История о великом князе Московском 37 страница
Многое опустив в рассказе о Лифляндской войне, коротко вспомним кое-что о некоторых сражениях и взятии крепостей, не упуская из виду и краткость истории и ее окончание. И, как прежде, вспоминаем мы тех двух добрых мужей — царского исповедника и другого — постельничего, которые достойны называться друзьями и духовными советниками (царя), как сказал сам Господь: «Где соберутся двое или трое во имя мое, тут и я среди них». И действительно, посреди был Господь, то есть великая помощь от Бога, когда были сердца их и души едины, а при царе рядом с опытными и мужественными полководцами — мудрые и мужественные советники, а храброе воинство в целости и бодрости. Тогда, говорю я, всюду прославляем был царь, а Русская земля расцветала доброй славой, тогда твердые крепости германские сдавались, а пределы христиан расширялись, захваченные некогда безбожным Батыем крепости в степи снова воздвигались, а противники царя и враги креста Христова одни пали, а другие покорялись, иные же из них и к благочестию обращались, оглашенные и наставленные в вере клириками, ко Христу приближались, из жестоких варваров, из хищных зверей в овечью кротость превращались и к чреде Христовой присоединялись.
Потом же, аки на четвертое лѣто па Дерпском взятью, послѣдняя власть Лифлянская разрушилася, понеже оставшая часть ихъ кралеви полскому, ко великому княжеству Литовскому поддашася, зане Кесъ,столечный свой град, новоизбранный свой маистръ отдал и забѣжал, подобно, от страха за Двину-рѣку, упрося себя у краля Курлянскую землю. И протчие грады, яко рекох, сие с Кесью всѣ оставилъ, яже обою страну отсюду Двины-рѣки великие, а другие швецкому королю поддашася, яко великое мѣсто Ревль, а другие дунскому. А в мѣсте, реченном Вильяне, а по-немецку Филине, маистръ старый Фиштемъ-берклъ остал, и при немъ кортуны великие, ихже многою цѣною из-за моря, з Любка, мѣста великаго, от германов своихъ достали было, и вся стрелба огненная многая.
|
|
|
Года через четыре после взятия Дерпта пала последняя область в Лифляндии, поскольку оставшаяся ее часть в составе великого княжества Литовского приняла подданство польского короля, когда новоизбранный магистр отдал свой столичный город Кесь и сбежал, видимо от страха, за реку Двину, выпросив себе у короля Курляндию. Другие крепости, что по обе стороны большой реки Двины, он оставил вместе с Кесью, как я сказал, а другие приняли подданство шведского короля, например Ревель, большой город, а другие — датского. А в городе, называемом Вильянди, по-немецки Феллин, остался старый магистр Фирстенберг, а с ним большие картауны, которые по большой цене доставили из-за моря, из Любека, от своих германцев, и все множество пушек.
|
|
|
На тот же Филинъ князь великий войско свое с нами великое послалъ, а первые, до того аки за два мѣсяца еще, в самую вѣсну, пришелъ азъ в Дерптъ, посланъ от царя того ради, понеже было у воинства его зѣло сердце сокрушенно от немецъ. Зане егда обращали искусныхъ воевод и стратилатов своихъ сопротив царя перекопскаго, храняще предѣлов своих, а вмѣсто тѣхъ случилося посылати въ вифлянские городы неискусных и необыкновенныхъ в полку устроенияхъ, и того ради многажды были поражени от немецъ, не токмо от равных полков, но уже и от малых людей великие бѣгали. Но сего ради «введе мя царь в ложницу свою» и глагола ми словесами, милосердиемъ растворенными и зѣло любовными, и ктому со обѣщанми многими: «Принужденъ быхъ, — рече, — от оныыхъ прибѣгшихъ воевод моихъ, або самъ итти сопротив лифляндов, або тебя, любимаго моего, послати. Да охрабрится паки воинство мое, Богу помогающу ти. Сего ради иди и послужи ми вѣрнѣ». Азъ же со потщаниемъ поидохъ: послушливъ былъ, яко вѣрный слуга, повелѣнию царя моего.
