Сверхъестественная улыбка, пробуждающая животный страх. 2 страница
Харуаки и Коконе явно слов не выбирают.
– Э-э-э-это… – прерывает их Моги-сан.
Судя по ее заиканию, она смущена; однако тут же она берет себя в руки и решительно смотрит на меня.
– Да?
– Спасибо, что согласился быть сегодня «дежурным по мне», Кадзу-кун.
И она отвешивает поклон.
«Дежурным по мне»?..
Мне нравится, как это выражение звучит, но я понятия не имею, что оно означает. Однако и Харуаки, и Коконе, и даже Дайя смотрят на меня ухмыляясь. Так… кажется, я догадываюсь, что это за «дежурный по мне».
Моя задача – весь день быть с Моги-сан и всюду ее сопровождать.
После той аварии Моги-сан не может ходить. Она до сих пор проходит очень интенсивный курс реабилитации и в школу пока не вернулась.
Однако все ее одноклассники хотели, чтобы она все же поучаствовала в школьном фестивале. Мы хотели показать ей, что ее школьные друзья по-прежнему ее поддерживают.
Мы очень много думали, как сделать этот день радостным для нее и как добиться, чтобы все прошло гладко. Мы решили, что кто-то должен за ней приглядывать в течение всего дня, и, уж не знаю почему, этим кем-то единогласно выбрали меня.
Излишне говорить, что я согласился без долгих размышлений. Я в восторге от мысли, что проведу это время с ней, и будет просто замечательно, если воспоминания о фестивале помогут ей быстрей поправиться.
Продолжая смотреть на Моги-сан, я улыбаюсь. Она по-прежнему смотрит в пол.
– Всегда рад помочь, Моги-сан, – и тоже кланяюсь.
|
|
|
– А! Но… я не хочу навязываться, поэтому я обязательно должна тебя поблагодарить! – и она кланяется.
– Если тебе что-то будет нужно, проси, не стесняйся, ладно? Я сделаю все, чтобы тебе было весело.
Поклон.
– Аах! Не кланяйся! Я очень рада, что мы проведем фестиваль вместе! Огромное тебе спасибо!
Поклон.
– Хе-хе.
Поклон.
– Хе-хе-хе.
Поклон.
Поклон-поклон-поклон-поклон.
Непонятно почему мы продолжаем кланяться друг другу, неловко улыбаясь.
– Нна!
– Ай!
Это Харуаки меня стукнул.
– Больно же, Харуаки!
– Так тебе и надо! Забыл уже, что сам мне говорил пару минут назад, всего лишь за то, что сходил на свиданку?!
…Ну, должен признать, мне действительно повезло.
– Эй, Хосино! Ты можешь идти, остальное оставь нам! – малость грубоватым тоном кричит наш староста Рюу Миядзаки. Он вовсе не злится – это его нормальная манера речи.
– Ладно, мы пошли тогда, – отвечаю я Миядзаки-куну и берусь за ручки коляски. – Идем, Моги-сан?
– Да!
И я легонько подталкиваю ее инвалидную коляску.
Что за миг – снова знаменующий начало прекрасного дня.
– …А?
… Снова?
Моги-сан поворачивается ко мне, улыбаясь, и мое беспокойство улетучивается само собой.
|
|
|
Каждый нормальный школьный фестиваль заканчивается большим костром… это вообще-то вранье. Я понятия не имею, насколько это распространено на самом деле.
В мерцающем свете костра ученики танцуют «Оклахома миксер»[1]. Парочка из первого класса, чье объяснение в любви мы видели совсем недавно, радостно держится за руки. Похоже, у них все прошло успешно.
Коконе и Дайя сменили костюмы на нормальные и тоже танцуют. Из-за старых событий они не очень-то ладили, но прошли через это и начали встречаться. Полностью от проблем прошлого они еще не избавились, но по крайней мере сейчас танцуют беззаботно.
Моги-сан тоже переоделась в школьную форму. Она сидит в своей коляске и смотрит на огонь. У нее очень серьезное лицо, как будто она впечатывает эти минуты себе в память.
Я всего лишь ученик старшей школы, но уже знаю: такие мгновения полного блаженства редки. Прекрасные мгновения юности я буду беречь до конца жизни.
