Послание польскому королю Стефану Баторию 1581 года 11 страница
А что ты писал о купцах, то они были задержаны из-за того, что началась между нами война, а содержат их со всеми удобствами, не как узников, все товары у них не отняты и находятся в тех же дворах, где они сами, а не отпускаем ради того, чтобы они, придя к тебе, не сообщили вестей о нашем государстве, так же как и ты, вопреки нашим просьбам, не выдаешь наших узников ни за выкуп, ни на обмен, чтобы мы не узнали вести ни о тебе, ни о твоем государстве. Но если между нами, Бог даст, будет заключено соглашение, то мы их отпустим со всем имуществом без всякого ущерба; а подробнее мы пишем тебе в особой грамоте. Что же касается того, чтобы отослать твоего дворянина Криштофа Держка без задержки к объявленному тобой сроку, как ты нашим послам заявил, то мы отпустили его, как только успели. Но этот твой дворянин, Криштоф Держко, приехал к нам за тринадцать дней до истечения срока и поспеть к этому сроку не мог, а даже если бы мы его и скорее отпустили и если бы он даже поспел к этому сроку, то все равно мы бы тебя этим не ублаготворили и не отвлекли от кровопролития; поспеет гонец или не поспеет, мир или не мир, а кровопролитие все равно будет! А предки твои в таких случаях ожидали у себя в столице, а не в военном стане, не на пограничных местах. Мы же отпустили его к тебе, как только стало возможно. А что просишь оплатить военные сборы, это ты взял из басурманского обычая: такие требования выставляют татары, а в христианских государствах не ведется, чтобы государь государю платил дань; этого у христиан не ведется, это ведется у басурман, а в христианских государствах нигде этого не сыщешь, чтобы друг другу давали дань; да и басурмане друг у друга дань не берут, только с христиан берут дань. А ты называешься христианским государем; чего же ты просишь с христиан дань по басурманскому обычаю? И за что нам тебе дань давать? С нами же ты воевал, столько народу в плен забрал и с нас же убытки взымаешь. Кто тебя заставлял воевать? Мы тебе о том не били челом, чтобы ты сделал милость, воевал! Взыскивай с того, кто тебя заставил с нами воевать; а нам тебе не за что платить. Следовало бы скорее тебе оплатить нам убытки за то, что ты, беспричинно напав, завоевывал нашу землю, да и людей следовало бы даром вернуть. Да и это по-христиански ли у тебя делается, что когда наши послы, посланники и гонцы на основании твоих охранных грамот отсылают к нам людей и подводы, то твои пограничные жители, оршане и дубровляне и из других многих городов, этих наших людей и их проводников, которых отсылают наши послы и гонцы, грабят и обыскивают по военному обычаю, а лошадей у них отнимают? Да что много писать, если ты стремишься к кровопролитию, отвергая христианское благочестие, и настолько охвачен безудержной гордыней, что словно хочешь все вокруг проглотить, и хвалишься, как Амалик и Сенахерим или воевода Сарвар при Хозрое, который, похваляясь царствующий город взять, говорил: «Не надейтесь на Бога, в которого верите, завтра город ваш, как птицу, возьму моей рукой!» Мы же ищем себе помощи у Всевышнего и уповаем на силу животворящего креста, и ты вспомни-ка Максентия в Риме, погибшего силою чтимого и животворящего креста; также и все гордящиеся и возвышающиеся никогда не избегнут гибели<...>. И если уж так будет, что без конца кровопролитие, а мира нет, то ты бы наших послов к нам отпустил, а за пролитие православной христианской крови нас с тобой Бог рассудит.
