советских войск на демаркационную линию. Следующий раунд переговоров состоялся с 2 до 4 ч ночи 21 сентября, стороны уточнили сроки выхода на демаркационную линию и подписали советско‑германский протокол, в котором говорилось:
«Части Красной Армии остаются на линии, достигнутой ими к 20 часам 20 сентября 1939 г., и продолжают вновь свое движение на запад с рассветом 23 сентября 1939 г.
Части Германской армии, начиная с 22 сентября, отводятся с таким расчетом, чтобы, делая каждый день переход примерно в 20 километров, закончить свой отход на западный берег г. Вислы у Варшавы к вечеру 3 октября и у Демблина к вечеру 2 октября; на западный берег р. Писса к вечеру 27 сентября, р. Нарев, у Остроленки, к вечеру 29 сентября и у Пултуска к вечеру 1 октября; на западный берег р. Сан, у Перемышля, к вечеру 26 сентября и на западный берег р. Сан, у Санок и южнее, к вечеру 28 сентября.
Движение войск обеих армий должно быть организовано с таким расчетом, чтобы имелась дистанция между передовыми частями колонн Красной Армии и хвостом колонн Германской армии, в среднем до 25 километров.
Обе стороны организуют свое движение с таким расчетом, что части Красной Армии выходят к вечеру 28 сентября на восточный берег р. Писса; к вечеру 30 сентября на восточный берег р. Нарев у Остроленки и к вечеру 2 октября у Пултуска; на восточный берег р. Висла у Варшавы к вечеру 4 октября и у Демблина к вечеру 3 октября; на восточный берег р. Сан у Перемышля к вечеру 27 сентября и на восточный берег р. Сан у Санок и южнее к вечеру 29 сентября».
21 сентября в 22 ч 15 мин в штабы Белорусского и Украинского фронтов поступил приказ наркома обороны № 156, в котором излагалось содержание советско‑германского протокола и разрешалось начать движение на запад с рассветом 23 сентября.
На следующий день военный совет Белорусского фронта отдал соответствующий приказ № 05. 25 сентября войска получили директиву наркома обороны № 011 и приказ военного совета Белорусского фронта № 06, предупреждавшие, что «при движении армии с достигнутого рубежа Августов – Белосток – Брест‑Литовск на запад на территории, оставляемой Германской армией, возможно, что поляки будут рассыпавшиеся части собирать в отряды и банды, которые совместно с польскими войсками, действующими под Варшавой, могут оказать нам упорное сопротивление и местами наносить контрудары».
В ночь на 24 сентября отряд 27‑й танковой бригады в составе 20 танков БТ‑7 занял город Сувалки. В тот же день советские части заняли город Сейн.
Части 3‑й армии продолжали охранять латвийскую и литовскую границы от Дриссы до Друскининкая. 11‑я армия начала передислокацию вдоль литовской границы к Гродно. 16‑й стрелковый корпус продолжал продвигаться в сторону Гродно и 21 сентября занял Эйшишки.
26–28 сентября части 3‑й и 11‑й армий закрепились на границе с Литвой и Восточной Пруссией от Друскининкая до Щучина.
21 сентября в Волковыске прошли переговоры между представителями германского командования и командованием 6‑го кавалерийского корпуса, на которых была согласована процедура отвода немецких войск из Белостока. В это время части 6‑го корпуса находились на линии Большая Берестовица – Свислочь. 22 сентября в 13 ч в Белосток прибыл передовой отряд в 250 человек под командованием полковника И.А. Плиева, а к 16 ч процедура приема Белостока у немцев завершилась и немцы оставили город.
Прибытие в Белосток отряда Плиева вызвало в городе большое оживление, возник стихийный митинг. Позже Плиев писал: «Интересно отметить, что эти бурные сцены происходили на виду у отступающих германских войск. Их уже не боялись, их теперь никто не замечал. Молча шагали они по чужим улицам враждебного города, молча, но видя, на чьей стороне ум и сердце народа».
В тот же день в Белосток вошла 6‑я кавалерийская дивизия, а 11 – я кавалерийская дивизия достигла района Крынки‑Бялостоцкие – Городок.
25 сентября, в 15 ч, 20‑я мотобригада, переданная в состав 10‑й армии, приняла у немцев Осовец. 26 сентября бригада вошла в Соколы, а к вечеру 29 сентября была у Замбруве.
