РЕВОЛЮЦИОННАЯ ГРОЗА НАД РОССИЕЙ 39 страница



Большое значение придавал Плеханов такому важному фактору общественного развития, как классовая борьба, борьба сословий и отдельных слоев внутри того или иного класса или сословия. Не случайно во введении к своему труду он особо выделил мысль о том, что «ход развития всякого данного общества, разделенного на классы, определяется ходом развития этих классов и их взаимными отношениями, т. е., во-первых, их взаимной борьбой там, где дело касается внутреннего общественного устройства, и, во-вторых, их более или менее дружным сотрудничеством там, где заходит речь о защите страны от внешних нападений» 1.

Вторая часть этой формулы рассматривалась в советское время как попытка теоретического оправдания той социал-патриотической позиции, которую занял Плеханов в 1914 — 1918 гг. Действительно, будучи возведено в ранг некого общесоциологического закона, это положение достаточно уязвимо и опровергается, например, конкрет­ными фактами из истории России времен Первой мировой войны. Однако в известных пределах тезис Плеханова — хотелось бы того или нет некоторым марксистским ортодоксам — все же отражает исторические реалии: так, в 1904 и осенью 1914 — начале 1915 г. в России, несомненно, имел место резкий спад рабочего движения, который трудно объяснить одним лишь усилением правительствен­ных репрессий в условиях военного времени. В еще большей степе­ни это относится к крестьянскому движению и выступлениям сред­них городских слоев. Немало аналогичных фактов можно найти и в более отдаленные периоды отечественной истории, например, в 1812 г.

Однако чем острее были социально-экономические противоречия внутри страны, тем относительнее было это достаточно хрупкое национальное единство, которое разрушалось не столько «поражен-

1 Плеханов Г. В. История русской общественной мысли. Т. I. С. 11.

274

ческой» пропагандой наиболее радикально настроенной части рево­люционеров, сколько далеко не равным распределением физичес­ких, материальных и психологических тягот войны между различ­ными социальными слоями нации. Этих важных моментов формула Плеханова явно не учитывала. Неудачным был и термин «дружное сотрудничество», которое употребил в данном случае Плеханов, имея в виду взаимоотношения антагонистических классов в период войн. Вместе с тем его мысль о том, что в некоторых ситуациях базовое этническое начало выступает на первый план по сравнению с социальными различиями, была очень продуктивной и заслужива­ет самого серьезного внимания.

«История русской общественной мысли» — это большое, много­плановое произведение. Здесь есть и широкие исторические обобще­ния, и детальная фактографическая проработка ряда привлекших внимание автора сюжетов, например, истории знаменитой екатери­нинской Уложенной комиссии 1767 — 1769 гг. Вполне понятно, что, освещая феодальный период в истории России, Плеханов не мог не уделить большого внимания русской православной Церкви, движе­нию раскольников, различным религиозным сектам. Сотни страниц плехановского текста посвящены детальному разбору наиболее вы­дающихся памятников отечественной общественной мысли эпохи феодализма, в который умело и тонко вплетается рассказ о жизнен­ном пути их авторов.

Под пером Плеханова ожили образы Ивана Грозного и князя Курбского, патриарха Никона и протопопа Аввакума, служилого человека Ивана Пересветова и одного из первых русских «западни­ков», фаворита царевны Софьи князя Василия Голицына, Петра I и его сподвижников Феофана Прокоповича, историка и государствен­ного деятеля Татищева, купца Ивана Посошкова. А рядом с ними великий русский ученый Ломоносов, писатели и просветители Фон­визин, Сумароков, Новиков... Пожалуй, особенно повезло в «Исто­рии русской общественной мысли» XVIII веку — веку великих реформ и тонких дворцовых интриг, французского вольномыслия и дикого русского барства, просвещенного абсолютизма и крепостного рабства. Обильное цитирование документальных и литературных источников, отобранных с глубоким знанием дела и тонким художе­ственным вкусом, позволило Плеханову передать саму атмосферу той эпохи, показать быт и нравы различных социальных слоев, сложный и противоречивый процесс приобщения русского общества к передовой европейской культуре.

Хотелось бы подчеркнуть, что в «Истории русской общественной мысли» Плеханов выступает как убежденный материалист, просве­титель-западник и революционер. Не ограничиваясь общими декла­рациями в духе исторического материализма, он на богатейшем конкретном материале российской истории показывает, как естест­венно-природные условия влияли на уровень развития производи­тельных сил, а затем убедительно выстраивает логически завершен-

275

ную цепочку: система производственных отношений — социальная структура общества — взаимоотношения между классами и их борь­ба — политическая и идеологическая надстройка. Движение обще­ственной мысли для Плеханова — это отражение общественного бытия. Поэтому совершенно не случайно появление в его работе таких глав: «Движение общественной мысли под влиянием борьбы духовной власти со светской», «Движение общественной мысли под влиянием борьбы дворянства с боярством», «Движение обществен­ной мысли под влиянием борьбы царя с боярством» и т. д.