|
|
|
|
|
|
Будеть же похочешъ воздержатися от неповинъного кровопролитъства хрестиянъского, и мы с тобою хотимъ перемирья и вечного пожития. А какъ намъ с тобою быти въ вечном покое или в перемирьи и по тому, какъ мы к тобе приказывали з своими послы, з двораниномъ своимъ и наместникомъ муромъскимъ с Остафъемъ Михаловичымъ Пушкинымъ с товарыщи, и ты в перемирье с нами по тому быти не похотел, и нынече и мы с тобою в перемирии быти не хотим, и въ вечном покою быти не хотимъ по тому, какъ есмо приказывали къ тобе зъ своими послы, столникомъ своимъ и наместником нижегородскимъ со княземъ Иваномъ Василевичом Ситцким Ярославскимъ с товарыщи, и з нынешними своими послы, з двораниномъ и наместникомъ муромским, с Остафъемъ Михайловичом Пушкинымъ с товарыщи. А хотимъ с тобою в перемирье быть и въ вечном покою по тому, какъ есмя ныне къ своимъ послом наказали, и грамоту свою прислали и науку имъ дали о последнемъ деле, какъ межъ нас с тобою мочно имъ доброе дело постановити. А чтобы намъ прислати къ посломъ своим листъ свой отвористый, какъ намъ межъ себе в доброй приязни быти, а тобе бы иноверно ку застановению покою приходити, и на листе своемъ отвористомъ и писав прислати, за которымъ бы листомъ послы наши дела таковые становити и докончивати могли на покой хрестиянский, — и мы тому листъ свой послали отвористый и за своею печатью къ своимъ посломъ.
|
|
|
Если же захочешь воздержаться от пролития неповинной христианской крови, то и мы с тобой хотим заключить перемирие и вечный мир. А на тех условиях вечного мира или перемирия, которые мы предлагали со своими послами, со своим дворянином и наместником муромским Остафием Михайловичем Пушкиным с товарищами, ты с нами помириться не захотел, а теперь и мы не хотим заключать с тобою перемирие и вечный мир на тех условиях, которые передавали со своими послами, стольником и наместником нижегородским князем Иваном Васильевичем Сицким-Ярославским с товарищами, и со своими нынешними послами, с дворянином и наместником муромским Остафием Михайловичем Пушкиным с товарищами. А хотим заключить перемирие и вечный мир на условиях, о которых теперь сообщили своим послам, послав к ним грамоту с окончательными указаниями, как можно заключить соглашение между нами. Ты писал, чтобы мы послали своим послам грамоту с полномочиями, как нам заключить между собой соглашение, чтобы, удостоверившись в этом, ты мог согласиться на мир и чтобы все это было записано в полномочной грамоте, на основании которой наши послы могли вести эти дела и заключить христианский мир, — мы и послали своим послам эту полномочную грамоту со своей печатью.
|
|
|
А болшей того намъ в перемирии с тобою быти нелзя, а хотимъ с тобою в перемирье быти по тому, какъ есмо ныне к тобе писали, а иные есмо речи послали, и наказ к посломъ своимъ, и велели тобе говорити.[36] И толко похочешъ с нами доброе приязни и в докончание быти или в перемирье, и ты бъ былъ по тому, какъ есмо ныне посломъ своим приказали, къ дворанину своему и наместнику муромскому Остафъю Михайловичу Пушкину с товарыщи. А будеть же не похочешъ доброго дела делати, а похочешъ кровопролитъства хрестиянского, и ты бъ наших послов к намъ отпустил, а уже вперед летъ на сорокъ и на пятдесятъ посломъ и гонцомъ промежъ нас не хаживать. А какъ к нам послов наших отпустишъ, и ты бъ ихъ проводити велел до рубежа, чтобъ ихъ тыи твои украинные лотры не побили и не пограбили; будеть што над ними учинитца какая шкода, и та неправда от тобе жъ будеть. Мы убо советовахомъ собе и тобе благая, ты же непослушлив, якоже онагръ конь, убо на брань готовъ; от Господа же помощъ! Мы жъ о всемъ возложихомъ упование на Бога, тотъ, якоже хощеть, и завершить намъ благая силою своею животворащего креста. На его силу уповая и вооружився во всеоружие креста, против врагов своихъ ополчаемъся силою крестною.
