Подготовка текста и перевод Т. Ф. Волковой, комментарии Т. Ф. Волковой и И. А. Лобаковой 12 страница
Словес Божиих суд! Мечь и копие не уби его, и многажды на ратѣх смертныя раны возлагаху нань, нынѣ же, пьянъ, лице свое и руце умываше и напрасно занесеся ногама своима, и главою о умывалничный теремец ударися до мозгу, и о землю весь разразися, и всѣ составы тѣла его разслабишася, и не успѣвшим его предстоящим скоро подхватити. И от того умре того же дни, глагола сие, яко: «Нѣсть ино ничто, но кровь християнская уби мя». И всѣх лѣтъ царствова на Казани 32 лѣта.
О суд Божий! Не убили его меч и копье и много раз в боях наносили ему смертельные раны, теперь же, пьяный, мыл он руки свои и лицо, и покачнулся на ногах, и разбил голову об умывальник до мозга, и упал на землю, и разбился, и все суставы его расслабились, и прислуживавшие ему не успели подхватить его. И от этого умер он в тот же день, проговорив: «Не что-нибудь, а кровь христианская убила меня». И всего процарствовал он в Казани тридцать два года.
И, умирая, царь приказа царство свое меншей царице[105] своей, начаяся нѣчто сынъ родится ему от нее, а трем женам раздѣли имѣние царское и отпустити велѣл во отечествия своя ихъ. Они же поѣхаша: болшая в Сибирь ко отцу своему, а вторая к Астраханскому царю, третяя жена въ Крымъ к братии своей, княземъ Ширинскимъ. Четвертая же бѣ руская плѣнница, дочь нѣкоего князя славна. И та по возвращении царя из нагай в Казань умре в Казани.
|
|
|
И, умирая, передал царь свое царство младшей своей царице, надеясь, что родится у нее его сын, а имение царское разделил между другими тремя женами и велел отпустить их каждую в свое отечество. И поехали они: старшая — в Сибирь, к отцу своему, вторая — к астраханскому царю, третья жена — в Крым, к братьям своим, князьям Ширинским. Четвертая же была русской пленницей, дочерью некоего славного князя. Она после возвращения царя от ногаев в Казань умерла в Казани.
И по смерти царевѣ востала брань велика и убийство в велможахъ его, и ругание злогласно, и крамола губителная: не хотяху бо слушати казанцы и покарятися менший болшимъ, коимъ царство приказано беречи, но вси велики творяхуся и вси хотяху владѣти в Казани, и друг друга убивающе.
И началась после смерти царя между вельможами его яростная борьба, и убийства, и злая ругань, и крамола губительная, ибо не хотели менее знатные казанцы слушаться и покоряться более знатным, которым приказано было беречь царство, но все главными себя возомнили, и все хотели править в Казани и убивали друг друга.
А инии же крамолницы бѣгаху к Москвѣ ко царю и великому князю служити. Онъ же, не бояся, приемля ихъ и дая имъ потребная неоскудно. И се видяще, инии забываху родъ и племя. К Москвѣ выѣзжаху казанцы до 10 000 на Русь. Божие слово рече во Евангелии: «Аще кое царство станетъ само на ся, то вскорѣ разорится».
|
|
|
А иные же крамольники убегали в Москву служить царю и великому князю. Он же, не боясь, принимал их и давал им необходимое, не скупясь. И, видя это, иные забывали свой род и племя. И выехало казанцев в Москву, на Русь, до десяти тысяч. Слово Божие говорит в Евангелии: «Если какое-либо царство станет само на себя, то вскоре разорится».
Царь же Шигалий из Казани на Коломну прибѣжав, яко ястреб, борзо прелѣтев путную долготу, ту бо стояше того лѣта царь и великий князь с силами своими, мужествуя на крымскаго царя. И втай наедине возвѣсти ему Шигалий о себѣ,[106] како поглощенъ хотяше от казанцевъ быти и еже рядцы его болшие казанцем дружаху и поноровляху, яко навѣтом ихъ казанцы хотѣша его убити, Показа же ему и грамоты их за печатми ихъ.
