ЭКОНОМИЧЕСКО-ФИЛОСОФСКИЕ РУКОПИСИ 1844 ГОДА 165
отчуждает само себя, ибо в этом отчуждении оно знает себя как предмет, или предмет как само себя, в силу нераздельного единства для-себя-бытия. 6) С другой стороны, здесь заключен вместе с тем и второй момент, именно — что оно в такой же степени сняло и вобрало обратно в себя это отчуждение и эту предметность и, следовательно, в своем инобытии как таковом все же находится у себя.
Мы уже видели, что присвоение отчужденной предметной сущности, или упразднение предметности, выступающей под определением отчуждения, — которое должно развиваться от безразличной чуждости до действительного враждебного отчуждения, — имеет для Гегеля вместе с тем, или даже главным образом, значение упразднения самой предметности, ибо для самосознания предосудительным моментом и отчуждением является не этот определенный характер предмета, а самый его предметный характер. Поэтому предмет есть нечто отрицательное, само себя упраздняющее, есть ничтожество. Это ничтожество предмета имеет для сознания не только отрицательное, но и положительное значение, ибо ничтожество предмета есть именно самоутверждение непредметности, [XXVIII ] абстракции, его самого. Для самого сознания ничтожество предмета имеет положительное значение потому, что оно знает это ничтожество, предметную сущность, как свое самоотчуждение, знает, что это ничтожество существует только благодаря его самоотчуждению...
|
|
Способ, каким существует сознание и каким нечто существует для него, это — знание. Знание есть его единственный акт. Поэтому нечто возникает для сознания постольку, поскольку оно знает это нечто. Знание есть его единственное предметное отношение. — Сознание знает ничтожество предмета, т. е. неотличимость предмета от пего, небытие предмета для него, благодаря тому, что оно знает, что предмет есть его самоотчуждение, т. е. оно знает себя (знание как предмет) благодаря тому, что предмет есть только видимость предмета, некое марево, а по своей сущности есть не что иное, как само знание, которое противопоставляет себя самому себе и поэтому противопоставило себе ничтожество, нечто не имеющее никакой предметности вне знания; иначе говоря, знание знает, что, когда оно относится к какому-нибудь предмету, оно только находится вне себя, отчуждается от себя, что оно само принимает для себя вид предмета, или что то, что представляется ему как предмет, есть лишь оно само.
С другой стороны, по словам Гегеля, здесь имеется в то же время и другой момент, именно — что самосознание в такой
166
К. МАРКС
же степени сняло и вобрало в себя обратно это отчуждение и эту предметность и, следовательно, в своем инобытии как таковом все же находится у себя.
|
|
В этом рассуждении мы имеем собранными воедино все иллюзии спекуляции.
Во-первых: в своем инобытии как таковом сознание, самосознание находится у себя. Поэтому оно, или, — если мы абстра гируемся здесь от гегелевской абстракции и вместо самосознания поставим самосознательного человека, — поэтому он в своем инобытии как таковом находится у себя. В этом заключено, во-первых, то, что сознание, т. е. знание как знание, мышление как мышление, выдает себя непосредственно за другое себя самого, за чувственность, действительность, жизнь, — мышление, превосходящее себя в мышлении (Фейербах). Эта сторона заключена здесь постольку, поскольку сознание, трактуемое только как сознание, усматривает предосудительную для себя помеху не в отчужденной предметности, а в предметности как таковой.
Во-вторых, здесь заключено то, что поскольку самосознательный человек познал как самоотчуждение и сиял духовный мир — или всеобщее духовное бытие своего мира, — он все же снова утверждает его в этом отчужденном виде, выдает его за свое истинное бытие, восстанавливает его, уверяет, что он в своем инобытии как таковом находится у самого себя; следовательно, после снятия, например, религии, после признания в религии продукта самоотчуждения он все же считает себя подтвержденным в религии как религии. Здесь заключается корень ложного позитивизма Гегеля, или его лишь мнимого критицизма, — то, что Фейербах называет полаганием, отрицанием и восстановлением религии или теологии, но что сле дует рассматривать в более общем виде. Таким образом, разум находится у самого себя в неразумии как неразумии. Человек, понявший, что в праве, политике и т. д. он ведет отчужденную жизнь, ведет в этой отчужденной жизни как таковой свою истинную человеческую жизнь. Таким образом, истинным знанием и истинной жизнью оказывается самополагание, самоутверждение в противоречии с самим собой, в противоречии как с знанием, так и с сущностью предмета.
|
|
Таким образом, теперь не может уже быть и речи о том, что Гегель просто приспосабливался к религии, к государству и т. д., так как эта ложь есть ложь его принципа.