Больше ни на какие условия перемирия мы не согласны; мы готовы заключить с тобою перемирие только на тех условиях, о которых теперь написали, и иные дела изложили и послали наказ своим послам, чтобы они тебе сказали. И если ты хочешь с нами соглашения, договора или перемирия, то согласись на условия, переданные нашим послам дворянину и наместнику муромскому Остафию Михайловичу Пушкину с товарищами. Если же не хочешь соглашения, а желаешь пролития христианской крови, то отпусти к нам наших послов и пусть с этого времени между нами в течение сорока—пятидесяти лет не будет ни послов, ни гонцов. А когда ты послов наших отпустишь, то прикажи проводить их до границы, чтобы их твои пограничные негодяи не убили и не ограбили; а если им будет причинен какой-нибудь ущерб, то вина ляжет на тебя. Мы ведь советуем добро и для себя и для тебя, ты же несговорчив, как онагр-конь, и стремишься к битве; Бог в помощь! Мы же во всем возложили надежду на Бога — если Он захочет, то облагодетельствует нас силою своего животворящего креста. Уповая на Его силу и вооружившись крестоносным оружием, ополчаемся силой креста против своих врагов.
А сю есмя свою грамоту запечатали своею болшею печатью, извещая тобе, каково намъ Богъ поручилъ государство. Писана в царъствия нашого дворе града Москвы лета сем тисечъ осмъдесятъ девятого июня въ двадцать девятый ден, индикта девятого, государъствия нашого сорокъ шостого, а царствъ наших: Росейскаго тридцать четвертого, Казанского двадцать осмого, Астороханского двадцать семого.
Грамоту эту мы запечатали своей большой печатью, чтобы ты знал, какое государство поручил нам Бог. Писана в Москве, в нашем царском дворце, в семь тысяч восемьдесят девятом (1581) году, июня в двадцать девятый день, индикта девятого, на сорок шестом году нашего правления, на тридцать четвертый год нашего Российского царства, двадцать восьмом — Казанского, двадцать седьмом — Астраханского.
[1] ...з гонцомъ его с Хриштопомъ з Дершкомъ. — Гонец Криштоф Держко (Дзержек) был отправлен русскими послами Остафием (Евстафием) Пушкиным и другими, находившимися в лагере Стефана Батория с 1580 г., дипломатами для того, чтобы срочно передать Ивану IV требования польского короля.
[2] ...no Божию изволенью, а не no многомятежному человечества хотѣнию... — Этот характерный для посланий Грозного выпад против польского короля был выражен в нарочито неопределенной форме. Уже в инструкциях послам О. М. Пушкину и Ф. А. Писемскому на вопрос: «Кто же это со вчерашнего дня государь?», было велено отвечать: «Мы говорим про то, что наш государь не со вчерашнего дня государь, а кто со вчерашнего дня государь, тот сам себя знает» (Соловьев С. М. История России с древнейших времен. СПб., б. г. Кн. 2. Т. VI, стлб. 278—279).
[3] Что прислалъ ecu к намъ гонца... — По дипломатической традиции того времени царь начинал свою грамоту с полного изложения грамоты Батория от 4 июня 1581 г., привезенной ему Держко (она сохранилась в «Книге посольской Метрики литовской»). Русские послы соглашались отказаться от всей Ливонии за исключением Ругодива (Нарвы) и городов, расположенных по течению р. Нарвы у самой русской границы, и от завоеванных Баторием западнорусских городов: Полоцка, Велижа, Усвята и др., возражая только против уничтожения еще не завоеванной крепости Себеж.
[4] ...Станислава Крыжского с товарыщи... — Польские послы Станислав Крыйский и др. отправились к Ивану IV еще во время похода на Двину в 1577 г., но царь отказался их принять во время похода. Послы были приняты уже в Москве в январе 1578 г. По дипломатической традиции Грозный излагает всю историю предшествующих переговоров за несколько лет.
[5] ...Михаила Долматовича Карпова, да... Петра Ивановича Головина... — Карпов с Головиным выехали в Полылу в мае 1578 г. Польский посол Гарабурда был отправлен в Москву еще раныпе, в марте 1578 г., и долго не был принят. При приеме Головина (Карпов по дороге умер) король сознательно оскорбил царя, не встав при произнесении его имени и не упомянув о здоровье; Головин отказался вести переговоры, и они затянулись на неопределенное время. Тем временем Баторий отвоевал Двинск и Венден.
[6] ...ни при Олгерде... ни при нынешнемъ Жигимонте... — Иван IV перечисляет представителей династии Гедиминовичей, занимавших с начала XIV в. литовский престол (Ольгерд, Витовт — великие князья литовские), а с конца XIV в. приглашенных на польский престол (начиная с Ягайло, откуда название династии — Ягеллоны; Ягайло, Казимир, Александр, Сигизмунд I, Сигизмунд II Август — польские короли).
