Краткие биографии ревизионистских авторов и активистов в книге Бен Нешера



Рафаэль Бен Нешер в 107-страничном приложении к своей книге представляет краткие биографии в общей сложности шестидесяти ревизионистских авторов и активистов из двенадцати стран (стр. 421-527). Как и в библиографии, здесь тоже с сожалением можно констатировать отсутствие ряда важных авторов, таких как Энрико Айнат, Пьер Маре и Жан-Мари Буадефё. Тем не менее, Бен Нешера здесь следует в первую очередь упрекнуть в том, что он не делает различия между значительными и менее значительными ревизионистами и часто уделяет первым значительно меньше места, чем последним, вследствие чего пропорции полностью искажаются. Вот несколько примеров этого.

На стр. 502 Бен Нешер в весьма пренебрежительном тоне высказывается об Артуре Бутце и его книге The Hoax of the Twentieth Century, при этом даже намеком не объяснив своим читателям, о чем, собственно, идет речь в этом произведении, и из-за чего оно считается вехой в ревизионистских исследованиях. Еще более неласково, чем с Бутцем, обращается Бен Нешер с итальянцем Карло Маттоньо, которого он удостаивает всего шести строк:

«Родился в 1951 году в Орвьето, Италия. Маттоньо изучал философию и востоковедение и является одним из издателей Journalof Historical Review. Автор нескольких статей в VffG [Vierteljahresheften für freie Geschichtsforschung, Ежеквартальный журнал «За свободные исторические исследования»], а также автором нескольких книг, посвященных Второй мировой войне и Холокосту. Он живет со своей семьей в Риме». (стр. 492).

Не говоря уже о том, что Маттоньо a) никогда не изучал востоковедение и b) написал не «несколько», а 44 книги, которые рассматривают исключительно Холокост, а не другие аспекты Второй мировой войны, эта лаконичная запись не дает ни малейшего представления об объеме исследований этого человека, который с 1985 года посвящает все свои труды почти исключительно исследованию судьбы евреев во время Второй мировой войны и уже много лет считается вообще самым сведущим ревизионистским автором.

Зато Бен Нешер посвящает целых три страницы американскому ревизионисту немецкого происхождения Остину Джозефу Эппу (стр. 497-500). Эпп, по профессии профессор английской литературы, был благородным человеком, которого ужасно возмущала антинемецкая травля, проводившаяся находящейся в еврейских руках американской прессой, и в 1973 году он написал малозначимую с точки зрения науки книгу под заголовком The Six Millions Swindle («Обман с шестью миллионами»). В ней он сформулировал восемь тезисов о национал-социалистической политике по отношению к евреям, из которых тот или иной является весьма спорным. Бен Нешер выдвигает по поводу этого следующее утверждение: «Самый важный вклад Эппа в ревизионизм состоял в восьми аксиомах, которые до сегодняшнего дня образуют основу ревизионизма». Миф о пророке ревизионизма Остине Эппе, оставившем своим верным апостолам восемь – без сомнения, высеченных на каменных скрижалях! – «аксиом», которые представляют с тех пор духовную основу ревизионизма, исходит от Деборы Липштадт, которая несет эту наглую чушь в своей книге «Отрицание Холокоста. Правый экстремизм со своими приемами и правилами» ( Leugnen des Holocaust. Rechtsextremismus mit Methode). Можно только огорченно покачать головой о том, что Бен Нешер принимает этот вздор Липштадт без проверки.

