ИЗ ХРОНИКИ КОНСТАНТИНА МАНАССИИ 10 страница
Когда же был убит Гектор, дерзкий сердцем, Приам обратился за помощью к амазонкам, и снова разгорелись ожесточенные бои, и многие погибли. Всеми оставлен был несчастный старец, и к Давиду, царю иудейскому, посылает, прося у него помощи. Но Давид не дал ему, либо потому что воевал с иноплеменниками, либо сторонясь эллинов и варваров, ибо они не знали Бога, а поклонялись идолам, и опасаясь, как бы не впали в тот же грех евреи, если будут посланы на помощь к <осажденным> троянцам, имеющим естественную склонность к пороку. Тавтания же, индийского царя, Приам умолил, и Мемнон явился с бесчисленным войском. Воины-индиане все были темнолики, так что эллины, увидев их необычный вид, испугались облика их и оружия, и испугались зверей, которых кормят индийцы, и задумали бежать под покровом ночи и снять осаду Трои. Но, однако, выступили против темноликих, и индийскою кровью обагрились поля, и струи Скамандра побагровели от крови.
В сих же наста жертовное еллином трьжество, паче же и варваром, и всѣмъ бѣ покой от ратей и трудов. И убо вои еллинстии и тройское множество въедино смешахуся, сьдѣяти ничтоже смѣяху. Бѣ же храмъ при станах добронырнаго Троя, идѣже часто приходя Ахилей видѣ Поликсению.[22] Он же увещеватися отаи творяшеся и сия лестию дѣяху Диифов и Парие. Якоже убо внидоша в церковь Аполона Алсеанина, клятвами связующе яже о Поликсении; Диифов убо приснѣе любляше Пилея, филея жениха сестрѣ своей нарицая его, близ же став, Александръ прободе его, и отскочив избеже з Диифовомъ.[23] Ахилей же паки на издыхании бѣ послѣднем. Ощюти же сиа, Дисевес, яздяше бо с нимъ, и с ннмъ Диоген Еа Теламонянин.[24] Вкупѣ же убо в церковь въскочивше, обрѣтоша ироа лежаще, кровми облиянна и угасша, дыхающа едва, и движуща языкъ, и хотящима очима его покрытися тмою. Якоже убо видѣста его, проплакаста, и нападь на перси его, Еа великий с плачем к Пилеу рече: «О ратем разрушителю и исполине крѣпкорукий, кто погубити тя возможе львояростънаго»! Он же, едва прогласив, рече: «Убиста мя Диифов и Парие лестию». И сия рек, и издыше толикий ирое. Ее же на рамо возложити тѣло Ахилеово горце, войску принесе плачася.
|
|
|
Вскоре после этого настало время, когда эллины, а также варвары торжественно приносили жертвы, и все отдыхали от ратного труда. И воины эллинские, и бесчисленное множество троянцев сошлись все вместе, не смея ничего злоумышлять. Был храм подле стен крепкобашенной Трои, где Ахиллес, не раз туда приходя, увидел Поликсену. Собрался он тайне с ней сговориться, а все хитростью подстроили Деифоб и Парис. Когда вошли они все в храм Аполлона Алсеанина, чтобы клятвами подтвердить все задуманное о Поликсене, Деифоб стал клясться в любви к Пелееву сыну, называя его милым женихом своей сестры, а Александр <Парис>, став рядом, пронзил его и, отскочив, выбежал вместе с Деифобом. Ахиллес же остался при последнем издыхании. Почувствовал недоброе Одиссей, приехавший с Ахиллесом, и с ним бывший благородный Аякс Теламонид. Вместе вбежали они в храм и увидели, что герой лежит, залитый кровью, угасает и едва может дышать и шевелить языком, и очи его вот-вот уже покроет тьма. Когда увидели это, то зарыдали, и упал ему на грудь Аякс Великий и с плачем обратился к Пелеиду: «О, завершитель сражений и исполин крепкорукий, кто смог одолеть тебя, яростью равного льву!» Тот же, едва прошептав, сказал: «Убили меня обманом Деифоб и Парис». И только это успел сказать герой, и умер. Аякс же, в горе положив на плечо тело Ахиллеса, с плачем принес его к войску.