[7] ...Петра Гарабурду к тебѣ отпустили, а с нимъ к тебѣ отпустили... Ондрѣя Михалкова з грамотою... — Гарабурда и Михалков были отправлены Иваном Грозным из Москвы в январе 1579 г. Русские послы Головин и другие и после отправления Гарабурды в течение полугода оставались задержанными в Польше (до 1 июня 1579 г.).
[8] ...прислалъ ecu к намъ гонца своего Венцлава Лопатинского з грамотою... гонца нашего Ондрѣя к намъ отпустилъ ecu... — 1 июня 1579 г. Баторий, полностью подготовившись к военным действиям, «выбил из своей земли кабы злодеев» русских послов Головина и других, а 26 июня отправил к Грозному своего посла Лопатинского и русского гонца Михалкова. «Лист», посланный с Лопатинским, представлял собою «разметную грамоту» — объявление войны. Баторий ставил в вину царю главным образом его военные действия в Ливонии в 1577—1578 гг. Грозный первоначально задержал Лопатинского, но уже в декабре 1579 г. гонец был отпущен, однако при отправке ему было указано, что «которые люди с такими грамотами ездять, и таких везде казнят; да мы, как есть государь христианский, твоей убогой крови не хотим».
[9] ...и с нашими израдцами, с Курбскимъ и з Заболоцкимъ и с Тетеринымъ... — Участие этих «изратцев» (изменников) в походе на Полоцк подтверждается и в ответе Батория на комментируемое послание.
[10] И нашу вотчину городъ Полоцко израдою взялъ ecu. — Осада Полоцка длилась с середины августа до середины сентября 1579 г. Перед началом осады король послал защитникам Полоцка грамоту, в которой оправдывал свое наступление против царя и обещал «освободить христианский народ от кровопролития и неволи». Несмотря на эти обещания, Полоцк оборонялся очень энергично и был сдан лишь после пожара в крепости.
[11] ...новымъ умышленьемъ зжегъ и люди побилъ и мертвымъ поругался... как бы волховнымъ обычаемъ. — «Новое умышление» заключалось в том, что крепость была подожжена раскаленными ядрами. О происшедшем при взятии Сокола надругательстве над трупами рассказывает Гейденштейн: «...многие из убитых отличались тучностью; немецкие маркитантки, взрезывая такие тела, вынимали жир для известных лекарств от ран, и между прочим это было сделано также у Шеина» (Гейденштейн Р. Записки о Московской войне. СПб., 1889, с. 79).
[12] ...«перед маистатомъ» ихъ не ставятъ. — В «разметном листе», посланном с гонцом Лопатинским, Баторий жаловался царю, что русские послы не сказали ему ни слова, «кгды перед маестат наш были возвани», т. е. «когда были приглашены к нашему величеству». Недовольство Грозного этим выражением Баторий объяснил в своем ответе на него тем, что Грозный не понял смысла слова «маестат». В ходе дальнейших дипломатических переговоров Грозный отверг это обидное для него обвинение в невежестве: «...и мы то ведаем: маистат — государство, а на маистате — государь на государстве, и государь государства болши: приведут к государю, что то к его лицу, а приведут к маистату, ино то к повеленью к государскому приведут, а не к самому государю, ино то уж ниже, да и хуже». Выражение «привести к величеству» действительно звучало на тогдашнем дипломатическом языке более унизительно для послов, чем «привести к государю».
[13] Также и с наших бояръ человекомъ с Левою с Стремоуховымъ прислалъ ecu к намъ свою грамоту... — После падения Полоцка и Сокола из Москвы в Литву был отправлен в конце октября 1579 г. гонец Лев (Леонтий) Стремоухов, — формально не от царя, а от Боярской думы (в обстановке польского наступления предложение мира со стороны самого Грозного имело бы унизительный характер). Гонец должен был передать литовским панам просьбу московсжих бояр — убедить их государя начать мирные переговоры. В своем ответе, посланном с тем же Стремоуховым, члены литовской рады отказывались послать послов к русскому государю, но соглашались принять русских послов, обещая во время их поездки в Польшу не вести военных действий. Грамота литовской рады не удовлетворила Боярскую думу.
