Подготовка текста и перевод Т. Ф. Волковой, комментарии Т. Ф. Волковой и И. А. Лобаковой 8 страница
И один из десяти человек, придя, возвестил своему сотнику, что острог подожжен. Сотник же сказал об этом воеводе. Воевода же, князь Иван Овчина, приготовясь со всем полком своим, повелел трубить в ратные трубы. И когда уже занялась утренняя заря перед восходом солнца, а казанцы уснули тяжелым сном, напали они на острог с шумом и громкими воплями, за ними последовали и все остальные воеводы, увидев, что острог горит.
И послышавше казанцы гласъ трубный во всѣх рускихъ полкахъ. И приидоша со всею силою руские со всѣх странъ, конные и пѣшие, и проломиша вся врата у острога, и сѣцаху казанцевъ — иныхъ спящихъ, иных бѣгающихъ, аки бѣсни, во огнь мѣтающеся, ни коней своихъ вѣдяху, ни оружия помнящих.
И услышали казанцы звуки труб во всех русских полках. И пришли русские со всех сторон со всей своей силою, конные и пешие, и проломили все ворота у острога, и рубили они казанцев — иных спящих, иных бегающих, словно взбесившихся, бросающихся в огонь, забывших про коней своих и про оружие свое не помнящих.
И тако взяша руския люди крѣпкий острог. И посады ихъ погорѣша, и много люду казанского згорѣ. И бывшихъ в немъ срацынъ всѣх избиша, аки скотъ, числом 60 000, казанцев и нагай, храбрыхъ бойцевъ в лѣта 7038-го июля въ 16 день. И падоша тѣлеса ихъ по Арскому полю, наги и не погребены.
Вот так и взяли русские люди крепкий острог. И погорели казанские посады, и много люда казанского сгорело. И побили, словно скот, всех находившихся в остроге сарацин, числом шестьдесят тысяч казанцев и ногаев, храбрых бойцов, в год 7038 (1530), июля в 16 день. И лежали тела их по Арскому полю нагие и непогребенные.
|
|
|
Туто же, наскочивше из войска, избодоша копьи силнаго ихъ варвара Аталыка. Спящу ему в шатре своемъ з женою своею, на дворѣ своемъ упившуся виномъ, и не успѣвшу ему скоро от сна воспрянути и возложити на себя пансыря и шлема, ни палицы желѣзныя, ни меча похватити в руку своею, но тако паде на коня своего в одной срачицы и без пояса, и ни обуся, ни плесницъ имяше и хотяше во градъ убѣжати. И понесе конь его из острога на поле, к рекѣ х Булаку и, аки крилатъ, конь его рѣку прелетѣ, а самъ онъ от страха ужасеся и паде с коня своего, и остася на сей странѣ, а на другой сторонѣ бѣгаше конь его. И ту, на брезѣ, убиша Аталыка, похвалнаго воеводу казанского.
Тут же пронзили копьями и могучего варвара Аталыка. Упившись вином, спал он в шатре своем с женою, на дворе своем, и не успел он быстро от сна пробудиться и надеть на себя панцирь и шлем, ни схватить ни палицы железной, ни меча в руку, но так и вскочил на коня своего в одной сорочке, без пояса, босой и без башмаков хотел убежать в город. И понес его конь из острога на поле, к реке Булаку, и, словно крылатый, перелетел конь его реку, а сам он от страха и ужаса упал с коня и остался на этой стороне реки, в то время как конь его бежал по другой. И здесь, на берегу, убили Аталыка, достохвального воеводу казанского.
|
|
|
Наѣзжал онъ, злый, на сто человѣкъ удалых бойцов, и возмущаше всѣми полки рускими и, многихъ убивъ, самъ отъѣзжаше; доѣзжая и догоняя когождо, мечемъ своимъ по главѣ разсѣцаше надвое и до сѣдла, не удержеваше бо мечь его ни шлема, ни пансыря. И стрѣляше версты далѣ в примѣту, и убиваше птицы и звѣри или человѣки. Величина же его и ширина, аки исполина, очи же его бяху кровавы, аки у звѣря или человѣкоядца, велики, аки буявола. И бояше бо ся его всякъ человѣк. Руский воевода или воинъ противъ его выѣхати и с нимъ дратися не смѣяху. От взора его страх наших обдержа.