[ XXIX ] Если я знаю, что религия есть отчужденное человеческое самосознание, то я знаю, стало быть, что в ней, как в религии, утверждается не мое самосознание, а мое отчуж-
SKOHOiörtECJto-ФйЛОСОФСКйЕ Рукописи 1Й44 года 167
|
|
денное самосознание. Значит, я знаю, что мое, принадлежа" щее самому себе, своей сущности, самосознание утверждается не в религии, а, напротив, в уничтоженной, упраздненной религии.
Поэтому у Гегеля отрицание отрицания не есть утверждение истинной сущности посредством отрицания мнимой сущ ности, а представляет собой утверждение мнимой или отчужденной от себя сущности в ее отрицании, или отрицание этой мнимой сущности как предметной, находящейся вне человека и независящей от пего сущности и превращение ее в субъект.
Поэтому своеобразную роль играет у него снятие, в котором соединены как отрицание, так и сохранение, утверждение.
Так, например, в гегелевской философии права снятое частное право равняется морали, снятая мораль равняется семье, снятая семья равняется гражданскому обществу, сня тое гражданское общество равняется государству, снятое го сударство равняется всемирной истории. В реальной действительности частное право, мораль, семья, гражданское общество, государство и т. д. продолжают существовать по-прежнему, они только стали моментами, формами существования и наличного бытия человека, которые не имеют силы изолированно друг от друга, отменяют друг друга, порождают друг друга и т. д. Моменты движения.
В их действительном существовании эта их подвижная сущность скрыта. Она обнаруживается, раскрывается впервые только в мышлении, в философии, и поэтому мое истинное религиозное бытие есть мое бытие в философии религии, мое истинное политическое бытие есть мое бытие в философии права, мое истинное природное бытие есть мое бытие в философии природы, мое истинное художественное бытие есть мое бытие в философии искусства, мое истинное человеческое бы тие есть мое бытие в философии. Таким же образом истинное существование религии, государства, природы, искусства, это — философия религии, философия природы, философия государ ства, философия искусства. Но если истинным бытием религии является для меня только философия религии и т. д., то я поистине религиозен лишь в качестве философа религии и таким образом я отрицаю действительную религиозность и действительно религиозного человека. Однако в то же время я их и утверждаю, отчасти в рамках моего собственного бытия или в рамках того чужого бытия, которое я им противопоставляю (ибо это есть лишь философское выражение их самих), отчасти же в их собственной первоначальной форме, ибо я считаю их
168
К. МАРКС
только кажущимся инобытием, аллегориями, скрытыми под чувственными оболочками формами их собственного истинного, т. е. моего философского бытия.
Точно таким же образом снятое качество равняется количеству, снятое количество равняется мере, снятая мера равняется сущности, снятая сущность равняется явлению, снятое явление равняется действительности, снятая действительность равняется понятию, снятое понятие равняется объективности, снятая объективность равняется абсолютной идее, снятая абсолютная идея равняется природе, снятая природа равняется субъективному духу, снятый субъективный дух равняется нравственному, объективному духу, снятий нравственный дух равняется искусству, снятое искусство равняется религии, снятая религия равняется абсолютному знанию.
С одной стороны, это снятие есть снятие мысленной сущности и, значит, мысленная частная собственность снимается в мысленную идею морали. Л так как мышление воображает себе, что оно непосредственно есть другое себя самого, а именно чувственная действительность, так как оно, стало быть, счи тает свое действие также и чувственным действительным дейст вием, то это мысленное снимание, оставляющее в действительности нетронутым свой предмет, полагает, что оно его действительно преодолело; а с другой стороны, так как этот предмет стал теперь для мышления мысленным моментом, то он представляется ему также и в своей действительности самоутверждением его самого, самосознания, абстракции.
[ XXX ] Поэтому, с одной стороны, то бытие, которое Гегель снимает, переводя его в философию, не есть вовсе действительная религия, государство, природа, а религия в том ее виде, в каком она сама уже является предметом знания, — догматика; то же самое относится к юриспруденции, к науке о государстве, к естествознанию. Таким образом, с одной стороны, Гегель занимает такую позицию, которая является противоположностью как к действительной сущности, так и к непосредственной, нефилософской науке, или к нефилософским понятиям об этой сущности. Поэтому он противоречит их ходячим понятиям.
С другой стороны, религиозный и т. д. человек может найти себе у Гегеля свое последнее утверждение.
Теперь следует рассмотреть — в рамках категории отчуждения — положительные моменты гегелевской диалектики.
а) Снятие как предметное движение, которое вбирает в себя обратно отчуждение. Это — выраженная в рамках отчуждения идея о присвоении предметной сущности путем снятия ее от-
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 163; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!