Пропорциональность и патология

Рик Хикнер

Говоря “граница”, мы имеем в виду “границу между”. При этом граница контакта, на которой возникает опыт,
не отделяет организм от среды, а скорее обрамляет организм, защищая его
и одновременно соприкасаясь с окружающей средой.

Перлз, Гудман и Хефферлин (1951)

Мы – люди – объединены не столько чем-то видимым и осязаемым, сколько неким невидимым и неосязаемым измерением между нами. Это человеческий дух, который пронизывает все наши взаимодействия, это – “нуминозная основа” (Korb, 1988), окружающая и пропитывающая нас; благодаря этому измерению наша разделенность с другими и уникальность возникают и становятся фигурами. Это – источник исцеления.

Я считаю, что диалогический подход главным образом адресуется к человеческому духу, являющемуся основой и нашей взаимосвязи с другими, и нашей отдельности. На этом подходе основывается в своей теории и практике гештальт-терапия при изучении пространства “между”. Диалогичность именно и является изучением пространства “между”.

Диалогичностью я называю тот всеобъемлющий контекст отношений, в котором уникальность каждой личности становится явной, ценной и обоюдной; в котором приветствуются открытые отношения между людьми; в котором почитается полнота и присутствие человеческого духа. Диалог – скорее искренний подход, а не теория.[2]

Это ответ целостного бытия на инаковость другого; эта инаковость обнаруживается только тогда, когда я открываю этому другому самого себя в настоящий момент, в конкретной ситуации и отвечаю на его нужды даже тогда, когда он сам не осознает, что обращается ко мне.

Friedman (1965)

Такой подход заключает в себе ритмические чередования “Я–Ты” и “Я–Оно”-связей. Основной принцип диалогически ориентированной гештальт-терапии[3] состоит в том, что сам подход, а именно, процесс и “цель” психотерапии, прежде всего, диалогичны. Любые “техники” возникают в контексте отношений между терапевтом и клиентом. Диалогичность не сосредоточена “ни в одном из партнеров, ни в них обоих, но только в самом их диалоге, в этом “между”, в котором они существуют совместно” (Buber, 1965). Понятие “между” близко идее гештальт-терапии, согласно которой целое (пространство диалога) превосходит сумму частей (то есть терапевта и клиента).[4]

Возможно, основной целительный компонент в терапии – это диалогическая позиция терапевта (предполагающая некоторую открытость клиента). И контакт, и осознанность должны быть поняты внутри такого диалогического контекста. Это точно описывает Йонтеф (1984): “Самая первая реальность – это контакт между”. Перлз, Хефферлин и Гудман (1951) отмечают, что контакт всегда является результатом взаимодействия “между” в поле человек/среда. Перлз утверждает: “Изучение способов функционирования человека в его среде – это изучение того, что происходит на границе контакта между индивидуумом и средой. Наши мысли, действия, поведение и эмоции – это способ переживать и встречаться с событиями на границе контакта”.

Из-за частой путаницы понятий необходимо еще раз подчеркнуть: любой диалог является контактом, но не любой контакт является диалогом. Большинство контактов не диалогичны – это технические контакты. В буберовском понимании они представляют собой встречу “Я–Оно”, поэтому расширение контактов и осознанности само по себе не является целью. Оно необходимо, только если помогает индивидууму установить лучшие взаимоотношения с миром. Конечно, это не означает, что мы не обращаем внимания на работу с внутрипсихическими процессами, на контакт сам по себе и на аспекты осознания, но такая работа будет иметь смысл только в контексте общего диалогического подхода. Любой контакт и осознание должны быть основаны на пространстве “между”. Из “между” возникает осознание и способность дифференцировать “я” от “не-я”. “Граница контакта – это место, в котором один получает опыт “я” в отношениях с другим, не являющимся “я”, и в результате их контакта опыт обоих становится более ясным”. (Polster & Polster, 1973). Истинно диалогический подход требует радикальных изменений в индивидуалистической концепции “я”.[5]

Диалогический подход

Диалогическая психотерапия, прежде всего, определяет свою позицию по отношению к человеческому существованию в целом и к терапевтическому процессу в частности. Это определенный “способ бытия”. Невозможно дать общее и окончательное определение диалогического подхода.[6] Но по самой своей природе это непрерывно меняющийся процесс, требующий уникальных реакций на уникальные ситуации. Основа этого подхода – убеждение в том, что изначальная основа нашего существования связана с отношениями и диалогична по природе: мы все вплетены в межличностную ткань.