То же относится и к Коконе, и к Дайе, и ко многим другим. У каждого своя собственная история юности. Может, они не всегда счастливые, эти истории, но сегодняшний день в любом случае будет выделяться из всех других дней нашей жизни.
Ни один день не приходит дважды.
Глядя на танцующие парочки, Моги-сан шепчет:
|
|
|
– Как красиво.
Я не знаю, что сказать. Моги-сан никогда уже не будет танцевать.
Заметив мое выражение лица, она лихорадочно мотает головой.
– Ай, ты меня не так понял! Я не ною! Я просто завидую, что они провели этот особенный день с любовью друг к другу!
Ее улыбка яснее ясного показывает, что она говорит от всего сердца.
– Кадзу-кун…
За то время, что мы провели сегодня вместе, я наконец понимаю ее чувства ко мне.
– После той аварии я думала, что никогда уже не буду счастлива. Я могла делать вид, что счастлива, у меня могли быть иногда счастливые моменты, но все равно я была убеждена, что эта инвалидность все время будет меня держать, что я никогда больше не смогу по-настоящему улыбаться.
Несмотря на эти слова, полные насмешки над собой, лицо ее спокойно.
– Но знаешь, – продолжает она, – сегодня я вовсе не думала о том, что я инвалид. Правда. И это для меня огромное открытие! К примеру, я не могу с тобой потанцевать, но меня это вовсе не расстраивает. Не потому что я заставляю себя так думать, а потому что я правда счастлива. Это же здорово, да?
Я улыбаюсь ей и киваю.
– Я смогла получить радость от этого дня, и поэтому я перестала ненавидеть саму себя, – и Моги-сан берет меня за руку. – Спасибо, что подарил мне это чувство.
|
|
|
Ее лицо немного красное, и не только из-за света костра. Однако взгляда мне хватает, чтобы понять, что она скажет сейчас.
– Я люблю тебя, Кадзу-кун.
Ее улыбка – самое прекрасное, что я когда-либо видел. Это я совершенно искренне. И я единственный, кому позволено видеть такую ее улыбку. Я самый счастливый парень на свете. Я сделаю что угодно, чтобы только сберечь эту улыбку.
Счастье переполняет меня, едва не перехлестывая через край. Каждая клеточка в моем теле вибрирует от восторга.
Это должен быть лучший день в моей жизни.
И он, этот день –
Этот день, который я готов проживать вечно, –
– Ааххх…
… Чертов фарс.
Ледяной ветер, прятавшийся за теплым воздухом, проходится по моим щекам. Его жгучая холодность разом прочищает мои притупившиеся чувства.
Что это за отвратное место?
Мягкая сцена в красных тонах превращается в неважно нарисованную картину с воздушными замками.
– Хе, хе… – смеюсь я, поражаясь собственной глупости: я ведь до сих пор не замечал, что все как-то не так.
– Кадзу-кун?.. – спрашивает Моги-сан, озадаченно склоняя голову набок при этой моей резкой смене настроения.
Однако я не обращаю на нее внимания, а перевожу взгляд на свою правую руку.
Я так и думал – на ней нет шрама.
…Моя решимость спасти Марию исчезла.
У меня нет больше силы, позволяющей давить «шкатулки».
Я смотрю на Моги-сан; ее глаза округлились.
От ее признания я счастлив. Это правда. Проведя много дней в мире повторов, я влюбился в нее по-настоящему. Втрескался по уши.
Но здесь история и заканчивается. Она заканчивается, когда Моги-сан признается мне и мы начинаем встречаться. Продолжения не будет.
Кстати говоря, это ведь не в первый раз происходит. Такое уже было в «Комнате отмены», хотя тогда у нас были противоположные роли. Моги-сан тогда была счастлива, что я наконец принял ее признание, а потом ударилась в отчаяние, поняв, что никакого «завтра» не будет. Сейчас такая же тщетность.
Да. Каким бы уютным ни был этот мир – он соткан из лжи. Какими бы счастливыми все ни казались – это ненастоящее. Не так ли?
Ведь – ее нет.
Марии здесь нет.
