Авторское слово и чужое слово
Итак, содержательность стиля заключается прежде всего в том, что он несет образ адресанта. В литературном произведении адресант — это прежде всего повествователь. Кроме повествователя, в эпическом тексте имеются адресанты второго ранга — персонажи; они выступают в этом качестве в той мере, в какой их голоса доносятся до читателя. Но потенциально их речь практически всегда присутствует в фабуле, ибо последняя, как правило, предполагает общение между персонажами, а общение между людьми реализуется прежде всего посредством речи.
Персонажи, по определению, противопоставлены автору (если только автор сам не является персонажем, как это бывает в повествовании типа I.2). Что же касается повествователя, то его возможные позиции по отношению к истинному автору были рассмотрены выше: он либо являет собой более или менее непосредственное воплощение автора, не наделенное какими-либо атрибутами, противопоставляющими его последнему (тип I), либо же выступает как вымышленная фигура, явно не идентичная автору.
В соответствии с этим мы можем выделить в стиле любого эпического текста — вообще в тексте — два основных пласта. Следуя терминологии, введенной в обиход М.М. Бахтиным, мы будем называть их авторское слово и чужое слово. Под авторским словом понимается повествование (исключая речь персонажей), субъектом которого является повествователь типа I (аукториальный повествователь). В соответствии с этим понятие «чужое слово» включает в себя как повествование от персонажа, явно не идентичного автору (тип II), так и речь персонажей, не являющихся повествователями в любом типе повествования; кроме того, чужое слово может вводиться в авторскую речь и не будучи мотивированным словом или мыслью какого-то конкретного персонажа (подробнее об этом см. в § 104.) Из сказанного следует, что авторское слово представлено лишь в повествовании типа I, а в повествовании типа II оно в явном виде не обнаруживается (если не считать ту повествовательную рамку, в которую часто заключен рассказ персонажа) — здесь мы имеем дело только с чужим словом. Интересно, однако, что наиболее разнообразные проявления чужого слова обнаруживаются именно в повествовании типа I, так как в типе II обычно доминирует лишь одна чужая интонация — слово подставного повествователя.
|
|
|
Конечно, все сказанное в этом параграфе надо рассматривать как абстрактную схему, отражающую лишь общие тенденции, за которыми скрывается множество переходных случаев. Само введение оппозиции «авторское слово/чужое слово» опирается в первую очередь на литературную практику XIX—XX вв.; до этого авторское слово и чужое слово четко не противопоставлялись друг другу, по крайней мере в чисто стилистическом плане. Так, в эстетической системе классицизма, стремившейся отражать прежде всего общее, инвариантное, чужие голоса подчинены авторскому, растворены в нем — персонажи, когда им предоставляется слово, и подставные повествователи говорят тем же языком, что и автор, точнее, аукториальный повествователь, и нередко повествователь-персонаж несет авторскую точку зрения на изображаемое. Чтобы убедиться в принципиальной одностильности речи аукториального повествователя, повествователя-персонажа и прочих персонажей в классической прозе, достаточно сравнить, например, повествовательную рамку, в которую заключен рассказ героя в «Манон Леско», сам этот рассказ и воспроизводимые в нем диалоги действующих лиц.
|
|
|
Ясно, что авторскому слову, как и чужому слову, нельзя приписать никаких априорных характеристик. Можно лишь определить общую тенденцию: авторское слово в общем тяготеет к повествовательной норме данной эпохи, данного жанра, данного литературного направления, тогда как чужое слово более или менее существенно отклоняется от него 9. Но и эта закономерность проявляется лишь тогда, когда сама оппозиция «авторское слово / чужое слово» актуальна. Так, в прозе классицизма, как только что было сказано, она не действует: литературная норма, «bon usage» определяет и стиль персонажей. Как ни парадоксально, нечто похожее — но на противоположной основе — нередко наблюдается в современной французской литературе: авторское слово сближается с чужим словом своей подчеркнутой нелитературностью, низводится до уровня обиходной речи (например, у Арагона, в некоторых главах «Blanche ou l'oubli», не говоря уже об автобиографических романах — если их можно назвать романами — таких писателей, как А. Сарразен или А. Будар, которые в молодости были связаны с уголовным миром).
|
|
|
Как мы уже отчасти видели и как будет подробнее показано ниже, авторское слово и чужое слово могут соединяться, смешиваться, переходить друг в друга, образовывать «гибридные» формы. Однако это обстоятельство, равно как и сформулированные выше оговорки, не лишают ценности сам принцип разграничения двух речевых пластов текста: нельзя оценить конкретные варианты, не располагая инвариантной схемой.
В целом соотношение авторского слова и чужого слова в тексте является одной из центральных проблем стилистики художественной речи и имеет первостепенную важность для интерпретации текста.
|
|
|
Мы начнем с наиболее простого и явного — со способов введения и представления чужого слова 10.