|
|
|
Абие же принесе Пира Ахилеова, новаго Птоломѣя, сущаго от Диидамие.[25] И паки бѣша убивства и заклания, паки мужоубиения, и паки кровми облияся земля и тройска поля, и паки кровавлени быша скамандрови струя,[26] дондеже волхви им пророчеством изрекоша, яко нѣсть мощно по рати взяти Трои, ни руками, ни по мечю, но токмо лестию единою. И абие содѣяше коня древяна, и затворени в немъ мужа вложивше, отити творяху ко отечеству своему. И коня убо оставиша ту у пристанища, сами же творяхуся в Тенедскнй остров.[27] Видѣвше же трояне приключившееся, видѣша пристанища пуста. Коня же единаго видяще, недоумѣюще дивляхуся. И сперва убо мняще быти все прелесть, погубити коня покушающеся и огневи предати, или поврещи низ стѣну, или в глубину морскую. Та же, понеже приспѣло бѣ Трою взяти тогда, в дом увещаше внести коня, яко образ и корысть от супротивных, И ови убо внесоша его, и питием и играм себе вдавше, усыпаху глубоким сном. Мужие же крыющеися и на сие ловяще, изшед молкомъ, пламень воздвигоша велик, иже видѣвше еллине проотплувшеи воскоре пловущеи придоша ко Трою, и вратом отверстом бывшу от предвшедших, яко вода вольяшеся зело нѣкако наводнившиеся.
|
|
|
Тогда послали за Пирром, <сыном> Ахиллесовым, новым Птолемеем, рожденным от Деидамии. И снова начались убийства и гибель, снова истребления мужей, и снова кровь орошала землю и троянские поля, и снова обагрялись струи Скамандра, пока волхвы не изрекли, пророчествуя, что невозможно взять Трою в битве ни руками, ни оружием, но только одной хитростью. И тогда изготовили коня деревянного и поместили, затворив в нем, воинов, а сами сделали вид, будто вернулись в отечество свое. Коня же оставили возле стана, а сами будто бы отплыли к острову Тенедон. Троянцы увидели все это и опустевший стан. Видя там только одного коня, недоумевали они и дивились. И первоначально полагали, что все это обман, и собрались уничтожить коня, и предать его огню, или сбросить со стены, или погрузить в глубину моря. Однако же — так как настало уже время взятия Трои — порешили ввезти коня в город на память как трофей от врагов. И те, кто ввезли его, стали пировать и играть, а потом уснули глубоким сном. Мужи же, спрятавшиеся и того ожидавшие, тихо вышли и разожгли большое пламя, увидев которое отплывшие в море эллины тотчас же подошли к Трое, и, когда прежде проникшие <в город> отворили им ворота, влились в Трою, как вода во время половодья.
|
|
|
Твердонирьному же сице прияту бывшу Трою, жены восхищаеми бѣху ис чертогъ новонасажденных, земля наводняема бѣ кровми падающих, младенцы наперстни ударими бѣху о стену. И спроста рещи, яко вмале плачь вся содержаше, и все лютое и горкое изполняше град. Руце кровми капляху, и червляняхуся мечи, земля же оброщися, и попираеми бяху младенцы. И якоже убо нѣкогда насытившеся, восхищающе и убвивающи, огневи предают и попаляют от основание еже во градовох прекраснаго и преизряднаго, якоже убо о рати си имяше образ.
Когда таким образом была взята крепкобашенная Троя, женщин выволакивали из домов, недавно возведенных, земля пропиталась кровью убитых, младенцев грудных разбивали о стены. И, иначе говоря, тотчас же раздались повсюду рыдания, и страшные беды и горе наполнили город. С рук капала кровь, обагрились мечи, земля была <кровью> орошена, и потоптаны были тела младенцев. И когда пресытились эллины грабежом и убийством, предали огню и сожгли дотла все, что было в городе прекрасного и дорогого, как это обычно на войне.