Этот мир делает вид, что она не существует, и притворяется историей типа «жили долго и счастливо». Может, так бы все и закончилось, если бы она не принесла «шкатулки» в нашу жизнь. Может, корень зла – «О» и ее «Ущербное блаженство».
Мария ранила нас, притащив эти аномалии, эти «шкатулки» в нашу жизнь.
Однако –
– Мне плевать.
Я живу только ради Марии.
– Кадзу-кун? Что случилось?
Ситуация напоминает ту, что была в «Комнате отмены», но я уверен, что на этот раз Моги-сан невиновна. И тем не менее это больше, чем просто совпадение. Скорее всего, на психике Марии сказалось то время, которое она провела в мире повторов, и поэтому «Ущербное блаженство» приняло форму, напоминающую «Комнату отмены».
Его сила в том, чтобы заставить счастье длиться вечно, но по сути своей это счастье фальшивое и длится всего один день.
Похоже, «О» решила пришпилить меня к этому миру и таким образом загнать в угол.
Как только я приму это счастье – как только приму, что здесь нет Марии, – я проиграю «О» и останусь в ловушке этого мира навсегда.
А значит, у меня для Моги-сан есть лишь один ответ. Ведь у наших отношений нет завтра.
– … Пожалуйста, подожди до завтра, – через силу произношу я и бегу прочь.
– К-Кадзу-кун?!.
Не обращая внимания на ее крики, я вбегаю в школьное здание и мчусь наверх, прыгая через ступеньки. Поднявшись на самый верх, распахиваю дверь на крышу и вижу перед собой закат.
– Ххааа… ххааа… ххааа…
Чтобы сражаться с этим миром повторов, я должен как-то сохранить память. В «Комнате отмены» мне это удавалось, когда я переживал что-то травмирующее, например смотрел, как Марию или Моги-сан сбивает грузовик.
Четкого доказательства у меня нет, но я уверен, что и здесь могу добиться этого эффекта подобным образом. К тому моменту, когда я решил бежать на крышу, у меня уже родился план.
Я спрыгну с крыши!
Я со всех ног бегу к ограде, чтобы не думать о предстоящем падении.
Бросаюсь на ограду и лезу по ней. И вот я уже на самом верху.
– …Ах…
Я вижу землю далеко внизу.
…О нее я расплющусь.
Внезапно меня охватывает страх. Ноги застывают. Мозг тут же успокаивается и начинает изобретать оправдания. Самоубийство – это полный идиотизм! Возвращайся к Моги-сан и прими ее признание. Вовсе незачем быть верным одной лишь Марии. Почему бы не принять мир, где счастливы все, кроме Марии? Подумай как следует не прыгай не умирай не думай забудь ее забудь ее забудь ее –
– За… ткниииииииииииииись!
Я отталкиваюсь от ограды и ныряю в багровое небо.
Воображай. Воображай, что прорываешься через этот мир.
На долю секунды по этому предположительно идеальному миру пробегает трещина. Чернота, которую я успеваю заметить за трещиной, доказывает, что я прав – этот мир фальшивый.
Однако это продолжается лишь миг.
Чернота исчезает, и я вверх тормашками лечу к земле.
Моя голова безжалостно бьется о твердую землю.
Удар.
Я слышу, как мой череп раскалывается, как его содержимое сплющивается, и мое сознание…
Й раз
…переносится.
Я лежу вовсе не среди собственных мозгов, а на полу нашего класса. Мои одноклассники заняты подготовкой к фестивалю.
Я сажусь и кладу на пол флейту, которая у меня в руке.
– Аа, гх…
От того, что я увидел перед самой смертью, мое сердце колотится как сумасшедшее. Я весь в холодном поту. Меня дико тошнит.
Определенно я не хочу еще раз пройти через это … но, возможно, у меня не будет выбора.
Ведь это –
– Сработало.
Мне удалось сохранить память – минимальное требование, чтобы бороться со «шкатулкой». Если бы не это, я провел бы весь день, получая удовольствие. Стал бы еще одной шестеренкой в этом бессмысленном мире.
Чтобы этого избежать, я должен совершить псевдосамоубийство.
Я с трудом поднимаюсь на ноги и опираюсь локтями о накрытый скатертью стол.