И к этому Феллину послал с нами великий князь большое войско, но прежде, еще месяца за два до того, в разгар весны прибыл я в Дерпт: царь послал меня потому, что в войсках его, сражающихся с немцами, пал боевой дух. Ведь поскольку опытных военачальников и полководцев отправляли против крымского хана охранять свои рубежи, а вместо них приходилось посылать против лифляндских крепостей неопытных и не привыкших к военному делу, постольку не раз наши были разбиты немцами, и не только равными отрядами, но уже от малого числа во многом числе убегали. Вот за этим-то и «ввел меня царь в покой свой» и вещал мне словами, насыщенными милосердием и весьма любезными, а сверх того, с посулами многими: «Принуждают меня, — сказал он, — сбежавшие военачальники мои или самому пойти на германцев, или тебя, любимца своего, послать. Да поможет тебе Бог, и вновь вернется мужество к моему воинству. Иди на это и послужи мне верно». И отправился я с усердием: как верный слуга был я послушен повелению царя моего.
|
|
|
И тогда въ тѣ два мѣсяца, нежели пришли другие стратиги, азъ ходилъ два кратъ: первие — под Бѣлый Камень,[110] от Дерпта осмьнадесят миль, на зѣло богатые волости. И тамо поразих гуфецъ немецкий под самым градом, яже был на стражи и довѣдахся от тѣхъ вязней о маистре и о другихъ ротмистрех немецкихъ, еже стояли во ополчению немалом оттуду аки в осми милях за великими блаты. Азъ же, со пленом отпустя къ Дерпту и избрав войско, поидохом к ним в нощи и приидохом во утрии ко оным великим блатом. И препровожахомся легкимъ войском день цѣлый чрез нихъ. А аще бы ту встретились с нами, поразили бы нас, аще бы и трикратно было нашего войска, а со мною невеликое тогда было воинство, аки пят тысяч было. Но они, яко гордыя, стояли на широком поле от тѣхъ блатъ, ждуще нас, аки две мили, ко сражению. Но мы, яко рѣхомъ, препроводясь тѣ нужные мѣста, починути дали аки годину едину конемъ, пред солнечным захождениемъ аки за годину поидохом ко сражению, и уже приидохомъ к нимъ аки в половину нощи — нощь же бѣ лунна, а наиначе близ моря тамо свѣтлы нощи бывают, нежели гдѣ инде — и сразихомся с ными. На широкомъ поле первие предние гуфцы сражахуся. И пребыла битва аки на полторы годины. И не такъ в нощи возмогла имъ огненная стрелба, яко наши стрелы ко блистанию огней ихъ. Егда же прииде помощь полка, тогда сразишася с ними вруч и сопроша ихъ наши. А потом на бѣгство германи устремишася, и гнаша ихъ наши аки милю до единые рѣки, на нейже бѣ мостъ. Егда же прибѣгоша на мостъ, къ тому несчастию ихъ еще под ними мостъ подломился и тамо погибоша до конца. Егда же возвратихомся от сѣчи и уже возсиявшу солнцу, тогда на том предреченномъ полѣ, идѣже битва была, обрѣтохом пѣших ихъ кнегтов, по житомъ и инде расховавшихся лежащих, бо было ихъ четыре полки конных, а пять пѣших. Тогда, кромѣ побиенных, взяхом ихъ живых сто семдесят нарочитых воинов, а наших убиенных особ шляхты шестьнадесят, кромѣ служащих ихъ.
|
|
|
И в эти два месяца тогда, пока не прибыли другие стратеги, совершил я два похода: первый — на Белый Камень, весьма богатую область в восемнадцати милях от Дерпта. Там разбил я немецкий отрядец, стоявший на страже под самой крепостью, и от пленников узнал о магистре и других немецких командирах, расположившихся с довольно большим войском за болотами в восьми милях оттуда. Я отобрал войско, отпустив остальных с пленниками в Дерпт, и пошли мы ночью, а утром пришли к этим большим болотам. Целый день переправлялись мы через них с легким войском. Если бы столкнулись они тут с нами, то разбили бы нас, хоть бы и втрое было нас больше, а было у меня тогда немного воинов, тысяч с пять. Но эти гордецы стояли на широком поле милях в двух от болот, поджидая нас к битве. Мы же переправились через те трудные места, как я сказал, примерно час дали отдохнуть коням, а за час до захода солнца мы выступили на битву и уже к полуночи подошли к ним — а ночь была лунная, там, особенно вблизи моря, ночи бывают светлы как нигде — и вступили в бой. Вначале на широком поле с нами сошлись передовые отряды. И продолжалась битва часа полтора. Но не так пригодились им ночью пушки, как нам стрелы на блеск их огней. А когда пришла нашим помощь от полка, тогда сошлись наши с ними врукопашную и опрокинули их. Тогда немцы обратились в бегство, а наши гнали их с милю до реки, через которую был мост. И когда взбежали они на мост, под ними на беду и мост провалился, так что все они погибли там. Уже при восходе солнца возвращались мы с битвы, и на названном поле, где было сражение, нашли пеших их рыцарей — ведь их было четыре полка конных, а пять пеших, — которые лежали, спрятавшись, в житах и других местах. Так что помимо убитых взяли мы живьем сто семьдесят знатных воинов, а у нас было убито шестнадцать персон из дворянства, не считая слуг.
