РЕВОЛЮЦИОННАЯ ГРОЗА НАД РОССИЕЙ 42 страница

Что касается Горького, то он отозвался о Плеханове гораздо более резко и недоброжелательно: «Наши старички, Плеханов, Ак­сельрод и иже с ними, оставили во мне жалкое впечатление людей ослепленных, ошеломленных жизнью. Полубольные, они раздража­ются по каждому ничтожному поводу, у них много честолюбия и не чувствуется силы. Их жалко, да, но как это приятно видеть, что жизнь уже отодвигает прочь, в сторону людей, которые еще вчера были далеко впереди многих» ³. Сказано зло, ядовито и, прямо скажем, не очень объективно (примерно так же отзывалась в те годы о Плеханове Роза Люксембург), так что можно лишь порадо­ваться тому, что Плеханов не знал об этих в высшей степени политизированных оценках.

Был во время работы V съезда РСДРП и один очень забавный эпизод: по просьбе Горького Плеханов пошел вместе с ним к анг­лийскому художнику Мошелесу, иллюстрировавшему пьесу «На дне». Рисунки его чрезвычайно не понравились Горькому, который сделал ряд неодобрительных замечаний, сопровождая их вырази­тельной мимикой. На долю Плеханова, выступавшего в роли пере­водчика, выпала довольно щекотливая миссия смягчить удар по самолюбию художника. Горький восклицал то и дело: «Это черт знает что такое!», «Это безобразие» и т. п. А Плеханов невозмутимо «переводил», уверяя художника, что автор пьесы очень доволен мастерством его проникновения в мир русского «дна» ⁴.

Вместе с тем от проницательного взгляда Плеханова не могла укрыться внутренняя противоречивость творчества Горького, те «ножницы», которые существовали между Горьким-художником и Горьким-мыслителем, не говоря уже о Горьком-политике. В отличие от Ленина, который дал чрезвычайно высокую оценку повести

¹ Плеханов Г. В. Соч. Т. XV. С. 52.

² Архив Дома Плеханова. Ф. 1094. Оп. 1. Д. 33. Л. 17.

³ Архив А. М. Горького. М., 1966. Т. 9. С. 28-29.

⁴ См.: Архив Дома Плеханова. Ф. 1094. Оп. 1. Д. 33. Л. 17.

295

«Мать», Плеханов назвал ее из рук вон слабым, и, что еще хуже, — фальшивым произведением ¹. Вероятно, в такой оценке есть доля преувеличения, но трудно не согласиться с тем, что «Мать» в конечном счете сильна именно своим социально-политическим заря­дом, а не художественными достоинствами.

Не менее резко — и на этот раз уже публично — Плеханов отозвался о повести Горького «Исповедь» (1908 г. ). Здесь Горький выступил как сторонник так наз. богостроительства, которым осо­бенно увлекался тогда А. В. Луначарский. Последний считал, что политической гегемонии пролетариата должно соответствовать и его духовное воздействие на широкие слои народа вплоть до создания новой, пролетарской религии, обожествляющей народный разум, стремление к справедливости, подлинный коллективизм и социа­лизм. Что касается Горького, который постепенно все больше отда­лялся в то время от Ленина и, наоборот, сближался с Богдановым и Луначарским, то он попытался перевести идеи богостроительства на язык художественных образов, однако не добился при этом сколь­ко-нибудь значительных результатов, хотя в «Исповеди» есть пре­красные реалистические страницы.

