Сверхъестественная улыбка, пробуждающая животный страх. 1 страница
Эйдзи Микагэ
Пустая шкатулка и нулевая Мария
Том 7
Перевод с английского языка – Ushwood
Любое коммерческое использование данного текста или его фрагментов запрещено
Оглавление
Пролог
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Эпилог
Послесловие автора
Пролог
Станет ли и эта сцена одной из тех, которые я помню лишь во сне?
– Ты готов?
Мой враг, «О», стоит передо мной в квартире, где раньше жила Мария. Я сверлю ее взглядом, и мои мысли начинают блуждать.
Я противостою красавице, обладающей невероятным очарованием; у нее длинные волосы, напоминающие волосы Марии, стройные руки и ноги топ-модели, изящное лицо с приклеенной улыбкой. Да… «приклеенная» – самое подходящее слово: ее улыбка так идеальна, что лицо выглядит как у мастерски сделанной куклы.
Сверхъестественная улыбка, пробуждающая животный страх.
До сих пор лицо «О» ускользало из моей памяти, когда я просыпался. Больше такого не будет.
«О» – уже не то мистическое создание, каким было, – теперь я узнал, что она создана «шкатулкой» Марии, «Ущербным блаженством». Если «шкатулка» Марии и есть причина моей амнезии, то «Пустая шкатулка» позволит мне противостоять ей.
Да! Сосредоточиться на ней!
…На «О»Ае Отонаси.
Она мой враг.
– … …
Все в порядке.
Как только я зафиксировал для себя, что она мой враг, мои мысли пришли в норму. Я чувствую повсюду запах ароматизатора. Мятный аромат – мощное напоминание о моих целях.
|
|
Вернуть Марию.
Сделать ее частью своей повседневной жизни.
Встретиться с нулевой Марией – девушкой, еще не знающей про «шкатулки».
Ради этих целей я пойду на что угодно. Я уже принес в жертву одного из своих друзей. Если мне придется убить всех до единого людей в целом мире – я сделаю это, и глазом не моргнув. Без всяких преувеличений, я серьезно.
Я делаю глубокий вдох и сердито смотрю на «О».
– Ты готов? – спрашивает она со своей таинственной и слишком совершенной улыбкой. – Попрощаться с этим миром?
Я изо всех сил хмурю лицо и отвечаю:
– Нет, с чего бы мне это?
Конечно, «шкатулки» ввергли в хаос мое самое ценное сокровище – мою повседневную жизнь.
Юри Янаги – беспрерывно страдает под тяжестью вины за совершенное ей убийство в «Игре бездельников».
Ироха Синдо – ее характер, а также вера в фальшивое чудо, внушенная ей «шкатулкой», разрушены.
Кодай Камиути – убит.
Рюу Миядзаки – убил своих родителей и отправился в тюрьму.
Рико Асами – пропала.
Касуми Моги – никогда больше не пойдет собственными ногами.
Коконе Кирино – получила тяжелые физические и душевные раны, от которых сломалась.
Харуаки Усуй – потерял всех друзей, включая меня.
|
|
Дайя Омине – вряд ли когда-нибудь вернется.
И я, Кадзуки Хосино –
Я смотрю на свою правую руку. На до сих пор не зажившую рану, которую нанес себе сам. Эта рана напоминает мне, что я грешник и безумец, прошедший точку невозврата.
– Но… – бормочу я себе под нос, сжимая правый кулак. И где-то внутри меня вспухает бесконечная энергия.
Да. Я не откажусь от идеи изменить этот мир, каким бы безнадежным ни было мое положение.
– При нашей последней встрече ты проиграл, – насмехается «О». Я смотрю на нее, вложив во взгляд как можно больше злобы, но ее это, похоже, не смущает абсолютно.
– Ты хочешь сделать так, чтобы Мария Отонаси добровольно отказалась от своей «шкатулки», верно? – продолжает она. – Однако ты должен понимать, что твои собственные поступки полностью исключили возможность того, что это когда-либо произойдет.
Я кусаю губы. Она права.
– Ради того, чтобы победить Дайю Омине, ты пожертвовал Коконе Кирино прямо у нее на глазах – прекрасно сознавая, что, увидев твое ужасное деяние, Мария станет глуха ко всем твоим попыткам ее переубедить. И твои опасения были не напрасны.