Царь же Шигалей из Казани быстро, словно ястреб, перелетев долгий путь, прибежал в Коломну, где стоял в том году царь и великий князь с силами своими, доблестно воюя с крымским царем. И тайно, наедине, рассказал ему Шигалей, как хотели его погубить казанцы и о том, что его, самодержца, ближайшие советники были в сговоре с казанцами и потрафляли им и что по их навету казанцы хотели его убить. Показал он ему и грамоты их, скрепленные их печатями.
|
|
|
Царь же и великий князь возъярися и рыкнувъ, яко лѣвъ, зло и, вправду обыскавъ и испытавъ християнскихъ губителей и бусорманских понаровниковъ, сослати повелѣ трех своих боляр, великихъ велможъ, лесть творящих, главной казни предати. Четвертый же болший и той смертным зелием опився уже после ихъ.[107] К сим же и иных, вѣдающихъ дѣло сие, но не творящих, тии же бѣжанием смерти избыша и казни, и нѣгдѣ укрывшеся гнѣва его, живше до времени и обославшеся инѣми, и паки прияти быша во свой санъ.
Царь же и великий князь разъярился и, рыкнув зло, словно лев, и учинив строгий допрос губителям христиан и басурманским приспешникам, повелел сослать трех своих бояр, знатных вельмож, бывших в заговоре, и предать их смертной казни. Четвертый же знатный сам принял яд уже после их смерти. К этим же прибавил он и иных, которые знали об этом заговоре, но сами в нем не участвовали, но те бегством избежали смерти и казни, и жили до времени в некоем месте, укрывшись от гнева его, и, когда поручились за них другие, снова были утверждены в своем сане.
|
|
|
Царь же и великий князь о том посмѣянии ему казанцевъ, еже о царѣ Шигалие, болитъ душею и снѣдается сердцем и недугуетъ злобою. И на другое лѣто по нем посла за сию лестную измѣну казанския земли воевати дву своихъ воевод преславных: превеликаго воемъ наставника храбраго князя Семиона Микулинскаго, достойно его памяти не забыти, и князя Василья Оболенскаго Сребренаго[108] — и с ними на лехкѣ рати с копии многочисленых и бойцовъ огненых, и стрелцовъ.
Царь же и великий князь из-за всего случившегося с царем Шигалеем, из-за этой насмешки над ним казанцев озлобился, и болела у него душа, и ныло сердце. И послал он на следующий год разорить за ту коварную измену казанские земли двух своих прославленных воевод: великого наставника воинов храброго князя Семена Микулинского — да сохранится память о нем! — и князя Василия Оболенского Серебряного и с ними налегке многочисленных воинов, вооруженных копьями, и пищальников, и стрельцов.
И отпущаше ихъ, говорит имъ слово свое царское с любовию: «Вѣсте ли, о силмии мои, каков пламень горит в сердцы моем о Казани и не угаснетъ никогда же?! И воспомяните тогда, что благоприяли от отца моего, а от меня же, аще и мало: се еще нынѣ вамъ время предлежитъ любовъ показати ко мнѣ потщаниемъ службы, еже нелестно, на враги моя, и, аще угодно послужите и печаль мою утѣшите, то многимъ благимъ и паче первыхъ повинна мя вам дарователя имѣйте, о друзи. И се ми надежда моя великих воеводъ и благородных юнош». И сими словесы дерзостных сотвори, и отпущает Волгою в лодияхъ, заповѣдавъ имъ не приступати к Казани, сам бо мысляше ити, изготовяся, какъ ему время будетъ.
И, отпуская их, говорит он им с любовью слово свое царское: «Знаете ли, о сильные мои, какой пламень горит в сердце моем из-за Казани и не угаснет никогда?! Вспомните же все доброе, что получили от отца моего и от меня, пусть даже от меня и мало еще: теперь подошло вам время показать любовь вашу ко мне усердной и преданной службой против врагов моих, и если хорошо послужите и печаль мою утешите, то больше прежнего, о друзья, награжу вас многими дарами. И теперь надеюсь я на первых моих воевод и благородных юношей». И, вдохновив их такими словами, посылает он их Волгою, в ладьях, наказав им не подступать к Казани, ибо сам намеревался, приготовившись, идти туда, когда подоспеет время.
Похвалю же мало время предобраго воеводу и всѣми любимаго князя Симиона. Таковъ бо обычай имѣ: умомъ веселъ всегда и свѣтел лицем, и радостенъ очима, и тих, и кроток, и не имѣя гнѣва ни на кого же своих воин, но на противныя ему ратныя, и силенъ в мужествѣ, и славен в побѣдах, и в скорбѣхъ терпѣливъ, и наученъ мѣтати копием и укрыватися от стреляния, и на обѣ руки стрѣляти в примѣту, и не погрѣшити.