Плеханов, направивший основной огонь своей критики на Богда­нова и Луначарского, коснулся «Исповеди» Горького лишь попут­но, посвятив ее разбору сравнительно небольшой раздел в работе «О так называемых религиозных исканиях в России» (1909 г.). При этом он вновь подчеркнул, что Горький — талантливый и яркий художник, совершенно беспомощный, однако, в области тео­рии (недаром Белинский говорил, что у художников ум уходит в талант). По мнению Плеханова, там, где в произведениях Горького особенно силен партийно-публицистический момент («Мать», очер­ки «В Америке»), его неизбежно подстерегают неудачи, ибо он не создан для роли проповедника. Как убежденный атеист, Плеханов не скрывал, что не может принять тех богоискательских и богостро­ительских настроений, которые получили распространение у части русской интеллигенции после поражения революции 1905—1907 гг. Нельзя сказать, что критика «Исповеди» отличалась глубиной и убедительностью, но основная мысль Плеханова о неправомерности и пагубности превращения социалистического учения в новую рели­гию — а именно это произошло в России после 1917 г. — была очень своевременным предупреждением любителям разного рода идеологических игр, которые, к сожалению, оставили его и тогда, и позже без всякого внимания.

Осенью 1911 г. Горький послал Плеханову свою книгу «Жизнь Матвея Кожемякина». В декабре Георгий Валентинович направил

¹ «Горький захотел здесь поучать, а так как он сам учился очень мало, то из ничего ровно ничего путного не вышло», — писал Плеханов в июле 1907 г. Иде Аксельрод (РЦХИДНИ. Ф. 264. Оп. 1. Д. 139. Л. 1).

296

ему ответное письмо, в котором поблагодарил за подарок и высоко оценил новое произведение писателя. Свои впечатления Плеханов сравнил с отзывом Пушкина о рукописи «Мертвых душ» Гоголя: «Боже, как, однако, грустна Россия!» По мнению Плеханова, чита­тель как будто попадает здесь в то самое «темное царство», которое изображал в своих пьесах еще А. Н. Островский, но в этом царстве уже идет процесс разложения и брожения, мастерски схваченный Горьким. «Кто захочет ознакомиться с этим процессом, тот должен будет прочитать «Кожемякина», как должен прочитать некоторые сочинения Бальзака тот, кто хочет ознакомиться с психологией французского общества времен Реставрации и Луи-Филиппа. Раз это так, — а я уверен, что это так, — то автор может гордиться своим делом», — писал Плеханов ¹.

И вот теперь, летом 1913 г. состоялась новая, уже более продол­жительная, чем в 1907 г., а главное — в значительной мере очищен­ная от взаимной фракционной подозрительности и скрытого не­доброжелательства встреча двух крупнейших деятелей русской на­циональной культуры.

Горький принимал гостей уже не на старой вилле «Блезус», где все напоминало о ее очаровательной хозяйке, М. Ф. Андреевой (Алексей Максимович расстался с ней в 1912 г.), а в двухэтажном домике в поселке Марина Пикколо, который называли в те времена вилла «Серафина». Беседы с Плехановым проходили в небольшом зеленом саду, окружавшем дом, во время прогулок по живописным окрестностям и в большом кабинете Горького, который занимал половину виллы.

О многом переговорили в те жаркие июньские дни Георгий Валентинович и Алексей Максимович. Италия и итальянцы, новос­ти социалистического движения, дело Бейлиса, положение в РСДРП, последние научные открытия... Можно только пожалеть о том, что от этих многочасовых бесед остались лишь скупые строчки в воспоминаниях Р. М. Плехановой да в письмах обоих собеседни­ков. Так, Горький по горячим следам своих каприйских бесед с Плехановым писал издателю И. П. Ладыжникову: «Свидание очень интересное. Кажется, мы установим добрые отношения, говорили о многом, откровенно и подробно. Идею пересмотра программы в связи с запросами современной русской жизни и включение в нее одним из пунктов борьбу с алкоголизмом он находит очень удач­ной, своевременной, исполнимой. Находит и возможной и естест­венной гегемонию в России социалистической идеологии. Вообще — все было очень недурно. Лично он мне понравился, и мне кажется, что с ним можно пиво варить новое» ².

¹ Плеханов Г. В. Литература и эстетика. Т. 2. С. 516—517.

² Цит. по кн.: Иовчук М., Курбатова И. Плеханов. С. 298.