Прямая речь и косвенная речь
Как было сказано в § 42, для того чтобы оценить своеобразие сюжета как результата отбора, фабулу художественного текста полезно представить себе как нечто случившееся на самом деле и, следовательно, обладающее всеми атрибутами реального бытия. Следуя этому принципу, мы должны допустить, что в фабуле речь всех персонажей стилистически маркирована, как это бывает в реальной жизни, т.е. что литературные дворяне разговаривают «на самом деле», «до сюжета» как дворяне, рабочие — как рабочие и т.д., а также что стиль их речи меняется в зависимости от роли, ситуации, эмоционального состояния и т.п.
Как же передается речь персонажей в художественном тексте? Проблема передачи чужой речи вообще, не только в применении к художественной литературе, далеко не так проста, как это может показаться. По отношению к передающей речи, передаваемая (первичная) предстает как особое референтное пространство, которое, как уже говорилось, отличается от всех прочих тем, что допускает прямое воспроизведение. Однако последнее вовсе не является абсолютным правилом. В главе I было показано, что отражение в речи какой-либо референтной ситуации предполагает ее истолкование, которое всегда в той или иной мере субъективно, так как определяется потребностями, интересами, степенью информированности адресанта и адресата, той целью, которую преследует высказывание, и т.п. Чужое высказывание как референтная ситуация тоже может подвергнуться такому истолкованию, но поскольку оно представляет собой не простой объект, а знак, причем из всех его возможных аспектов передающего субъекта, как правило, интересует лишь содержание, истолкование в этом случае выливается в полную или частичную перекодировку (об этом уже было упомянуто выше, в § 88).
В соответствии с этим язык располагает двумя основными способами передавать чужие высказывания: это так называемая прямая речь, дающая прямое воспроизведение, и косвенная речь, осуществляющая перекодировку первичного сообщения. Иначе говоря, прямая речь — это показ чужого слова, а косвенная — рассказ о нем.
При чисто синтаксическом подходе к этой проблеме разницу между прямой и косвенной речью усматривают главным образом в том, что чужое высказывание в форме косвенной речи грамматически подчиняется высказыванию передающего субъекта — главному предложению — на правах придаточного, что влечет за собой транспозицию глагольного времени, личных местоимений и указательных слов:
1a. Léon m'a dit: «Je suis content de partir d'ici demain».
1b. Léon m'a dit qu'il était content de partir de là le lendemain 11.
Грамматическая зависимость и связанные с ней изменения передаваемого высказывания отражают подчинение последнего «оптике» передающей речи, устранение субъективности первоначального адресанта 12. Конечно, бывает и так, что чужое высказывание в форме косвенной речи текстуально совпадает с первоначальной речью:
2a. — Il s'agit d'un attentat politique, affirme le porte-parole du Ministère de l'Intérieur.
2b. Le porte-parole du Ministère de l'Intérieur affirme qu'il s'agit d'un attentat politique.
Однако такого рода совпадения не более чем частные случаи, которые не должны скрывать от нас указанное выше принципиальное различие между прямой и косвенной речью. Оно четко выявляется всякий раз, когда первоначальное высказывание является иллокутивно и(или) эмоционально маркированным, вообще когда коммуникативное содержание выступает в нем на передний план:
3a. — A quoi bon se casser la tête, grogna le cochon, puisque ça ne sert à rien.
— Naturellement, dit le cheval, tu ne veux rien faire pour les petites. Tu es du côté des parents (Aymé).
Типичное и более или менее полное переложение этого отрывка в косвенную речь могло бы выглядеть так:
3b. Le cochon dit qu'il était inutile de réfléchir davantage, car leurs efforts n'aboutissaient pas. Le cheval lui reprocha de ne vouloir rien faire pour les fillettes et de soutenir toujours les parents.
Таким образом, и в чисто стилистическом плане форма косвенной речи, как правило, подчиняет первоначальное сообщение речи передающего субъекта, чужую речь — авторской. Здесь имеет место совершенно явная перекодировка — перевод в иную стилистическую тональность, иной регистр.
Конечно, эта перекодировка бывает и менее полной, чем в нашем примере; так, можно представить себе иной, стилистически более близкий к первоначальной речи вариант 3b: Le cochon dit que ce n'était pas la peine de se casser la tête puisque ça ne servait à rien. Форма косвенной речи не запрещает этого; более того, в литературе, как мы увидим в дальнейшем, такая неполная транспозиция используется сравнительно нередко. Однако в целом для косвенной речи это нетипично — она вовсе не обязана сохранять в неприкосновенности первичное сообщение и, следовательно, принципиально не позволяет восстановить то, что было сказано на самом деле. Так, «оригиналом» lb может быть высказывание, воспроизводимое дословно в 1а, но с тем же успехом и какое-нибудь другое, имеющее приблизительно тот же смысл, например: Quelle chance! Demain je vais pouvoir quitter enfin ce sacré trou! Аналогичным образом за 2b может скрываться как одна единственная фраза, так и целая декларация 13.