Наезжал он, злой, на сто человек удалых бойцов, и приводил в смятение все русские полки, и, убив многих, отъезжал; тех же, кого он догонял и настигал, рассекал он мечом своим надвое от головы до седла, ибо не спасал от его меча ни шлем, ни панцирь. И стрелял он в цель более чем за версту, и убивал с этого расстояния и птицу, и зверя, и человека. Ростом же и дородством был он как исполин, глаза у него были налиты кровью, словно у зверя или людоеда, и такие же большие, как у буйвола. И всякий человек боялся его. Русский воевода или простой воин против него выехать и с ним драться не смели. От взгляда его нападал на наших людей страх.
|
|
|
Тогда же казанцы убиша дву воеводъ московскихъ добрыхъ, во оружиях возрастьших: князя Иосифа Дорогобужскаго на зъѣздѣ копием прободоша, и ту свалися с коня своего, и подхватиша его свои отроцы; князя Федора Лопату стѣны градныя стрелою застрѣлиша в мыщку, и отече рука его, аки мѣхъ, и болѣвъ, и умре въ третий день.
Тогда же казанцы убили двух московских воевод добрых, выросших в сражениях: князя Иосифа Дорогобужского на спуске копьем пронзили, и свалился он со своего коня, и подхвачен был отроками своими; князю же Федору Лопате с городской стены стрелой попали под мышку, и отекла у него рука и стала словно бурдюк, и занемог он и на третий день умер.
Казанский же царь узнався, что граду быти взяту и ему самому, аще во граде сѣдѣти, и выѣха из града нощию с крымскими татары, с надежными своими с трема тысящи. И возмутившимся полком о царѣ. Черемиса же, излѣзши из града и ухватиша малаго градца гуляя 80 городень и в них 7 пушекъ.[85] И бися крѣпко, и сквозѣ полки руския пробися, и с того бою на перемѣнных своихъ конѣхъ в Крым утече удалыхъ и со царицами своими к брату своему Сап-Кирию, царю крымскому, аки из рукъ изыманъ, ушел и язвенъ ранами многими. И остави Казань пусту, токмо во граде народ казанский: и жены, и дѣти, старии и младии. Бойцевъ двѣнатцеть тысящ утѣкоша в Крым, черемисы злыя. И бѣ тамо в Крымѣ у брата своего лѣто и шесть месяцъ.[86]
|
|
|
Казанский же царь понял, что если будет он сидеть в городе, то захватят и город и его самого, и ночью выехал из города с тремя тысячами надежных своих крымских татар. И началось из-за отъезда царя смятение в полках. Черемисы же, выйдя из города, захватили восемьдесят городней малого гуляй-города с семью пушками. И крепко бился царь, и пробился сквозь русские полки, и с того боя, сменяя удалых своих коней, с царицами своими бежал в Крым к брату своему Сахыб-Гирею, царю крымскому, весь покрытый ранами, ушел от русских прямо у них из рук. И оставил он Казань пустой: остались в городе только казанцы — женщины и дети, старые и молодые. Бойцов же двенадцать тысяч убежало в Крым, черемисы злой. И пробыл он там, в Крыму, у брата своего год и шесть месяцев.
О МИРѢ КАЗАНЦЕВЪ С ВЕЛИКИМЪ КНЯЗЕМЪ И О ВЗЯТИИ ЦАРЯ С МОСКВЫ, И О УБИЕНИИ ЕГО. ГЛАВА 20
О ЗАКЛЮЧЕНИИ КАЗАНЦАМИ МИРА С ВЕЛИКИМ КНЯЗЕМ, И О ВЗЯТИИ ИМИ ЦАРЯ ИЗ МОСКВЫ, И ОБ УБИЕНИИ ЕГО. ГЛАВА 20
Воеводы же со оставшими казанцы во граде перемирие учиниша и взяша выходы и оброки на три лѣта впредь к великому князю со всего царства Казанского. И отступиша прочь, не вземше Казани, между себе в споре и яко не смѣюще ни единъ остатися во граде на брежение, а градъ стояше три дни оттворенъ и пустъ без людей.
Воеводы же с оставшимися в городе казанцами заключили перемирие и взяли дани и оброки со всего царства Казанского для великого князя за три года вперед. И отступили они прочь, не взяв Казани, перессорившись друг с другом, ибо ни один не смел остаться на правление в городе, а город стоял три дня отворен и пуст, без людей.
И намъ мнится, яко силнѣйши есть злато вой бесчисленых: жестокаго бо умяхчеваетъ, мяхкосердое ожесточеваетъ и слышати глуха творитъ, и слѣпа видѣти. Самъ прелстися воевода первый и много себѣ злата взя у казанцевъ. И того ради ни самъ остася в Казани, ни иного же понуди. И возвратишася на Русь всѣ со всѣм воинствомъ, аще и падоша два воеводы на пути.
