Пособие называется: «Как казаться идиоткой будучи идиоткой»



Дарья Чант

ПРОКРАСТИНАЦИЯ И ЭГОИЗМ

Сборник рассказов о всякой всячине

 

В 2011 это называлось «Преда»

Я посвящаю эту кипу рассказов своему лучшему другу Володе Сабаеву, потому что когда-то очень давно обещала, что посвящу свою первую книгу ему. Это не книга, а недо-сборник, но я все равно выполняю своё обещание. И выполню ещё раз, когда выпущу полноценное произведение в твёрдом переплете.
Володя, конечно, прочитав мои рассказы, скажет, что все это брехня ненужная, и что я слишком себя накручиваю. Ну так уж у нас завелось - я писатель и люблю себя жалеть, а он в бауманке на все пятерки закрылся.


Помимо него, я посвящаю этот сборник Кате Васильевой, потому что она всегда рядом, и потому что я люблю так сильно, что ни единое слово этого не выразит. Кате Моисеевой, которая, хоть и появилась на середине написания, стала непосредственной частью сборника и радовалась каждой новой главе. Вике Бурыкиной, у которой в квартире слишком вдохновляющий кафель и самая вкусная красная рыба на свете. Маме, которой пришлось снести весь мой мат и упоминание сигарет, чтобы отчитать все рассказы, и которая очень просила напомнить, что никакая она не светская львица. И ещё человеку из моей головы, про которого в сборнике аж три рассказа, и которого к концу написания я наконец смогла отпустить (аллилуя).

Тут много жалости к себе, эгоизма, психосоматики и незаконченных историй, но, если честно, из этого и состоит моя жизнь. А сборник так и вышел обо мне, хотя, когда я его задумала (зимой), он предполагался совсем другим. Может быть, если вам вдруг интересно, вы можете узнать обо мне больше. Что-то такое, о чем я не говорю вслух, но вполне могу написать.

Ещё, как я выяснила за полгода написания, мои рассказы делятся на сознательные и бессознательные. Вторые гораздо живее, эмоциональнее и смазаннее. Можете поиграть в игру «Где же у Даши был приступ бесполезных чувств».

В общем, открываю вам душу нараспашку, если честно. Зачем это вам только?


 

СОДЕРЖАНИЕ

Я пытаюсь в детский слог и ненавижу ром, потому что от него тянет блевать (часть о самоопределении) 7

Кафель 9

Когнитивный диссонанс 13

Освежители разговаривают 15

Пособие называется: «Как казаться идиоткой будучи идиоткой» (часть о любви) 18

Бордо 20

Кроме любви 22

Немного другая любовь 25

Снисходительно разговариваю о великом с высоты своих восемнадцати лет (часть об ошибках) 31

Правильные решения 33

О дураках и мудаках 39

Травмы 43

У тебя есть друзья дурачки? Вот они дурачки-дурачками, и постоянно лажают, но ты их все равно любишь. Я себя примерно также люблю (часть о любви к себе) 47

Боже, Даша, мне так жаль. Мне жаль, правда. Мне жаль 50

Говорят 54

Волевая и сильная 56

Меня однажды научили думать, и теперь я занимаюсь этим постоянно (часть о жизни в целом) 59

Журналисты кочуют по кабинетам 61

Ложечка для пеночки 69

Ураганный ветер плохих вестей 73

 


 

 

На самом деле, как оказалось, взросление — это когда ты можешь позволить себе уснуть в любой позе в любой точке дома.

Я как-то на днях уснула на кровати лицом вниз полностью одетая в уличную одежду – потому что захотела. И чувствовала себя после этого потрясающей ломательницей всех устоев этого мира.

ВОТ ОНО – БУНТАРСТВО! ВОТ ОНА – ВЗРОСЛАЯ ЖИЗНЬ! К ЧЕРТУ ВАШИ ТУСИЧИ И РАССВЕТЫ НА КРЫШЕ, УСНУТЬ НЕ РАЗДЕВШИСЬ – СЧАСТЬЕ!

Улеглась на бабушкин диван и подумала - «если захочу, то усну здесь». Потому что весь дом – МОЙ! Где хочу – там и сплю! Как тебе такое, Илон Маск???