Во втором эшелоне за войсками 6‑го кавалерийского корпуса двигался 5‑й стрелковый корпус, 20 сентября переданный в состав 10‑й армии. Утром 24 сентября 5‑й корпус двинулся на линию Свислочь – Порозова, а его передовые отряды в 13 ч 25 сентября заняли Бельск‑Подляски и Браньск. 27 сентября передовые отряды корпуса были в Нуре и Чижеве. В районе Гайнувки части 5‑го корпуса обнаружили польские военные склады, где находилось около 14 тысяч снарядов, 5 млн. патронов, одна танкетка, две бронемашины, две автомашины и две бочки горючего; все это стало трофеями Красной армии.
На южном участке фронта двинулись на запад части 4‑й армии. 22 сентября, в 15 ч, 29‑я танковая бригада вошла в Брест, занятый немецким 19‑м моторизованным корпусом. Комбриг СМ. Кривошеий вспоминал, что на переговорах с Гудерианом он предложил следующую процедуру парада: «В 16 часов части вашего корпуса в походной колонне, со штандартами впереди, покидают город, мои части, также в походной колонне, вступают в город, останавливаются на улицах, где проходят немецкие полки, и своими знаменами салютуют проходящим частям. Оркестры исполняют военные марши». Гудериан, настаивавший на проведении полноценного парада с предварительным построением, согласился все‑таки на предложенный вариант, «оговорив, однако, что он вместе со мной будет стоять на трибуне и приветствовать проходящие части».
К 29 сентября войска Белорусского фронта продвинулись до линии Щучин – Стависки – Ломжа – Замбрув – Цехановец – Косув‑Ляцки – Соколув‑Подляски – Седльце – Луков – Вохынь.
Теперь перейдем к действиям советских ВВС. Еще до 17 сентября несколько польских самолетов нарушили воздушное пространство СССР. Так, 13 сентября под Мозырем сели два польских бомбардировщика «Лось». Их немедленно отправили в Москву, в НИИ ВВС для изучения. На следующий день в районе Волочиска сел разведчик «Люблин» R.XIII. 15 сентября в районе Войтовина – Иванковцы сел «Карась». Местные жители попытались окружить и захватить самолет и летчиков, но летчики, направив на окруживших их колхозников оружие, спросили, где Хворосткув, после чего поднялись в воздух и улетели в сторону Польши.
К 17 сентября у границы с Польшей было сосредоточено большое число советских самолетов. К 1 сентября там находилось 637 двухмоторных бомбардировщиков СБ, 286 штурмовиков и легких разведчиков – бипланов P‑Z (развитие Р‑5), а также 157 тяжелых четырехмоторных бомбардировщиков ТБ‑3. Однако большинство ТБ‑3 было неисправно. Дальние бомбардировщики ДБ‑3 имелись в приграничной полосе, но в боевых действиях не участвовали.
Истребительная авиация была представлена самолетами И‑15‑бис (440 машин), И‑16 (851 машина, из них 40 пушечных в эскадрильях двухмоторных истребителей, таких как 5‑я и 8‑я на Украине) и ДИ‑6, 94‑я штурмовая – также ДИ‑6.
Наибольшее число боевых вылетов советской авиации пришлось на 17 сентября. Бомбардировщики и штурмовики атаковали аэродромы, казармы и железнодорожные станции. Так, 62‑я легкобомбардировочная бригада (2‑й и 11‑й авиаполки на P‑Z) атаковала две цели – железнодорожные станции Борки Бельке и Ходачкув. Действовали как на полигоне – ни одного выстрела с земли не последовало. Штаб бригады докладывал: «Авиация противника на данном участке отсутствует». Посланные бомбить аэродромы экипажи сообщали, что самолетов там нет. Наиболее удачно авиация действовала по железнодорожным станциям и воинским эшелонам.
Польская истребительная авиация бездействовала. Наши истребители, прикрывавшие продвижение войск, возвращались с одинаковыми докладами: «Огня с земли и воздуха никто не вел, в бой ни с кем не вступали». В воздухе попадались свои же И‑15, И‑16 и СБ. Официальная сводка Информбюро за 17 сентября сообщала о семи сбитых польских истребителях и трех принужденных к посадке «тяжелых бомбардировщиках». Сводка штаба ВВС РККА (с грифом «совершенно секретно») упоминала всего о трех самолетах (типы не указаны), сбитых в районе Ковеля советскими истребителями; летчики попали в плен.
Поскольку для истребителей работы практически не было, их стали привлекать для атак пеших колонн противника, обозов и отдельных автомашин.
В польской литературе описано уничтожение советского разведчика Р‑5, однако отечественными документами это не подтверждается. За 17 сентября удалось обнаружить только одно упоминание об одном P‑Z, совершившем по неизвестным причинам вынужденную посадку в районе Инзука.
Зенитные части польской армии особой активности не проявляли. Зафиксированы обстрелы наших разведчиков зенитной артиллерией над Ковелем, Луцком и Галичем. Повсеместно же в рапортах встречалась фраза: «Пробоин нет».