– …
Мария никогда не простит мне то, что я сделал, хоть это и было единственным решением, которое я мог придумать. Я сам вырыл себе могилу.
|
|
Нарушив повисшее молчание, «О» продолжает:
– Впрочем, это не имеет значения, поскольку произошло нечто гораздо более серьезное.
Что она –
«О» отвечает на мой вопрос, прежде чем я успеваю его хотя бы сформулировать.
– Мария Отонаси забыла про тебя.
– Что…
Моя цель – заставить Марию отказаться от «шкатулки». Я должен заставить ее отказаться от самой цели, которая гонит ее на поиск новых «шкатулок», – помогать исключительно другим. Я даже представить себе не могу, как можно убедить в этом человека с такой железной волей, как у Марии.
И, как будто ситуация и так не полностью безнадежная… Мария потеряла память?
И я должен так вот взять ее и переубедить? …Нереально. В смысле – кто будет слушать полного незнакомца? Как может незнакомец затронуть чье-то сердце? Мои слова ее уже не достигнут.
Ситуация на грани полной безнадежности
Да нет, надежды вообще нет.
Однако не это меня сейчас больше всего тревожит.
– …Она забыла про меня?.. Забыла про все то время, что мы пробыли вместе… это плохая шутка…
Нет!!!
Ни за что!!!
– У… уу…
Я стал для Марии чужим. Наша связь, за прожитую нами вместе целую жизнь ставшая крепче, чем между кем бы то ни было, растворилась.
|
|
Мария. Неужели ты не узнаешь меня, когда мы встретимся?
Мария. Неужели ты не улыбнешься, когда я назову тебя по имени?
Мария. Неужели ты уже не та девушка, которую я знал?
…Зачем тогда вообще бороться? Даже если я сумею уничтожить «Ущербное блаженство», у нас не будет общих воспоминаний, которые удерживали бы нас вместе.
– Похоже, ты в отчаянии.
Конечно, я в отчаянии! Я не смогу достичь своей цели, даже если уничтожу ту «шкатулку»!
И тем не менее –
– Однако ты не сдашься, не так ли?
Да. Не могу понять, почему, но она права.
Несмотря на переполняющую меня печаль, я продолжаю сверлить «О» сердитым взглядом.
Я спасу Марию, даже если она не помнит меня. Я спасу Марию, даже если она сама этого не хочет.
Я не сдамся. Нет… не совсем так. Я во власти «Пустой шкатулки», и я не могу сдаться. Я должен гнаться за Марией, даже если это убьет мое сердце. Я должен безостановочно искать ее, даже если мне придется нырять в глубину океана, где я не смогу видеть и дышать. Выбора «сдаться» у меня не было с самого начала.
«О» продолжает смотреть на меня; теперь она уже не улыбается. На ее лице самое жесткое выражение, какое я когда-либо видел.
– Буду честна: я тебя побаиваюсь.
Враг.
«О» наконец увидела во мне врага.
– У тебя нет надежды. Спорить с этим невозможно. И все же… я не могу избавиться от ощущения, что ты способен достучаться до сердца Марии Отонаси. Ведь такова данная тебе сила.
Она говорит о силе «спасителя», о силе, способной давить «шкатулки».
Мария создала «Ущербное блаженство», пожелав, чтобы все люди были счастливы. Однако из-за немыслимой точности «шкатулок» ее внутренние сомнения в собственном желании и ее тайная надежда, что кто-то ее остановит, тоже материализовались.
Противоречивое «желание» Марии породило две сущности.
Сущность, исполняющую «желания», и – сущность, уничтожающую «желания», «спасителя».
А именно, «О» и – Кадзуки Хосино.
Я ее рыцарь. Я единственный, в чьих силах ее спасти.
– …Да.
Я смотрю на свою раненую правую руку. В этой руке живет страшная сила, позволяющая давить «желания»; она может раздавить даже «О».
Сейчас я не стираю «О» лишь по одной причине: если я это сделаю, «Ущербное блаженство» тоже будет уничтожено. Этого сердце Марии не выдержит.
С одной стороны, это выглядит так, будто Мария отвергает мою помощь. Но с другой стороны, меня бы вообще не существовало, если бы в душе она не хотела, чтобы ее спасли.
А значит, решение должно быть, пусть и совершенно невероятное. Я могу и буду верить в это.
Так, подведем итоги.
