С.А. и Л.Н. Толстые в Ясной Поляне. 109 страница
К Б. Титов
СУВОРОВ Иван Васильевич («Ванюша»; 1824-1912) – крестьянин Волконских-Толстых. Суворовы — дворовые люди в Ясной Поляне — происходили от крестьянина Зябрева Ефрема Фёдоровича (1637-1746). Фамилию «Суворовы» получили, как рассказал Толстой, потому, что «дед был большой пьяница и когда напивался, то колотил себя в грудь и говорил: “Я генерал Суворов!” Его прозвали Суворовым, и так эта фамилия и перешла к его детям и внукам» (Булгаков. 14 апреля). Ваня Суворов мальчиком был взят во двор
485
и служить мальчику Льву Толстому. Он был грамотен, Толстой даже обучил его немного французскому языку. «Ванюшка» жил вместе с Толстым на Кавказе, отличался смелостью, исполнительностью; Толстой был доволен его службой. Суворов переписывал повесть «Детство». Изображён в повести «Казаки». Толстой называл Ванюшу типичным слугою.
В 1861 г. при освобождении крестьян Иван Васильевич отказался от земельного надела и продолжал служить Толстому. Имел свой домик в Ясной Поляне на земле Толстых. Писатель с уважением относился к Суворову.
Н.И. Шинкарюк
СУЛЕРЖИЦКИЙ Леопольд Антонович («Суллер»; 1872-1916) – режиссёр, театральный педагог, литератор, художник.
В 1889-1894 гг. Сулержицкий учился в московском Училище живописи, где познакомился с Т.Л. Толстой. Он часто бывал в доме Толстых. В прямом смысле Сулержицкий не был учеником Толстого, но воздействие личности писателя и его нравственного учения во многом определили судьбу будущего режиссёра.
|
|
|
Характерным эпизодом в биографии Сулержицкого стал его отказ принять воинскую присягу, за что он был арестован, посажен в одиночную камеру и позже отправлен в отделение для душевнобольных при военном госпитале в Москве. Об этих событиях есть упоминание в дневнике Толстого 7 декабря 1895 г.: «Суллер отказался от военной службы. Я посетил его» (53: 72). Своему последователю Е.И. Попову 30 ноября 1895 г. Толстой писал: «Жаль, что вы не посетили сейчас страдающего Сулержицкого. Я на днях был у него и был тронут и поражён его простотой, спокойствием и благодушием. У него настоящий внутренний переворот, ему хорошо везде». Об этом Толстой писал и стороннику своих взглядов П.Н. Гастеву 7 декабря 1895 г., в этом письме писатель дал характеристику Сулержицкому: «Он сидит в отделении душевнобольных в военном госпитале на испытании в умственных способностях. Он очень живой, общительный и искренний человек и очень твёрд в своём решении. Мы посещаем его».
Отец Сулержицкого уговорил сына не противостоять властям и принять присягу, после чего Сулержицкий был отправлен на службу рядовым в Закаспийскую область в пограничные кордоны. Толстой записал в дневнике: «Вчера письмо от бедного Суллера, которого загнали на персидскую границу, надеясь уморить его» (53: 96).
|
|
|
В начале 1898 г. Сулержицкий помогал Толстому в переписке его сочинений. Тогда же по поручению Толстого он занимался переселением духоборов в Канаду. 9 ноября Сулержицкий вместе с С.Л. Толстым уехали на Кавказ, а оттуда в Канаду, сопровождая духоборов. В дневнике 14 ноября 1898 г. Толстой записал: «Был Серёжа и Суллер, и уехали оба на Кавказ...» (53: 212). Два года Сулержицкий руководил работами духоборов по организации их новой колонии в Канаде. Воспоминания об этом составили его книгу «В Америку с духоборами», изданную «Посредником» в 1905 г. В Россию Сулержицкий возвратился только в феврале 1900 г.
Толстого не оставляла равнодушным судьба Сулержицкого. Когда в мае 1902 г. Сулержицкий был арестован и обвинён в транспортировке в Россию социал-демократического журнала «Искра», Толстой записал в дневнике: «Нынче получил грустное известие об аресте Суллера» (запись 27 мая). И в письме к П.А. Буланже Толстой признавался: «Арест Суллера ужасно огорчил меня. Я боюсь за его душевное состояние. Как бы помочь ему?» (73: 250).