Когда-то давно меня поймала «О». Не помню, когда именно, но очень давно. Мое воспоминание того времени потускнело и кажется мне каким-то не своим, будто я фильм смотрю. Я уже очень долго повторяю этот день, день школьного фестиваля, пойманный в иллюзию счастья.
Понятия не имею, сколько повторов уже прошло. Эта информация у меня была в «Комнате отмены», но только потому, что там Мария вела счет.
Может, я прожил этот день уже больше десяти тысяч раз. Может, я уже становлюсь частью этого мира. Не знаю и не могу определить.
Я забыл, какие ощущения бывают от реального мира, и не могу отличить этот мир от реального. То, что я все же понял правду, граничит с чудом.
Если я не смогу сохранять память, мои сомнения насчет этого мира рано или поздно испарятся полностью. И тогда этот фестиваль счастья будет прокручиваться десять тысяч раз, миллион раз, десять миллиардов раз.
Он будет повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и проглотит меня, как старую жвачку, потерявшую уже весь вкус.
…Чем это отличается от смерти?
– Уу, а…
Страх.
Страх потерять цель, страх того, что весь смысл моей жизни будет замазан.
Но и этот страх рано или поздно исчезнет.
– Гх!..
Подстегиваемый страхом, я вылетаю из класса.
Коконе вслед что-то кричит, но мне плевать. Я должен положить конец этому повторяющемуся миру.
Сбежать из школы, сбежать от атмосферы праздника достаточно легко, но я быстро останавливаюсь.
Я не знаю, куда идти. Честно говоря, у меня нет ничего, что хоть отдаленно напоминало бы зацепку.
В «Комнате отмены» наша цель была – найти «владельца». Но сейчас «владельца» нет в принципе. В лучшем случае можно сказать, что «владелец» – сама Мария, раз уж меня поглотила «О», составная часть «Ущербного блаженства».
А Марии в этом мире нет. Ее невозможно найти.
– Но…
Этот мир связан с Марией, значит, где-то может быть какая-то подсказка.
– Я должен найти хоть кусочек Марии!
Если мне удастся, уверен, это поможет мне найти решение.
Я бегал по всему городу. Первой моей целью была квартира Марии, но она оказалась пуста, как и в реальном мире. Естественно, ни следа мятного аромата. Тщательно обыскав комнату и убедившись, что ничего интересного тут нет, я решил пробежаться по всем местам, где мы бывали с Марией вместе.
Я побывал в парке, в игровом центре, в караоке-баре, в универмаге, в больнице, в парке аттракционов, во всех ресторанах и кафешках, где мы ели, – но не нашел даже намека на Марию.
В этом мире не было ни следа такого существа.
Пока я безуспешно носился по городу, время летело, и совсем скоро небо вновь начало багроветь.
Я должен сохранить память, а время, когда я спрыгнул с крыши в прошлом повторе, уже приближается. Я должен снова совершить псевдосамоубийство.
Я не знаю точного времени, когда повтор завершается. После времени моего предыдущего самоубийства моя память может быть стерта в любую секунду.
Я должен прыгнуть раньше!
Нет нужды говорить, что против воли прыгать насмерть – совершенно аномально и очень страшно.
Но у меня нет другого выхода.
Вообще говоря, не обязательно именно прыгать с крыши, и не обязательно умирать в том же месте, где и в прошлый раз; однако ноги сами несут меня на крышу моей школы.
Я вхожу в ворота и направляюсь к школьному зданию. Внезапно меня останавливает знакомый голос.
– Хосии!
Это Харуаки. Он подходит ко мне с насупленными бровями, толкая перед собой инвалидную коляску.
– Куда ты делся, Хосии?! Ты сегодня должен был заниматься Касуми, забыл, что ли?! Ты ведь этого ждал так же сильно, как она?! Почему, какого черта?..
Он имеет полное право злиться на меня.
– Все, все в порядке, Харуаки-кун… наверняка у Кадзу-куна есть причина! – защищает меня Моги-сан.
Ее слова добры, но сама она не может скрыть разочарования.