Это обстоятельство не затмевает нашей уникальности. Наоборот, диалогический подход прославляет уникальность личности внутри контекста отношений. Наша уникальность проявляется в контакте с другими. Здесь раскрывается противоречие с распространенной индивидуалистической моделью личности. В диалогическом подходе признается, что одно из фундаментальных напряжений /поляризаций – прим. ред./ человеческого существова­ния – это напряжение между нашей связанностью с другими и нашей уникальностью.

С тех пор, как пуповина перерезана, каждый из нас ведет отдельное существование, постоянно стремясь к союзу с тем, кто не является им самим. Но мы никогда не можем вернуться в изначальный симбиотический рай; наше ощущение союза парадоксальным образом зависит от силы ощущения нашей отдельности, и мы неизменно пытаемся разрешить этот парадокс. Функция, интегрирующая потребности в союзе и в сепарации в единое целое, есть контакт.

Polster & Polster (1971)

Качество нашей жизни зависит от того, как это напряжение будет разрешено и вновь восстановлено. Это особенно ярко видно в терапии парных отношений. На первый план здесь всегда выходит напряжение между интересами одного члена пары и их общими парными интересами. Способность балансировать между этими двумя полярностями часто является ключом к здоровой жизни.

Важно отметить, что слово “диалогический” означает подход к другому и далеко не равноценен той форме речи, которую обычно называют диалогом. Речь может быть слышимым проявлением диалогического подхода, но часто случается, что слова становятся препятствием для настоящего диалога, образуя психологическую защиту и препятствуя истинной встрече. “Истинный диалог может состояться только в тишине, тогда как обилие разговоров на деле часто оказывается монологом” (Friedman, 1965).

Слова могут предшествовать “Я–Ты”-встрече, но никогда не предопределяют ее. Некоторые из наиболее целительных встреч случились у меня в тот момент, когда глаза моих клиентов встречались с моими глазами в полной тишине – но как много было сказано между нами. Это были встречи чего-то глубокого во мне с чем-то глубоким в другом. Во время этой встречи при отсутствии слов звучала истинная речь, наполнявшая нас собой и соединявшая наши души, взаимно обогащая нас, делая нас единым целым.[7]

“Я–Ты” – “Я–Оно”

В начале были отношения…

М. Бубер

Диалогичность возникает в области “между”. Она заключает в себе два полярных состояния: “Я–Ты” и “Я–Оно”. Это две основные позиции, в которых человеческое бытие проявляется по отношению к другим. Одно из них – отношение естественной связанности, другое – естественной сепарации. Оба они являются значимыми, хотя часто мы забываем об этом.

Здоровая жизнь предполагает ритмическое чередование этих двух отношений. Напряжение между сепарацией и связанностью присутствует уже в момент зачатия. Эмбрион воистину является плотью[8] матери, создавая при этом свое собственное отдельное тело, стремящееся к сепарации. Этот физический процесс развития параллелен развитию дальнейших жизненных психических процессов. Мы всегда ищем точку равновесия между сепарацией и связанностью с другими. Отличительным признаком здоровья является созидательное напряжение и интеграция этих двух тенденций.

Бубер описал позицию естественной связанности как “Я–Ты”-отношения, а позицию естественной сепарации как отношения “Я–Оно”. Отношения “Я–Ты” – это опыт огромной ценности инаковости, уникальности и полноты бытия другого человека и возникающая в ответ твоя ценность для другого. Это взаимный опыт. Это опыт глубокой значимости нахождения в отношениях с этим человеком. Это опыт “встречи”.

Недавно во время одной из терапевтических сессий мне стало ясно, что клиент использует слова и отвлекается на посторонние темы, чтобы защитить самого себя (в особенности свое “в-пять-лет-обиженное-я”) от ощущений непреодолимой боли, избегаемой, но все же существующей уже много лет. С раннего возраста другие вели себя с ним несправедливо, угрожающе или абсолютно равнодушно. Он научился использовать слова, чтобы создать барьер, препятствующий интимности и связанности. Я мягко, но настойчиво спрашивал его о чувствах, которых он избегает, рассказывая мне о малозначительных подробностях и не относящихся к делу мыслях. Я переспрашивал его в течение нескольких минут, в то время как он изо всех сил пытался сменить тему. Внезапно он прекратил говорить и начал мелко всхлипывать. Как только слезы появились на его глазах, барьер, защищающий “я”, был расплавлен. Этот процесс выглядел как очищение. С застывшими в глазах слезами он робко смотрел на меня. Мой взгляд встретился с его взглядом. Казалось, мы были соединены в физическом пространстве. Это было “объятие взглядом”. Казалось, время остановилось (и при этом мы ощущали его ход). Наше внимание было полностью сосредоточено на нашей совместности, все остальное отошло на задний план, перестало быть значимым, слилось с фоном.