Другой третьеразрядный ревизионист, которому Бен Нешер уделяет чрезвычайно много внимания, – это австриец Франц Шайдль, имя которого хоть и не появляется в кратких биографиях – без сомнения потому, что об этом человеке практически ничего не известно, зато он цитируется в тексте на не менее чем 34 страницах. Шайдль был автором появившегося в шестидесятые годы шеститомного произведения с заголовком «История объявления Германии вне закона» ( Geschichte der Verfemung Deutschlands), которое практически не содержит указания источников, зато в нем содержится ряд ошибочных утверждений; так, Шайдль пишет, что среди заключенных концлагерей якобы «85-90% составлял бесполезный сброд», который якобы «не заслужил никакого сострадания к своей судьбе». Ни один серьезный ревизионист не осмелился бы на такое скандальное высказывание. При этих обстоятельствах нет ничего удивительного, что Шайдля в течение десятилетий практически больше не упоминали в ревизионистской литературе. Для Бен Нешера этот автор, естественно, идеальный представительный объект, на примере которого можно прекрасно доказать, какие ужасные слова произносят «ревизионисты».

То, что Бен Нешер уделяет гораздо больше внимания таким ревизионистским авторам как Остин Эпп и Франц Шайдль, труды которых не обладают научной ценностью, чем Артуру Бутцу или Карло Маттоньо, вызывает сомнения в его серьезности. Простите, а что сказал бы господин Бен Нешер, например, об историке музыки, который писал бы «Историю западноевропейской музыки» и предоставил бы в ней Драфи Дойчеру или Рою Блэку в десять раз больше места, чем Моцарту и Верди?

Итог: 107-страничное приложение Рафаэля Бен Нешера оставляет противоречивое впечатление. С одной стороны, в нем, бесспорно, представлено много правдивой информации, и оно не в последнюю очередь позволяет узнать о масштабе репрессий со стороны государства, которым подвергаются ревизионисты: из шестидесяти названных в приложении ревизионистских авторов и активистов не менее 31, т.е. больше половины, пострадали от репрессий. Некоторые из них, как Вильгельм Штэглих и Анри Рок, отделались относительно легкими наказаниями, вроде лишения докторской степени, а также (в случае Штэглиха) сокращения пенсии; другие потеряли работу, однако, большую их часть наказали денежными штрафами и/или лишением свободы, причем срок тюремного заключения в экстремальных случаях достигал 12 лет (Хорст Малер), 7 лет (Эрнст Цюндель) или 6 лет (Вольфганг Фрёлих). Этот неистовый террор должен каждому способному мыслить человеку открыть глаза на то, что официальная история Холокоста весьма сомнительна, так как какой правде требуется опираться на уголовный кодекс?

В этом отношении «дополнение» Бен Нешера очень полезно. С другой стороны, очень раздражают его описанные выше манипуляции, которые представляет неискушенному в этом вопросе читателю искаженную картину ревизионизма.

 

4. «Введение и постановка вопроса» Бен Нешера:
Бой литавр в самом начале

После этих необходимых разъяснений нам хотелось бы обратиться к поистине удивительным признаниям, которые Бен Нешер делает ревизионистам прямо в начале своей книги в главе «Введение и постановка вопроса». Из-за большого значения этой главы мы приводим здесь ее первые четыре с половиной страницы с лишь незначительными сокращениями:

«Если сегодня кто-то выражает сомнение в Холокосте, то он сталкивается как минимум с раздражением, но часто, однако, и с ужасом. Обычно исходят из того, что Холокост – это одно из лучше всего подтвержденных документами и самых исследованных событий мировой истории. Скептику возражают, что существует множество доказательств Холокоста. Фотографии, документы, свидетельские показания тысяч оставшихся в живых и даже признания преступников. Кому и этого недостаточно, тот может хоть раз сходить в концлагерь, чтобы увидеть там крематории, и в таких фильмах как «Список Шиндлера» жестокость нацистов была показана в достаточной мере. Тот, кто и тогда еще бы сомневался, должен сравнить численность евреев до и после войны. Ведь куда-то эти евреи должны были бы исчезнуть.

Пусть все это очень хорошо и, все же, это необязательно правильно.