Воздам же коротко хвалу добрейшему воеводе и всеми любимому князю Семену. А был он таков: умом всегда живой и лицом светел, с радостными глазами, тихий и кроткий; не держал он гнева ни на кого из своих воинов, только на вражеских ратников, и был он доблестен и славен победами своими, и терпелив в несчастьях, и хорошо умел метать копье и укрываться от стрельбы, и мог обеими руками стрелять в цель и не промахнуться.
Тот же воевода, князь Семенъ, з другимъ воеводою уязвляется сердцемъ и вооружается крѣпце, со многими ратными храбрыми шедше, повоеваша много казанския области и кровию наполниша черемиская поля, и землю покрыша варварскими мертвецы, а Казань град мимо идоша неподалеку, толко силу свою показавше казанцем, не приступающе ко граду.
И загорелись сердца у того воеводы князя Семена и другого воеводы, и хорошо вооружились они, и, подойдя со многими храбрыми воинами, разорили много казанских земель, и наполнили кровью черемисские поля, и покрыли землю мертвыми варварами, а город Казань обошли стороной неподалеку от него, только силу свою показав казанцам, не подступая к городу.
А велми и зѣло мочно бѣ и невеликим трудом Казань тогда взяти, занеже пришли воеводы не с вѣдома в землю Казанскую, а во граде мало людей было: всѣ улановѣ и князи и мурзы разъѣхашася по селом своимъ гуляти з женами своими и з дѣтми. И царя во граде нѣтъ: наѣхаша бо его на полѣ, с ловящими птицы и со псы ѣздяше и ловы дѣяше, тѣшашеся просто в мале дружине своей. И убиша 3000 казанцевъ, бывшихъ с нимъ, и шатры его, и казну ту всю разграбиша, и болшую кормлю хлѣба его взяша, и самого царя мало не взяша, едва убѣжа самъ на возвращение с пятию или з десятию человеки, и град осади.
А можно было, и даже очень легко, взять тогда Казань, поскольку пришли воеводы неожиданно в Казанскую землю, а в городе было мало людей: все уланы, и князья, и мурзы разъехались гулять по своим селам с женами и детьми. И царя не было в городе: наехали на него в поле, когда он, развлекаясь, охотился с ловчимн птицами и собаками, и была при нем лишь небольшая дружина. И убили они три тысячи казанцев, бывших при нем, и разграбили шатры его и казну, и забрали много хлеба, и самого царя едва не взяли — еле удалось ему убежать назад с пятью или десятью людьми и затвориться в городе.
И видѣвъ, яко прошли уже Казань, и в третий день собрався и посла за ними 20 000 казанцевъ на похвалѣ, мняшеся и похваляяся ста тысящъ не боятися руси и, догонячи, переняти пути и воевод московских убити, и повоевати предѣлы руския. Воеводы же, услышавше за собою погоню, и сташа, крѣпце нѣгде укрывшеся. Казанцы же три дни гнашася за ними и утомишася сами и кони ихъ, и падоша почивати, аки мертви, чающе ушедше воевод у нихъ.
И когда увидел он, что русские прошли уже мимо Казани, на третий день собрался он и послал за ними двадцать тысяч казанцев, похваляясь при этом, что не испугаются они стотысячного русского войска, и, догнав его, преградят ему путь, и поубивают московских воевод, и пограбят русские земли. Воеводы же, услышав за собою погоню, остановились, надежно укрывшись в некоем месте. Казанцы же три дня гнались за ними, и утомились они и кони их, и попадали они, как мертвые, на отдых, думая, что ушли от них воеводы.
Воеводы же изшедше из мѣста своего и поидоша тихо к брегу, гдѣ казанцы спятъ. И послаша ихъ подзирати, и видѣша, что крѣпко спяху всѣ и оружые с себя помѣташа, и стражей нѣтъ, и стада конския далече от нихъ пасутъ, и никого же боятся, потому что во своей земли. И вои преже на нихъ шедше и отгнаша коней от нихъ. И вострубиша в трубы ратныя и в сурны, и нападоша на нихъ в полудни, вару сущу и зною велику, и побиша ихъ 17 000, а 2000 взяша в плѣнъ, а тысящу нездравыхъ и язвеных и убѣгших в лѣсы.