Я пытаюсь в детский слог и ненавижу ром, потому что от него тянет блевать.

Часть о самоопределении


«… Говоря честно, не то чтобы я прям сильно взрослее. Ну я свою инфантильность и не скрываю - взять хотя бы мои чехлы с Винкс, кепки с Гравити Фолс и идиотичный голос, которым я говорю «Кощка!». Это поверхностные признаки ребячества, там если глубже лезть - страх ответственности, непринятие себя как сексуального объекта, детский эгоизм. Мне по жизни от тринадцати до пятнадцати, все хорошо…»

КАФЕЛЬ

В чужой ванной почти что идеальная чистота. Блестит мелкий синий кафель на стенах, сияет чернотой потолок, отсвечивают хромированные краны. То, что это квартира не заядлых соплежуев, которые часы проводят за мытьем зеркал, выдаёт разбросанная по раковине косметика и грязь на полотенцах. Внутри ванной плещятся остатки пены, да на туалете с внешней стороны потекшие полоски. Последнее, кстати, просто так не заметишь, нужно как минимум сидеть на полу, а ещё лучше – лежать. Это я заметила вчера, когда, не зная, что мне делать со своей жизнью, грелась об неожиданно горячий кафель.

Сегодня, рассматривая чистые стены и задаваясь тем же вопросом, я здесь, чтобы три минуты кашлять над раковиной.

Мокрота – это плохо. От мокроты иногда хочется сдохнуть. Но больше, если честно, жить. Этого в последнее время хочется постоянно. Жить на ледяных улицах. Жить в горячих комнатах. Жить на лекциях и семинарах. Жить – желательно без мокроты и больных легких.

Застуживать верхнюю часть тела мне уже не впервой даже за эту зиму. Точнее, за неё это случалось раз пять или семь, не знаю. Я перестала считать где-то между испуганным вызовом скорой и осознанным «опять» после выхода в соседний магазин без шарфа.

Мама говорит, что у меня наследственный бронхит. Мама вообще много чего говорит, особенно про мое здоровье и чистоту в ее доме. У неё такой же чистый кафель, как тот, на который я смотрю, только косметика аккуратными линейками сложена в косметичке и туалет ни в коем случае не грязный. Как-то раз во время ее отъезда, ко мне забрели друзья, и она узнала об этом по грязному бачку. Учитывая, что ни черта он грязным не был, я его отмывала половину предыдущего вечера.

Если бы моя жизнь была бы маминой, она, скорее всего, знала бы, что с ней делать. И с мокротой – особенно. Она бы не вылезала из шарфа, пила бы лечебные чаи, даже на балкон выходила бы в куртке и – прости господи – не курила бы. А я вот, к сожалению, на все это забываю не положить болт, и – в особенности – курю.

Однажды я перестала пить кофе. Раньше я им заливалась. По утрам – чашка, днём возможно чашка, сходить в кофейню рублей на двести, может быть ближе к вечеру ещё чашка. Кофе – модное течение. Все клевые тяночки пьют кофе, а я хочу быть клевой тяночкой. И все в моей семье пьют кофе, значит я тоже хочу пить кофе. Кофе, кофе, кофе. Мама говорит – тебе надо перестать пить эту дрянь. Я не понимаю ее. Как я без него выживу? Как я буду просыпаться по утрам? Как я буду доказывать всем, что я клевая тяночка? Тем более, все же пьют!

А потом однажды (даже не помню когда) я остановилась и такая – блин. Я же не люблю кофе.

Открытие оказалось монументальным. Я ведь реально его не люблю. Он не всегда вкусный, не бодрит, не приносит удовлетворение. Чай выполняет все эти функции. Так на черта мне давиться тем, что мне пить не нравится, когда я могу наслаждаться чем-то любимым? И я просто перестала.

Иногда, правда, кофе хочется очень. Я себе не отказываю, мне незачем. У меня ни зависимости, ни аллергии, ни личных принципов. Иногда, да, хочется, пожалуйста. Можно сварить со специями или запустить кофемашину. Раньше я разрешала себе пить кофе по субботам – почему-то что в эти дни особенно хотелось. Теперь такое случается раз в две недели максимум.