Вообще свидетельские показания – это самые ненадежные доказательства. Свидетель может что-то забыть, он может ошибаться, может осознанно лгать, или его высказываниями могут манипулировать. Свидетель также никак не может доказать, что шесть миллионов евреев погибли. Вероятно, он видел много людей, которые прибыли в лагере, но ему очень трудно судить о том, что произошло с ними, так как из одного того факта, что он позже больше их не видел, еще отнюдь не следует, что они все были убиты. Еще в гораздо меньшей степени свидетель может высказываться, например, о том, видел ли он, что в лагерь прибыли и убыли 50 000 или 500 000 человек. Даже комендант Освенцима Рудольф Хёсс, который считается основным свидетелем Холокоста и, собственно, должен был бы быть хорошо проинформирован, затруднялся в оценке того, сколько людей погибло в Освенциме. Он называл число умерших от 3 до 4 миллионов; сегодня исходят примерно из одного миллиона. Насколько же меньше могут рассказать об этом сами жертвы!

Именно в Биркенау отдельные лагеря существовали изолированно, между ними не было никакой коммуникации. У заключенного не было возможности, в любое время лично убедиться в существовании газовых камер. Поэтому большинство свидетелей хоть и могут быть свидетелями плохих условий и негуманного обращения в концлагере; но это вовсе не является доказательством систематического массового уничтожения евреев. Единственные важные в этом отношении свидетели – это оставшиеся в живых члены зондеркоманды. Так круг свидетелей, которые принимали участие в систематическом массовом уничтожении евреев, а не просто слышали о нем, сокращается до нескольких десятков. Но возникает вопрос, почему как раз члены зондеркоманды остались в живых, ведь именно они-то и были лучшими свидетелями зверств нацистов. Убийства с помощью газа были прекращены уже в октябре или ноябре 1944 года (даже в этом вопросе нет единства мнений). Почему после этого не устранили евреев, участвовавших в умерщвлениях с помощью газа? После того, как шесть миллионов евреев были убиты, еще пара сотен не имела бы никакого значения.

Так как свидетельские показания только ограниченно пригодны в качестве доказательств, потребовалось снова вернуться к документам и фотографиям. Если непредвзято рассмотреть фотографии из немецких концлагерей и выбрать из них только то, что действительно можно узнать, то на них нельзя найти никаких доказательств газовых камер или систематического геноцида евреев. Есть фотографии, на которых можно увидеть горы трупов и братские могилы, но это, самое большее, может считаться свидетельством того, какими были условия жизни в лагерях. [Весной 1945 года, когда инфраструктура в западных концентрационных лагерях рухнула из-за наступившего хаоса. – Ю.Г.] Горы помазков и волос, которые демонстрируются в Освенциме, показывают только то, что их владельцев там больше нет, но не то, что с ними произошло. В Освенциме было зарегистрировано от 80 000 до 100 000 смертей, и эти люди тоже оставили бы после себя такое количество подобных принадлежностей. С помощью фотографий никак нельзя узнать, погибли ли сто тысяч человек или шесть миллионов. То, что мы все же принимаем их как доказательство Холокоста, демонстрирует силу внушения. Если мы видим гору трупов, то мы думаем, что речь тут идет об отравленных газом; если нам показывают крематорий, мы автоматически воспринимаем его как доказательство существования газовых камер. Единственные изображения, которые действительно показывают нам газовые камеры, нарисованы, а не сфотографированы.

Документов, которые доказывали бы массовое убийство, отнюдь не так много, как считается. Собственно, их вообще нет. […] Поэтому все документы, которые используются для доказательства Холокоста, приходится только интерпретировать, так как нигде в них не говорится открыто о проведении геноцида, а всегда только о 'высылке', 'особом обращении' и т. д. Историки исходят из того, что использовался тайный (маскировочный , «зашифрованный ») язык. Однако они подходят к таким текстам уже с предварительным (предвзятым) пониманием и тогда интерпретируют их так, чтобы они стали еще одним подтверждением Холокоста. Но из одних лишь документов нельзя было бы сделать вывод, что Холокост на самом деле имел место. […]