Что я могу сделать, чтобы спасти Марию?
Я должен освободить ее от человека передо мной.
Я произношу имя.
– Ая Отонаси.
«О»Ая Отонаси снова улыбается, источая уверенность в себе.
– Ая Отонаси? Я действительно приняла ее внешность. И я действительно происхожу от нее. Но я – не Ая Отонаси.
– Думаю, так и есть. Ты просто образ Аи в голове Марии, не настоящая Ая. Настоящая Ая наверняка тоже была потрясающим человеком, но все-таки лишь человеком. Она не могла быть такой сверхъестественной, как ты. Видимо, что-то случилось, из-за чего Мария стала обожествлять свою сестру.
Я стискиваю зубы при мысли о том, как росла Мария.
– Ая Отонаси внутри Марии слишком разрослась. Мария сама не может от нее сбежать; если ей не помочь, она так и останется в ловушке. Она пренебрегает собой – даже отвергает себя, – чтобы стать монстром по имени Ая Отонаси. Поэтому, – я наставил на «О» правую руку и прокричал: – Освободи ее сейчас же, «Ая Отонаси»!
Нет нужды говорить, что «О» на этот мой приказ и бровью не повела.
– Ты обращаешься не по адресу. Я знаю, как ее освободить, не лучше тебя. А, зато я точно знаю, что ты собираешься делать.
– Что?..
Я сам понятия не имел, что я собираюсь делать. А «О» заявляет, что знает.
– Возможно, ты хочешь спросить, откуда я это знаю? Видишь ли, ты сейчас можешь сделать лишь одно; а поскольку это твой единственный выбор, рано или поздно ты его и сделаешь, каким бы никчемным он ни был. Это просто бессмысленное, бесплодное барахтанье, все равно что бесцельно нырять в глубину океана. Однако другого выхода у тебя нет, поэтому ты отправишься туда, пусть у тебя и нет ни капли надежды.
Внезапно я вспоминаю, что «О» упомянула раньше.
– …Это «единственное, что я могу сделать» – это…
– …Покинуть этот мир. Именно.
Я по-прежнему понятия не имею, о чем говорит «О», но почему-то чувствую, что она права.
– Ты покинешь этот мир и никогда не вернешься. Разумеется, это означает, что я победила. Когда это произойдет, Мария Отонаси будет гнаться за своим «ущербным желанием» до тех пор, пока от нее ничего не останется. Мне нужно лишь дождаться.
– Я этого не допущу.
– Да, полагаю, если бы тебе удалось вернуться в этот мир, это означало бы, что тебе каким-то образом удалось выполнить свою миссию и спасти Марию Отонаси. Соответственно, я бы проиграла и исчезла. А ты бы освободил ее от сестры, от Аи Отонаси.
Все просто.
Мне всего лишь надо вернуться. Вернуться к своей драгоценной «повседневной жизни».
И тогда я встречусь с ней. Наконец-то я встречусь с Марией – с самой чистой, с такой, какой она была до того мира бесконечных повторов.
…Я встречусь с нулевой Марией.
Да – но насколько трудна эта задача? Моя драгоценная «повседневная жизнь» была разрушена; как я смогу привести Марию в такое место, которого уже нет?
Однако, как и сказала «О», я буду продолжать бороться, каким бы безнадежным ни было мое положение.
– Что ж, Кадзуки Хосино. Пора начать решающую битву, – говорит «О» и вытягивает руки. Ее взгляд сосредоточен на мне; ее красивое и в то же время уродливое лицо искажается.
– Хорошего времяпрепровождения в «Ущербном блаженстве».
С этими словами «О» обнимает меня.
Это омерзительно, однако я не могу ее отпихнуть. Я пытаюсь схватить «О» за плечи и оттолкнуть ее в сторону, но мои руки проходят сквозь ее тело. Я как будто барахтаюсь в паутине. Медленно, но верно я погружаюсь в «О».
Я не могу дышать.
Я тону в «О».
Медленно, но верно я тону в ней. Настолько медленно, что я как будто вовсе не двигаюсь. Однако свет постепенно тускнеет; я едва осознаю, что падаю.
Тону, тону, вечно тону –
…Где я?
Ощущение такое, будто я на самом дне глубокого моря, но вокруг так ярко, словно я под полуденным солнышком.