Честь же претыкнувшися единою от Менелаа, другими новыми истает окаяннаго болѣзньми. И паки плавание должайшее, воевание морско другое, и болѣзни приемлют ветхи новии, корабли елиспонские египетские глубины. Отходит убо къ Египту, и лютая измѣряет море, и обурен быв и оволнен вѣтры крѣпкими и страшными едва приспѣ к нему. Вьзыде же кь Протеу царю и обрете и супружницу тамо въ Мѣмфе, и угощен и почьтен бысть, поемлет Елену, и с трудом довольнымъ приспевает ко отечеству си, и по тройсцем пленение осмому лѣту текущу по заблуждению еже къ Протеу. Обретает и сродника сии окаянне погибша лестию злыя жены, ехидны прелукавые, обретает братова си сына Ореста растаявша отчий посрамившаго род и сродство, и с ним безстудную матерь нареченную обручницу.[28] <...>
Судьба, отвернувшаяся раз от Менелая, подвергла несчастного другим новым испытаниям. И снова — долгое плавание, снова борьба с морской стихией, и снова встретились со старыми бедами новые, и направляются Геллеспонтом в Египетское море. Отплывает он к Египту, и пересекает жестокое море, и, терзаем бурями и волнами и ветрами сильными и страшными, едва достигает берегов. Явился же к Протею-царю и нашел супругу свою там, в Мемисе, и, приняв угощение и почести, берет Елену и не без трудностей достигает отечества, когда шел уже восьмой год после пленения Трои и после плавания к Протею. И узнает он, что родич его погиб страшной смертью по наущению злой жены, ехидны коварной, и что сын брата его, Орест, убил осквернителя отчего рода и родственных уз и с ним бесстыдную мать, нареченную супругой <отцу его>. <...>
III
III
ЦАРСТВО ФЕОДОСИЯ МАЛОВО
ЦАРСТВО ФЕОДОСИЯ МАЛОГО
Якоже убо персть Аркадие отдастъ телесную, на восточных странах Феодосѣе посаждаетца, егоже царь Аркадие зачат от Евдоксии.[29] Феодосие же убо свою дщерь посылает к Валентияну[30] на приобщение брака. Нъ сластолюбивое сего юноши и слабость неудръжаннаа плотолюбию и жизни лиши его и царства, и блуду обещьника низведе в поругание. Како же сеи бысть, сказати иматца вскоре.
Когда Аркадий вернул земле прах тела своего, в восточных провинциях сел на престол Феодосии, рожденный царем Аркадием от Евдокии. Феодосии дочь свою отправил к Валентиниану на бракосочетание. Но сластолюбие этого юноши и неудержимое пристрастие к плотскому и жизни его лишили, и царства, и обрекли на поругание как прелюбодея. Как же это случилось, будет сейчас рассказано.
Максим нѣкто бѣ ипать в Римѣ прьвый сьй. Сьй имѣшь жену прекрасну зраком, доброту безчислинну имущу, врьтограду супртивна добротою, украшаше же жену целомудрие наипаче. Юже видѣв, царь восхитися добротою и всяку кознь воздвизает, еже получити желание. И убо с мужем жены оное совозвращаася и превышьши явлься, не нося злата, взимает перстень златый его, на извещение быти ему хотению.[31] Посылает же перстень к женѣ знамением, приити веля ей кь царици. Вѣрова же симъ жена, познавши знамение, и приде въ царскаа. Что же по сих: поем ю царь, осрамоти нуждою. Увѣдѣв же сиа Максим и уязвися сердцем, на вражду вооружися, и лукавства всякаа сшиваше, и конечнѣе уморяет мечем царя,[32] от стражи и добрых вой того лишив, осрамоти же и жену его Евдоксию.[33] Царица же зжалиси о срамотѣ, и поскорбѣ, и посылает кь Гизериху уандалскому ризѣ, на Рим приити устремляет. Прииде убо Гизерих, и приат Рим, поработѣ горце, и пороби самую царицю и тое дѣвицю.
Был в Риме некий вельможа Максим — один из знатнейших патрициев. Была у него жена, прекрасная лицом и украшенная многими добродетелями, саду подобная достоинствами своими, и всего более украшало ту женщину целомудрие. Увидев ее, пришел царь в восхищение от красоты ее и на всякую хитрость решил пойти, лишь бы добиться желаемого. Как-то, <играя в кости> с мужем этой женщины и выиграв, он попросил у не имевшего с собой золота Максима его перстень золотой <в залог проигрыша>. Посылает же тот перстень к жене Максима, в знак того, что должна она явиться к царице. Поверила этому женщина, узнав перстень, и пришла в царские палаты. Что же далее: опозорил ее царь, насильно овладев ею. Узнав об этом, Максим был ранен в самое сердце, возненавидел царя и, плетя против него нити заговора, в конце концов убил его, когда остался тот без стражей и верных воинов, и осквернил жену царя Евдокию. Царица же, оплакивая свой позор, посылает к Гейзериху, вандальскому королю, призывая его прийти на Рим. Пришел Гейзерих, захватил Рим, покорил его и пленил саму царицу и дочь ее.