Сравнить численность евреев до войны и после войны легче сказать, чем сделать. Статистика существует, но методы учета частично сомнительны, и их данные нельзя сравнить, так как перепись населения в десятках стран проводилась в совершенно разное время. Во время войны и до нее имели место большие миграции населения, так что никак нельзя безупречно установить, кто умер, а кто просто эмигрировал. […]

Естественно, все это само по себе еще отнюдь не опровергает Холокост, однако, ситуация с доказательствами далеко не настолько убедительна, как мог бы себе представить дилетант в этой области. К этому выводу пришел также судья на процессе историка и ревизиониста Холокоста Дэвида Ирвинга против эксперта Холокоста Деборы Липштадт:

«Я должен признать, что я – как, вероятно, и большинство других людей – предполагал, что доказательства массового уничтожения евреев в газовых камерах Освенцима являются подавляющими. Однако я отложил это предубеждение в сторону, когда я проверил представленные сторонами в этом процессе доказательства».

Хотя существуют правомерные возражения против форм и масштаба Холокоста, люди, которые выдвигают аргументы против Холокоста, так называемые отрицатели Холокоста или ревизионисты подвергаются опале со стороны общества, их игнорируют историки и преследует юстиция. Прежде чем вообще заняться тем, что они говорят, их уже бросают в одну кучу с ультраправыми, антисемитами и неонацистами». (стр. 9-13).

Настоящий бой литавр прямо в начале книги! Для меня лично чтение этой страницы было очень поучительно не в последнюю очередь потому, что там почти дословно приведены несколько аргументов из моих книг «Причина смерти изучение новейшей истории» и «Новый мировой порядок и Холокост». Очевидно, я нашел в Рафаэле Бен Нешере внимательного читателя.

Прежде чем я проанализирую эти совершенно сенсационные признания, которые молодой швейцарский историк иудейского вероисповедания делает ревизионистам на первых же страницах своего исследования, нужно исправить очевидную ошибку, которую он допустил здесь – при обязательном условии, что речь тут идет действительно об ошибке, а не о неудачной шутке. Бен Нешер пишет:

«Даже комендант Освенцима Рудольф Хёсс, который считается основным свидетелем Холокоста и, собственно, должен был бы быть хорошо проинформирован, затруднялся в оценке того, сколько людей погибло в Освенциме. Он называл число умерших от 3 до 4 миллионов; сегодня исходят примерно из одного миллиона».

Бен Нешер намекает здесь на признание Хёсса от 5 апреля 1946. В британском плену первый комендант концлагеря Освенцим показал под протокол, среди прочего, следующее:

«Я командовал Освенцимом до 1 декабря 1943 года и, по моим оценкам, как минимум 2 500 000 жертв были казнены и искоренены там с помощью газа и сожжения; как минимум, еще полмиллиона умерли от голода и болезней, что составляет общее число примерно 3 000 000 умерших. […] Массовые казни с использованием газа начались в течение лета 1941 года и продолжались до осени 1944 года. […] Я получил приказ создать объекты для искоренения в Освенциме в июне 1941 года. В то время в Генерал-губернаторстве уже существовали еще три лагеря смерти: Белзек, Треблинка и Волзек».

Вряд ли можно принять всерьез тезис Бен Нешера, согласно которому Хёсс «затруднялся» в своих оценках числа жертв Освенцима. Если в Освенциме действительно происходило массовое уничтожение, то Хёсс как комендант лагеря должен был бы знать число убитых, по меньшей мере, его порядок. Примерно три миллиона жертв – это не единственная абсурдность этого признания: Белжец – который Хёсс назвал «Белзек» («Belzek») – и Треблинка совсем не существовали в июне 1941 года (Белжец начал функционировать в марте 1942, Треблинка в июле 1942 года), а лагеря Волзек (Wolzek) вообще никогда не существовало. Очевидно, что Хёсс сделал это признание не добровольно. В действительности британский писатель Руперт Батлер в своей книге «Legions of Death» описывает, как из Хёсса выбивали это признание: трехдневными побоями. Я еще вернусь к этому вопросу.