В голове непрерывный шум. Повсюду слышен смех, но я не могу понять, откуда он идет. Не могу избавиться от смеха, даже закрыв уши руками. Он такой невыносимо громкий, что хочется вовсе перестать думать.
Я не дышу, однако это мне нисколько не досаждает. Мое тело начинает растворяться в окружающем пространстве. Окружающее пространство начинает пожирать мое тело.
Я теряю себя.
Я исчезаю.
Не знаю, что произойдет, но одно могу сказать точно.
К концу я растворюсь полностью.
К оглавлению
Глава 1
Первый раз
– Я люблю тебя, Кадзу-кун.
Неинтересно. Нет сейчас времени крутить романы.
Й раз
– Я люблю тебя, Кадзу-кун.
Я тебя умоляю. Как вообще реагировать на такое?
Й раз
– Я люблю тебя, Кадзу-кун.
Я счастлив. А как еще можно себя чувствовать, когда тебе признается в любви девушка с такой очаровательной улыбкой?
Й раз
Мой мозг прилип к стенкам черепа, как жвачка, на которую много раз наступили. Постоянно одолевает тошнота, словно я купаюсь в ванне с использованным маслом. Я кручусь, как в стиральной машине, однако вокруг меня ничего не меняется: раздражающий смех и чернота.
Я ничего не вижу.
Просто существую в одном и том же цикле.
Повторы будут продолжаться, пока я не растворюсь в черноте. Повторы будут продолжаться, пока не исчезнет последняя клетка моего тела. Повторы будут продолжаться бесконечно.
…Я просыпаюсь.
Подавляя рвотные позывы, тру глаза и пытаюсь понять, где я.
Вижу школьную доску вверх ногами. Похоже, я в классе.
– …Это что, сон?
Я лежу на полу. Скребя в затылке, поднимаюсь на ноги.
Класс выглядит как-то не так, как всегда. Парты сдвинуты по четыре, на каждой лежит цветная скатерть в полоску. На окна наклеены самодельные цветы. На доске красиво нарисована горничная – явно девушки из нашего класса постарались. Справа от рисунка надпись: «Кафе с горничными».
– …Ха-ха… – вырывается у меня сконфуженный смешок; слишком уж велик контраст между моими кошмарами и дурацкими словами, которые я только что прочел.
– …Ну да. Сегодня же…
10 октября, суббота.
День школьного фестиваля.
Как только я это вспомнил, шум вокруг меня сразу стал уютным.
– Что, нравится пялиться в пространство, держа в руке черт знает что? – внезапно произносит знакомый голос.
– А? – бормочу я и поворачиваюсь на голос. – Ай! – восклицаю и тут же отворачиваюсь.
Уаа! Я был не готов увидеть перед собой такие красивые ноги! На них даже роскошные белые гольфы!
– О-хо-хо? Почему такая реакция? Мои прекрасные ножки тебя так возбудили?
– Ни-ничего не возбудили! – протестую я и поднимаю глаза. Передо мной стоит Коконе Кирино с ухмылкой до ушей. Она в светло-синем платье горничной, вызывающем некоторые ассоциации с Алисой в стране чудес.
– Чем ты тут занимаешься, когда остальные пашут?
– Эээ…
А правда, что я делал, перед тем как уснул?
Помню, я лег, потому что не знал, что мне делать, и заскучал; видимо, тогда я и заснул. Наверно, это из-за того, что вчера мы тоже готовились к фестивалю и задержались до ночи.
Я держу что-то цилиндрическое. Точно! Прежде чем я случайно заснул, мне захотелось умайбо (со вкусом кукурузного супа – мое любимое). Умайбо для меня как энергетик, а стоит всего десять иен штука. Такие дешевые – их всем надо покупать.
Чтобы подпитаться энергией, я сую его в рот.
Стук.
– …Чего?
Умайбо не должно быть таким твердым.
– А, ты хочешь прямо в классе поиграть на моей блок-флейте!..
– На твоей что? – сконфуженно переспрашиваю я и смотрю на то, что держу.
Почему-то вместо умайбо в правой руке у меня блок-флейта.
– Че, чего?
– НЕЕЕЕЕТ, извращенец! Тут извращенец! – голосит Коконе.
– Эээ, а? Не-не-не, все не так!