Воеводы же вышли из укрытия своего и пошли тихо к берегу, где спали казанцы. И послали понаблюдать за ними, и увидели посланные, что все крепко спят, поснимав с себя оружие, и дозорных нет, и конские стада от них далеко пасутся, и никого не опасаются, потому что находятся на своей земле. И пошли воины сначала к ним и отогнали коней от казанцев. И вострубили они в ратные трубы и в сурны, и напали на них в полдень, в самый жар и зной, и побили их семнадцать тысяч, а две тысячи взяли в плен, и лишь тысяча покалеченных и раненых убежала в леса.
И с великимъ полономъ казанскимъ воеводы приидоша к Москвѣ здравы всѣ, и нимало ихъ не паде. И радъ бысть велми царь и великий князь. Повелѣ одарить воеводъ своихъ и все войско издоволи, ходившия с ними, царскими дарованьми, яко забыти имъ вся труды своя, еже ходяще подъяху нужнымъ путемъ.
И с большим казанским полоном пришли воеводы в Москву, все здоровые — никто из них не погиб. И рад был очень царь и великий князь. Велел он одарить воевод своих, и всем воинам, ходившим с ними, раздал царские дары, чтобы забыли они все тяготы свои, которые перенесли, пройдя этот тяжелый путь.
И се бысть первая началная побѣда сего самодержца нашего над злою Казанью. И ни тако же царь с казанцы своими устрашися, ни смирися с московскимъ самодержцемъ, не преста от злого обычая своего, еже воевати Руския земля. И в борзе умре: по возвращении же своем из Нагай царствова и по той побѣде толко два лѣта.
То была первая победа этого нашего самодержца над злою Казанью. Но не устрашился царь с казанцами своими, не помирился он с московским самодержцем, не отказался от злого обычая своего разорять русские земли. И вскоре умер он; после возвращения его от ногаев и того поражения своего царствовал он только два года.
В то же лѣто, в не же умре царь казанский, начатъ царь и великий князь рать свою подвизати, и премѣняя войско свое по вся лѣта, на Казанскую державу. Неисходимо воинство руское бываше по седмь лѣтъ ис Казанския области, донелѣже, смиривъ ю тѣмъ, одолѣ и взятъ.
В тот же год, когда умер казанский царь, начал царь и великий князь посылать свою рать на Казанскую державу, каждый год обновляя войско. Семь лет не уходило русское воинство из Казанской земли, до тех пор, пока, смирив ее и одолев, не взял он Казани.
О ПЕРВОМЪ ХОЖЕНИИ САМОГО ЦАРЯ И ВЕЛИКАГО КНЯЗЯ X КАЗАНИ И О ИЗЛЮБЛЕНИИ ЕГО МѢСТА ГРАДНАГО. ГЛАВА 27
О ПЕРВОМ ПОХОДЕ САМОГО ЦАРЯ И ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ НА КАЗАНЬ И О ТОМ, КАК ПРИГЛЯНУЛОСЬ ЕМУ МЕСТО ДЛЯ ПОСТРОЙКИ ГОРОДА. ГЛАВА 27
Царь же и великий князь, слышав царя казанскаго Сап-Кирея, злаго воина, лютаго звѣря, кровопийцу, злѣ умерша и в велможахъ его и во всѣх казанцех возмущение и брань, и самоволие великое, и подвижеся умом и сердцемъ уязвися, и разгорѣся божественою ревностию по християнствѣ. И в третие лѣто царства своего собра вся князи и воеводы, и вся руская воинства многа и поиде самъ х Казани во многих тысящах в зимнее время в лѣта 7058-го года.
Царь же и великий князь, услышав, что казанский царь Сафа-Гирей, неистовый воин, лютый зверь и кровопийца, умер злой смертью и что между вельможами его и всеми казанцами начались междоусобицы и борьба, и царит там самоволие, взволновался умом и уязвился сердцем, и разгорелся божественным усердием защитить христианство. И в третий год своего царствования собрал он всех князей, и воевод, и все русское воинство и в зимнее время, в году 7058 (1550), сам пошел к Казани со многими тысячами.
И велика бысть нужа воемъ от стужи зимныя: и от мраза, и от глада мнози изомроша, и конскаго падежу безчислено бысть. Велика тогда зима и мразна, к тому же и весна приспѣ скоро, и дождь велик, и много его идяше месяцъ непрестанно — или Богь тако сотвори или волхвование казанских волхвовъ сие бысть, не вѣмъ, — яко и станам и становищам в войске потонути, и мѣстом сухим не обрѣстися, гдѣ стояти и огнемъ огрѣтися, и ризы своя просушити, и ядения сварити.