297

Характеризуя позицию самого А. М. Горького, Р. М. Плеханова вспоминала, что он был настроен против ликвидаторов, но не одоб­рял и большевиков, склоняясь, видимо, к взглядам Георгия Валентиновича ¹.

Последний тоже был очень доволен поездкой на Капри: «Я видел много людей, — писал он Горькому из Сан-Ремо 2 июля 1913 г., — но редко я выносил из встреч с ними такой заряд бодрости, какой вынес я из последней встречи с Вами. Будьте здоровы, это все, чего можно пожелать Вам, — все остальное у Вас есть: талант, образование, энергия, светлая вера в будущее и про­чие, этим подобные, неоцененные блага. Живите еще долго и долго и обогащайте нашу художественную литературу Вашими произведе­ниями» ².

Георгий Валентинович и Розалия Марковна надолго запомнили не только гостеприимную виллу «Серафина», но и поездку в горы, темпераментную тарантеллу, которую танцевали для них местные крестьяне, развалины дворца императора Тиберия. Распростившись с Горьким, Плехановы решили побывать у кратера Везувия. Снача­ла ехали на повозке, потом на лошадях по кличкам Макарони и Бифштекс, причем Георгий Валентинович удивительно напоминал Дон Кихота, а его маленький и толстенький проводник — Санчо Пансо. Последнюю, наиболее трудную часть пути предстояло про­делать пешком. Старики-провожатые предложили нести туристов на руках, но Плеханов категорически отказался. Однако, сделав несколько шагов по извилистой горной тропинке, он вдруг почувст­вовал себя плохо. Воды не было, и пришлось дать ему несколько глотков дешевенького виноградного вина с поэтическим названием «Христовы слезы», которым запаслись проводники. Георгий Вален­тинович пришел в себя и настоятельно попросил продолжить вос­хождение. Розалия Марковна согласилась, но поставила условие: Плеханову придется поступиться принципами и отдать себя в пол­ное распоряжение проводников, которые понесут его на руках.

Георгию Валентиновичу пришлось уступить. Процессия снова тронулась в путь. Солнце палило, пот лил со всех градом, старики то и дело прикладывались к «Христовым слезам». Как вспоминала Р. М. Плеханова, Георгия Валентиновича мучила совесть (на старос­ти лет ему пришлось стать «эксплуататором»), но добродушные старички успокаивали его, говоря, что уже 40 лет зарабатывают таким образом себе на хлеб. Наконец, Везувий был покорен. Перед путешественниками открылся великолепный вид на Неаполитанс­кий залив, Капри, а совсем рядом, подобно зияющей огненной пасти страшного чудовища, зиял дымящийся кратер вулкана... ³

¹ Архив Дома Плеханова. Ф. 1094. Оп. 1. Д. 33. Л. 10.

² Плеханов Г. В. Литература и эстетика. Т. 2. С. 517 — 518.

³ См.: Год на родине. Из воспоминаний Розалии Плехановой // Диалог. 1991. № И. С. 89-90.

298

Тогда же, летом 1913 г. Плеханов дал большое интервью коррес­понденту русской газеты «Юг», выходившей в Ницце с расчетом на туристов и эмигрантов. Часть вопросов касалась итогов революции 1905 — 1906 гг. (такую хронологию революционных событий пред­ложил журналист, и Плеханов не стал ее оспоривать), часть — текущих событий в России и в российском рабочем и социал-демо­кратическом движении.

События 1905 — 1906 гг. Георгий Валентинович охарактеризовал как «не совсем полную революцию», а точнее как очень сильный подъем революционного движения, вызвавший появление очень глубокой трещины в здании старого порядка, но не поваливший этого здания. Разочарование в итогах революции во многом и объ­яснялось тем, что на нее возлагали слишком преувеличенные, а потому и неосновательные надежды. Главной, чтобы не сказать единственной, движущей силой русского революционного движе­ния, по мнению Плеханова, является пролетариат, тогда как крес­тьянство трудно признать революционным в полном смысле этого слова. Конечно, оно поддержало в 1905 г. рабочих и другие рево­люционные элементы городского населения, но поддержка эта была все-таки неполной, поскольку психология мужика оставалась пси­хологией старого, еще допетровского времени и в основе ее лежало твердое убеждение, что царь, наделяющий крестьянина землей, не в пример помещику заботится о нем и поэтому бунтовать против царя нельзя. В этом, по мнению Плеханова, состояла и разгадка поведе­ния армии, в которой большинство солдат составляли те же крес­тьяне: в общем и целом она осталась верна присяге и спасла старый порядок ¹.