– Нееееет, он лижет мою флейту! Он ее лижет! Он хочет унести ее домой и положить на алтарь! Он хочет ей мыльные пузыри делать! Он хочет играть на ней и одновременно делать мыльные пузыри!
– Я даже не слышал никогда о таких извращениях!
Кстати, совершенно не помню, чтобы я брал в руки блок-флейту.
Что означает…
Я глубоко вздыхаю. Вернув наконец самообладание, я спрашиваю Коконе:
– Эмм, Коконе… это ведь ты подменила мое умайбо на свою флейту, да?
Проще говоря, она надо мной прикололась.
– Хаа? О чем это ты, – тоном слабоумной говорит Коконе, потом уже нормальным голосом продолжает: – В смысле, зачем мне это делать? С чего бы мне вдруг захотеть, чтобы парень, с которым я даже не встречаюсь, играл на моей флейте? Неужели тебе это кажется нормальным поведением ученицы старшей школы?
– Хотелось бы услышать это от тебя.
– Блин, включи уже мозг! Ни одной невинной девушке-подростку не придется в голову такая странная идея, не так ли? Это-то ты понимаешь?
– Да.
– Следовательно, ты украл мою флейту и играл на ней. Это правда и ничего, кроме правды. Ты извращенец, Кадзу-кун. Признайся. Я не отстану, пока ты не признаешься.
– Ххааа…
– Говори: «Я извращенец».
Если я буду упрямиться, она, скорей всего, начнет доставать меня еще сильней, так что я сдаюсь.
– Я извращенец.
– Тааак, теперь… «Я извращенец. Мое хобби – смущать девушек, таращась на волоски, которые они забыли сбрить». Давай.
– Я извращенец. Мое хобби – смущать девушек, таращась на волоски, которые они забыли сбрить. Особенно меня привлекают волосы под мышками.
– Иии! И, извращенец! Не подходи ко мне!
Почему-то у нее действительно потрясенный вид, хотя она сама это все и затеяла.
– Кстати, платье горничной тебе здорово идет.
– О, какая резкая смена темы. Ладно, все равно мне уже стало скучно… А, э, мое платье горничной, да? Ага, оно классное. Но скажи честно: ведь на мне все классно смотрится, правда? Я самая красивая, правда?
– Да. Ты самая красивая. Кстати, и погода сегодня отличная, да?
– Что за вялая реакция!? Ты сам же начал меня хвалить!
Я действительно считаю, что ты симпатичная, но что, черт возьми, я должен говорить, когда ты так хвастаешься собой?..
– Ааа, наверняка ты такой сдержанный, потому что это платье не подчеркивает мою грудь, да? Ты хочешь сказать, что я должна всем показать свой размер Е и всех соблазнить, да?
Даже не близко.
– Ты не только флейтоизвращенец с фетишем подмышек, ты еще и подсевший на гольфы сиськоманьяк! Похабник в овечьей шкуре – это точно про Кадзу-куна! На колени перед моими роскошными Ешками… ай!
Кто-то хлопнул Коконе по голове.
– Ххааа… – вздыхает Дайя Омине, который ее и стукнул.
Он совсем недавно вернул волосам нормальный черный цвет; серьги он тоже убрал, но отверстия в левом ухе все еще видны. Из-за красивого лица и язвительного характера его зовут циничным принцем.
Впрочем, в последнее время он немного поутих. Он даже послушался одноклассников и к школьному фестивалю переоделся дворецким. Прежде он никогда бы на такое не согласился.
Но если бы на свете действительно существовал дворецкий, такой же язвительный, как Дайя, то своими оскорблениями в адрес хозяйки дома он заработал бы себе увольнение в первый же день. Хотя… может, на таких тоже есть спрос?
Так или иначе, хотя Дайя тоже любит надо мной прикалываться, Коконе он обычно останавливает, когда та заходит слишком далеко.
– Спасибо, Дайя, ты как раз вовремя! Скажи ей что-нибудь!
– Хм…
Готов поспорить, он скажет что-нибудь вроде: «Глаза б мои тебя не видели. Можешь наряжаться сколько хочешь, свое нутро тебе все равно не скрыть. Красивую лошадь делает красивая шерсть, а свинью никакая шерсть красивой не сделает».
Да, что-то в этом ключе.
И, в полном соответствии с моими ожиданиями, неисправимый циник Дайя выплевывает:
– Не заигрывай с другими парнями у меня на глазах. Я ревную.