Пока мы мягко и тепло смотрели друг на друга, я видел, как смягчились его глаза, его лицо... Я чувствовал, как мое лицо, мои глаза и тело наполняются теплом и обретают мягкость. Это чувство теплоты и целостности “внутри” каждого из нас, казалось, резонировало в другом. Наши взгляды не только встречались между собой, но словно пропитывали насквозь нас обоих. Мы ощущали, что между нами происходит нечто экстраординарное. Я увидел его ясно и глубоко. И мне казалось, что он смотрит на меня так же. Это был волнующий момент, когда он знал, что он “видим”. С прежней робостью он вдруг сказал: “Не думаю, что кто-нибудь замечал меня раньше”.

“Я–Оно”-состояние

В противоположность моментам “Я–Ты”, состояние “Я–Оно” является вполне целенаправленным. В сознании существует цель. Для достижения этой цели необходим и полезен другой человек. Таким образом, он превращается в объект. Время от времени нам всем приходится это проделывать, чтобы достичь того, в чем мы нуждаемся. И часто высокая устремленность к цели делает личность другого человека незначимой, она (личность) отходит на второй план. Такова неизбежность человеческой деятельности. Иногда задача возникает раньше, чем происходит сосредоточение на отношениях, и тогда задача становится фигурой, а все остальное (в том числе и другая личность) – фоном. Это – необходимая часть человеческого становления. Бубер находил глубокую иронию в том, что каждая “Я–Ты”-встреча в конце концов должна отступить на задний план, в память “Я–Оно”: “Возвышенная грусть нашего существования состоит в том, что каждое “Ты” в нашем мире должно стать “Оно”” (Buber,1985). Это часть потока человеческих отношений. Позиция “Я–Оно” не является ложной или вредной, но ее непреодолимое повсеместное господство в современном мире составляет проблему и даже трагедию. Проблема возникает тогда, когда отсутствует баланс между объективирующими отношениями и диалогическим подходом к существованию и к другим людям.

Взаимодействие Я и Другого

Тире в терминах “Я–Ты” и “Я–Оно” глубоко символичны. Они буквально означают, что ориентация, с которой человек подходит к другим, всегда выражается в отношениях и отражается на нем самом. Таким образом, они свидетельствуют о стиле нашего отношения к самим себе. Если я подхожу к другим с позиции “Я – Ты”, это будет являться отражением моего отношения к себе. Если я делаю других объектами, то превращаю в объект и самого себя. Это замкнутый круг, который мы должны осознавать.

“Я–Ты”-позиция и “Я–Ты”-момент

Важно отличать “Я–Ты”-позицию, или диалог, и “Я–Ты”-момент, или встречу, поскольку диалогичность и “Я–Ты”-встреча – это не одно и то же. “Я–Ты”-встреча – лишь один элемент, одно измерение в целостном процессе диалогического подхода, состоящего из ритмичного чередования “Я–Ты”- и “Я–Оно”-моментов. “Я–Ты”-встреча, конечно же, наиболее потрясающая часть процесса естественной смены этих состояний. Но она не должна “замораживаться” как единственная или великая цель, которую в любом случае необходимо достичь. Здесь заключен парадокс возможной переоценки, “взвинчивания” значения “Я–Ты”-опыта. Такое случается, когда кто-то один из пары пытается превратить встречу “Я–Ты” в цель.

Забавно, но это рождает лишь состояния “Я–Оно”!

Один человек не может прямо стремиться к достижению “Я–Ты”-встречи. Один человек может только готовить почву для того, чтобы эта встреча произошла. Мы в состоянии только быть максимально присутствующими, но мы не можем своими силами (без другого) создать истинный диалог. Это вне нашей власти. Однажды, когда почва будет подготовлена, эта встреча состоится благодаря взаимной открытости и благодати: ““Ты” открывается мне как благодать, этого нельзя добиться” (Buber, 1958).