И была для воинов большим бедствием зимняя стужа, и многие поумирали от морозов и от голода, и коней пало бесчисленное множество. Зима тогда была долгой и морозной, к тому же и весна началась рано, и целый месяц непрестанно шли проливные дожди — не знаю, Бог ли так устроил или по волхвованию казанских волхвов это случилось, — так что все воинские станы и лагеря потонули в воде, и не было сухого места, где бы можно было остановиться, и обогреться у огня, и просушить одежду, и сварить еду.
И тогда того ради мало стояху у Казани, токмо три месяцы — от 25-го дни декабря месяца и до 25-го дни марта месяца. Приступаху ко граду по вся дни, биюще по стѣнам из великихъ пушекъ. И не преда ему Богъ Казани взяти тогда, яко царя не бѣ на царствѣ, не бы славно было взяти его.
Поэтому в тот раз недолго стояли русские под Казанью, только три месяца — с 25 декабря до 25 марта. Каждый день штурмовали они город, стреляя по стенам из больших пушек. И не дал Бог московскому царю и великому князю взять Казань, ибо не было там в это время царя на царстве и потому не славно было бы взять его.
И возвратися на Русь, и Казанскую землю всю почернивъ и опустошивъ, видѣвъ у града напрасное падение людей своихъ. И мимо идущимъ имъ путем по Волге, ледомъ, за 15 верстъ от Казани на рецѣ, зовомѣй Свияге, ей же устие в Волгу течетъ, и узрѣ ту меж двѣма рѣкама гору высоку и мѣсто пространно и крѣпко велми, и красно, и подобно к поставлению града. И возлюби е въ сердцы своемъ, но не яви тогда мысли своея воеводам, ни единому же не рече ничтоже имъ, да не разгнѣваются нань и паче времени не сущу: бѣ бо мѣсто пусто и лѣсъ велик по нему. Подле же обою рѣкъ, Звияги и Волги,[109] великия луги прилѣжатъ, травны велми и красны. Вдалѣ же от рѣкъ, в гору, села казанския стояху, в них же долняя черемиса живетъ — двѣ бо черемисы в Казанской области, языки ихъ три, четвертый же язык — варварский и той владѣяше ими:[110] едина убо черемиса об сю страну Волги сѣдят, промеж великих горъ, по удолиям, и та словетъ горняя; другая же черемиса об ону страну Волги живетъ, и та наричется луговая, низоты ради и равности земли тоя. И всѣ тѣ людие земли тоя пашницы и трудники, и злолютыя ратники. В той же странѣ луговой есть черемиса кокшаская и ветлуская: живутъ в пустынях лѣсных, ни сѣют, ни орутъ, но ловом звѣриным и рыбным извозомъ питаются и живутъ, аки дикие.
И возвратился он на Русь, пожегши и опустошив всю Казанскую землю, мстя за жестокую смерть своих людей у города. И когда шли они Волгою назад по льду, в 15 верстах от Казани, на реке, называемой Свиягой, устье которой впадает в Волгу, увидел он между двумя реками высокую гору и место, подходящее для постройки города: весьма просторное, крепкое и красивое. И полюбил он его всем сердцем, но не открыл тогда своего замысла воеводам, ни одному из них ничего не сказал, чтобы не разгневались на него: ведь место то было безлюдно и поросло густым лесом, больше же потому, что на это не было тогда времени. По берегам обеих этих рек — Свияги и Волги — простираются луга, богатые травами и красивые. Вдали же от рек, по склону горы, разбросаны казанские села, в которых обитает низовая черемиса, — ведь в Казанских землях проживают две черемисы, объединяющие три народа, четвертый же народ — варвары, которые и владеют ими: первая черемиса по эту сторону Волги сидит, между высокими горами по долинам, и называется она горной; вторая же черемиса живет по другую сторону Волги и зовется луговой из-за низости и ровности той земли. Жители же земли той все хлебопашцы и труженики, и свирепые ратники. В той же луговой стороне есть черемиса кокшайская и ветлужская; живут они в безлюдных лесных местах, не сеют и не пашут, но питаются охотой и рыбной ловлей и живут, как дикие.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 273; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!