В то же время Плеханов далек от грубых социологических схем и упрощенного, прямолинейного подхода к такому специфическому явлению, как общественная мысль вообще и русская общественная мысль в особенности. Тот факт, что Россия стояла на границе между Востоком и Западом не только чисто географически, но была и своеобразным цивилизационным мостом между ними, не мог не наложить отпечатка и на развитие ее духовной жизни. Может быть, именно поэтому так велика была роль в ее судьбе разного рода внешних влияний, подражаний и заимствований, которые сущест­венно деформировали естественный ход исторического развития, вызывая в свою очередь в качестве ответной реакции усиление консервативных, «почвенных» тенденций. В этих условиях передо­вая русская общественная мысль, ориентированная на Запад, часто не находила опоры в реальных общественных отношениях, отрыва­лась от них, приходила в конфликт с властью и оставалась на уровне «бессмысленных мечтаний», не находя понимания и под­держки ни в «верхах», ни в «низах».

Один из трагических парадоксов российской действительности состоял в том, что, повернувшись в сугубо прагматических целях лицом к Западу, который мог дать России передовую технику и знания, царизм не хотел довести этот процесс до логического конца, не допуская даже мысли об освобождении своего народа от того социального и духовного рабства, в котором он веками пребывал. Отсюда и возникали те «тупиковые» ситуации, в которые постоян­но попадала передовая русская общественная мысль, а также лич­ные трагедии многих ее лучших представителей. Как показал Пле­ханов, эти люди начинали понимать, что «дело русского прогресса будет иметь под собою твердую почву только тогда, когда в России разовьется капитализм» 1. Но именно этого и не хотел царизм, веками цеплявшийся за феодальные порядки и принципиально от­рицавший поэтому идеи свободы и равенства всех граждан.

Легально изданная работа Плеханова тем не менее несла в себе мощный антисамодержавный заряд. Для того, чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться хотя бы к характеристикам некоторых

1 Плеханов Г. В. История русской общественной мысли. М., 1919. Т. III. С. 247.

276

царственных особ. Вот как описывает, например, Плеханов Ивана Грозного. Он называет его разнузданным «зверем-человеком», с наслаждением купавшимся в крови своих подданных, говорит о поразительном лицемерии царя, не соглашается с теми, кто считает его талантливым публицистом и полемистом. Плеханов признает, что в ссоре с князем Курбским Грозный предстает как новатор, но добавляет при этом, что «введенная им новизна означала полное уничтожение всего того, что так или иначе задерживало окончатель­ное превращение жителей Московского государства в рабов перед лицом государя, совершенно бесправных как в личном, так и в имущественном отношении» 1.

Эта линия была продолжена затем «просвещенным деспотом» Петром I, который, европеизируя Россию, «доводил до его крайне­го логического конца то бесправие жителей по отношению к госу­дарству, которое характеризует собою восточные деспотии» 2. Отда­вая должное Петру как личности и выдающемуся государственному деятелю, Плеханов одновременно подчеркивает, что петровские преобразования надолго оставили в неприкосновенности, а в неко­торых отношениях даже упрочили старые основы социально-поли­тического строя России, что европеизация страны оставалась весьма поверхностной, а положение народа было крайне тяжелым 3.

Не пощадил Плеханов и Екатерину II. Он писал, что в ее характере было «много черт, сближающих ее с итальянскими тира­нами эпохи Возрождения: та же даровитость; та же свобода от «предрассудков»; та же способность интересоваться успехами куль­туры; та же упругая энергия; то же холодное самообладание; то же бессердечие; то же властолюбие и та же беспредельная неразборчи­вость в средствах» 4. Плеханов отмечал разительное противоречие между красивыми словами и реальной продворянской политикой Екатерины, высмеивал ее либеральную фразеологию в духе фран­цузских просветителей, за которой стояла на деле первая помещица России.

Сосредоточив свое основное внимание на духовной сфере жизни российского общества, Плеханов сравнительно скупо освещает ос­новные вехи его политической истории. Однако он хорошо помнит о том, что история любого классового общества — это в определенном смысле история классовой борьбы. С большим интересом читаются и сегодня те страницы плехановского труда, которые посвящены крупнейшим народным восстаниям XVII —XVIII в. под руководст­вом Разина, Булавина, Пугачева. При этом Плеханов подчеркивает

1 Плеханов Г. В. История русской общественной мысли. Т. I. С. 192.