[14] ...посылали есмя к тебѣ дворянина своего Григорья Офонасьевича Нащокина... — Гонец Нащокин был отправлен Иваном Грозным к Баторию в апреле 1580 г.; он должен был убедить польского короля начать мирные переговоры (но выступал на этот раз уже прямо от имени царя, а не от бояр). Когда ему не удалось убедить Батория начать переговоры первым, он предложил королю, согласно имевшейся у него инструкции, послать «опасный (охранный) лист» для русских послов. Король согласился на это, но сперва отказался соблюдать перемирие на время переговоров, а затем согласился на короткое перемирие сроком в пять недель. За это время он полностью подготовился к походу и следующих русских гонцов и послов принимал уже в лагере.
[15] ...послали есмя к тебѣ парабка своего молодого Федъку Шишмарева...— Гонец Шишмарев прибыл к Баторию в местечко Чашники 19 июля 1580 г., в день, когда истек установленный Баторием срок перемирия; Грозный просил через этого гонца продлить срок перемирия, чтобы могли успеть приехать его «великие послы»; Баторий отказал в этом и двинулся через Витебск на Великие Луки.
[16] А в тѣ поры наши изратцы Велижъ и Усвятъ и Озерища... отдали... — 7 августа польским войскам сдался (после четырехдневной осады) Велиж, 16 августа — Усвят; Озерище, вопреки указанию комментируемого послания, было взято Баторием значительно позже — после падения Великих Лук. 27 августа Баторий начал осаду Великих Лук, а 28 августа к нему прибыли «великие послы» царя — Сицкий, Пивов и другие. Послы, находясь в лагере осаждающих, стали непосредственными свидетелями осады города. Несмотря на это, послы проявили большую настойчивость и упорство, соглашаясь уступить только те города в Ливонии, которые (после измены Магнуса) все равно перешли в польские руки, и несколько западнорусских городов, захваченных Баторием. Переговоры прервались (послы предложили обратиться к царю за новыми инструкциями) еще до взятия Баторием Великих Лук 6 сентября 1580 г.
[17] ...Григорья Лазовицкого з грамотою... Микифора Сущова... Гаврила Любощинского прислалъ к намъ... — Гонец Григорий Лазовицкий был отправлен Баторием к Грозному 5 сентября 1580 г. (накануне взятия Великих Лук); вместе с ним ехал Никифор Сущов — гонец к царю от находившегося в Польше русского посла Сицкого. В грамотах, врученных гонцам, король требовал от царя уступки всей Ливонии.
[18] И волочилъ ecu нашихъ пословъ... не без накладу ж... — После неудачных переговоров в августе 1580 г. русские послы Сицкий и другие оставались в Польско-Литовском государстве и продолжали переговоры до февраля 1581 г.
[19] Миколай Яновичъ Радивилъ — по прозвищу Черный, воевода Виленский, один из крупнейших политических деятелей времени Сигизмунда II Августа, активный деятель польской реформации (кальвинист). Замечание Грозного, что первопричиной вмешательства Польши в ливонские дела было «люторство», связано, вероятно, с переговорами, которые он завязал в этот период с римским папой.
[20] ...неодностайные рѣчи... — Нередкий в послании пример полонизма (jednostajny — по-польски: единообразный). Грозный перед этим цитировал два заявления Сигизмунда II Августа: из речей польского посла Тышкевича с товарищами в марте 1559 г. и из грамоты, привезенной посланником Мартином Володкевичем (Володковичем) в начале 1560 г. Архиепископ Рижский маркграф Бранденбургский (брат герцога Альбрехта Прусского и племянник Сигизмунда II Августа) был арестован магистром ордена, но по требованию польского короля освобожден. Разница между содержанием двух польских документов, отмеченная царем, объясняется тем, что в августе—сентябре 1559 г. новый магистр Ливонии признал власть польского короля.
[21] ...жаднаго в них чоловека... — Еще один пример полонизма. «Zaden» — по-польски: никакой.
[22] ...с тыхъ ихъ грамот послали списки... — К посланию были приложены две договорные грамоты, заключенные в 1509 и 1522 гг. между новгородскими и псковскими наместниками отца Ивана IV, Василия III, с одной стороны, и Ливонским орденом — с другой.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 127; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!