18 сентября и в последующие дни активность советских ВВС резко снизилась, самолеты ограничивались в основном ближней разведкой и эпизодическими налетами на сосредоточения польских войск. Случаи столкновения с польскими самолетами были единичными. 18 сентября советские бомбардировщики в районе Львова встретились с несколькими истребителями Р‑11 и разошлись без боя. У аэродрома Злочув группу СБ атаковали два истребителя «неизвестного типа», сделавших два захода, но не нанесших бомбардировщикам никаких повреждений. Под Львовом зафиксированы встречи с немецкими «мессершмиттами».
19 сентября в районе Владимира‑Волынского истребитель Р‑11 безуспешно обстрелял советский самолет‑разведчик. В тот же день три польских истребителя атаковали звено советских бомбардировщиков СБ, но были отогнаны пулеметным огнем.
В тот же день танковое подразделение капитана Рябокина, подходившее к Дубно, было атаковано тремя польскими самолетами‑разведчиками. Они сбросили мелкие бомбы и обстреляли колонну из пулеметов. Танки остановились. Наводчик одной из машин, красноармеец Олихвер, извлек из танка ручной пулемет, установил его на башне и открыл огонь. Ему удалось сбить один самолет, а два других улетели.
К 20 сентября практически все уцелевшие польские самолеты перелетели в Румынию, Литву, Латвию и Эстонию. После 20 сентября советские самолеты совершали эпизодические налеты на скопления польских войск. Самый большой налет был сделан по пехоте численностью до дивизии, коннице и обозам в 10–15 км к юго‑востоку от городка Камень‑Каширский. Там были и моряки Пинской флотилии. В ходе бомбардировки огнем противника был поврежден один бомбардировщик, но он сумел дотянуть до аэродрома.
22 сентября (по другими данным 19 сентября) на перегоне у городка Сарны советские самолеты тяжело повредили бронепоезд «Первый Маршал», а его команда разбежалась. Позже бронепоезд был отремонтирован и стал называться бронепоезд № 77 войск НКВД.
С 25 сентября комкор Голиков, командовавший Восточной (Волочиской) армейской группой, своим приказом вообще запретил стрелять по воздушным целям. В приказе было буквально сказано: «Разъяснить всему командному, начальствующему и рядовому составу, что польская авиация ликвидирована полностью и опасности для войск не представляет. Открывать огонь по германским самолетам воспрещается».
Советская авиация продолжала операции до конца первой недели октября. Так, 29 сентября наши самолеты‑разведчики пулеметным огнем разогнали на дороге Лынев – Вышницы польскую кавалерийскую колонну. 2 октября авиация обстреляла пехоту на подводах и конницу на дороге Вольска – Сосновцы, в 30 км западнее Влодавы, но уже после 7 октября разведчики вообще перестали фиксировать польские части перед фронтом.
Точные потери наших самолетов неизвестны, а историк В. Котельников утверждал, что боевых потерь вообще не было.[283]
Дать сейчас точный количественный и качественный перечень трофейных польских самолетов невозможно из‑за того, что этим в 1939 г. никто не занимался, да и вообще командиры РККА довольно плохо разбирались в типах польских самолетов.
Как уже говорилось, советская разведка считала почти все новые опытные польские самолеты серийными. Аэродромов у польских ВВС оказалось почти втрое меньше, чем значилось по советским картам. Потом выяснилось, что бдительная разведка записывала в запасные аэродромы все площадки, где хотя бы раз сел небольшой самолет.
Окончательный учет трофейной авиатехники закончили только к маю 1940 г. Только в Киевском военном округе насчитали 253 польских самолета, из них 155 исправных. Это без машин, которые уже перегнали за пределы округа (правда, их было немного). Больше всего нашли учебных RWD‑8 и PWS‑26. Немало обнаружили PZL‑23, разведчиков «Люблин» R.XIII и истребителей Р‑7, а также старых «Потэ 25». Среди трофеев оказались четыре «Зубра» (все исправные), три PWS‑21, шесть «Лосей» (и еще два уже находились в НИИ ВВС), три «Фоккера» F.VII. Попадались и редкие машины – санитарный R.XVIbis, RWD‑17, RWD‑21, RWD‑10. Некоторые самолеты даже затруднительно опознать по имеющимся записям: упоминаются PZL‑10 как «учебный», СП, АС‑Зет, а два аппарата вообще не смогли никак идентифицировать, они стоят в конце списка под строкой «неизвестного типа». Интересно, что «Потэ‑25» идут по двум графам – видимо, с разными моторами, а вот ни одного исправного Р‑11 не обнаружили.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 198; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!