2 Там же. M., 1915. Т. II. С. 94.

3 Там же. С. 99.

4 Там же. Т. III. С. 128.

277

глубокий трагизм всех этих движений, состоявший в том, что бун­тующий народ не имел еще объективной возможности заменить су­ществующий строй принципиально новыми (читай: буржуазными) порядками и не выдвигал поэтому сколько-нибудь отчетливой про­граммы социально-политического обновления страны, выступая, в частности, за «доброго» царя и обращение всего закрепощенного населения в вольное казачество, повинующееся, однако, этому царю. «Идя за Пугачевым, — писал Плеханов, — народ стремился свалить с себя гнет помещичьего государства и так или иначе, в той или другой мере, вернуться к старым порядкам, существовавшим до того времени, когда это государство окончательно сложилось и ок­репло. Он смотрел не вперед — куда смотрело во второй половине XVIII века третье сословие во Франции, — а назад, в темную глубь прошедших времен... Назад смотрели и раскольники, приглашав­шие народ умирать за древнее благочестие... Лишь по прошествии продолжительного времени, лишь во второй половине девятнадца­того столетия, отдаленные последствия преобразования, связанного с именем Петра, привели к появлению в народной массе сознатель­ных элементов, способных, в борьбе за лучшее будущее, обратить свои умственные взоры не назад, а вперед, не туда, куда смотрели бояре, роптавшие на грозного царя, и раскольники, умиравшие за старую веру, а туда, куда смотрят сознательные слои трудящейся массы во всем цивилизованном мире» 1.

В целом же Плеханов был убежден в том, что «чем более обостряется взаимная борьба общественных классов, тем быстрее движется вперед общественная мысль» 2. Недаром Гегель, к которо­му Плеханов относился с огромным пиететом, говорил: противоре­чие ведет вперед. Именно эти противоречия российской действи­тельности и давали в конечном счете основной, решающий импульс процессу развития общественной мысли, который исследовал Пле­ханов.

Как же был встречен на родине его новый фундаментальный труд? Рецензий было немного, ибо грозные события Первой миро­вой войны заслонили собой все остальное. Но на отклике крупного российского историка и видного члена кадетской партии профессо­ра А. А. Кизеветтера стоит остановиться подробнее. «Никакие раз­ногласия с общественно-политическими воззрениями Г. В. Плеханова не могут ни в чьих глазах заслонить ни яркого литературного таланта, ни сильного и своеобразного ума и разносторонней эруди­ции этого замечательного писателя и крупного политического деяте­ля, — писал Кизеветтер. — От той или иной книги, написанной Плехановым, можно не получить полного удовлетворения, можно решительно разойтись с ее положениями и выводами, но совершен-

1 Плеханов Г. В. История русской общественной мысли. Т. III. С. 95 — 96.

2 Там же. Т. I. С. 133.


278

но невозможно не найти в ней пищи для плодотворного возбужде­ния мысли» 1.

Рецензент откровенно признавался в том, что не вполне удовле­творен первым томом «Истории русской общественной мысли», хотя и отдавал должное автору, сумевшему создать в высшей степе­ни интересное исследование. По мнению Кизеветтера, Плеханов не сумел дать читателю полного представления о сложности классово­го строения древнерусского общества. Соглашаясь с основной идеей Плеханова об относительном характере того своеобразия, которым отличалось историческое развитие России, и о процессе европеиза­ции как его магистральном направлении в новое и новейшее время, Кизеветтер тем не менее упрекал его в некотором схематизме и упрощенном подходе к рассматриваемым явлениям. Так, почтенный историк находил слишком прямолинейной плехановскую формулу: Россия=Европа+Азия, поскольку даже в русской азиатчине, по мне­нию Кизеветтера, гораздо больше европейского, чем представляется Плеханову, и поэтому противопоставление Европы Азии должно быть менее резким, чем это сделано в рецензируемом труде. Кизе­веттер полагал, что Россия — это скорее запаздывающая Европа, чем европеизирующаяся Азия, какой изображал ее Плеханов, иду­щий лишь по опушке фактов, но не заходящий в их чащу, как остроумно и не без язвительности выразился автор рецензии. Было у него и несколько более конкретных замечаний и соображений по поводу первого тома «Истории русской общественной мысли». В заключение Кизеветтер делал не слишком приятный для самолюби­вого Плеханова вывод: потребуется еще немало кропотливого труда и монографическое исследование отдельных вопросов, прежде чем можно будет сказать, что проблема, за которую взялся Плеханов, решена 2.