…Моги-сан… я бы с прегромадным удовольствием отключил мозг и наслаждался фестивалем вместе с тобой. Я бы с прегромадным удовольствием смотрел на твою улыбку, стоя рядом… но я не могу!
Я не должен придерживаться «роли», которую всучил мне этот мир. Если я поддамся этому искушению, то застряну здесь навсегда.
Подавляя чувства, я спрашиваю:
– Вы знаете Марию? Марию Отонаси?
– …Ты думаешь, сейчас самое время для вопросов, Хосии?.. Кто, блин, она такая? – зло спрашивает Харуаки.
– Она имеет какое-то отношение к тому, что ты пропал?
Как я и боялся, оба они ничего не знают про Марию.
– Аа… гх!..
Это слишком невыносимо. Я отворачиваюсь от них и бегу на крышу.
Спрыгнуть. Я должен спрыгнуть! Я должен умереть!
Что именно так невыносимо?
Они ничего не знают о Марии. Я не почувствовал в них ни следа Марии.
Но это ладно – к этому я был готов.
Почему же я так разбит? Почему я так потрясен и обескуражен? От чего я бегу?
Потому что все выглядело естественным. Несмотря на то, что мои одноклассники должны знать Марию, их неведение совершенно не показалось мне странным. Мария кажется далеким выдуманным персонажем из какого-то другого мира.
Я, единственный, кто помнит Марию, выгляжу куда более фальшивым, чем они.
Внезапно я осознаю нечто очень важное.
Мария.
Какой девушкой ты была?
Я начинаю забывать Марию… Сколько же меня крутила эта мясорубка времени, чтобы такое случилось? Да, время, проведенное мной в этом состоянии фальшивого счастья, уже давит достаточно сильно, чтобы расплющить меня.
Если я буду забывать ее и дальше – каков вообще смысл этого одинокого сражения?
– Ххааа… ххааа… ххааа…
Я мчусь, словно пытаясь стряхнуть сомнения, и наконец открываю дверь на крышу. Передо мной открывается багровый мир. У меня мало времени.
«Я люблю тебя, Кадзу-кун».
Этот мир – самый притягательный. Я хочу остаться в нем.
Однако эту мысль я тут же стряхиваю.
Я не буду колебаться. Я не хочу колебаться. Я не должен колебаться. Не оставляя себе места для сомнений, я взбираюсь на ограду.
И прыгаю.
Я падаю вверх тормашками и снова расплескиваю содержимое черепа по земле.
Й раз
Вернувшись в утренний класс и убедившись, что память не пропала, я встаю.
Однако на меня тут же накатывает приступ головокружения. Я кладу руку на лоб; рука дрожит. Псевдосамоубийства серьезно действуют мне на психику.
Сколько мне еще предстоит этим заниматься?
Я мотаю головой, чтобы вытряхнуть из нее сомнения. Я не должен больше об этом думать, а то сам не замечу, как утону во всех этих повторах.
– …Так.
На этот раз я протрясу всех, кто есть в школе. Буду ходить и допрашивать каждого, кто был хоть как-то связан с Марией.
Несомненно, на меня обрушится уйма негодования за то, что я брожу по школе, а не занимаюсь Моги-сан. Но все равно я это сделаю… должен сделать.
– …Ха…
Прислонившись к двери на крышу, я запрокинул голову к багровому небу. День снова закончился бесплодно.
Я продолжал допрашивать всех подряд, пока не заслужил презрение всего класса за то, что расстроил Моги-сан, однако результатом был полный провал. Никто не знал о Марии, никто не дал никакой зацепки.
– Хе, ха-ха!
Мне остается лишь смеяться. Я вымотан донельзя. Я даже ходить прямо не могу – недосып меня подкашивает. Хочу отдохнуть. Не хочу больше думать. Хочу сбежать. Просто хочу сбежать. Хочу пойти на школьный фестиваль с Моги-сан, пусть даже всего на один день.
Но не могу.
Если я еще хоть раз наслажусь вкусом счастья, то не смогу больше сопротивляться этим повторам.
А значит, пора снова прыгать.
Пора совершить самоубийство.
– …Я точно с катушек съеду.
Что вообще за логика? Почему я должен раз за разом испытывать эту боль? Оно правда того стоит?