Я перестала пить кофе тоннами, потому что поняла, что я его не люблю. Мне определенно хочется, чтобы такое случилось и с сигаретами. К моему огромному сожалению, курить я люблю очень.

Мама, наверное, об этом тоже сожалеет. И папа. И бабушка. Да и все мои родственники. Не сожалеют мои курящие (и не курящие) друзья, им на мое здоровье, если честно, не положить только разве что из вежливости и чувства долга. Я в этом их, естественно, не виню, все мы по натуре эгоисты. Тем более, не они меня рожали и растили. Хотя может и родственникам моим не все равно на меня по тем же причинам, что и друзьям, хотя они меня рожали и растили. Я никогда не спрашивала.

Кафель перед глазами рябит моим же лицом в блестящих квадратиках. Я не знаю, как у него получается держать себя в порядке, когда вокруг сплошной хаос настоящей, цветной, сумбурной жизни. Я, наверное, хочу быть этим кафелем, но у меня все наоборот. Я снаружи грязная, неопрятная и мерзко-яркая, а моя жизнь ровная и нерасторопная. У меня по вечерам сериалы, а ещё по утрам сериалы, и днём тоже сериалы. В голове, в компьютере, вокруг – сплошные сериалы. Скучные, пресные и блевотные, потому что я сама – скучная, пресная и блевотная.

Я рисую на лицах яркими тенями и ношу цветную одежду, но мои рассказы – серые, серые, серые, и сама я серая, серая, серая, чисто мышь. На тусах я скорее всего буду тухлым овощем, в разговорах путать местами слова и на улице неловко падать посреди проспекта. Я не хожу на концерты, потому что там тесно, я ненавижу бары, потому что там жарко, я не любила школу, потому что там душно. Я могла бы быть загадочной, и тогда меня, наверное, полюбили бы – непонятных девочек обожают и боготворят. Но со мной все понятно, я – серая. Серая, серая, серая. Чисто мышь.

Я вообще могла бы много чего. Например, пить кофе и быть крутой тяночкой, бросить курить и не кашлять соплями, быть как чистый кафель посреди бурлящей жизни. Могла бы. Могла бы ведь?

 


 

КОГНИТИВНЫЙ ДИССОНАНС

«Бенгальские огни сигареты гирлянда детское шампанское» - мой список покупок на Новый год. Сочетание хуже, чем салатовая кофточка с неоново-розовой юбочкой, но в этом перечне, наверное, вся я. Хочу быть как модные девочки из инстаграма, так что подайте сюда гирлянду, повешу красиво на стенку и обклею старинными фотографиями. Естественно не забудьте о сигаретах, я же уже взрослая и мне надо об этом всем рассказать. А ещё пришпорьте это бенгальскими огнями, чисто для души, они красиво горят. И детского шампанского. Ну, лимонадик. Вкусно.

Иногда оглядываю себя и думаю – я чисто когнитивный диссонанс. Смотришь в книгу видишь кошку. Семь раз отмерь один раз не идиот. Вроде девочка такая с виду ничего, а внутри гирлянда, бенгальские огни, сигареты и детское шампанское.

Или так – обожаю качели. Их Бог создал сразу после супа. Ну то есть, настолько они хороши. Спасибо большое миру за качели. Года два назад это было, когда я пребывала в возрасте шестнадцати лет: сажусь на качель недалеко от работы одного из моих родителей и закуриваю названную в обществе мужской сигарету. Такую прям, мужицкую, дешевую, разве что не Яву. Качаюсь на качели и курю. Счастливая. Потом только доходит, насколько нелепо это выглядит – качель и мужские сигареты. А мне к тому же ещё и шестнадцать, то есть ни туда, ни сюда. Да даже если бы все посмотрели и не нашли бы ничего необычного, лично мне оно ощущается странно.

