Несобственно-прямая речь как носитель психологического подтекста
Чем же объяснить то, что несобственно-прямая речь — форма в общем достаточно искусственная, редко встречающаяся вне художественной литературы, — получила такое широкое распространение, причем в первую очередь как средство передачи содержания сознания персонажей, и в общем легко и естественно воспринимается современным читателем?
М.М. Бахтин писал об этом следующее: «Эта форма передачи вносит в беспорядочное и отрывистое течение внутренней речи героя (ведь эту беспорядочность и отрывистость пришлось бы воспроизводить при употреблении формы прямой речи) порядок и стилистическую стройность, и, кроме того, по своим синтаксическим (третье лицо) и основным стилистическим признакам (лексикологическим и другим) эта форма позволяет органически и стройно сочетать чужую внутреннюю речь с авторским контекстом. Но в то же время именно эта форма позволяет сохранить экспрессивную структуру внутренней речи героев и известную, свойственную внутренней речи, недосказанность и зыбкость, что совершенно невозможно при передаче в сухой и логической форме косвенной речи. Эти особенности и делают эту форму наиболее пригодной для передачи внутренних речей героев» 31.
Думается, однако, что дело не только в этом. В отличие от прямой и косвенной речи, где чужое слово четко маркировано и противопоставлено авторскому, несобственно-прямая речь вводит его имплицитно: информация о том, что данное выражение принадлежит персонажу, отражает его точку зрения, а не точку зрения повествователя, заключена в подтексте, и читатель сам должен извлечь ее оттуда.
|
|
|
В § 27–28 было показано, что носителями наиболее богатого и своеобразного имплицитного содержания часто бывают высказывания, характеризующиеся какими-то отклонениями от речевого стандарта. Но несобственно-прямая речь тоже типичная «речевая аномалия», поскольку она нарушает норму авторской речи, вводя в высказывание чужеродные элементы, принадлежащие первоначальному сообщению. Столкнувшись с этими чужеродными элементами, внимательный и достаточно опытный читатель стремится оправдать их появление в тексте — «решить уравнение» (см. § 25). А решить уравнение в данном случае означает вообразить другую, первичную коммуникативную ситуацию, стоящую за той, в которой сам читатель фигурирует на правах адресата. Иначе говоря, надо осознать, что эти чужеродные элементы отражают чужое слово, и понять, чье именно, для чего необходимо представить себе душевное состояние персонажа, восстановить его по словесной или интонационной детали, по скупому намеку. Таким образом, мы снова приходим к уже многократно провозглашенному принципу: целое через часть — вот закон всякого словесного искусства.
|
|
|
Часть, деталь, скупой намек, как правило, эффективнее, чем подробное описание. Применительно к душевному состоянию человека это вдвойне верно, потому что подробно и точно изобразить его «впрямую» все равно нельзя 32; кроме того, несобственно-прямая речь вообще не решает задачу аналитического изображения, ее цель (одна из целей) — вызвать сопереживание (но не только!), для чего нужно оставить определенный простор воображению читателя (известно, что чересчур подробно описывать внешность героини опасно — пусть лучше читатель сам дорисует ее облик в соответствии со своими установками в этой области).
Таким образом, несобственно-прямая речь, с самого начала требуя творческой активности от читателя 33, апеллируя к его жизненному опыту, заставляет его по нескольким словам, по субъективно окрашенной конструкции вообразить и прочувствовать душевное состояние героя. Но одновременно несобственно-прямая речь выражает иной взгляд на мир и на данного персонажа — последний выступает не только как субъект, но и как объект, мы смотрим на него одновременно изнутри и извне. Такая двойная оптика вообще свойственна искусству; но здесь она непосредственно и одновременно реализуется на малом пространстве абзаца или даже одной фразы.
Дата добавления: 2022-07-16; просмотров: 38; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!