Последнее тоже очень существенно: если в форме косвенной речи излагается содержание развернутого сообщения, последнее обычно подвергается компрессии, сжатию. В этом и заключается один из резонов использования косвенной речи — иначе проще было бы привести это сообщение дословно. Но сжатие, т.е. выборочное отображение,обязательно предполагает интерпретацию (см. § 8). Таким образом, все внешние свойства косвенной речи суть проявления ее интерпретационной сущности.
Нередко приходится читать, что косвенная речь сохраняет в неприкосновенности лишь содержание первоначального сообщения, его «семантический инвариант» 14. Это не совсем точно, потому что и содержание не всегда сохраняется в неприкосновенности: коль скоро мы имеем дело с развернутым сообщением, которое излагается выборочно, разные передающие субъекты могут усмотреть в нем разные «семантические инварианты», как это постоянно бывает, когда газеты разных направлений излагают содержание речи какого-нибудь видного деятеля.
Форма косвенной речи нередко используется и для передачи содержания сознания персонажа. В этом случае подчиняющий глагол авторской речи называет уже не речевой, а мыслительный акт:
Elle se leva. Duroy devina, qu'elle allait partir sans lui dire un mot, sans reproches et sans pardon; et il en fut blessé, humilié au fond de l'âme (Maupassant).
Такое использование косвенной речи соответствует аналитическому изображению внутреннего мира персонажа (см. § 83): всеведущий повествователь объясняет нам от своего лица, что происходит в душе героя. Ясно, что здесь нельзя всерьез говорить о соотношении переданной мысли и «первоначальной мысли», поскольку эта «первоначальная мысль» вообще не имела определенной словесной формы. Такая косвенная речь соотносима лишь с передачей содержания сознания персонажа в форме прямой речи (см. тот же параграф) — приемом также весьма условным.
Итак, косвенная речь — это типичный рассказ о речи, снимающий характерность чужого слова, подчиняющий его авторскому, фактически превращающий его в авторское.
Скрытая косвенная речь
Существует, однако, способ передачи чужого слова, идущий еще дальше, чем косвенная речь, по пути его ассимиляции и компрессии — это так называемая скрытая косвенная речь. Если в косвенной речи чужое слово, подчиненное авторскому, сохраняет хотя бы свою пространственную обособленность в авторском высказывании — оно локализуется в придаточном предложении, зависящем от глагола, называющего речевой или мыслительный акт, — то в скрытой косвенной речи оно целиком растворено в речи автора (передающего субъекта).
Скрытая косвенная речь описывает не первоначальное высказывание, а только первоначальный речевой акт и описывает его так, как любое другое, неречевое действие, сообщая, во-первых, что он имел место, а во-вторых, указывая либо тему первоначального высказывания — Rodolphe, avec Mme Bovary, causait rêves, pressentiments, magnétisme (Flaubert), — либо его общий смысл, его иллокуцию (см. § 13): Il accéda à ma demande (Prévost). В последнем случае вся информация о первоначальном речевом акте сосредоточена в глаголе или глагольном выражении, квалифицирующем его как действие. Возможна и крайняя степень компрессии: передающее высказывание сообщает только о том, что первоначальный речевой акт имел (или не имел) место: Je lui ai parlé deux ou trois fois. Но этот случай уже выводит нас за пределы темы, поскольку от первоначальной речи здесь не остается ровно ничего.
Скрытая косвенная речь или, точнее, ее структурно-семантический аналог используется и для описания душевного состояния персонажей, главным образом их чувств. Такое построение дает анализ, еще более отчужденный от самого субъекта, чем форма косвенной речи. Образцом его может послужить последнее предложение примера из Мопассана, приведенного в предыдущем параграфе: ... et il en fut blessé, humilié au fond de l'âme. Характерно, что если предыдущее предложение этого отрывка еще можно представить себе в форме условного внутреннего монолога от 1-го лица: Elle va partir sans me dire un mot, sans reproche et sans pardon! (правда, получается нечто мало похожее на Мопассана), то эта часть примера такой транспозиции не поддается, по крайней мере, в рамках реалистического повествования: J'en suis blessé, humilié au fond de l'âme! Подобная рассудочная декламация уместна лишь в устах героя классической трагедии (ср. начало знаменитых стансов Родриго в «Сиде»: «Blessé jusques au fond du cœur...»).
Как «явная», так и скрытая косвенная речь широко употребляются в литературе различных веков и направлений. Однако их доля по сравнению с прямой речью максимальна в прозе классицизма. Это понятно, поскольку, как уже неоднократно говорилось, в классицизме наиболее последовательно реализуется принцип рассказа — все подчинено точке зрения повествователя.
Дата добавления: 2022-07-16; просмотров: 75; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!