Однако в 1907 — 1912 гг. события развивались не совсем так, как того хотелось бы сторонникам самодержавия, а в 1912 — 1913 гг. налицо были уже все признаки нового революционного пробужде­ния рабочих. Отвечая на вопрос корреспондента об отношении к столыпинской аграрной реформе, осуществление которой началось в России с 1907 г., Плеханов заметил, что условия ее страшно невыгодны для крестьян. «Но мера эта неоспоримо имеет ту выгод­ную сторону, — продолжал он, — что окончательно разрушает все пережитки общественной психологии, возникшей некогда благодаря аграрной политике Московского государства. Наши реакционеры отстаивали указ 9 ноября (1906 г. — С. Т.)как контрреволюцион­ную меру. На самом деле она принесет в конечном счете революци­онный результат» ² (Плеханов имел здесь в виду ускорение разви­тия капитализма, крушение общинного менталитета русского крес­тьянина и его веры в царя как гаранта существующей в России системы землевладения и землепользования). Правда, Плеханов не

¹ См.: Плеханов Г. В. Соч. Т. XIX. С. 552-554.

² Там же. С. 557.

299

верил в близость нового революционного взрыва, подобного собы­тиям 1905 г., но советовал социал-демократам готовиться к нему, чтобы не оказаться потом в положении тех неразумных евангель­ских дев, которые не сумели вовремя наполнить свои светильники и достойно встретить женихов.

В этой связи корреспондент задал вопрос: «Думаете ли Вы, что в числе подготовительных мер должно быть и объединение социа­листических партий?» «Да! Я убежден в этом», — сказал Плеха­нов. Российский и международный пролетариат в конечном счете заставят объединиться российскую социал-демократию, а, кроме того, сама жизнь ставит и вопрос о сближении РСДРП с партией эсеров. Заканчивая беседу, Плеханов в шутку заметил: хотя скоро все согласятся с тем, что социализм един и поэтому в каждой стране должна существовать только одна социалистическая партия, это, конечно, не помешает нам в процессе поиска соглашения наговорить друг другу, по издавна установившемуся обычаю, разных крепких слов ¹.

В мае 1914 г. в Петербурге при участии Плеханова стала выхо­дить газета «Единство», в четырех номерах которой были напечата­ны его статьи. Издателем газеты был депутат IV Государственной Думы социал-демократ А. Ф. Бурьянов, который вышел из меньше­вистской думской фракции и стал выступать в поддержку плеха­новской позиции, за восстановление единства РСДРП. В редакцию «Единства» входили также Л. И. Аксельрод, Н. В. Васильев. Для этой газеты Плехановым были написаны «Письма к сознательным рабочим», эпиграфом к которым он взял слова Чехова: «Самолю­бие и самомнение у нас европейские, а развитие и поступки — азиатские». Это был прозрачный намек на то, что российские соци­ал-демократы никак не дорастут до настоящей партийности, посто­янно подменяя ее самой махровой фракционностью.

К этому времени отношения Плеханова с большевиками вновь испортились: Ленин упрекал его в колебаниях, примиренчестве, повороте к «ликвидаторству», а Плеханов, в свою очередь, обвинял лидера большевиков в «ненасытном фракционном аппетите», стрем­лении подчинить себе все остальные элементы российской социал-демократии, раскольничестве и т. п. ².

