Подготовка текста и перевод Т. Ф. Волковой, комментарии Т. Ф. Волковой и И. А. Лобаковой 11 страница
И пошел он с казанскими татарами и послами, охваченный большою печалью, но не просто так, а заключив с ними договор о том, что не будет он убит ими, они же не будут им взяты в плен, и что не будет он мстить им за прошлые их провинности; идти же он должен к ним без большого войска, иначе, казанцы, побоявшись царской расправы, затворятся в городе и не пустят к себе в Казань ни самого царя, ни своих послов. И такой хитростью обманули его послы. И поймали, как медведя, но не крепкими охотничьими сетями, а лестью и лукавыми словами.
И не взяв царь с собою ни силы многие, ни стѣнобитнаго наряду огненаго, ни стрѣлцовъ, но токмо своих варваръ 3000 и два воеводы московских. Единъ посланъ на брежение царю в Казани быти с нимъ — князь Дмитрей Белской, и с тѣм тако же рабовъ и домочадцевъ его 1000; другий же воевода — князь Дмитрей Палецкой, и тому повелено бѣ до Казани провадити и поставить царя на царство, и возвратитися.
И не взял царь с собой ни большого войска, ни стенобитных орудий, ни стрельцов, взял только три тысячи своих варваров и двух московских воевод. Один из них — князь Дмитрий Бельский — был послан для охраны царя и должен был остаться с ним в Казани, при нем была тысяча слуг его и домочадцев; другому же воеводе — князю Дмитрию Палецкому — было приказано лишь проводить царя до Казани, поставить его на царство, а затем возвратиться.
И пришед тамо царь, и въстрѣтиша его казанцы, в пансырех и в доспѣсѣхъ одѣяни, не з дары царьскими, со оружми кровь льюще. И взяша царя единаго неволею в Казань, без воеводы его, и с ним в число болшихъ его мурзъ и князей 100 человекъ. И тѣх емше, в тѣмницах заключиша, а прочих тѣхъ избиша всѣх на поле, на встрѣче царя, не пущая во град.
|
|
|
И пришел туда царь, и встретили его казанцы одетыми в панцири и доспехи, не с царскими дарами, а с оружием, проливающим кровь. И впустили они царя в Казань против его воли одного, без воеводы, и с ним князей и мурз его сто человек. И, схватив их, заключили в темницах, а всех остальных перебили на поле, когда встречали царя, не пустив их в город.
И видѣв воевода, князь Дмитрей, стрясшееся сие зло над царемъ и проводивъ его с плачемъ и со слезами, поклонився царю, и ни единыя нощи препочивъ, тако бо ему велено, и возвратися, скоро бѣжа, повѣдая сие самодержцу. Казанцы же отпустиша воеводу к Москвѣ, ни единаго словесе худа рекше ему, а после и каявшеся, что отпустивше его.
И, видя стрясшееся с царем несчастье, проводил его воевода, князь Дмитрий, с плачем и со слезами поклонившись царю, и, не отдохнув ни одной ночи, как было ему велено, возвратился очень скоро в Москву, рассказав обо всем самодержцу. Казанцы же отпустили воеводу в Москву, ни одного худого слова не сказав ему, а после раскаивались, что отпустили его.
|
|
|
А другий же воевода со царем остася, и даша ему дворы стояти за городомъ, на посаде. И не брежаху его, да како хощетъ, но токмо ко царю ѣхати не дадяху ему и к Москвѣ возвращаху, да идет от них без боязни и со всѣми своими, неврежен ничим же, а о царѣ да не тужит. Онъ же паче изволи умрети у них со царемъ, неже, оставльше его жива, единъ возвратитися и умрети на Москвѣ.
Другой же воевода остался с царем, и дали ему дворы для постоя за городом, на посаде. И не сторожили они его, предоставляя жить по своему усмотрению, но только к царю ездить не давали и уговаривали его вернуться в Москву: пусть-де идет от них без страха со всеми своими людьми, ни в чем не понеся ущерба, а о царе-де не тужит. Он же предпочитал умереть у них вместе с царем, нежели, оставив его живого, одному возвратиться и умереть в Москве.
Глаголю же о нем, яко в том бѣ воеводѣ болшая измѣна казанцемъ, и сего ради они ходяще войною и не воеваху ни селъ, ни градовъ его, но около их обхожаху, и ни куряти единаго не взимаху. Посему, знати есть, яко прелагатай бѣ.
|
|
|
Скажу же о нем, что был тот воевода тайным другом казанцев, поэтому они, ходя войной на Русь, ни сел, ни городов его не разоряли, но обходили их стороной, не взимая с него дани ни одним куренком. Поэтому следует знать, что был он предателем.