Недавно смотрела мультик на телике, «Зверопой» называется. Там есть одна свинка – настоящая мировая женщина. Я ей так гордилась, что ревела в голос с самого первого ее появления в начале истории. Плакала, смотрела мультик и пила пиво. Не вкусное ещё такое, двухдневное, его у меня друзья оставили, выкинуть жалко было просто. За час до этого с девочками из университета чисто по женски пили на кухне вино, обсуждали мужчин и секс. А сейчас – мировая свинка в Зверопое и невкусное двухдневное пиво. Убиться можно.

Мне говорят, что я просто многогранная. Для них вся моя внутренняя когнитивность и диссонантность ничего не значит. Можно уже и детей иметь и все равно продолжать обожать аниме, ничего в этом такого нет.

А я себя сама понять не могу. Потому что вроде пишешь - «гирлянды сигареты детское шампанское бенгальские огни» и это для тебя нормально. А через полгода находишь этот список и думаешь – капец ты чокнутая дамочка, ну чисто когнитивный диссонанс. И что с этим делать дальше?


 

ОСВЕЖИТЕЛИ РАЗГОВАРИВАЮТ

В комнате отчетливо пахнет косметикой. Девочка, которая со мной учится красить чужие лица, когда я указываю ей, где лежит гель для бровей, шутит: «Ты что, здесь живешь что ли?». Мне хочется сказать – нет, но это моя мечта. Клянусь, я действительно хотела бы здесь жить.

В комнате пахнет косметикой, а ещё освежителями воздуха. Преподавательница их не любит. Ещё на первом занятии, когда замечает мое тяжелое дыхание, она спрашивает, нет ли у меня аллергии на освежители. Я говорю, что нет, у меня просто бронхит, потому что знаю, что задыхаюсь от волнения. Она машет на них рукой и приговаривает, что смотри, а то вон они стоят, пшикают самостоятельно, не пугайтесь, и, если вам от них плохо станет – говорите. Как когда дворовых собачек в дом пускают и гостям говорят – ну если они вам надоедать начнут, мы их обратно выгоним на мороз, все ок. Такая, небрежная незаметная нелюбовь. Мне хочется ее спросить – если вы эти освежители не любите, почему они у вас стоят тогда? Но я, конечно же, не спрашиваю. Не объясню потом, почему я считаю, что она их не любит. Она же прямо не сказала – терпеть их не могу, стоят какие-то противные, пшикают. Она сказала – если они вам мешать будут, мы их просто обратно на мороз выгоним, все ок.

Я по натуре достаточно странная девка. В народе таких даже зовут сумасшедшими. Я зову это тупо сенестезией. Красивая, вроде бы, болезнь – музыку цветами видишь, слышишь боль и мыслишь аллегориями. А ещё иногда видишь характеры предметов, говоришь с кошками и ассоциируешь так странно, что люди шарахаются. Возможно, это уже не сенестезия, но мне, в принципе, все равно.

А в этой комнате – богема. Блестящие столы. Дорогая косметика. Девочки в шубах. Кольцевая лампа – знал бы кто, как я ее хочу. Но мне до кольцевой лампы как моим личным денежным ресурсам до путевки в Италию. А до местной богемы – ещё дальше. Мама в начале зимы предлагала свою шубу поносить, красивую – мрак. Я ее на маме обожаю, она в ней королева всех светских львиц. И вот она мне говорит – возьми, ты уже достаточно взрослая для шубы, да и на улице мороз лютый. Я шубу надеваю, и мне хочется кричать: «мама, отдай мне мой ужасный порванный прошлогодний пуховик из Китая, не надо его стирать, шуба – великолепная, но я в ней себя почему-то ненавижу!».

А девочки с курсов шубы носят – самые дорогие и красивые. И ещё у них мужья, у кого-то даже дети. Они все настоящие светские львицы, те, кем должна править моя мама. У них красивые лица в косметике и свитера из магазинов гораздо дороже Зары. А преподавательница – вообще мрак, таких красивых женщин я встречаю реже поездок в Израиль, перед ней вообще хочется упасть и нежится под светом, исходящим от ее визажных работ и ретуши. Я как-то случайно на улице, стоя на светофоре, сплюнула на асфальт, а потом подняла глаза и увидела, что она рядом стоит и смотрит на меня. Мне тогда казалось, что я чисто за это буду гореть в Аду.