И убо Рим, вмале ещо царствовав, дръжавы царьские до конца лишися, и варварскимъ ригамъ повинуся и языконачалником дланми их люте смѣрися. Въцари бо ся Максимъ, иже тогда враждевавый; а по том Анфем, Олимврие великий, а по Олимврие дръжа Майоръ, а по том Клекерие, а по том паки Непотиан, таже Орестъ, и по Оресте сынъ его Ромил[34] власти причастися послѣдний сий. И град великий во градох Рим, Ромила имѣв в начале[35] узаконена царя, и паки приставльши дръжаву в Ромила, к тому правлениа не имѣ от царей, варваром же подклонився и попран бысть, и сих лютѣ оружием прѣетъ бывъ, риги видѣ князя в себѣ, странам владыки и сатрапи. И лишевсе злѣ ипать же, и дръжатель, и правитель, и совѣтник, еще же и патрикий, на рамо взем ярем варварский. И бысть первѣе вол чрѣдний невпражен, в покорѣ бысть силным орачем и земляными браздами мучитися осужден бысть.
С той поры недолго еще просуществовало Римское царство, а затем вышло оно из-под власти царской и стало повиноваться варварским королям и вождям, грубой рукою их принуждаемо к покорности. Стал царем Максим, который тогда враждовал <с Валентинианом>, за ним Авит, потом Олибрий Великий, а после Олибрия держал власть Майориан, а потом Глицерий, и потом еще Непот, затем Орест, и после Ореста сын его Ромул, последний, кто причастился власти. И город Рим, величайший из городов, имевший Ромула первым законным царем, снова с Ромулом же окончил свое существование, с тех пор уже не имев царского правления, подчинился варварам, и покорен был ими, и, оружием их терзаем, видел у себя королей их, наместников и сатрапов. И лишился на горе свое консулов и сенаторов, и правителей и советников, и даже патрициев, возложив на плечи ярмо варварское. И тот, кто в прошлом был подобен быку свободному, не знающему ярма, ныне стал покорен сильному пахарю и обречен страдать на пашне.
И сиа убо приключишася старому Риму, нашь же новий Цариград доить и растить, крѣпится и омлаждается, буди же ему и до конца расти, еи царю всѣми царьствуя и сицеваго приемшу свѣтла и свѣтоносца царя, великаго владыку и изрядного побѣдоносца, корене суща Иоанна, прѣизящнаго царя болгаром Асаня, Александра, глаголю, прекроткаго и милостиваго, и мнихолюбиваго, и нищим кормителя, и великаго царя болгаром, егоже дръжаву солнца бесчисльнаа да исьчтет![36]
И все это случилось со старым Римом, наш же новый Царьград цветет и растет, крепнет и молодеет, и да будет он вечно расти, о царь, всеми царствуя и такого получив светлого и светом сияющего царя, великого владыку и славного победоносца из рода Иоаннова, достойного царя болгарского, Асеня, — говорю я об Александре, кротком и милосердном, и мнихолюбивом, и нищих кормителе, великом царе болгарском, в его же царство утратят счет бесчисленным восходам солнца!
Но и паки слово на путь наставлено буди, и да скончаетца оставшее слово списанию.
Но пусть снова слово вернется на стезю свою, и да будет окончено наше повествование.
Новому Феодосию[37] ещо младу сущу, провождающу же юный прьвый возрастъ, Аркадиа посади на царских престолех и хранителя пристави егову царству, еже въ синклите пръвие и мудрѣйшее, и с ними князя перскаго Издигерда;[38] иже увѣдѣв навѣть на Феодосиа, от нѣкоих сшиваем мужии любомучитель, запрѣти им наити даже до Византиа со многими ратники крѣпкими и оружноносци. И убо навѣтовавше на царя сьтресшеся душами своими от страха варварова,[39] злоумие отвергаше и злонравие, и от совѣта отставшесе злаго и начинания. Якоже убо благообразное да би понѣ въ поганых, и дружество неврежденно и междусобную любовь вѣсть муж иноазычен без смущениа хранити, доброе бо от естества всѣмъ всѣяно бысть.