И бысть тогда в Казани царь месяцъ единъ в лѣта 7054-го года, не яко царь, но яко плѣнникъ, изыманъ, крѣпко брегомъ — не испущаху его из града гуляти со своими его никаможе. И видѣ себе от казанцев неизбытною бѣдою одержима, и тужаше, и плакаше, и втай небеснаго Бога моляше по вѣре своей, но и руских святыхъ на помощъ призываше, и мысляше, како бы освободитися от напрасныя смерти.
И пробыл тогда царь в Казани всего один месяц, в году 7054 (1546), не как царь, но как пленник, схваченный и крепко охраняемый, — никуда не отпускали его гулять из города с приближенньши его. И, видя, что ввергнут он казанцами в непоправимую беду, тужил он и плакал, и в тайне молил своего Бога, и русских святых на помощь призывал, и раздумывал, как бы избежать жестокой смерти.
И в царския мѣсто власти смиряшеся пред ними и повиновашеся, и ни в чем же имъ прерѣковаше, и славны пиры на них творяше по вся дни, и дарове имъ подаваше, не царству же хотяше, но тѣм хотяше нѣкако смерти горкия избыти. Они же царскую его честь и дары со смирением ни во что же вмѣняху, но и сосуды его сребреныя и златыя, разставленыя пред ними на столѣх, разграбляху, сердце его раздражающе, злии, даромъ, да что имъ речетъ, и они, вскочивше ту, и разсѣкутъ его мечи, аки сыроятцы звѣрие овча или козла разсторгнутъ.
|
|
|
И вместо того чтобы показывать царскую свою власть, смирялся он перед ними, и повиновался им, и ни в чем не прекословил, и каждый день устраивал для них славные пиры, и одаривал их подарками, не на царстве стараясь утвердиться, но желая тем избежать горькой смерти. Они же царскую его честь и дары, подносимые им со смирением, ни во что не ставили, но, злые, расхищали сосуды его, серебряные и золотые, расставленные перед ними на столах, понапрасну выводя его из себя; если же он что-нибудь говорил им, то они тут же, вскочив, готовы были рассечь его мечами, словно звери-сыроядцы — разорвать овцу или козла.
Но царская смерть без вѣдома Божия не бывает, ни проста коегождо человѣка, вся бо умирает судом его, Божиими дланми соблюдаеми: никто же можетъ от человѣкъ убити до реченнаго ему дни.
Но царская смерть без ведома Божия не случается, так же как и смерть любого другого человека, ибо все Божьими руками охраняемы: умирают по суду его, никто не может быть убитым до назначенного ему дня.
И вложи Богъ милосердие о царѣ, вѣрнаго ради его страданиа за християны, въ сердце болшаго князя — властителя казанскаго Чюры Нарыковича;[102] власть бо тогда над всѣми велику имѣяше в Казани Чюра. Князь же той, возрѣвъ на царя человѣколюбезнѣ и милостивно, пожалѣ о нем сердцемъ и душею своею и припаде ко царю вѣрною приязнию нелѣстною, добру помочь ему дая совѣтомъ своимъ, печаль от него отрѣвая и время, подобно к бѣжанию его, сказуя, избавляя царя от неповинныя смерти, оболгаетъ казанцевъ и сказуетъ ему и волмож московскихъ, доброхотящих Казани, и вѣсти повѣдающе о злѣ, и о добрѣ, подаваше имъ, и дары от того у них велики взимаше. Царь же даде ему и грамоты, вѣры для, ихъ за печатми ихъ.
И в награду за праведные страдания царя за христиан вложил Бог жалость к нему в сердце знатного князя-правителя Чуры Нарыковича; имел тогда Чура большую власть надо всеми в Казани. И князь этот, посмотрев на царя человеколюбиво и милостиво, пожалел его сердцем своим и душою и привязался к царю преданно и искренне, оказывая ему большую помощь своими советами, отгоняя от него печаль и указывая ему время, подходящее для его побега, и тем избавляя царя от незаслуженной смерти; доносил он ему на казанцев, а также назвал и тех московских вельмож, что были казанскими доброхотами, и, узнавая плохие и хорошие новости, передавал их казанцам, получая за это от них богатые дары. И для верности передал царю грамоты, скрепленные их печатями.