От себя добавим: сильными сторонами труда Плеханова были многофакторный диалектический анализ развития русской общест­венной мысли, богатство фактуры, учет достижений отечественной историографии, яркость изложения; слабыми — излишняя схемати­зация исторического процесса в России, чересчур прямолинейные аналогии со странами Востока, не всегда оправданная детализация изложения. Кроме того, в «Истории русской общественной мысли» можно найти отдельные неточности, можно поспорить и с некоторы­ми оценками Плеханова. Так, видный философ-плехановед Б. А. Чагин считал, например, что Плеханов несколько недооценил таких русских мыслителей, как Пересветов, Посошков, Фонвизин, Новиков 3. Надо сказать, что Георгий Валентинович предвидел воз-

1 Голос минувшего. 1916. № 1. С. 325.

2 Там же. С. 334.

3 См.: Философско-литературное наследие Г. В. Плеханова. Т. III. С. 12—16.


279

можность подобных упреков, когда писал: «Для меня несомненно, что в моей работе найдутся те или иные частные промахи. Errare humanum est (человеку свойственно ошибаться. — лат. )» 1.

Плеханова, видимо, можно упрекнуть и за отсутствие четко выраженной общей концепции развития русской общественной мысли. Можно, наконец, пожалеть и о том, что он не выделил те узловые, общественно значимые проблемы, которые входят в поня­тие «общественная мысль» (человек и окружающая среда, место человека в обществе и нормы его поведения, власть и общество, политика и мораль, материальный и духовный прогресс, война и мир, классы и классовая борьба, национальное и интернациональ­ное, соотношение религиозного и светского начала и т. д.). Но главное состоит все же в том, что Плеханов создал принципиально новый для своего времени научный труд, не утративший своего значения и поныне. При этом он вновь блеснул здесь своими поис­тине энциклопедическими знаниями, литературным мастерством, глубиной проникновения в сложнейшие процессы общественного развития. Вот почему «История русской общественной мысли» Плеханова сама стала одним из наиболее значительных ее достиже­ний, и хотелось бы думать, что объективная, подлинно научная оценка ее с позиций современного знания еще впереди.

Параллельно с систематической, порой изнурительной работой над ранними периодами в истории русской общественной мысли Плеханов очень часто обращался в то время и к более поздним ее страницам, относящимся к XIX — началу XX в. Так, еще в 1908 г. он напечатал в «Современном мире» рецензию на книгу М. О. Гер­шензона о П. Я. Чаадаеве, а в 1909—1914 гг. опубликовал ряд работ о В. Г. Белинском, А. И. Герцене, Н. Г. Чернышевском (большая книга о нем, изданная в Петербурге в 1909 г., подводила итог многолетне­му изучению жизни и творчества великого русского революционера-демократа), Н. А. Добролюбове, историке М. П. Погодине, рецензию на сочинения славянофила И. В. Киреевского и др. В известной мере все они могут рассматриваться как творческие заготовки для «Исто­рии русской общественной мысли».

И все же партийные дела по-прежнему оставались в поле зрения Плеханова, то и дело отвлекая его от научных занятий. Он не мог не чувствовать, что ситуация в РСДРП становится все более тяже­лой. В рядах меньшевиков набирали силу «ликвидаторские» тен­денции. Потресов, например, открыто заявил, что партии как орга­низованного целого на самом деле уже нет, а среди петербургских «ликвидаторов» в ходу даже была поговорка: умные люди теперь в партии не работают 2.

1 Плеханов Г. В. История русской общественной мысли. Т. I. С. 4.

2 См.: Плеханов Г. В. Соч. Т. XIX. С. 152, 207.


280

Больно ранили Плеханова и высокомерно-пренебрежительные высказывания о революционном подполье как о пройденном этапе в истории пролетарского движения в России, складывавшийся в меньшевистских кругах культ легализма, откровенный отказ от ведущей роли пролетариата в борьбе с самодержавием.

Порвав с «Голосом социал-демократа», Плеханов решил возоб­новить издание своих «Дневников», прерванное на восьмом номере в сентябре 1906 г. При этом он придал своему изданию ярко выраженную антиликвидаторскую направленность. С августа 1909 по апрель 1912 г. читатель получил 8 выпусков «Дневника социал-демократа» с тремя приложениями, причем Плеханов открыл стра­ницы своего органа и для других меньшевиков-партийцев, как стали называть в то время его сторонников.


Дата добавления: 2021-06-02; просмотров: 42; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!