…А?
Эээ, что?
Неужели… Дайя реально втюрился в нее?..
В полном шоке я хлопаю губами.
Ч-что вообще происходит?.. Ну да, я знаю, что, хотя в прошлом между ними всякое было, они таки начали наконец встречаться, но все же!..
– Ауу… – выдавила Коконе, порозовев – похоже, она удивлена не меньше, чем я. – Э, это!.. Я люблю только тебя, Дайя… можешь не сомневаться…
Тут ее голос увял. Сейчас она ведет себя более женственно, чем когда бы то ни было.
– Но к Кадзу ты ближе, чем нужно, не так ли? – говорит Дайя.
– Мы с ним друзья! Просто друзья!
– Пфф, ну ладно тогда. Но меня раздражает, что ты никак не можешь в полной мере понять, какая ты привлекательная.
– Н-ну если ты так считаешь, Дайя, я буду вести себя осторожнее!
Успокоившись, Коконе улыбается до ушей. И трется головой о грудь Дайи.
…Вы собираетесь этим заниматься прямо у меня на глазах? Найдите уже себе комнату!
– О… ты сменил одеколон? – спрашивает Коконе.
– У тебя отличное обоняние.
– Ну, ты же тем запахом каждый день пах, я привыкла. Кстати, одеколоном пользоваться правилами запрещено – ты плохой мальчик.
– А твои крашеные волосы? – не остается в долгу Дайя.
– Ты же сам говорил, что мне каштановые идут лучше, чем черные. Я же не против – могу и красится перестать, и очки снова надеть, – но это ведь ты все время говоришь, что тебе нравится, как я выгляжу сейчас.
– Да, ты выглядишь классно. Ничего обратно не меняй, если только сама не захочешь; я предпочитаю твой нынешний стиль. Но это не та проблема, о которой я говорил.
– …Мм, – кивает она и заглядывает Дайе в лицо. – …Твой костюм дворецкого такой классный… Дайя, дорогой, попробуй сказать мне: «С возвращением, моя принцесса».
– Глупая. Кто так говорит? Попробуй ты сказать: «С возвращением, мой господин».
– Ничего не имею против. С возвращением, мой господин. О… в следующий раз, когда приду к тебе, я надену платье горничной и это скажу!
Я в отчаянии.
Что вообще творится!.. П-просто сладкая парочка. Коконе еще можно узнать, но с Дайей-то что случилось?! Я не хотел видеть его таким! Это уже не мой Дайя!
– Эй, Кадзу, на что ты так уставился? – спрашивает Дайя.
– Разве не очевидно? Не выделывайтесь так у меня на глазах!
– Приходится выделываться, потому что я нравлюсь девушкам. Могут случиться разные неприятные вещи, если я не буду время от времени демонстрировать всем, что у меня уже есть отношения.
– …Знаешь, у меня несколько вещей на языке вертятся, но я их оставлю при себе. Всего один вопрос… ты не стесняешься?
– Почему я должен стесняться того, что меня видят с моей очаровательной девушкой?
От него самого кто угодно застесняется!
– …Так ты не стесняешься быть со мной?
– Я скорее хвастаюсь этим.
– Э-хе-хе-хе-хе.
– Хи-хи.
– Хе-хе-хе-хе-хе.
– Хи-хи-хи.
Прекратите! Не хочу больше слышать!
Я смущаюсь сильнее, чем каждый из них. Внезапно мне на плечо ложится чья-то рука, и я оборачиваюсь.
– Вот ведь гады, правда? Нарочно обнимаются, чтобы мы, одиночки, им завидовали!
Харуаки Усуй, наш общий друг.
– Ага, аг – уээ!
Я было согласно кивнул – однако, глянув на одежду Харуаки, отдергиваюсь. Он тоже косплеит, но на нем почему-то женская школьная форма, да еще из другой школы. Его широкие плечи словно вот-вот разорвут эту форму; кроме того, она доходит ему только до пупка, так что из-под нее видна зеленая рубашка. Из-под юбки торчат мужские ноги, бугрящиеся мышцами от занятий бейсболом. Блин, хотя бы побрил их!
Как у него получается носить такое, да еще не стесняться? Он что, воображает, что он у себя дома и его никто не видит, или что?
– Эх! Я тоже хочу себе симпатичную девчонку! Ты мой единственный союзник, Хосии!