Казанцы же неотложно, с того дни и сего дни, хотяху царя убити, но побѣждаше смирение его. И пресѣцаше думу Чюра, и день от дне отлучаше. Во един же день праздника нѣкоего срацынскаго — обычай имѣют казанцы праздновати и веселитися, и в корчемницахъ испивати, в той же день зва царь на обѣдъ свой всѣх казанскихъ велмож и властей, и судей всѣх, пребывающих в ратномъ дѣле, и всѣх купцевъ великих, и добыточныхъ людей, и простых, учрежаше ихъ сам в полатах царскихъ учрежениемъ великимъ. Протчему же народу градскому повелѣ брашна и пития, и меду, и вина возити, великия сосуды мѣрныя изналивати, и неизчерпаему быти, и поставляти на царевѣ дворѣ и площади, и вездѣ по граду: и по улицам, и по переулкамъ, и на распутиях, идѣже собираются людие и куплю дѣют, и ходятъ, и минуютъ, — и давати имъ пити невозбранно до воли ихъ. Такоже и воеводы царевы вся, приходящыя к нему, накормлеваше и напояваше, и одаряше ихъ, улановей же и князей, и мурзъ. И вси упивахуся до пияна и разъѣзжахуся по домом своим. Простыя же люди по улицам лежаху, коиждо гдѣ възвалився. И вси царя похваляху, убозии же и нищии Бога о немъ моляху.
Казанцы же, не медля, со дня на день хотели убить царя, но побеждало их его смирение. И отговаривал их Чура, и день за днем откладывали они убийство. В один же день некоего сарацинского праздника — казанцы имеют обыкновение устраивать праздники, и веселиться, и в корчемницах напиваться — созвал царь на обед к себе всех казанских вельмож, и правителей, и судей всех, и ратных людей, и всех богатых купцов, и зажиточных людей, и простых граждан и разместил их сам в царских палатах по своему царскому усмотрению. Прочему же народу городскому повелел он возить еду, и питье, и мед, и вина, наливать их в большие сосуды и следить, чтобы не кончалось в них вино, и расставить их на царском дворе, и на площади, и по всему городу: и по улицам, и по переулкам, и на перекрестках, где собираются люди на торг, и ходят, и переходят, и давать им беспрепятственно пить, сколько они захотят. Также и всех царских воевод, приходящих к нему, кормил он, и поил, и одаривал — уланов, и князей, и мурз. И упились все допьяна и разъехались по домам своим. Простые же люди лежали прямо по улицам, кто где повалился. И хвалили все царя, убогие же и нищие Бога о нем молили.
И никто же тогда никого же стрежаху, и моглъ бы царь, аще бы восхотѣл, от великих и до малых, и до худых всѣх избити во граде. Но или собою не домысляся, или вразумити его нѣкому на сие, но толко своими руками уби нарочитых князей и мурзъ, но и болшихъ волмож пьяных с собою ухвати и умча. Проспалися, в чепѣх и во оковах ведомы, на пути и плакахуся зло совѣсти своея и недомышляхуся.
И никто тогда никого не стерег, и мог бы царь, если бы захотел, всех перебить в городе от мала и до велика, всех без исключения. Но или сам он до этого не додумался, или некому было его вразумить, только убил он своими руками одних лишь знатнейших князей и мурз, богатых же вельмож, пьяных, с собою захватил и увез. Проснулись они уже в пути, ведомые в цепях и оковах, и зло плакали они от стыда, и не могли понять, как все случилось.
Царю же изготовившуся и воеводе его, и нощи дня того приспѣвши, во граде же всѣмъ людем пияным, малу и велику, и проводи царя из Казани до Волги Чюра, изпустивъ его и бѣжати изнарови. И рече ему: «Аз, царю, вмѣсто тебе умру и моя глава вмѣсто твоея главы. Ты же, мною избавленъ бывъ от смерти, не забуди мене: егда будеши на Москвѣ, прежде мене станеши пред самодержцем, и воспомяни ему о себѣ и о мнѣ вся повѣдай». Сказа Чюра всю свою мысль царю, яко: «И аз готовъ буду за тобою из Казани бѣжати к Москвѣ на имя самодержцево: аще ли не побѣгну, то быти ми убиену от казанцевъ про изпущение твое». И совѣт ему даде, яко да дождетъ его царь на нѣкоемъ мѣсте знаемѣ, день ему нарече, да з женами своими и з дѣтми, и с рабы, и со всѣм имѣниемъ своим, не мочавъ нимало, побѣгнетъ за ним к рускимъ людемъ и украинам.