Отсекая эти мысли, я прыгаю с крыши.
Удар. Я снова расплескиваю содержимое черепа.
Й раз
Я сохранил память, но не могу собрать достаточно силы воли, чтобы встать. Хочу действовать, но ни тело, ни душа не слушаются.
Дайте мне хоть искорку надежды, пусть даже она будет тусклее, чем самый тусклый ночник. Я просто хочу сделать шаг вперед.
Заставив-таки свои свинцовые конечности двигаться, я встаю.
Однако вновь я не смог добиться никакого прогресса – и вот лежу навзничь на крыше.
Никто, похоже, не знает Марию. Нет ни следа ее существования.
– Уу… уу…
Я плачу. Я не хочу больше прыгать с крыши. Я не хочу больше страдать. Я не хочу больше расстраивать Моги-сан. Я сыт по горло.
Но варианта «сдаться» для меня не существует, и я прыгаю снова. Удар. Я расплескиваю содержимое черепа.
Убейте меня наконец!
Й раз
Но моя жизнь продолжается, и цепь воспоминаний тоже. Несмотря на то, что боль я причиняю себе сам, я не могу удержаться от того, чтобы завопить и привлечь к себе общее внимание.
– Деррь – мо! – ругаюсь я, выплакавшись и утерев слезы. – Я не сдамся!
Ни хрена я не сдамся.
Й раз
Я гляжу на багровое небо с крыши школы.
Сколько раз я уже повторил этот день? Раз десять, наверно?
Мне нечего делать. Просто нет каких-то частиц Марии, которые можно было бы найти.
Я пойман в этих повторах. Выхода нет.
Что тогда мне делать? Продолжать дергаться? Может, уже можно потерять память? Разве я сделал недостаточно? Разве я не заслужил отдых?
Мысли набрасываются на меня, пытаются подчинить меня себе. Они не останавливаются. Я думаю лишь о том, чтобы сбежать от своего долга.
И все же я взбираюсь на ограду. Я не знаю даже, есть ли в этом хоть какой-то смысл. Не знаю, правильно ли я делаю. Но я по-прежнему скован одержимостью: я должен вернуть Марию в свою жизнь.
Я прыгаю.
Я расплескиваю содержимое черепа.
А-ха-ха, там еще есть что расплескивать?
Й раз
Счет перевалил за 250. Я умер больше 250 раз. Глядя с крыши на школьный двор, я вижу костер. Вдалеке играет «Оклахома миксер», но я не понимаю, что это означает.
Некоторое время назад я убил свои мысли, потому что они мне мешали.
Лишь иногда мне удается подумать о чем-то содержательном, вот как сейчас.
И все же я еще раз прыгаю с крыши. К горе моих мертвых тел добавляется еще одно.
Я даже не думаю уже, зачем я это делаю.
Удар.
Й раз
Кто такая Мария?
Я прыгаю.
Удар.
Й раз
Трупы. Пятьсот трупов.
Это устройство для убивания Кадзуки Хосино через падение.
Й раз
– Ааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа!
Й раз
–
Й раз
–
Й раз
–
Й раз
–
Й раз
–
Й раз
– А?.. А?
Глядя с крыши на багровый закат, я вдруг понял, что снова могу говорить.
– …Закат.
Не знаю, сколько прошло времени. После того как я перестал думать, багровое небо и смертельные прыжки стали для меня какой-то бессмысленной рутиной.
– Красиво.
То, что такая обычная мысль появилась у меня в сознании, – почти что чудо. Я без понятия, сколько уже раз я переживал фестиваль. Недавних событий тоже не помню.
На короткое время я вернулся в нормальное состояние.
Однако это, наверно, в самом деле чудо, и если я упущу этот шанс, то снова стану бездумным созданием, которое бесцельно проводит весь день, только чтобы покончить с собой при виде заходящего солнца.
Да… сейчас я должен выбрать. Я прихожу сюда, чтобы покончить с собой, чтобы не остаться навсегда в ловушке бесконечных повторов, однако в конечном итоге я все равно застрял в ловушке, только другой. Я в полном тупике и должен принять это. Я должен решиться на то, чтобы вырваться из этой бессмысленной петли.
Я должен перестать прыгать.