Истинный диалог взаимен. Его нельзя вынудить, его нельзя удержать. Мы должны быть открыты к его приливам и отливам, к “милосердию его приходов и торжественной грусти его уходов” (Buber). Снова и снова я учусь “отпусканию” процесса терапии, позволяя случиться реальной встрече. Это означает, что я всегда нахожусь в парадоксальной позиции открытости и в ожидании возникновения встречи, но я никогда не пытаюсь добиться ее силой.[9]

Диалог необходимо отличать и от интрапсихической диалектики. Диалог требует, чтобы, по крайней мере, два человека вошли в истинные отношения между собой. Диалектика составляется взаимоотношениями между двумя полярностями. В психотерапевтическом понимании этого слова диалектика может быть рассмотрена внутри одного индивидуума, когда он находится в состоянии “двух сознаний”. Например, когда он хочет одновременно и сделать что-то и не делать этого. Это напряжение интрапсихического свойства, а не диалог между людьми. Диалектика всегда развивается в аспекте “Я–Оно”-позиции, и для того, чтобы достичь диалога, ее необходимо преодолеть.[10] Иными словами, диалектика – это замирание диалога, при этом находящееся с ним во взаимопроникновении. Именно поэтому диалектику и диалог необходимо отличать друг от друга.

Целостность личности

Суть диалогического терапевтического подхода состоит во внимании к целостной личности, в отличие от сосредоточения на любых ее аспектах, будь то интрапсихические, межличностные или трансперсональные (онтологические) аспекты. Диалогичный терапевт стремится понять смысл личности во всей ее полноте, и это – обязательный контекст для понимания человека.

На разных этапах терапии или внутри терапевтической сессии то один, то другой аспект личности выходит на первый план и нуждается в пристальном рассмотрении. Однако, в конечном счете, диалогически ориентированный терапевт старается поддерживать максимально полный контекст, одновременно наблюдая ритмическое чередование этих различных аспектов.[11]

“Разоблачение”

У каждого терапевта неизбежно возникает соблазн проанализировать своего клиента с точки зрения различных психологических “кейсов”, поставить ему диагноз и обходиться с ним соответственно. Бубер называет эту тенденцию “разоблачением”. Действительно, в терапии существует необходимость помочь личности отодвинуть маску “кажемости”, за которой она скрывается от истинного контакта и своих глубинных потребностей. Однако “разоблачение” может слишком легко превратиться в основную задачу, вследствие чего мы потеряем из поля зрения целостную личность. Именно это Бубер называл “ошибкой взгляда сквозь [человека] и разоблачения”.

Сущность этой ошибки такова: когда элемент психического или духовного существования, до этого фактически неосознанный или малоосознанный, вдруг осознается и проясняется, мы идентифицируем с ним всю целостную человеческую структуру, вместо того, чтобы воспринимать этот элемент как одну из составляющих этой структуры.

Buber (1957)

Слишком часто мы идентифицируем личность с яркими особенностями ее поведения, как будто это единственное измерение ее существования. Возможно, мы слишком часто упускаем шанс задать себе вопрос: каков контекст существования этой личности, предопределяющий здесь и сейчас проявление именно этих особенностей мотивации и поведения?

Пропорциональность и патология

Для Бубера “решающий вопрос звучит так: какова пропорция между одним элементом и другим, насколько и как именно один элемент сам ограничивает и/или бывает ограничен другим”. Ни один аспект человеческого поведения не может быть рассмотрен как абсолютный. Всякое поведение нуждается и отчаянно “призывает” быть понятым внутри более широкого контекста человеческого существования. Разоблачение мотива единичного поступка – скучное упражнение. Бубер великолепно отмечает: “Человек не может быть подвергнут сквозному рассмотрению, но может быть воспринят наиболее полно через свою откровенность и скрытность и через отношения двоих друг к другу” (1957).

В этом свете патология видится как нарушение полноты человеческого существования и как указание на то, к чему следует привлечь внимание, чтобы сделать существование этой личности более полным.[12] Разоблачение лежащих в основе этой патологии психологических причин не должно становиться основным центром внимания. Скорее – важно рассмотрение их во взаимосвязи с тем, что всегда остается сокрытым внутри человеческого существования, будучи слишком глубоко, загадочно и ранимо, чтобы быть прямо выставленным в свете сознания. Целостная личность одновременно открыта и скрыта (Friedman, 1974). Когда между открытыми и скрытыми частями существенно нарушается баланс, возникает патология.

Управляющий диалогом

Мне кажется, что в истинно диалогическом подходе терапевт управляет[13] диалогом. Под этим я подразумеваю, что в неком глубоком смысле индивидуальность терапевта сводится (хотя бы временами) к оказанию диалогических услуг. Некоторые терапевты могут отвергнуть эту точку зрения, так как традиционная гештальт-терапия сконцентрирована на помощи человеку в развитии его индивидуальности (к сожалению, иногда разрушая тем самым его отношения). Диалогическое же видение предполагает, что индивидуальность не самодостаточна. Оно предполагает, что истинная уникальность является результатом реальных связей с другими. Индивидуальность – это только один из полюсов процесса ритмического чередования индивидуальной сепарации и участия в чем-то более обширном, чем мы сами, – в межчеловеческом.