У меня дешевые непослушные кисточки и два часа на один макияж, потому что я много болтаю и люблю пить чай. У них у всех, конечно же, все совсем наоборот. Мне там находиться неловко и поэтому я задыхаюсь. У меня даже начинается нервоз, и я много чешу голову. Преподавательница спрашивает, все ли хорошо, и я говорю, что это просто аллергия. Она говорит – наверное это из-за освежителей. Я, естественно, уверяю ее, что все не так.

На этих освежителях сходится весь мой страх проебаться. Потому что я по натуре девка странная, и иногда в народе таких даже зовут сумашедшими. Потому что, когда освежители пшикают, мне хочется улыбнуться и сказать: «разговаривают».

И все, стыд, срам, собирай свои дешевые кисточки с алиэкспресса и вали к чертям желательно куда-нибудь в Калининград. Капец, освежители разговаривают. Ты что, чокнутая? Ну натуральная сумасшедшая. Освежители разговаривают, умереть можно со смеху.

А после всего этого ещё и спросить можно – если вы их не любите, почему они у вас стоят тогда? Чтобы совсем сойти с ума и не то что в Аду гореть – получить свой личный котел.


 

Пособие называется: «Как казаться идиоткой будучи идиоткой»

Часть о любви


Любят даже сумасшедших,
Любят толстых и худых,
Любят странных, любят глупых,
Старых или молодых.

Любят умных и красивых,
Любят страшненьких и милых,
Любят низких, любят плоских,
Любят нежных, любят грозных,

Любят грустных и неброских.
Любят тёплых и несноссных,
Любят даже в деревнях.
Любят всех – но не меня.


БОРДО

Я бы умерла перед ним на коленях, если бы он разрешил. Я упала бы, загнулась бы, плакала бы внадрыв, орала бы благим матом и сдохла бы без зазрения совести – если бы он разрешил. Я бы безразмерно любила его, если бы он разрешил. Я бы женилась на нем и родила бы ему трёх детей, если он разрешил бы мне. Но он сказал четкое «нет» и, господи, как же я благодарна ему.

Сейчас, так получилось, мы всего лишь километрах в пяти друг от друга. Я могла бы добрести до его дома пешкодралом, сказать «делай что хочешь» и смеяться ему в лицо достаточно ужасным пьяным самоотверженным смехом идиотки. Я могла бы прийти к нему в университет и мразотно кричать «ОН МОГ БЫ БЫТЬ МОИМ» каждой мимо проходящей леди в лицо. Я могла бы поцеловать его и целовать, целовать, целовать, чтобы после он вызвал психиатров, чтобы те забрали меня в больницу и мучали бы ежедневными разговорами и горькими таблетками.

Я даже не шла бы к нему. Встала бы на главной площади и кричала бы «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Я. ЛЮБЛЮ. ТЕБЯ. Я ЛЮБЛЮ. ЛЮБЛЮ. ЛЮБЛЮ. ЛЮБЛЮ.» Я кричала бы до срыва голоса, плакала бы через истеричный смех, падала бы, отбивая колени, внутренне бы умирала от душевной текущей венозной крови и раздирала бы ногтями руки до красных полос.

Я бы раньше все это сделала, клянусь. Я бы не задумываясь смогла бы каждое из этих действий, даже если бы он не разрешал, а если бы разрешил – и подавно. Особенно первое – я бы умерла перед ним на коленях, если бы он разрешил. Если бы только он разрешил.

Но сейчас мы примерно в пяти километрах друг от друга, и я могла бы добрести до его дома пешкодралом, да только я стою на балконе и кричу в окно: «ТЫ НИКОГДА НЕ БУДЕШЬ СЧАСТЛИВ ТАК, КАК Я В ЭТУ СЕКУНДУ. НИКОГДА, НИКОГДА, НИКОГДА.» Никогда, никогда, никогда, никогда…

И, клянусь, сейчас я не сделала бы ничего из этого, даже если бы он попросил. Даже если бы он умолял меня, пав ниц. И если бы он сказал «я хочу умереть перед тобой на коленях», я бы ему не разрешила. Потому что теперь я люблю себя, а не его. Вот и все, вот и все.