И кажется нам, что золото могущественнее многочисленного войска: ибо оно жестокого смягчает, а мягкосердечного ожесточает, глухого делает слышащим, а слепого зрячим. Сам первый воевода прельстился и много взял себе золота у казанцев. Поэтому ни сам он не остался в Казани, ни другого какого-нибудь воеводу не принудил к этому. И возвратились они все на Русь со всем воинством, только два воеводы умерли по дороге.
Они же с ними вдруг поидоша и казанския послы лстивыя от всего царства своего со многоценными дары великими. И пришедше к Москвѣ казанцы с воеводами московскими, и вдаша в руцѣ многие дары великому князю и полатным боляромъ, и всѣмъ велможамъ его, и коморником, и всѣх творяху по себѣ да печалуются великому князю об нихъ. И плакахуся о мимошедшемъ злѣ, вину же на себе возлагающе, и повиновахуся, и смиряхуся, предающе Казань и во очи ему насмѣхахуся. И царя на Казань прошаху — брата Шигалиева меншаго, царевича Геналея,[87] аще дастъ имъ. Все же сие казанцы льщаху и маняху себѣ на мало время, како бы имъ скорби избыти и не до конца бы еще всѣмъ погибнути, донелѣже опочинутся, яко звѣрие в ложахъ своихъ, и паки, возставше заутра, лютейше явятся на ловитву и тацы же будутъ, аки змии суровии, безчисленно немилостиви ко християном, якоже и прежде.
Вместе с ними одновременно пошли и льстивые казанские послы от всего царства своего с многочисленными дорогими дарами. И пришли в Москву казанцы с московскими воеводами, и передали многие дары в руки великому князю и придворным боярам, и всем вельможам его, и комнатной прислуге, чтобы те заступились за них перед великим князем. И каялись они в содеянном зле, признавая свою вину, и повиновались ему, и смирялись, передавая ему Казань, а сами смеялись ему в глаза. И попросили они дать им в Казань царя — Шигалеева младшего брата, царевича Геналея. Но все это говорили казанцы лицемерно и выпрашивали себе царя лишь на короткое время, чтобы избежать беды и не до конца всем погибнуть, пока соберутся они с силами, словно звери в норах своих, и тогда снова, встав поутру, еще более свирепыми выйдут они на охоту и будут такими же, как и прежде, жестокими и бесконечно немилостивыми к христианам, словно змеи.
Князь же великий послушав боляръ и велможъ и всѣх ближнихъ совѣтниковъ своихъ и лвообразную ярость во овчюю кротость преложи, смирися с казанцы, утвердивъ ихъ клятвами многими. И вдаде имъ на царство Геналия, брата царя Шигалиева, царевича суща пятинадесяти лѣтъ,[88] кротка и тиха. И воеводу ему даде на брежение князя Василья Ярославского Пункова, всячески утѣшая, нѣсть ли казанцы укротятся и умирятся, и в правде поживут с нимъ, и примирити хотя их добромъ себѣ, и присвоити, и в вѣк смиритися, яко да все християнство Руския земли в покое и в тишинѣ от нихъ пребудетъ.
Великий же князь послушал бояр, и вельмож, и всех ближних советников своих и сменил львиную ярость на овечью кротость, заключил мир с казанцами, подтвердив договор многими клятвами. И дал им на царство Геналея, брата царя Шигалея — царевича пятнадцати лет, кроткого и тихого. И для охраны дал ему воеводу — князя Василия Пункова Ярославского, и всячески утешал, надеясь, что казанцы укротятся, и помирятся с ним, и поживут с ним в правде, желая добром примирить их с собой, и покорить, и заключить с ними вечный мир, да пребудут в покое от них и в тишине все христиане Русской земли.
А на воеводъ болшихъ, к Казани ходивших, разпалився и разгнѣвався. Началнаго же воеводу, Бѣлскаго князя Иоана, едва от смерти упросили Даниилъ митрополитъ[89] и Сергиева монастыря игуменъ Порфирий. На том бо воеводѣ положено вѣдати все ратное дѣло, и за то бысть заключенъ в темницѣ пять лѣтъ, изыманъ, сѣдяше скованы руцѣ, и нозѣ, и плеча, зло держимъ, ото всего имѣния своего и несытъства обнаженъ и ожидаше смерти, когда глава его отсѣчена будетъ, занеже мочно бы ему Казань взяти и самоволениемъ не взя, сребролюбиемъ побѣжденъ. С прочих же воеводъ борзо сниде гнѣвъ его, и быша в первой чести и любви его.