Когда Феодосии Новый был еще молод, опекая его юношеский возраст, Аркадий посадил на царском престоле и хранителями царства его сделал тех, кто были знатнейшими и мудрейшими в синклите, и с ними князя персидского Йездегерда, который, узнав о заговоре против Феодосия, сплетенном некими мужами, жаждущими злодеяний, со многими сильными вооруженными воинами не дал им даже приблизиться к Византии. И выступавшие против царя затрепетали в страхе перед варваром, отреклись от злоумышления своего и злонравия, и от замыслов отступили злых и намерений. Вот если бы добродетель всегда была бы среди иноверцев и нерушимую дружбу и взаимную любовь неколебимо хранили бы мужи иноязычные: ведь добро от природы всем присуще.
Бѣше же сестра сему Феодосию, чистообразна и чиста житием, именем Пулхѣриа,[40] добротою сиающе телеси доброобразнаго и совьтещися се дарми внутренего благолѣпиа, яже дѣвою соблюсти себе произволивши и чистотѣ некрадомо хранити сокровище, мужскаго отречеся всячески бесѣдованиа, чистому же радовашеся и красному житию, и теплоту являше на всяко благое дѣла. Не токмо же свое сице украшаше житие, но и брата своего всякими козньми на всяку добродѣтель и нрави добрие привлачаше, яже и приведе ему на приобщение браку добротами светящуюся всякими Евдокию, яже обилие имущи доброти личнии. Бѣше же от Атин великих, к византийскому же красному прииде граду, яко да опадает свою присную братию, яко от отчаа имѣниа не дающим ей ничесоже, много же паче користное безприкладное, обрете. А еже како сие бысть, словеси малими скажу.
Была у того Феодосия сестра, непорочна и чиста в жизни своей, по имени Пульхерия, сияющая телесной красотой и светящаяся дарами внутренней красоты, решившаяся свое девичество и сокровище чистоты сохранить нетронутыми, всячески избегала она бесед с мужчинами, радуясь целомудренной и тихой жизни и ревностно посвящая себя всяким благим делам. Не только свою так украшала жизнь, но и брата своего всякими способами побуждала к всякой добродетели и добронравию, она же и привела к нему на сочетание брака всякими добродетелями светящуюся Евдокию, отличавшуюся необыкновенной красотой лица. Происходила она из великих Афин и пришла в византийский город с жалобой на своих родных братьев, которые не оставили ей ничего из отцовского наследства, но много более ценное здесь обрела. А как это случилось, расскажу вкратце.
Биаше во Афинѣх нѣкто муж, Леонтие нарицаем, въ конец достиг всякие философие, и словесным, и естьствные, и звездочьтные. Сему от единие жены родишася три дѣти: двѣ же бѣста мужский пол, а третие дщи, дщи свѣтообразна и весела, Атина же наречена бысть отцем своим отроковица. Якоже убо житие хотяаше оставити всѣяви я, смертное оставль и конечное писание: отроком убо остави стяжаниа свое, елико в ризах и елико во злате, в домовох же и въ скотех, и в сосудех, и в рабѣх — бѣше бо вельми богат от многоимѣнниих. Дщери же повелѣ, и сие от любови, токмо единѣх 100 златник даровати в наслѣдие, часть прекрасну рек довольно ей быти, всяку превосходящую женскую доброту. И он убо, рек, испив смертную чашу; отроковице, братиа, злонравни явльшеся, все приаша отчее достоание и всячески без ждребиа оставиша юнотку. О них же сожалившися и душею уязвившися, к матере своей сестрѣ приступи Афина отроковица, сказает аже о себе, и беду авляет, болѣзньними воздыханми обличает страсть. Ущедри же отроковицу лелѣ ею плачющуся, о сестрине же дщере уазвися сердцемъ, и с нею, востав, отиде во град прьвий градом и град дръжавный. Къ Пулхерии же приступиста благодѣтми украшенѣй, посещениа от нея просита и помощи отроковици, от своих неправедно лишеной. Удиви же ся отроковичнѣй царица добротѣ, почюдися свѣтоносным даром лица еа, удивися благоразумию и великоумию еа, и вопроси, еда кто разтлил есть девъство еа. И увѣдѣвшу, яко неискусна есть ложу отроковица и доброту несквернну сохранила есть чистотѣ, абие банею очищает ю честною, сиречь крещаех, и имя ей прѣлагает, нарицает доброю отроковицу Евдокиа, припрязает же ю цареви и причитает на брак, способствовашу наипаче о сем и Павлину, иже в прьвых вочинен бысть царских другох. От сие убо Феодосие роди Евдоксию, юже Уалентиниану, скипетра дръжащу Рима старого, посла на припряжение житию.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 144; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!