 

КРОМЕ ЛЮБВИ

Мне нравится концепция жизни, в которой ты все успеешь – кроме любви.

У Люмен есть песня с таким названием. Помню, как я ее слушала и плакала, потому что она нашлась в такой период времени, когда я только и делала, что лила слезы. Она казалась мне такой настоящей и говорящей и о правильный вещах. Нет, в смысле, я все ещё так считаю, но теперь отношусь к ней совсем по-другому.

Помню, что она означала для меня моих родителей, которые так много работали, что не могли понять, что мне нужна помощь. То есть, успевали все, кроме любви.

Или что она была для меня «Демонами да Винчи», потому что каждое четверостишие в ней как будто бы описывает хотя бы одного из персонажей сериала.

Она всегда была для меня грустной, как и все у Люмена. Такая, песня о взрослой жизни. Я плакала под неё, потому что все вокруг такие, как в песне, и я однажды тоже стану такой. Мне так этого не хотелось.

А потом наступил информат. Честное слово, я ездила в Юность одиннадцать раз до этого и не могла выбрать лучшую смену. Я даже не могла решить, какой из четырёх пережитых информатов был лучшим. Но случился пятый, и я поняла, что вряд ли полюблю кого-то сильнее, чем ту команду, я вряд ли переживу смену лучше, чем эта. Организация была ужасной, но мы сделали себе шесть дней самостоятельно, и я так люблю нас за это.

Вытягивать одновременно конкурс и медиа-холдинг тяжело, особенно если ты лидер (хуидер). Но зато ты постоянно в работе, постоянно занят, постоянно разъебан и выпотрошен, но доволен как черт. Никакого времени на личные проблемы – только работа, работа, работа.

И вот в один из шести дней я пошла курить на задний двор, и в наушниках внезапно включилась та самая песня. Я сидела, слушала, а потом охренела.

Потому что я начала под неё улыбаться.

Потому что я успевала все, кроме любви.

И это меня радовало.

Счастье каждый своё выбирает, мое – это не быть влюблённой. Я поняла это даже позже информата. Когда я не влюблена, когда я в здравом уме, когда я в полной гармонии с собой, потому что нет побочных факторов, ломающих меня – я счастлива. А в условиях закрытого пространства, находясь в контакте с приятными людьми, не полюбить можно только если ты весь в работе. Потому что ты можешь успеть все – кроме любви.

Поэтому я согласилась на работу медиа-маркетологом, хотя у меня была куча дел в виде сбора справок в лагерь и университета. Потому что тогда я тоже успевала все, кроме любви, вообще человеческих отношений, потому что я за три недели чуть не потеряла всех друзей из-за работы. Мне это нравилось.

И я думала, что дальше будет также, потому что загруженности с каждым днем все больше, и я люблю свои работы, и я хочу заниматься только ими, наслаждаться каждой минутой, проведённой за ними.

Но теперь я снова плачу под эту песню. Потому что у меня работа, экзамены, зачеты, перепоступление и потерянная дружба, которую надо восстанавливать.

А я ничего не успеваю, кроме ебаной любви.


 

НЕМНОГО ДРУГАЯ ЛЮБОВЬ

 

Когда я была мелкая, лет может тринадцать, или больше, или меньше, бабушка везла меня на дачу, вкупе с моими двоюродными сестрой и братом. Дорога шла обычным заученным потоком, пока бабуля не охнула вдруг очень громко и не повернулась на меня, почти что злобным тоном зашептав: «Вову отвлекай, отвлекай его». Все, что я увидела слева – покореженную машину на обочине и много-много странных людей. Мне было интересно оценить ситуацию в целом, но бабушкины слова закон, и тогда я закричала: «Вова, смотри какая птица, вон, птица какая смотри!», тыкая пальцем в правое стекло. «Где?», воскликнул Вова и перевалился через мои коленки, в попытке разглядеть в соснах несуществующий образ. В это время бабушка быстро проехала вперед, минуя аварию. Вова тут же осознал, как злостно его обманули, и начал бахвалиться: «Да я уже взрослый, я бы посмотрел, я бы все выдержал!».