Не складывались и отношения Плеханова с основным ядром меньшевистской фракции во главе с Мартовым и Даном. После поражения революции 1905—1907 гг. меньшевики все более откро­венно ориентировались на западноевропейскую модель социал-де­мократического движения (широкая рабочая партия, действующая в легальных условиях и стремящаяся к завоеванию власти чисто парламентским путем). Поэтому Плеханов, воспитанный в традици-

¹ Плеханов Г. В. Соч. Т. XIX.

² См.: там же. С. 534.

300

ях революционного подполья и нередко очень неравнодушный к якобинству, постепенно терял былую популярность в меньшевист­ской среде. Его уважали, иногда боялись, но не любили, а главное — уже не очень нуждались в нем. В результате Плеханов все больше превращался в «икону», в живой памятник уходящей в прошлое эпохи отрочества и юности российской социал-демократии.

В июле 1914 г. в Брюсселе состоялось заседание Международно­го социалистического бюро, созванное для обсуждения ситуации, сложившейся в РСДРП, где «враждующие братья» вновь стояли в позиции кулачных бойцов. Плеханов занял на совещании ярко выраженную антибольшевистскую позицию. В итоге дискуссии с участием Каутского, Р. Люксембург, Вандервельде и представителей различных течений российской социал-демократии были выработа­ны рекомендации по восстановлению единства РСДРП. Большеви­ки подчиняться этому решению отказались.

В августе 1914 г. в Вене должен был собраться очередной конгресс II Интернационала. Большевики хотели приурочить к нему VI съезд РСДРП, а меньшевики возлагали большие надежды на то, что международная социал-демократия осудит Ленина как расколь­ника и заставит большевиков все-таки пойти на новое объединение РСДРП. Однако жизнь перечеркнула все эти планы и расчеты.

ГЛАВА VIII

ЗАЩИТИТЬ РОССИЮ!

 

То, что произошло 1 августа 1914 г., когда началась Первая мировая война, не было трагической случайностью. Уже на протя­жении многих лет Европа, а вместе с ней и весь мир медленно, но неотвратимо вползали в большую и страшную войну. Ряд крупных международных кризисов первого десятилетия XX в., окончатель­ное оформление двух крупных военно-политических блоков во главе с Германией и Англией, Балканские войны 1912 — 1913 гг., роковой выстрел в Сараеве 28 июня 1914 г., австрийский ультима­тум Сербии 23 июля, мобилизация русской армии 30 июля — все эти события в конечном счете были звеньями одной большой цепи, именуемой предысторией мировой войны. А дальше события за­мелькали с кинематографической быстротой: 1 августа 1914 г. Гер­мания объявила войну России, а 3 августа — Франции, 4 августа в войну с Германией вступила Англия, 6 августа в состоянии войны оказались Австро-Венгрия и Россия, а 23 — Германия и Япония.

Так началась Первая мировая война, имевшая для России поис­тине фатальные последствия: ведь даже Ленин, никогда не теряв­ший веры в грядущее торжество русской революции, признавал, что, не будь войны, Россия могла бы прожить еще годы и даже десятилетия без революции против капиталистов ¹.

Главной пружиной военного конфликта, который по своим мас­штабам и жестокости превосходил все, что знала до этого челове­ческая история, была борьба крупнейших мировых держав, прежде всего Германии и Англии, за передел колоний, рынков и сфер влияния. Нельзя было сбрасывать со счетов и такие факторы, как династические интересы и родственные связи монархов, союзничес­кие обязательства, политические амбиции. Вместе с тем б ходе войны решался и вопрос о судьбах Сербии и Бельгии, народов, входивших в состав Российской, Австро-Венгерской и Османской империй, о восстановлении польской государственности, воссоеди­нении армян. Да и народы великих держав были охвачены вполне понятной тревогой в связи с угрозой их национальным интересам со стороны противника: россияне и французы боялись победы Герма­нии, немцы и австрийцы — победы России и т. д.

---

Дата добавления: 2021-06-02; просмотров: 41; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!