Когда же царь и воевода его были готовы к побегу и настала ночь того дня, а горожане все были пьяны от мала до велика, проводил Чура царя из Казани до Волги, выпустив его и уговорив бежать. И сказал ему так: «Я, царь, вместо тебя умру и отдам свою голову вместо твоей. Ты же, избавленный мною от смерти, не забудь меня: когда будешь в Москве и раньше меня предстанешь перед самодержцем, поведай ему о своем спасении и расскажи все обо мне». И открыл Чура царю весь свой замысел: «И я готов бежать вслед за тобой в Москву и перейти на службу к самодержцу: ведь если я не убегу, то убьют меня казанцы за то, что отпустил тебя». И условились они, что дождется его царь в некоем известном им месте в назначенный день, а он с женами своими, и с детьми, и со слугами, и со всем своим скарбом, не медля, побежит вслед за ним к русским людям в пограничные земли.
Разгнѣвася бо Чюра князь на казанцевъ о царѣ Шигалии, что лѣсть сотвориша над царем не по совѣту его, и взяша царя на вѣре и ротѣ велицей, и восхотѣша его убити, аки нѣкоего злодѣя или худа человѣка, Бога не убоявшеся и брань конечную и кровопролитие зачинающе с московским самодержцем на отмщение себѣ и чадомъ своим.
Ибо разгневался князь Чура на казанцев из-за царя Шигалея за то, что обманули они царя, не послушавшись его совета, и, клятвенно пообещав ему безопасность, захотели убить его, словно какого-нибудь злодея или безвестного человека, не побоявшись Бога и затеяв кровопролитную войну с московским самодержцем, уготовив тем месть себе и своим детям.
И пущенъ бысть царь из Казани Чюрою, реку Богомъ, здрав побѣгли и воевода его, князь Дмитрей, со всѣми его отроки, неврежденъ ничем: воевода же не стрегом казанцы, развѣе царя блюдяху крѣпко. И побѣжаху к руским украинам, к Василь-городу, в борзоходных стругахъ, токмо з душами своими, яко же роженны, да едины главы своя унесутъ от напрасныя смерти, всю казну свою в Казани покинувше, сребреную и златую, и оружейную, и ризную, избывъ от тѣнята, яко птица от пругла на воздухъ излѣтевъ, второе избывъ от рукъ казанцевъ, от страха смертнаго. И забы царь, и не пожда на мѣсте реченнѣм друга своего Чюры Нарыковича, избавльшаго его от смерти.
И, выпущенный Чурой, я же скажу — Богом, побежал царь из Казани, здоров и невредим, и с ним воевода его, князь Дмитрий, со всеми своими отроками: воеводу ведь казанцы не стерегли, только за царем строго следили. И побежали они к русским границам, к городу Васильеву в быстроходных стругах, ничего не имея за душой, в чем мать родила, чтобы только головы свои унести от жестокой смерти, бросив всю казну свою в Казани: золото, и серебро, и оружие, и одежду, освободясь от пут, словно птица, вырвавшаяся на воздух из сетей, во второй раз уйдя от казанцев, от страха смертного. И забыл царь и не подождал в назначенном месте друга своего Чуру Нарыковича, избавившего его от смерти.
Во утрии же день приѣхаша нѣцыи князи и мурзы надзирати царя и видѣша двор царевъ пустъ стоящъ: ни входящих вонь и низходящихъ из него, и не бѣ стражей, ни бѣрежателей, ни слуг царевых, предстоящих ему. И поискавше царя в ложницах его, и не обрѣташе ни во единой храминѣ. И видѣша токмо стрежателей царевыхъ, лежащих изсѣченых. Они же рекоша: «Охъ! Охъ! Увы, яко прелщени есмя, всякъ посмиется нам, вѣдомо бо казанцем бѣжание царево».
Утром же следующего дня приехали некие князья и мурзы следить за царем и увидели, что двор царев стоит пуст: не было видно ни входящих в него, ни выходящих, ни стражей, ни охранников, ни слуг царских, прислуживающих ему. И, поискав царя в спальнях его, не нашли его ни в одной из комнат. И увидели они только побитых стражников царских. И сказали они:«Ох! Ох! Увы! Обмануты мы, и каждый теперь посмеется над нами, когда узнают казанцы о бегстве царя».