По приезде мы наткнулись на бабушкину подругу тетю Люду. У нее было очень красное лицо. Бабушка сказала ей: «Видела?» и тетя Люда начала много говорить про то, что видела она все, тут же рванула дальше, приехала на дачу, глотнула коньяка и начала реветь. Потом они обсуждали, что выжить он не мог и как его разорвало на две части, и что машина просто в хлам. Не описать, как я была расстроена из-за того, что, отвлекая Вову, сама не смогла посмотреть на столь интересную картину. Еще несколько лет на это сетовала. Я ведь была уже такой взрослой и все выдержала бы…

 

По Питеру шатаюсь в какой-то нелепой прострации. Хожу туда-сюда, туда-сюда, поесть, поспать и снова – туда-сюда. Меня мало что радует и мне ничего не хочется, только скорее уехать домой. Потому что я вдруг поняла – к черту ваш Питер и к черту вашу Москву, если в них ты не будешь обнимать меня так сильно, что хочется остаться рядом навсегда и никогда не иметь иной жизни. Поэтому я только и думаю, что о тебе и о том, что я хотела бы просто послать все существующие на свете принципы и обязанности, и просто приехать, чтобы быть. Но в этом и проблема – даже в том городе не будет тебя, даже если я приеду конкретно к тебе, тебя у меня не будет, ты не мой. Может ты и будешь меня обнимать так сильно, что я никогда не захочу, чтобы момент закончился, но это поможет лишь на долю секунды, а дальше снова тьма непроглядная бездонных разочарований. Где бы я не была – там не будет тебя, так что пусть лучше это будет Питер, пусть даже Москва – чтобы быть как можно дальше. Чтобы не погибать, зная, что я могла бы сорваться и приехать к тебе, но так этого и не сделала.

Мама, папа, честное слово – я хотела бы перестать быть депрессивным чмом, я так много пытаюсь стать хорошей, но каждый раз снова тону в жиже своих мыслей и не знаю, как из нее выбраться. Я бы хотела быть нормальной дочерью, без навязчивых мыслей и порезов на руках ради красивых шрамов, открытой и максимально не неловкой, я бы хотела меньше бояться и хорошо учиться в школе, в шестнадцать начать зарабатывать деньги, играть с сестрой и не писать рассказов о себе. Честное слово, мам, пап, я жить люблю очень, и жизнь свою люблю – у меня столько привилегий и такие возможности, что словами не описать, и вы меня так любите, что я могу утонуть в ваших чувствах ко мне. И я бы хотела быть счастливой и радоваться так, будто каждый мой день как первый, и чувствовать каждой косточкой благодарность за данное мне от природы. Но на деньги счастье не купишь, только банановый сок и сеанс у психотерапевта, но я, в отличии от вас, себя любить неспособна, но я, к сожалению, не нормальная, хоть и пытаюсь ей быть, заставляю себя строить из себя адекватную каждую секунду своего существования. Мам, пап, я переживу его, как переживала всех до этого, и дальше пойду стройным шагом, я переживу очередной приступ, каким бы долгим он ни был, я всему научусь, честное слово. Потому что я ведь такая молодая, черт возьми, и меня ждет еще столько всего, что я даже представить и во снах не могу. Потому что у меня еще столько времени впереди, чтобы жить, чувствовать и влипать в разные истории.