Осенью 1905 г. Сулержицкий вместе с В.Э. Мейерхольдом посетили Толстого в Ясной Поляне. В ежедневнике С.А. Толстой 26 ноября есть запись: «Приехал Сулержицкий с актёром Художественного театра».
|
|
|
Последний период жизни Сулержицкого связан с Московским Художественным театром. После смерти Толстого именно Сулержицкий убеждал его наследников дать пьесу «Живой труп» для постановки в МХТ.
К.С. Станиславский вспоминал, что Сулержицкий, «человек исключительного таланта», сыграл большую роль и в театре, и в его «художественной» судьбе. Воплощение своей «системы» в жизнь Станиславский осуществлял с помощью Сулержицкого, который взял на себя административное руководство Первой студией Художественного театра, где проявил себя как выдающийся педагог.
Сулержицкий был режиссёром четырёх спектаклей (в спектаклях «Драма жизни», «Жизнь человека», «Синяя птица» его имя стояло на втором месте, а в постановке «Гамлет» — на третьем), но значение его деятельности для Художественного театра не ограничивалось участием в этих постановках. Сулержицкий был одним из идеологов МХТ. В.И. Качалов (Шверубович), выросший в Художественном театре, гово-
486
рил о Сулержицком: «Если бы Сулер жил дольше, он стал бы, мне кажется, третьим вождём Художественного театра».
|
|
|
И.Ю. Матвеева
СУЛТАНОВ Пётр Аркадьевич (ум. около 1873 г.) — офицер, сослуживец Толстого на Кавказе; в дневнике 21 марта 1852 г. есть о нём запись: «Приехал Султанов в восторге от того, что получил собак. Замечательная и оригинальная личность. Ежели бы у него не было страсти к собакам, он бы был отъявленный мерзавец». «Отчаянный головорез» и страстный собачник, Султанов за свои странности и чудачества трижды был разжалован в солдаты. В очерках «Охота на Кавказе» Н.Н. Толстой описал его под именем Мамонова: «...странный человек был этот Мамонов! Он, кажется, родился охотником. По крайней мере, я не могу представить его себе иначе, как окружённого собаками, с ружьём и рогом, в каком-нибудь диковинном охотничьем костюме... В поле был он довольно несносный охотник — спорщик и хвастун... Мамонов воображал, что хороший охотник непременно должен кричать и спорить. Бесцеремонность переходила у Мамонова в грубость... заветного ничего не имел, исключая разве одной или двух собак, с которыми не расставался ни днём ни ночью. В полку его любили и солдаты, и начальники; но и те и другие смотрели на него, правда, как на человека действительно храброго, зато самого безалаберного и бесполезного для службы... Одним словом, он от всех рук отбился, даже у татар, которые боялись его и звали Шейтан-агач (лесной чёрт). Мамонов ходил со своими собаками по самым опасным местам один, несколько раз встречался с горцами и постоянно счастливо отделывался от них... Когда, бывало, Мамонов выйдет на двор с ружьём в руке, протрубит позыв, закричит своим густым басом: “Сюда, сюда, собачонки, сюда!” — и целая стая собак всевозможных пород и возрастов с радостным визгом окружат его, — в такие минуты он бывал удивителен... Менять, дарить, продавать, вообще цыганить, собак — страсть Мамонова».
Лит.: Толстой Н.Н. Охота на Кавказе. — М., 1922.
Н.И. Бурнашёва
СУРИКОВ Василий Иванович (1848-1916) — художник-передвижник, автор монументальных живописных полотен, посвящённых событиям русской истории: «Утро стрелецкой казни» (1881), «Меншиков в Берёзове» (1883), «Боярыня Морозова» (1887), «Покорение Сибири Ермаком» (1895) и др.; знакомый Толстого. В начале 1880-х гг. по просьбе Толстого давал уроки рисования его старшей дочери Татьяне Львовне, готовившейся к поступлению в московское Училище живописи, ваяния и зодчества.