И оттуду возвратихомся паки к Дерпту. И опочивши войско аки 10 дней, ктому своею охотою, не посланных, на то к нам прибыло аки 2000 войска, або и вящей, паки поидохом к Фелину, идѣже бѣ маистръ старый предреченный. И укравши всѣ войско, послахом един полкъ татарский аки предмѣстия жещи. Онъ же, мняще малый люд, выѣхалъ самъ бронити со всѣми людми, яже бѣ во градѣ. И поразихом его засадою, едва самъ утече. И воевахъ потомъ тыждень[111] цѣлый и возвратихомся съ великими богатствы и корыстьми. И вкратцѣ рещи, седмь або осем кратъ того лѣта битвъ имѣхомъ великихъ и малыхъ, и вездѣ, за Божиею помощию, одолѣние получихомъ. А срам бы ми было самому о своихъ дѣлехъ вся сия по ряду писати, а сего ради множайшие оставляю, яко о татарских битвахъ, яже во младости моей бывали с казанцы и перекопцы, такъ и со другими языки. Бо вѣмъ сие добрѣ, иже подвиги християнских воиновъ не суть забвенни, а ни малѣйшии пред Богомъ не токмо подвизи, по Бозѣ за правовѣрие со доброю ревностию производимыя, или сопротивъ чювственныхъ врагов, или мысленных, но и власы на главах нашихъ изочтени суть,[112] яко самъ Господь рече.
Оттуда мы снова вернулись в Дерпт. Здесь войско отдохнуло дней десять, к тому же к нам прибавилось тысячи две или больше воинов, добровольцев, а не присланных, и мы снова выступили в поход — к Феллину, где был упомянутый прежний магистр. Войско мы укрыли и послали только один татарский полк как бы жечь предместья. Магистр же решил, что нас мало, и выехал на защиту сам со всеми своими, кто был в крепости. А мы из засады разгромили его, так что едва сам спасся. И потом целую седьмицу били мы их, а возвратились с большой добычей и богатством. Коротко сказать, в тот год семь или восемь раз сходились мы с ними в больших и малых сражениях и всякий раз с Божьей помощью одерживали верх. Было бы неприлично мне самому писать все подробно о своих делах, поэтому я опускаю большую часть того, что касается сражений с татарами, с казанцами и крымцами, которые бывали в молодости моей, так и сражений с другими народами. Ведь я твердо верю, что не преданы забвению подвиги христианских воинов, но самые малые перед Богом, и не только подвиги, совершенные с доброй ревностью по Боге за правоверие против ли телесных врагов или же духовных, но и волосы на голове у нас сочтены, как сказал сам Господь.
Егда же приидоша гетмани со другим великимъ войскомъ къ нам, к Дерпту, с нимиже было воинства вящей тридесят тысящь коннаго и пѣшихъ 10000 стрелцовъ и казаковъ, и дел великих четыредесятъ, такожь и других дѣлъ аки 50, имиже огненной былъ бой съ стѣнъ збиваютъ, а и мнѣйшие по полторы сажени, и повелѣние прииде от царя намъ итти под Фелинъ. Мы же, взявши вѣдомость, иже маистръ хощетъ выпроводити картуны великие предреченны и другие дѣла и скарбы свои во град Гупсалъ,[113] иже на самомъ морѣ стоитъ, тогда абие послахомъ 12000 съ стратилаты, да обгонят Фелин, а сами поидохомъ зъ другою частию войска иным путем, а дѣла всѣ препроводихом Имбѣком-рѣкою вверхъ, и оттуды езеромъ, аже за двѣ мили от Фелина выкладахомъ ихъ на берегъ з кгалей.
А когда прибыли к нам в Дерпт гетманы с другим большим войском, а в нем воинов было больше тридцати тысяч конных и десять тысяч пеших стрелков и казаков, сорок больших пушек, которыми подавляют пушечный огонь в крепости, из них самые маленькие по полторы сажени, других пушек около пятидесяти, тогда пришло и распоряжение царя идти нам на Феллин. А мы получили известие, что магистр хочет перевести большие упомянутые картауны и другие пушки и имущество свое в крепость Гапсаль, которая стоит у самого моря, и тотчас послали со стратегами, чтобы обложили Феллин, сами же мы пошли с другой частью войска иным путем, а пушки все отправили по реке Эмбах вверх, а дальше по озеру, так что всего за две мили от Феллина выгрузили их с галер.