Давайте теперь резюмируем и проанализируем, что Бен Нешер говорит о ценности обычно приводимых доказательств Холокоста:

1) «Документов, которые доказывали бы массовое убийство, отнюдь не так много, как считается. Собственно, их вообще нет. […] Историки исходят из того, что использовался тайный (маскировочный) язык. […] Но из одних лишь документов нельзя было бы сделать вывод, что Холокост на самом деле имел место».

Этим признанием того, что Холокост нельзя доказать документально, Бен Нешер возражает всем тем историкам, который ссылаются на книгу Жана-Клода Прессака «Крематории Освенцима». В этой книге Прессак, как известно, приводит ряд «криминальных косвенных улик», которые, по его мнению, в своей совокупности подтверждают существование газовых камер для убийства людей. Под «криминальными косвенными уликами» Прессак понимал документы центрального руководства строительством в Освенциме, в которых говорится, кроме всего прочего, о «газонепроницаемых дверях», «о подвале для газации» и о «газоанализаторах». В своем ответе Прессаку коллектив авторов-ревизионистов доказал, что для всех этих понятий есть альтернативные объяснения. С основательностью, достойной благодарности, разобрался с этой темой Карло Маттоньо в своем эпохальном труде «Освенцим и здравый смысл» (Auschwitz: The Case for Sanity), который, впрочем, еще не мог быть в распоряжении Бен Нешера в то время, когда он писал свою книгу. Также Гермар Рудольф касается этого вопроса в – известных Бен Нешеру – «Лекциях о Холокосте» (Vorlesungen über den Holocaust), и во внимательно прочитанном Бен Нешером журнале «За свободные исторические исследования» несколько статей занимаются этой темой. Аргументы ревизионистов, очевидно, смогли убедить Бен Нешера, раз уж он на стр. 87 констатирует, что

«Криминальные следы» Прессака являются только косвенными уликами, но далеко не неопровержимыми доказательства массового уничтожения».

2) «Сравнить численность евреев до войны и после войны легче сказать, чем сделать. […] Во время войны и до нее имели место большие миграции населения, так что никак нельзя безупречно установить, кто умер, а кто просто эмигрировал». Совершенно правильное замечание. Другая, не менее важная причина, чтобы относиться к такой статистике с крайним недоверием, состоит в том, что многие восточноевропейские евреи после Второй мировой войны больше не регистрировались как члены еврейской нации и таким образом исчезли из статистики.

3) «Если непредвзято рассмотреть фотографии из немецких концлагерей и выбрать из них только то, что действительно можно узнать, то на них нельзя найти никаких доказательств газовых камер или систематического геноцида евреев. С помощью фотографий никак нельзя узнать, погибли ли сто тысяч человек или шесть миллионов. То, что мы все же принимаем их как доказательство Холокоста, демонстрирует силу внушения. Если мы видим гору трупов, то мы думаем, что речь тут идет об отравленных газом; если нам показывают крематорий, мы автоматически воспринимаем его как доказательство существования газовых камер». Лучше это не смог бы сформулировать и ревизионист.

4) «Горы помазков и волос, которые демонстрируются в Освенциме, показывают только то, что их владельцев там больше нет, но не то, что с ними произошло. В Освенциме было зарегистрировано от 80 000 до 100 000 смертей, и эти люди тоже оставили бы после себя такое количество подобных принадлежностей». В то, что сами по себе горы помазков, волос, ботинок и т. д. доказывают факт массового убийства, и без того верят только очень наивные в духовном плане люди. Упомянутое Бен Нешером число от 80 000 до 100 000 зарегистрированных в Освенциме смертей, впрочем, слишком низкое, так как из документов можно узнать, что общее число жертв этого лагеря составляло примерно 136 000 человек.