А на больших воевод, ходивших к Казани, распалился он и разгневался. Старшего же воеводу, князя Ивана Бельского, едва спасли от смерти митрополит Дакиил и игумен Сергиева монастыря Порфирий. Тому воеводе поручено было ведать всем ратным делом, и мог бы он взять Казань, но, побежденный сребролюбием, самовольно не взял ее. И за это был он схвачен и заключен в темницу на пять лет и сидел, закованный по рукам, и ногам, и плечам, под строгим надзором, лишенный всего своего имущества и награбленных богатств и ожидая смерти, когда отсекут ему голову. А гнев великого князя на других воевод скоро прошел, и снова оказались они у него в великой чести и любви.
Казанцы же приведоша себѣ царя с Москвы, третияго уже, проминувъше лѣто едино тихо живше с нимъ,[90] и восташа, и убиша его без вины,[91] прекраснаго царя Гиналия Шигалияровича, в полатѣ спяща, яко юнца при яслѣхъ или яко звѣря в тенетѣ готова изымана. С нимъ же убиша и воеводу московского, царева воздержателя, и вся войска его. И паки же прияше царя Сап-Кирия[92] — бѣглеца, убѣгшаго в Крымъ от московскихъ воеводъ.
Казанцы же привели к себе царя из Москвы, третьего уже, и только год прожили с ним тихо, и восстали, и убили его без вины, прекрасного царя Геналея Шигалияровича, спящего в палате, словно теленка у яслей или зверя, попавшего в сети. Вместе с ним убили и московского воеводу, телохранителя царского, и все его войско. И снова приняли они царя Сафа-Гирея — беглеца, убежавшего в Крым от московских воевод.
О СМЕРТИ ВЕЛИКАГО КНЯЗЯ ВАСИЛЬЯ ИВАНОВИЧА И О ПРИКАЗѢ ЦАРСТВА СЫНУ ЕГО, И О САМОВЛАСТИИ БОЛЯРЪ ЕГО. ГЛАВА 21
О СМЕРТИ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ВАСИЛИЯ ИВАНОВИЧА, И О ПЕРЕДАЧЕ ИМ ЦАРСТВА СВОЕМУ СЫНУ, И О САМОВЛАСТИИ БОЯР ЕГО. ГЛАВА 21
И от того времени на долго время великое зло бысть християномъ от казанцевъ. В то же время и преставися великий князь Василей Ивановичь, нареченный во иноцѣх Варлаамъ, в лѣта 7042-го года декабря въ 5 день. Царствова на великомъ княжении лѣтъ 28, много брася с казанцы, весь животъ свой премогая, и до конца своего не може имъ ничтоже сотворити.
И с тех пор долгое время много зла терпели христиане от казанцев. В то же время преставился великий князь Василий Иванович, в иноках нареченный Варлаамом, в год 7042 (1533), в пятый день декабря. Царствовал он на великом княжении двадцать восемь лет, много воевал с казанцами, положив на это все силы, но так и не смог ничего с ними сделать до смерти своей.
И осташася от него два сына, яко от краснопераго орла два златоперыя птенца. Первый же, нами реченный князь великий Иоаннъ Васильевичь, остася отца своего четырѣх лѣтъ и трехъ месяцъ, зѣло благороденъ муж. Отецъ его всю великую власть Руския державы по смерти своей ему дарова. Другий же сынъ его, Георгий, не таковъ, но простъ сый и несмысленъ,[93] на все доброе нестроенъ. Той остася трех лѣтъ и полтора месяца.
И остались после него два сына, словно от красноперого орла два златоперых птенца. Первый, упоминавшийся нами великий князь Иван Васильевич, остался после отца своего четырех лет и трех месяцев, весьма благородный муж. Отец его всю великую власть Русской державы даровал ему после своей смерти. Другой же сын его, Георгий, не таков был — прост и не смышлен, и для добрых дел не пригоден. Тот остался трех лет и полутора месяцев.
И, умирая, князь великий повелѣ к себѣ принести в ложницу оба сына своя. И внесоша ихъ, и сѣдящим у него преосвященному митрополиту Данилу всея Русии и отцу его духовному, и всѣм его княземъ и боляром. И восклонься от одра своего, сѣдя и стоня, двѣма боляринома поддержимъ сый, и вземъ на руцѣ свои болшаго сына своего и, цѣлуя его, с плачемъ глаголаше, яко: «Сей будетъ вамъ всѣм по мнѣ царь и самодержецъ, и той отиметъ слезы християнския и смиритъ языческая шатания, и вся враги своя побѣдитъ». И цѣловав оба дѣтища своя, и отдаде пѣстуном, а самъ тихо возлегь на одрѣ и конечное цѣлование и прощение дав великой своей княгине Еленѣ и всѣм княземъ и боляромъ приказнымъ своимъ, и успѣ вѣчнымъ сномъ, не созрѣвъ сѣдинами, ни старости многолѣтны не достиг, остави плачь великъ по себѣ во всей Руской земли до возраста и до воцарения сына его.