А оные стратилаты, прежде посланныя от нас къ Фелину, идяху путем поблиз града немецка Армуса аки за милю. Филипъ же, ленсъмаршалок, муж храбрый и въ военныхъ вещахъ искусный, мающе с собою аки 500 человѣкъ райтаров немцовъ и аки бы другую 500 або 400 пѣшихъ, не вѣдяше о такомъ великомъ люду, мнящи мои посылки, ажь не единъ кратъ посылалъ воевати под той град прежде, да иже великое еще войско пришло со предреченными стратиги — и изыде на них со дерзновениемъ скоро, а наипаче яко немцы мало бываютъ в день трезвы, взявши от бѣгающих в осаду вѣдомость, а не вывѣдавшися совершение, яковое войско грядетъ. Наши же, аще и вѣдали о нем, но не надѣялися, иже такъ малым людом дерзнетъ ударити на такъ неравное собѣ войско. И пред полуднем, на опочивании, ударили на едину часть, смѣшавшися со стражею наших, потомъ пришли до коней нашихъ, и битва сточися. Стратилаты же другие, видѣвши со полки своими, имѣюще вожей добрых, вѣдомых о мѣсцахъ, обыдоша чрез лесы вкол и поразиша их такъ, иже едва колко ихъ убѣже з битвы, и самаго онаго храбраго мужа и славнаго вь их языцѣхъ, иже воистинну последняго и защитника и надежду лифлянского народу, Алексѣя Адашева пахоликъ[114] жива поимал и с нимъ единнатцат кунтуровъ[115] живыхъ взято и сто двадесят шляхтичей немѣцкихъ кромѣ другихъ. Мы же, о сем не вѣдавше, приидохомъ под мѣсто Фелинъ и тамо обрѣтохъ наших стратилатов не токмо здравых, но и пресвѣтлою побѣдою здравыхъ, и славнаго началника лифлянскаго, храбраго мужа Филиппа, ленсъмаршалка, со единнатцама кунторы и со другими въ рукахъ имуща.
Стратеги же, посланные нами уже к Феллину, проходили вблизи примерно в миле от немецкой крепости Эрмис. И ландмаршал Филипп, человек храбрый и опытный в военном деле, взяв с собою человек пятьсот немецких рейтаров и еще пятьсот или четыреста пеших, немедленно и отважно вышел против них (к тому же редко бывают немцы трезвы днем): не знал он о нашей большой численности, а думал, что это разъезд, какие не раз посылал я прежде для набега под эту крепость, прежде чем явилось это большое войско с помянутыми стратегами, — получил он сведения от пробравшихся в крепость, а не удостоверился вполне, какое движется войско. А наши хоть и знали о нем, но не допускали, что столь малым числом осмелится он напасть на столь неравное по силе войско. Но перед полуднем во время отдыха напали они на одну часть, перемешавшись с нашей охраной, потом дошли до наших коней, и бой закипел. Увидев это, другие стратеги взяли хороших проводников, сведущих в местности, прошли со своими полками наискось через лес и ударили по ним так, что едва несколько человек спаслись из боя, а храброго этого мужа, знаменитого в их народе, действительно последнего защитника и надежду народа Лифляндии живьем взял оруженосец Алексея Адашева, и с ним одиннадцать комендантов живьем взято и сто двадцать немецких дворян, не считая прочих. Мы же, не зная об этом, пришли к городу Феллину и обнаружили там, что наши полководцы не только в благополучии, но в благополучии от блестящей победы и держат в своих руках знаменитого лифляндского военачальника, храброго мужа — ландмаршала Филиппа, а с ним одиннадцать комендантов и других прочих.