5) «Вообще свидетельские показания – это самые ненадежные доказательства. Свидетель может что-то забыть, он может ошибаться, может осознанно лгать, или его высказываниями могут манипулировать».

Точно так же говорят не только ревизионисты, но и антиревизионистский французский историк Жак Бэнак, который в 1996 году писал: «Для научного историка свидетельское показание не представляет на самом деле историю. Оно – объект истории. И одно свидетельское показание весит немного; много свидетельских показаний весят ненамного больше, если их не подкрепляет ни один солидный документ. Постулат научной историографии, так можно было бы сказать без большого преувеличения, звучит так: Нет документов, нет подтвержденных фактов. […] Либо нужно отказаться от приоритета архива, и в этом случае нужно также дисквалифицировать историю как науку. […] Или же нужно придерживаться приоритета архива, и в этом случае нужно согласиться с тем, что недостаток следов тянет за собой невозможность непосредственного доказательства существования газовых камер для убийства людей».

6) «Единственные важные в этом отношении свидетели – это оставшиеся в живых члены зондеркоманды. […] Но возникает вопрос, почему как раз члены зондеркоманды остались в живых, ведь именно они-то и были лучшими свидетелями зверств нацистов. […] Почему после этого не устранили евреев, участвовавших в убийствах с помощью газа? После того, как шесть миллионов евреев были убиты, еще пара сотен не имела бы никакого значения».

Удивительно сильный аргумент! Согласно официальной версии истории Освенцима, членами зондеркоманды были евреи, которые должны были вести своих обреченных на смерть единоверцев в расположенные в крематориях Биркенау газовые камеры и до последнего вводить их в заблуждение относительно предстоящей им судьбы. После того, как жертвы входили в газовую камеру, и люди из зондеркоманды ее покидали, дверь закрывалась, и через дыры в потолке газовой камеры внутрь нее сыпался гранулят «Циклона», из которых выделялась смертельная синильная кислота. После смерти жертв зондеркоманда должна была вытаскивать трупы из газовых камер, тащить их в крематории и сжигать. Если это описание соответствует фактам, то члены зондеркоманды, как совершенно правильно считает Бен Нешер, были «следовательно, лучшими свидетелями зверств нацистов» и не могли надеяться, что покинут Освенцим живыми. «Энциклопедия Холокоста» также пишет, что их убивали с интервалом в несколько месяцев и заменяли новыми. Один из самых значительных очевидцев Освенцима, венгерский еврей доктор Миклош Нисли подтверждает это:

«Через каждые четыре месяца, так как они слишком много видели, их ликвидируют. С тех пор, как существует концлагерь, с каждой зондеркомандой поступают так».

Между тем, факт состоит в том, что некоторые из самых известных членов зондеркоманд в течение долгих лет работали в Освенциме и оставались там вплоть до освобождения лагеря в январе 1945 года. Вот несколько примеров:

· Альтер Шмуль Файнзильберг: попал в лагерь в марте 1942 года, пробыл 33 месяца в Освенциме, пережил, таким образом, восемь ликвидаций.

· Филип Мюллер: попал в лагерь в апреле 1942 года, пробыл 32 месяца в Освенциме, пережил восемь ликвидаций.

· Абрахам Драгон: попал в лагерь в декабре 1942 года, пробыл 25 месяцев в Освенциме, пережил шесть ликвидаций.

· Шлама Драгон: попал в лагерь в декабре 1942 года, пробыл 25 месяцев в Освенциме, пережил шесть ликвидаций.

· Элизер Эйзеншмидт: попал в лагерь в декабре 1942 года, пробыл 25 месяцев в Освенциме, пережил шесть ликвидаций.

· Мильтон Буки: попал в лагерь в декабре 1942 года, пробыл 25 месяцев в Освенциме, пережил шесть ликвидаций.