– Тьфу! – и я стряхиваю его руку со своего плеча.
– А? Ч-что такое, Хосии? Это было сурово.
– …Я все знаю, Харуаки, – произношу я необычайно низким голосом.
– …В каком смысле?
– Я слышал, ты сильно подружился с девчонкой из другой школы. Ты даже на свидание с ней ходил?
– Гх.
– …Ага! Это ведь ее форма, да? Той девчонки?
– …
Харуаки молчит, улыбка держится на его лице, как приклеенная. Похоже, я со своими догадками угодил в яблочко.
– И хватает же наглости заявлять, что я твой «единственный союзник», когда сам уже замутил с девчонкой. Это почти что предательство нас всех, одиноких парней! – стыжу я Харуаки, тоскливо улыбаясь.
– …Нет… то есть… смотри, да, мы ходили на свиданку, но мы не сказать чтоб встречаемся. Пока что всякое может случиться. Поэтому, ты понимаешь, я хочу еще немного поиграть роль непопулярного типа…
– Пфе! – и я делаю вид, что плюю на пол. – Ты прямо как богатей, который ради прикола притворяется бездомным!
И я издаю грустный смешок.
– Это, это не слишком ли перебор? Аналогия, по-моему, как-то не очень… и кстати, ты сам не лучше, Хосии!
– Я?
– Ведь Касуми мгххх!
Как только он произносит это имя, Коконе зажимает ему рот. Я невольно краснею и затыкаюсь.
Касуми Моги – девушка, в которую я влюблен.
…Вообще-то странно. Я об этом никому не рассказывал; как же Харуаки додумался до ее имени?
Слышу, как Коконе шепчет Харуаки в ухо:
– …Харудиот. Эти двое еще на самой хрупкой стадии… лучше их не трогать!..
– …А, ну да, конечно… но это же явно взаимное у них…
– …Заткнись уже! Если мы будем вламываться, можем нечаянно все испортить… Они оба даже не догадываются, что их любовь-морковь очевидна всем!..
– Серьезно? Они что, в начальной школе застряли? – спрашивает Харуаки.
Эй, ребята, я вообще-то здесь!
Н-но, «взаимное»? Ч-что он имел в виду? Это же невозможно. Ну да, Моги-сан часто мне улыбается… но это просто потому, что она веселая. И все время просит меня помочь, просто потому что я никому не отказываю в помощи. Ну да… именно поэтому.
Но.
Но, судя по тому, что эти типы сейчас говорят, может, она правда –
– Кадзу-кун?
– Иии! – взвизгиваю я, услышав неожиданный голос.
Резко поворачиваюсь.
– Хм? – тихо произносит девушка в инвалидной коляске. Это Касуми Моги; при виде моей явно избыточной реакции ее глаза слегка округлились. – Что означает это «иии»? Мне что, форма медсестры не идет? – она поджимает губы и смущенно опускает голову.
Я, я и понятия не имел, что Моги-сан тоже участвует в этом косплее… На ней розовая униформа медсестры.
Мое сердце колотится как сумасшедшее – настолько сильно, что я опасаюсь, что другие могут услышать. Я в такой панике, что даже не могу встретиться с ней глазами.
Просто не может эта форма ей не идти! То, что у меня фетиш по части слез, знают все, но еще у меня фетиш по униформам горничных и медсестер! (Проболтался.) И потом, это же Моги-сан, она будет прекрасно выглядеть, даже если на нее мешок для мусора надеть!
Я обязан ей сказать!
– Она тебе здорово идет! Ты выглядишь прекрасно! – восклицаю я; она смотрит на меня снизу вверх.
– П-прекра-…
– Да! Ты прекрасна! Самая прекрасная девушка из всех!
–!!!
Она утыкается взглядом в пол; ее лицо покраснело до корней волос.
Что? Что с ней случилось? Я всего лишь сказал ей то, что думаю…
– Ну ты смотри, опять он за свое, наш ловелас Хосии.
– В последнее время я начала думать, что он это делает нарочно.
– Серьезно? Он просто чертов засранец, если так.
– Похоже, такие вот наивные мальчики добиваются своего чаще, чем можно ожидать. Они очень хорошо умеют вскрывать тайные желания домохозяек – я это в манге вычитала.
Дата добавления: 2016-01-04; просмотров: 17; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!