Толстой бывал в мастерской Сурикова и был знаком с его творчеством. Художник нарисовал иллюстрации к рассказу Толстого из «Азбуки» «Бог правду видит, да не скоро скажет». С.А. Толстая по этому поводу записала в своём дневнике 1 февраля 1898 г.: «Говоря об искусстве, Л.H. сегодня вспоминал разные произведения, которые он считает настоящими», — и дальше она называла некоторые сочинения Т.Г. Шевченко, В. Гюго, рисунки И.Н. Крамского и «Сурикова рисунок, как спят в Сибири каторжники, а старик сидит — к рассказу Л.H. “Бог правду видит”» (ДСАТ. 1. С. 348).
Суриков посещал хамовнический дом Толстых, о чём есть записи в дневнике В.Ф. Лазурского: «В воскресенье у Толстых был Суриков, художник; разговаривал с Львом Николаевичем. Я подсел к ним. Суриков рассказывал о Суворове, альпийский поход которого он взял сюжетом для своей последней картины, описывал его наружность, говорил о его семейных обстоятельствах, чудачествах, народном духе, о том, что из деятелей эпохи Екатерины народ помнит Суворова и Пугачёва...» (запись 14 февраля 1899 г.; ТВС. 2. С. 88). Эта картина Сурикова, «Переход Суворова через Альпы», вызвала резкую оценку Толстого, о чём в своём дневнике 5 марта 1899 г. рассказал С.И. Танеев: «Л.Н. возмущался картиной Сурикова, говоря, что он изобразил Суворова делающим переход через Альпы. Лошадь над обрывом горячится, тогда как этого не бывает, лошадь в таких случаях идёт очень осторожно. Около Суворова поставлены несколько солдат в красных мундирах. Л.Н. говорил Сурикову, что этого быть не может, — солдаты на войне идут как волны, каждый в своей отдельной группе. На это Суриков ответил, что так красивее. “У меня в романе была сцена <имелся в виду роман «Воскресение». — Н.Б.>, где уголовная преступница встречается в тюрьме с политическими и их разговор имел важные последствия для романа. От знающего человека я услышал, что такой встречи в московской тюрьме произойти не могло, и я переделал все эти главы, потому что не могу писать, не имея под собой почвы. А этому болвану (Сурикову) всё равно. Также я ему говорил, что кремневых ружей не было, когда Ермак покорял Сибирь (в прежней его картине), но он никакого внимания не обращает”» (Танеев С.И. Дневники: В
487
3 кн. М., 1982. Кн. 2. С. 26). О неприятии Толстым картины «Переход Суворова через Альпы» вспоминал и С.Т. Конёнков: «Он корил Сурикова за то, что в его полотне нет правды жизни, — “Недаром картину царь купил”, — запомнились мне слова Толстого» (Толстой и художники. С. 313).
Суриков преподавал в Училище живописи, ваяния и зодчества, и Толстой, не раз посещавший училище, встречался там с художниками, о чём писал В.К. Бялыницкий-Бируля: «Ещё будучи учеником Училища живописи, я впервые увидел В.И. Сурикова. Он беседовал с Л.H. Толстым в вестибюле училища (Лев Николаевич поджидал свою дочь Татьяну, которая училась у нас). <…> Ярко запомнилась мне одна неожиданная встреча с Василием Ивановичем, когда мы, ученики Училища живописи, пошли после вечерних классов поиграть на бильярде в трактир “Саратов”, куда неоднократно заглядывали и раньше. Это было близ Юшкова переулка у Сретенских ворот.
Войдя в трактир, мы поднялись на верхний этаж и в большом зале, где был оркестрион, увидели в стеклянную дверь сидящих за чайным столом В.Е. Маковского, Л.Н. Толстого и В.И. Сурикова. Мы замерли при виде их и остановились, смущённые, не решаясь двинуться, а идти нам надо было через этот зал. Стоявший тут же половой, увидев нашу растерянность, пояснил: “Они к нам изволят иногда захаживать”» (там же. С. 320-321).
И.Е. Репин вспоминал: «В моей мастерской, стоя иногда перед начатой мною картиной, он поражал меня совершенно неожиданными и необыкновенно оригинальными замечаниями самой сути дела; освещал вдруг всю мою затею новым светом, прибавлял животрепещущие детали в главных местах, и картина чудесно оживлялась. Чувствовался огонь гениального художника... Такое же действие производил он и на товарища моего, художника Сурикова, который жил по соседству; встретившись с ним и сообщив друг другу замечания Толстого, мы чуть не лезли на стену от восторга — так он нас подымал!..» (там же. С. 207).