· Хенрик Таубер: попал в лагерь в январе 1943 года, пробыл 24 месяца в Освенциме, пережил шесть ликвидаций.

За кого, собственно, историки Холокоста принимают своих читателей? В пользу Рафаэля Бен Нешера говорит то, что он не принимает это дерзкое оскорбление здравого смысла беспрекословно.

Первые четыре с половиной страницы Бен Нешера практически равны тотальной капитуляции перед ревизионистскими аргументами. Странным образом он, тем не менее, в дальнейшем снова и снова говорит о «газовых камерах» и «убийствах газом», как будто они являются бесспорным фактом. На какие доказательства он при этом опирается, после того, как он сам же объявил все обычно приводимые «доказательства» ненадежными, он своим читателям не соизволил сообщить. Образно говоря: колонны, на которые опирается Холокост – документы, показания свидетелей, фотографии, принадлежности бывших арестантов, демографическая статистика – все вместе обрушились, но само здание стоит даже и без колонн. Чудо!

От автора, который хочет спасти из истории Холокоста то, что еще можно спасти, сегодня можно было бы ожидать, что основной упор он сделает на расстрелы евреев на оккупированных советских территориях. Здесь официальную историографию гораздо труднее опровергнуть, чем в случае «лагерей смерти» и «газовых камер», а именно, прежде всего, по двум причинам. Во-первых, серьезные ревизионисты не отрицают факт таких расстрелов; спорят лишь о числе их жертв, а также о том, могли ли эти убийства в некоторых случаях (ответные меры как реакция на действия партизан) быть допустимыми согласно международному праву. (Согласно тогда действующему международному праву расстрелы заложников были при определенных условиях разрешены.) Во-вторых, ревизионисты не могут в этом случае оперировать техническими аргументами, так как в расстрелах нет ничего технически невозможного. (Однако в высшей мере сомнительно, что немцам удалось бы бесследно устранить то число трупов, которое называет официальная история; здесь также начинается ревизионистская критика ортодоксального понимания истории). Но если не считать нескольких коротких замечаний на стр. 65/66, Бен Нешер, тем не менее, вовсе не заводит речь на тему расстрелов в оккупированных восточных областях; для него понятие «Холокоста» фактически равносильно с «убийствами газом». Такой подход отнюдь не лишен логики – когда среднестатистический житель слышит слово «Холокост», он думает о газовых камерах, а не о расстрелах – и одновременно преимущество такого подхода в том, что он упрощает дискуссию.

 

О структуре этой рецензии

После боя литавр, с которого началась книга Бена Нешера, ее качество заметно ослабевает, и автор разбрасывается на множество всяческих частных вопросов. Хоть он и может вполне записать на свой счет успех в том или другом конкретном моменте, доказав ошибки и сомнительное поведение некоторых ревизионистов (но не вообще всех «ревизионистов»!), он не предпринимает, тем не менее, серьезных попыток защитить историческую реальность газовых камер, на которых стоит история Холокоста, и без которых она рухнет.

В моем обсуждении я не буду касаться многих моментов, которые затронул Бен Нешер, когда они слишком незначительны, чтобы заслуживать дискуссии, и если они не имеют собственно никакого отношения к основной теме его книги. Это касается, например, его атак на тех авторов, которые оспаривают вину или основную вину Германии во Второй мировой войне (стр. 220-231); этот вопрос без сомнения очень важен, тем не менее, он не связан с «Холокостом». Так же мало я разбираюсь с критикой Бен Нешера Ингрид Веккерт и ее интерпретации событий «Хрустальной ночи» (стр. 381-386), во-первых, так как также в этом случае нет никакой связи с «Холокостом» и, во-вторых, так как я не убежден, что тезис Ингрид Веккерт правилен.