У человека, начинающего терапию, в равной степени нарушены и диалог с другими, и способность быть в соприкосновении с самим собой. И для терапевта это оказывается основой при залатывании межличностной ткани. Он прикладывает к этим прорехам самого себя, отвечая на вопрос: каким я должен быть, что я должен сделать, чтобы этот человек мог установить или заново создать истинные диалогические взаимоотношения с миром? Бубер в этом отношении сделал очень глубокое замечание:

У нас есть огромная задача, задача самообмана, и этот огромный самообман заставляет нас проделывать значительно больше действий, чем это было бы необходимо (1965).

Итак, когда кто-то прохаживается по моему офису, мне необходимо использовать все мои чувства, весь мой опыт и образование, для того чтобы понять, что отсутствует в этой потенциально диалогической ситуации.

Это – бессознательная “диалогическая терапевтическая комплиментарность”, к которой терапевт должен быть чувствителен. Мой опыт состоит в том, что я часто обнаруживаю себя втянутым в некоторый способ поведения, очень часто поляризованный (то есть комплиментарный), с помощью которого клиент управляется с собой и со мной. С клиентом, который не слишком принимает себя самого, я начинаю верить, что восстановление диалога между нами возможно, только если я начну принимать его в одностороннем порядке. Вместе с чрезвычайно общительным человеком я могу обнаружить себя очень вовлеченным в его “внутренний” мир или чувства. Но это, конечно, применимо не ко всем ситуациям, и не всегда приемлемо действовать на основании подобных осознаваний.

Такое управление требует большой дисциплины и “покорного слушания”. Некоторые гештальтисты могут возразить, что это возлагает чрезмерную ответственность на плечи терапевта. Я убежден, принятие на себя управляющей роли при оказании “диалогических услуг” требует движения по “узкой кромке” между ответственностью за и ответственностью перед другим человеком. Мне кажется, что такая ситуация изначально требует принятия на себя ответственности за инициирование диалогических отношений, но делается это лишь для того, чтобы помочь подлинным отношениям состояться. В такой атмосфере и клиент, и терапевт лучше сумеют взять полную ответственность за самих себя.

Узкая кромка

Использование диалогического подхода в психотерапии требует от терапевта движения по узкой кромке. То есть, цитируя Бубера, терапевт не должен

“...оставаться на широком плоскогорье системы, состоящей из уверенных заключений об абсолюте; он должен двигаться между ущелий по узкой скалистой кромке, где нет уверенного выразимого знания, но есть возможность встречи с тем, что пока остается сокрытым” (1965).

Здесь нет абсолютных правил. Терапевт движется по узкой кромке между объективностью и субъективностью. Чему терапевт уделит большее внимание – объективному или субъективному, – зависит от конкретного момента этой конкретной встречи с этим конкретным клиентом. Даже после многих часов работы с клиентом терапевт не может точно предугадать, сколько времени потребует именно эта сессия или эта часть работы. И это требует от терапевта присутствия в каждый конкретный момент, наполненный собственным смыслом.

Терапевт не должен игнорировать имеющиеся у него знания, но первичным по отношению к знаниям является восприятие личности клиента и понимание того, что клиенту необходимо в данный момент. Терапевтическим искусством на протяжении всей терапии остается понимание того, когда необходимо подчеркнуть уникальное, а когда – общечеловеческое.

“Следование по узкой кромке” означает, что диалогичный терапевт не пользуется безусловной защитой. Теория для него – только поддержка, но не замещение непосредственного опыта.

Психотерапевт встречается с ситуацией не как священник, вооруженный святыми правами праведного мира и божественного прощения, но как простой человек, имеющий в руках только традицию науки и теорию своей школы. Вполне понятно, что он старается объективировать приближающийся к нему первичный хаос и превратить яростное “ничего-кроме-процесса” в явление, с которым хоть в какой-то степени можно справиться

Buber (1957)

В этом и состоит вызов: как быть присутствующим в “ничего-кроме-процесса” и не потеряться в хаосе. Как использовать безопасность теории, не используя ее как защиту против неизвестного. Как отвечать на уникальность, принимая во внимание человечество в целом. И терапевт, осознающий предел человеческих возможностей, оказывается вовлечен в поистине парадоксальную ситуацию: он ограничивает свою защиту, сохраняя лишь уверенность во встрече с неизвестным, уникальным, с “никогда-ранее-не-испытанным”.

Мы поможем в написании ваших работ!