Годы спустя уже после смерти Толстого, Репин рассказывал в письме К.И. Чуковскому 18 марта 1926 г. о Сурикове и о Толстом: «О Сурикове. Я писал не раз о нём (в письмах). Когда мы жили в Москве (от 1877-82). Я — Смоленский бульвар, он — Зубово. Это очень близко, и мы видались всякий день к вечеру и восхищались Л.Н. Толстым — он часто посещал нас (всё это по-соседски было: Толстые жили в Денежном переулке). И я, ещё издали, увидев его, Сурикова, идущего мне навстречу, я уже руками и ногами выражал ему мои восторги от посещения великого Льва: тут нами припоминались всякое слово, всякое движение матёрого художника. Например, он сказал, глядя на моего запорожца, сидящего за столом: “А интересно — как это на рукаве, на локте, где у них прежде всего засаливались рукава”. От восторга, от этого его вопроса, мы готовы были кататься по бульвару и, как пьяные, хохотали; при этом Суриков, как-то угнувшись, таинственно фыркнул, скосив глаза» (там же. С. 211).
Искусствовед В.М. Лобанов был свидетелем замечательной сцены. «Помню, как однажды у себя в “Княжьем дворе” В.И. Суриков, сыграв что-то на гитаре и отложив её в сторону, сказал: «Ну и что же, что Толстого отлучили от церкви! Велика беда! А вот от “Войны и мира” и “Казаков” его никто не отлучит, потому что он ведь вот какой! — При последних словах В.И. Суриков раскинул во всю широту руки. — Его не ухватить никакому Синоду. Он один у нас и таким будет не только пока жив, но и когда его в живых не будет. Он — Толстой! — И Суриков опять сделал такое же движение руками. “Один мой приятель, — рассказывал однажды В. Суриков, — мне передал, что Толстой очень доброжелательно оценил моих стрельцов и московский народ, следивший за движением саней, вёзших боярыню Морозову: “Здорово их увидал художник! Они словно живые, даже слова, что они шепчут, я явственно слышу!”» (там же. С. 237-238).
Н.И. Бурнашёва
СУХОТИН Михаил Сергеевич (1850-1914) – с 1899 г. зять Толстого, муж его старшей дочери, Татьяны Львовны. Тульский помещик; почётный мировой судья; член I-й Гос. думы. Отец 6-х детей от первого брака с баронессой М.М. Бодде (1856-1897).
Т.Л. Толстая с мужем, М.С. Сухотиным
В 1884 г., задолго до того, как Сухотин стал его зятем, Толстой так охарактеризовал его на страницах своего дневника: «Что за жалкое и ничтожное существо. Особенно поразительно потому, что внешне даровитое» (49: 115).
Тяжело пережил Толстой замужество дочери. С.А. Толстая рассказывала в своём дневнике: «Событие это вызвало в нас, родителях, такую сердечную боль, какой мы не испытывали со смерти Ванечки. Всё наружное спокойствие Льва Николаевича исчезло; прощаясь с Таней, когда она, сама измученная и огорчённая, в простом сереньком платье и шляпе, пошла наверх, перед тем как ей идти в церковь, — Лев Николаевич так рыдал, как будто прощался со всем, что
488
у него было самого дорогого в жизни. <...> Лев Николаевич горевал и плакал по Тане ужасно и наконец заболел...» (ДСАТ. 1. С. 454-455). Постепенно к Сухотину привыкли, примирились с выбором дочери. 19 ноября 1900 г. Толстой записал в дневнике: «Много ходил с М.С. <ходили по московским улицам. — Н.Б.> Я его начинаю просто любить» (54: 63). С.А. Толстая признавалась, что «начинает мириться за её <Татьяны. — Н.Б.> любовь к нему. Характер у него милый, хотя эгоист он страшный, и потому часто за Таню страшно» (ДСАТ. 2. С.20). Когда Сухотин болел, Толстой писал ему: «Хочется ещё вам сказать, что я вас люблю не только как мужа любимой Тани, но просто за вас, за ваш милый характер и своеобразную мягкую твёрдость» (письмо 17-18 июля 1902 г.).