Также я не касаюсь комментариев Бен Нешера о размере еврейских потерь (стр. 115-124) – не потому, что я не осознал значения этой темы, а так как я не вижу необходимости повторять то, что я уже говорил в нескольких моих более ранних работах. Единственная категория еврейских жертв, о которой можно получить в некоторой степени надежные статистические данные, это евреи, умершие в концентрационных лагерях и трудовых лагерях; их число составляет приблизительно 350 000. С другими категориями жертв мы блуждаем в потемках. Мы не знаем, сколько евреев было расстреляно на оккупированных территориях СССР, сколько их погибло в пересыльных лагерях – или по дороге туда, и сколько из депортированных немцами в восточные области евреев нашли там свою смерть, пока эти области еще подчинялись немецкому контролю. Особый случай представляют собой гетто, в которых по расчетам шведского исследователя Томаса Кюеса умерли несколько сотен тысяч евреев. Однако всех их в совокупности не следует классифицировать как «жертвы немцев», так как значительная часть этих людей умерла бы также и при нормальных обстоятельствах, даже если плохое питание и переполненность гетто, которые благоприятствовали распространению болезней, явно способствовали высокой смертности.

При этих обстоятельствах невозможно определить общее число еврейских жертв даже приблизительно; с уверенностью можно лишь утверждать, что мифическая цифра в шесть миллионов далека от любой реальности.

Ответа я не удостою, наконец, попыток Рафаэля Бен Нешера разоблачать «антисемитизм», а также реабилитацию Третьего Рейха как истинные мотивы ревизионистов (или большинства из них). Даже если бы все ревизионисты без исключения были бы ожесточенными антисемитами и ярыми почитателями Адольфа Гитлера, это ничего не изменило бы в правильности или ошибочности их тезисов, в столь же малой степени, как и тот факт, что подавляющее большинство историков Холокоста составляют евреи, и что они, таким образом, по понятным причинам заинтересованы в дискредитации национал-социализма, сам по себе уже якобы доказывает, что их утверждения ошибочны. Впрочем, с этим соглашается и сам Бен Нешер, ведь он пишет, что было бы

«сомнительно и то, что какое-либо историческое событие может быть превознесено до уровня догмы, в которой ни в коем случае нельзя сомневаться. При этом не имеет значения, по каким именно мотивам Холокост ставят под сомнение». (Стр. 408, выделено мною – Ю.Г.).

Если не имеет значения, по каким именно причинам Холокост ставят под сомнение, тогда никак нельзя понять, почему Бен Нешер тратит целых пятнадцать страниц (стр. 387-401) на то, чтобы строить догадки о мотивах ревизионистов. На этих пятнадцати страницах он мог бы, например, обобщить и проанализировать результаты археологических исследований на территории «лагеря смерти» Белжец. Однако для него как раз было гораздо проще и удобнее подробно спекулировать о – по его собственному признанию и без того не важных – мотивах ревизионистов, чем разбираться с твердыми фактами, из-за которых официальная картина событий может рухнуть как карточный домик. В этом отношении мы не можем не упрекнуть Бен Нешера в том, что он является «бумажным историком» (это выражение Фориссон сформулировал для своего противника Пьера Видаль-Наке, который, однако, стоял интеллектуально и нравственно намного ниже Бен Нешера).

Это все, что касается моментов, которые я не намереваюсь разбирать. Моя рецензия построена так: сначала я привожу ряд мест из книги Бен Нешера, в которых он критикует – в большинстве случаев справедливо, но в некоторых случаях несправедливо – утверждения и подходы некоторых ревизионистов во второстепенных вопросах, и соответственно комментирую его замечания. Под второстепенными вопросами я понимаю те, которые не касаются центральной темы: существования или несуществования оснащенных газовыми камерами лагерей смерти. Указанные примеры отнюдь не претендуют на полноту; я ограничиваюсь вопросами, которые достаточно интересны, чтобы заслужить, по меньшей мере, краткое их обсуждение. Затем я займусь рядом центральных вопросов, в которых Бен Нешер более или менее резко критикует аргументы ревизионистов, и подвергну его аргументы анализу.


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 156; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!