Егда же повелѣхомъ привести его и поставити пред нами и начаша о нѣкоторыхъ вещахъ вопрошати его, яко есть обычай, тогда же онъ мужъ свѣтлымъ и веселым лицемъ (мнился яко пострадавшей за отечество), нимало ужаснувся, началъ со дерзновениемъ отвѣщевати нам. Бѣ бо мужь, яко разсмотрихомъ его добрѣ, не токмо мужественный и храбрый, но и словества полонъ, и остръ разумомъ, и добру память имущь. Иные отвѣты к намъ его, разумомъ раствореные, оставлю, но сие точию едино, яже в память ми приходятъ, оплакователное его вѣщание о Лифлянской земли, воспомяну. Сѣдящему ему у нас нѣкогда на обѣде (бо аще и звязнемъ случилося ему быти, но обаче в почести его имѣхомъ, яко достоило свѣтлого рода мужу) и мѣжду иными бѣсѣдованьми, яко обычай бываетъ при столѣхъ, начал вещати нам:[116]
А когда распорядились мы привести его и поставить перед нами и стали, как заведено, о некоторых предметах его спрашивать, то, ничуть не испугавшись, со светлым и спокойным лицом (думал о себе, что страдает за отечество) стал этот муж смело нам отвечать. Ведь был он человек, насколько мы поняли его, не только мужественный и храбрый, но красноречивый, умный и с прекрасной памятью. Я опущу его ответы нам, исполненные ума, которые приходят мне на память, напомню лишь этот один — скорбную речь его о Лифляндии. Сидя однажды у нас за обедом (хоть и был он пленником, тем не менее мы воздавали ему честь, какая подобает человеку блистательного рода), между прочими разговорами, как это обычно за столом, он сказал нам следующее:
«Согласяся всѣ кролевѣ западные вкупѣ съ самымъ папою римскою и з самымъ цесарем християнскимъ, выправивши множество воиновъ крестоносныхъ, — овыхъ земли пустошеные християнские от нахождения срацынскаго помощи ради, овыхъ въ земли варварские посѣдания ради и научения для и познания вѣры, яже во Христа (яко и нынѣ содѣловаемо кролемъ ишпанскимъ и потукгалскимъ во Индии). Тогда оное предреченное войско раздѣлиша по три гетмана и пустишася моремъ — едино къ полудню, а два къ полунощи. И яже къ полудню пловущие приплыша к Родису,[117] спустошенному от предреченныхъ срацынъ несогласия ради безумныхъ греков. Тогда, обрѣтше его въконецъ спустошенъ, обновиша его со прочими грады и мѣсты другими; и укрѣпивъ ихъ и осадя, обладаше тамо со остатными живущими обладати. А яже къ полунощи пловущие, приплыша единъ, идѣже бѣ прусы и тамо живущими обладали. А третьи в тую землю, и обрѣтоша тутъ языцы зѣло жестоки и непокорныхъ варваровъ и заложиша град и мѣсто первое Ригу, потомъ Ревль. И бишася много со живущими ту оными предреченными варвары и едва возмогоша ими обладати и наклонити ихъ немалыми лѣты ко познанию християнские вѣры. Егда же усвоиша тую землю ко Христову наречению, тогда обѣщашася возложение Господеви и похвалу имяни пречистые его Богоматере. Внегдаже пребывахомъ въ каталицкой[118] вѣрѣ и жителствовахом мѣрне[119] и цѣломудреннѣ, тогда Господь нашъ здѣ живущихъ вездѣ покрывалъ ото враговъ нашихъ и помогалъ намъ во всем яко от руских княжатъ, находящихъ на землю сию, такъ и от литовскихъ. Другие оставя, едину же исповѣм, иже зѣло крепку битву имѣхомъ[120] со великимъ княжатемъ литовским Витовтом, иже у нас во един день шесть маистровъ было поставлено, и един по единому побиты. И такъ крѣпце срожахомся, яже нощь темная розвела битву[121] ту. Такоже и недавными лѣты (яко лутчи, мню, вамъ ведомо есть сие) князь великий Иоанъ Московский, дѣд того настоящего, умыслилъ былъ тую землю взяти и крепце бронихомся, яко и со гетманом его Диниломъ сведохом колко битвъ и две одержахомъ. Но обаче, еликими-нибудь абычеи, ублагахом оных предреченыхъ силныхъ, Богу тогда, яко рѣхомъ, помогающу праотцемъ нашим, и при своих отчинах устояли. Ныне же, егда отступихом от веры церковные и дерзнухом, и опровергохом законы и уставы святые, и прияхом веру новоизообретенную, и за тѣм в невоздержание ко широкому и пространному пути вдахомся, вводящему в погибель, и явственно ныне обличающу Господу грехи наши и казнящу насъ за безакония наши, предалъ насъ в руки вамъ, врагомъ нашимъ. И яже сооружили были прародители наши намъ: грады высокие и мѣста твердыя, полаты и дворы пресветлы, — вы, о томъ не трудившусь, ни проторов многихъ налагающе, внидоша в нихъ. Садов же и виноградов нашихъ не насадивше, наслаждаетесь, и другихъ таковых устроеней нашихъ домовыхъ ко житию потребныхъ.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 149; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!