Вместе с женой Сухотин часто бывал в Ясной Поляне, он постоянный партнёр Толстого по шахматной игре; вёл подробный дневник и оставил воспоминания о Толстом, они охватывают период с конца 1901 г. по конец 1910 г. («Толстой в последнее десятилетие своей жизни»). Эти эпизодические записи сделаны под впечатлением от непосредственного общения с Толстым в Ясной Поляне, Крыму, в Кочетах. Сухотин записывал свои наблюдения жизни писателя («Михаил Сергеевич записывает, - отметил в своём дневнике Д.П. Маковицкий; - он старается описывать Л.Н., каким он есть в данное время» — ЯПЗ. 1. С. 481), беседы с ним: чаще всего это были разговоры об искусстве, литературе, современных политических событиях.
Ценя эрудицию Сухотина, его литературный дар и художественный вкус, Толстой не оставлял без внимания его суждения о своих сочинениях. Нередко зять выполнял роль помощника: разбирал почту, отвечал на письма, держал корректуры, делал переводы иностранных текстов... Иногда Толстой с интересом слушал его рассказы о современных политических делах. 3 марта 1907 г. Сухотин записал в дневнике: «Л.Н. до сих пор повторяет, что ему чрезвычайно жалко, что я ему не буду рассказывать о Думе. Из моих рассказов он всё ясно видит, что там делается, а из описания газет ничего не видит...» (ТВС. 2. С. 367).
Сухотин по своим взглядам не был последователем Толстого, но у него хватало такта не вступать в спор и противостояние с тестем. Хорошо понимая и ясно сознавая масштаб личности Толстого, рядом с которым он оказался волею судьбы, 12 декабря 1901 г. в дневнике своём он признавался, что при стремлении «правительства всё привести к кладбищенскому порядку», т.е. к молчанию, Толстой оставался для него «единственным светильником» «в тёмную ночь», «без которого всё погрузилось бы» в «кошмарный, непроглядный и безысходный мрак»: «один Л.Н. имеет право и возможность безо всякого страха и без “эзоповского языка” говорить правду власть предержащим, заступаться за обиженного и оскорблённого, будить совесть у обидчика» (ЛН. Т. 69. Кн. 2. С. 141-142).
Н.И. Бурнашёва
СУХОТИНА Татьяна Львовна (рожд. Толстая; 1864-1950) – старшая дочь Толстого, художница, мемуаристка. «Когда она тут я её не замечаю только потому, что она точно часть меня, точно она — это я сам. Очень уж она мне близка», — говорил Толстой о старшей дочери (цит. по: Поповкина Т.К. Л.Н. Толстой в рисунках Т.Л. Толстой-Сухотиной // ЯП. сб. 1980. Тула, 1980. С. 195).
Толстой с дочерью Татьяной. 1902 г.
Татьяна Толстая, второй ребёнок в семье, родилась в Ясной Поляне, в те годы «непрерывного труда, при наилучших условиях жизни», когда начиналась работа над «Войной и миром». Она впитала эту атмосферу счастья и творчества. «Рождение моей дочери Тани было <...> как праздник, и вся её жизнь была потом для нас, родителей, сплошная радость и счастье. Никто из детей не внёс такого содержания, такой помощи, любви и разнообразия, как наша Таня. Умная, живая, талантливая, весёлая и любящая, она умела вокруг себя всегда устроить счастливую духовную атмосферу и любили же её все — и семья, и друзья, и чужие» (Толстая С.А. Моя жизнь // ОР ГМТ).
«С большой любовью вспоминаю я своё детство. И с чувством горячей благодарности думаю о тех, кто окружал меня в эту счастливую пору моей жизни. Я выросла среди людей, любящих друг друга и
489
меня. Мне казалось, что такое отношение естественно и свойственно человеческой природе. Я так думаю и теперь. И хота я за свою длинную жизнь иногда видела злобу и ненависть между людьми, — я знаю, что такое отношение так же неестественно, как болезнь. И так же, как болезнь, происходит от нарушения самых первоначальных законов человеческой жизни.
Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 133; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!