И велел, умирая, великий князь принести к себе в спальню обоих своих сыновей. И внесли их, когда сидели у него преосвященный митрополит всея Руси, и отец его духовный Даниил, и все его князья и бояре. И приподнялся он со своего ложа, и сел, стеная, поддерживаемый двумя боярами, и взял на руки старшего своего сына, и, целуя его, с плачем проговорил: «Сей будет всем вам после меня царь и самодержец, и высушит он слезы христианские, и смирит язычников, и всех врагов своих победит». И, поцеловав обоих детей своих, отдал их пестунам, а сам опустился на ложе, и дал последнее целование и прощение великой своей княгине Елене и всем своим князьям и приказным боярам, и заснул вечным сном, не дожив до седин, не достигнув глубокой старости, оставив после себя плач великий по всей Русской земле до того времени, пока не вырос и не воцарился сын его.
И растяху сына его в воли своей оба, без отца и без матери, Богомъ самим брегоми и учими, и наказуеми, и всѣмъ тогда княземъ и велможамъ ихъ, и судиям градским самовластиемъ обиятым и в безстрашии Божии живущимъ, и неправосудящим, но по мздѣ, насилствующе людем и никого же блюдущимся, понеже бо великий князь юнъ, и ни страха Божия имущим, и не брегущимъ от сопостатъ, не пекущеся Рускою землею. Тамо и инде языцы погани християнъ воеваху, здѣ же среди земли сами мздами и налоги, и бѣдами великими, и продажами християнъ губяху. Да яко же велможи творяху, тако же и раби ихъ, зряще на господей своихъ. Тогда во градѣхъ и в селѣх неправды умножишася, восхищение и обида, и татбы и разбой, и убийства много, и по всей земли бяху слезы и рыдание, и вопль.
И росли оба сына его, предоставленные сами себе, без отца и без матери, самим Богом оберегаемые, поучаемые и наставляемые, в то время как все князья, и вельможи их, и городские судьи упивались самовластием и жили, не боясь Бога и не по справедливости судя, но по мзде, творя насилие над людьми и никого не боясь, потому что был великий князь еще юн, и не имели они страха перед Богом, и не берегли от супостатов Русскую землю, и не пеклись о ней. Как в других местах поганые народы нападали на христиан, так здесь, на своей земле, эти сами губили христиан, взимая с них мзду и налоги, причиняя им великие беды. И то, что творили вельможи, то же делали и рабы их, глядя на господ своих. Тогда в городах и в селах умножились несправедливости, хищения и обиды, и воровство, и разбой, и многочисленные убийства, и по всей земле стояли слезы, и рыдания, и плач.
О ВОЦАРЕНИИ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ИОАННА ВАСИЛЬЕВИЧА, И О РАЗУМѢ, И О ПРЕМУДРОСТИ, И О ИЗБИЕНИИ ОТ НЕГО БОЛЯР ЕГО, И О СОГЛЯДАНИИ ЕГО ЗЕМЛИ СВОЕЯ, И О ЛЮБВИ ЕГО К ВОЕМ СВОИМ, И О УВѢДАНИИ ЕГО О КАЗАНСКОМЪ ЦАРСТВѢ. ГЛАВА 22
О ВОЦАРЕНИИ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ИВАНА ВАСИЛЬЕВИЧА, И О РАЗУМЕ, И О ПРЕМУДРОСТИ ЕГО, И ОБ ИЗБИЕНИИ ИМ СВОИХ БОЯР, И ОБ ОБЪЕЗДЕ ИМ ЗЕМЛИ СВОЕЙ, И О ЛЮБВИ ЕГО К СВОИМ ВОИНАМ, И О ТОМ, ЧТО УЗНАЛ ОН О КАЗАНСКОМ ЦАРСТВЕ. ГЛАВА 22
Возрастъщу же великому князю Иоанну и великим разумом прешедшу, и восприемникъ бысть по отцѣ своемъ всея державы Руския великаго царства Московского, и воцарися, и поставися на царство великим поставлением царскимъ в лѣта 7055-го года генваря въ 16 день. И помазанъ бысть святымъ миромъ и вѣнчанъ святыми бармами и вѣнцем Манамаховымъ по древнему закону царскому, яко же и римстии, и гречестии, и прочии православнии царие поставляхуся. И наречеся царь всеа великия Росии.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 201; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!