Я должен отказаться от нее.
Устраивает ли меня это? – так я спрашиваю прежнего себя. Это он полон решимости вернуть ее в свою повседневную жизнь, хоть и давно уже стал пустой оболочкой. Это он управляет мной, заставляя прыгать с крыши.
Устраивает ли меня это?
Вовсе нет. Я хочу спасти ее. Она для меня дороже, чем кто бы то ни было. Ради нее я был готов пожертвовать всем, включая собственную жизнь и жизни всех остальных.
Но…
Но –
Как ее зовут?
Мои последние воспоминания о ней замазаны повторами сегодняшнего дня. Если это и был план моего врага, то он удался. Громадный вес времени выдавил ее из моей головы. Я не могу ее спасти, и в моих действиях нет никакого смысла.
Я побежден на всех фронтах.
– Но… это и не страшно… да?
Я боролся достаточно. Я не считал, сколько прошло дней, но знаю, что это громадное число. Наверняка я провел здесь не меньше времени, чем в «Комнате отмены». Если я продолжу это бессмысленное барахтанье, я лишь окончательно сойду с ума.
…Нет, я уже сошел с ума, и давно.
Лишь одним способом я могу избавиться от этого безумия: отбросить воспоминания о своей борьбе.
Я это осознаю, но мои ноги не пускают меня с крыши и пытаются спрыгнуть, дай им только шанс. Это стало для меня уже рутиной.
Не дурите! Не делайте этого! Я бью себя по бедрам, чтобы остановить их. Я уже на пределе! Поймите наконец! Сдайтесь! Лишь когда от боли мои ноги теряют способность двигаться, я останавливаю свой обычный путь навстречу смерти.
– Хааа… хааа…
Я заставляю свое тело покинуть крышу, волоча ноги-предательницы. Я ковыляю вниз по лестнице, тяжело дыша и останавливаясь на каждой ступеньке.
– …Давай вернемся.
Давай думать о счастливых вещах.
– …Давай вернемся.
Давай думать об улыбке Моги-сан.
– …Давай вернемся… к радости школьного фестиваля.
Я возвращаюсь в мир счастья, пусть он и фальшивый.
Открыв дверь школы, я выхожу во двор. Я вижу костер. Я слышу «Оклахома миксер».
…Как же давно я был здесь в последний раз.
Но если уж я вернулся в этот мир, то должен идти к Моги-сан. Я должен сказать слова, которые до этого дня мне приходилось проглатывать.
Это будет мое прощание с ней, чье имя я забыл.
Как только я принимаю окончательное решение, в ногах появляется легкость, будто с них спало проклятие. Сердце медленно оттаивает после долгой пустоты.
Оно заполняется улыбкой девушки, которую я люблю.
– Кадзу-кун?.. – и девушка, заметив меня возле огня, катит ко мне свою инвалидную коляску. – Что тебя так сильно задержало сегодня? Ты такой бледный, ты хорошо себя чувствуешь? …Если хорошо, давай вместе смотреть на костер? – спрашивает она с мягкой, но немного натянутой улыбкой.
Конечно, она расстроена. Она ведь так хотела провести этот день со мной, а я нарушил обещание.
– …Прости меня.
– А?.. Не, все в порядке. Я знаю, Кадзу-кун, у тебя были причины…
– Прости меня!
Слезы текут у меня из глаз и не желают прекращаться.
– Эээ… не нужно так сильно извиняться за то, что было сегодня…
Не только сегодня. Я отмахивался от тебя и от этого мира очень, очень долгое время. Я посвятил это время не тебе, а ей, чье имя забыл.
Я так долго предавал Моги-сан этого мира.
Но я решил, что теперь буду жить здесь. Все, что тут происходит, – не что-то эфемерное, а серия важных шагов. Я не могу больше преуменьшать то, что происходит в этом мире.
Я не могу больше совершать самоубийства.
«Я люблю тебя, Кадзу-кун».
Я не могу больше отворачиваться от признания Моги-сан.
Это признание медленно, но верно действовало на меня. Оно изменило мое сердце, прежде занятое ей, чье имя я забыл.
Дата добавления: 2016-01-04; просмотров: 14; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!