А у нее его нет. У нее были белые носки с полоской сверху, она натянула их до голени, и они модно торчали из кроссовок. У нее была сумка через плечо и розовая юбка, а волосы были собраны в хвост. И на модной, но не короткой, майке тяжким грузом висел какой-то нелепый принт. У нее все было – у нее был Питер, и жизнь, и счастье, а теперь нет ничего, понимаете? Ее просто больше нет. Осталось только тело в неестественной позе, кровь, ручейками растекшаяся по асфальту и отвернувшаяся женщина, старательно сдерживающая слезы. Она была слишком молодая и думала, наверное, что времени у нее впереди тоже вагон, и все она сможет дальше, но больше – нет. Кто знает, может она в любви не призналась, или кошку свою перед отъездом погладить не успела, и думала – все сделает, когда домой вернется. Блять, прости дорогая, мы не то что знакомы-то ни были – я и на труп твой смотрела меньше секунды, хоть он и отпечатался перед моими глазами нелепой фотографией, но мне правда так по блятски жаль, что ты больше ничего не успеешь и дел своих не сделаешь. С подружками в кальянной не посидишь и не попробуешь дорогущий виски, не примешь с улыбкой букет роз, не проспишь пару в университете. Я бы хотела, чтобы ты была живая, и, как семья через пару улочек, со своими родителями шла бы в итальянское кафе, обсуждая уши у львов на набережной. «Не должно быть у львов ушей, они с ними похожи больше на бульдогов», сказал бы твой папа, а мама, рассерженно поджав губы, ничего бы не ответила. И ты бы смеялась как мразь, потому что, блять, была бы живая и у тебя было бы столько времени впереди.

Ты прости, что я так отрываюсь на фоне твоей смерти своими личными переживаниями, но это простой факт – в отличии от тебя, у меня время есть. Работа, семья и деньги на карточке, еда в портфеле, друзья рядом. У меня все есть, потому что я живая, и потому что я молодая, хоть и снобистка, не понимающая современную моду, хоть и не люблю себя, хоть и подвержена навязчивым мыслям и паранойе – я жива, и я жить люблю, что пиздец, словами не опишешь. И меня столько еще всего ждет, ты даже не представляешь, и я переживу все свои дилеммы, и психические расстройства вылечу, и найду себе новых проблем на голову, и даже домой сорвусь не задумываясь, чтобы к нему приехать и обнимать до потери пульса – потому что я, черт возьми, живая.

Я себе всегда говорю: «Такова жизнь», и каждый день готовлю себя к смерти, но к ней готов не будешь, как ни крути и не пытайся. Я себе всегда говорила: «Такова жизнь», но никогда не понимала, что, столкнувшись лицом к лицу с этой самой жизнью, я не смогу пожать обреченно плечами и пойти дальше, а буду трясущимися руками закуривать пятую сигарету, чтобы хоть как-то очистить свое существование от нефти, ползущей по душе. Маруся говорит, что не боится призраков, но боится того, что по-настоящему происходит в мире, и я так с ней солидарна, особенно теперь, когда призраки – они где-то там, а ее носки до сих пор перед моими глазами цветной фотографией.

 

«Настя, прости, давай все-таки в понедельник, у меня, кажется, сдали нервы»

 

Я сейчас приду в свой хостел, в котором можно расплачиваться только наличкой, и скажу ребятам: «Капец, прикиньте, не нашла Сбербанк. Реально пол центра обошла, два Дикси нашла, пять столовых нашла, труп нашла, а Сбербанк – нет. Можете себе представить?».

Мне седой старик в оранжевой униформе говорит: «Девочка, не сиди на холодном, тебе еще детей рожать», и я впервые после такой реплики встаю, потому что – Боже – мне же еще детей рожать, и семью строить, и искать работу, и по миру кататься на самолетах. Мне еще столько всего, а я на холодном сижу, как дурочка. Ну не дурочка ли?

Наташа мне как-то рассказывает, что у нее парень руфер, и на одно из своих первых свиданий они ходили на крышу. Зимой, в гололед. И что она поскользнулась и чуть не сорвалась вниз. Я ей тогда сказала: «Ай-яй, Наташа, какой ужас, будь чуточку благоразумнее в последствии», а сейчас думаю – а ведь и она могла лежать в тот день в неестественной позе, и из ее головы текла бы ручейками по асфальту кровь. И мне хочется пробить ей в ебало с правой, чтобы больше никогда, слышишь, никогда!

 

«Извините, не знаете как пройти к Зимнему Дворцу? У меня банка с помидорами тяжелая очень за плечами висит, а еще я видела труп. Очень домой хочется, понимаете? Но я не знаю, в какую мне сторону идти. А еще, не подскажете номер хорошего психотерапевта в Питере? Я завтра же запишусь, честное слово. Серьезно, мне просто очень надо.»

 

 


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 103; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!