И гнашася за нимъ и вѣдуще, яко не согнати его, и между собою которахуся и пряхуся овъ на того, овъ на иного, и много избиша меж собою неповинных. Гнѣвахуся вси на Чюру, унимаше бо ихъ о убитии царя, и роптаху нань, и зубы скрѣжетаху. Инии же почитаху Чюру за храбрость его и за высокоумие его во всемъ граде.
И погнались они за ним, и, поняв, что не смогут его догнать, начали между собою ссориться и браниться, один наскакивая на другого, и убили многих неповинных. Гневались все на Чуру, ибо унимал он их, когда хотели они убить царя, и роптали на него, и скрежетали зубами. Другие же почитали Чуру за его храбрость и за то, что был он самым умным в городе.
Чюра же, по времени собрався з женами своими и з дѣтми, — с ним же бѣ 500 служащих раб его, во оружиях одѣяны, всѣх ратник с ним 1000 и присталых к нему со всѣм богатесвомъ князи з женами и з дѣтми, аки в села своя поѣха прохлажатися ис Казани. И побѣжа к Москвѣ спустя по царѣ Шигалѣи десять дней и догнав мѣста реченнаго, и не обрѣте царя ждуща его. И горко ему бысть в той часъ.
Чура же через некоторое время, собравшись с женами своими и детьми, — было с ним пятьсот вооруженных рабов, служивших ему, всех же воинов с ним была тысяча, так как присоединились к нему некоторые князья со всем богатством своим, с женами и детьми, — будто бы в села свои поехал прогуляться из Казани. И побежал он в Москву через десять дней после царя Шигалея, и достиг назначенного места, и не нашел там царя, ждущего его. И горько ему было в тот час.
А казанцы, увѣдавше бѣжание Чюры и гнавшеся за ним, и догнавше. Онъ же, обострожився от нихъ в мѣсте крѣпце, чая отбитися от нихъ. И бившеся с ними долго. И убиша своего храбраго воеводу Чюру Нарыковича и с сыном его, и со всѣми отроки его, яко прелагатай есть Казани, доброхота царева. И токмо живѣ женѣ его с рабынями ея в Казань возвратиша. И болши сея любви нѣсть ничто же, еже положити душю свою за господина своего или за друга.
А казанцы, узнав о бегстве Чуры, погнались за ним и догнали его. Он же отгородился от них в удобном месте, надеясь отбиться, и долго сражался с ними. И убили они храброго своего воеводу Чуру Нарыковича с сыном его и со всеми отроками его как изменника Казани и царского доброхота. И только жена его с рабынями живой возвратилась в Казань. И нет ничего выше той любви, когда отдают душу за господина своего или друга.
О ТРЕТИЕМЪ ВЗЯТИИ ЦАРЯ САП-КИРЕЯ НА ЦАРСТВО И О СКОРБИ ЕГО, И О СМЕРТИ, И О ЦАРИЦЪ ЕГО, И О КАЗНИ ВЕЛМОЖ МОСКОВСКИХ, И О ПОСЛАНИИ ВОЕВОД МОСКОВСКИХ НА КАЗАНЬ. ГЛАВА 26
О ВЗЯТИИ В ТРЕТИЙ РАЗ НА ЦАРСТВО ЦАРЯ САФА-ГИРЕЯ, И О СКОРБИ ЕГО, И О СМЕРТИ, И О ЦАРИЦЕ ЕГО, И О КАЗНИ МОСКОВСКИХ ВЕЛЬМОЖ, И О ПОСЛАНИИ ВОЕВОД МОСКОВСКИХ НА КАЗАНЬ. ГЛАВА 26
И по избѣжании царя Шигалѣя ис Казани идоша казанцы в Нагаи, за Яикъ, и молиша царя Сап-Кирея, да изыдетъ паки третье к нимъ на Казань царемъ,[103] ничтоже бояся. Онъ же радъ бысть и пойде с ними, прииде с честию в Казань. И встрѣтиша с дары царскими и умиришася с ним. И царствова напослѣдок два лѣта, и злѣокаянную свою душю изверже.[104]
И после бегства царя Шигалея из Казани отправились казанцы к ногаям, за Яик, и молили царя Сафа-Гирея, чтобы, ничего не боясь, пошел он к ним снова в третий раз царем в Казань. Он же был рад, и пошел с ними, и пришел с честью в Казань. И встретили его казанцы с царскими дарами и помирились с ним. И царствовал он напоследок два года и испустил злоокаянную свою душу.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 249; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!