Москва. К поезду через магазин 12 страница
кажутся безобразно сердитыми, улицы - непомерно широкими, дома
- странно большими... Все вырастает с похмелья ровно настолько,
насколько все казалось ничтожней обычного, когда ты был пьян...
Помнишь лемму этого усатого?"
Я еще раз постучался, чуть громче прежнего:
"Неужели так трудно отворить человеку дверь и впустить его
на три минуты погреться? Я этого не понимаю... Они, серьезные,
этого не понимают, а я, легковесный, никогда не пойму... Мене,
текел, фарес - то есть, как взвешен на весах и найден
легковесным, то есть "текел"... Ну и пусть, пусть...
Но есть ли ТАМ весы или нет - все равно - на ТЕХ весах
вздох и слеза перевесят расчет и умысел. Я это знаю тверже, чем
вы что-нибудь знаете. Я много прожил, много перепил и продумал
- и знаю, что говорю. Все ваши путеводные звезды катятся к
закату, а если и не катятся, то едва мерцают. Я не знаю вас,
люди, я вас плохо знаю, я редко обращал на вас внимание, но мне
есть дело до вас: меня занимает, в чем теперь ваша душа, чтобы
знать наверняка, вновь ли возгорается звезда вифлеема или
начинает мерцать, а это самое главное. Потому что все остальные
катятся к закату, а если и не катятся, то едва мерцают, а если
даже и сияют, то не стоят и двух плевков.
Есть ТАМ весы, нет ли ТАМ весов - т+а+м мы, легковесные,
перевесим и одолеем. Я прочнее в это верю, чем вы во что-нибудь
верите. Верю, знаю и свидетельствую миру. Но почему же так
|
|
странно расширили улицы в Петушках?..."
Я отошел от дверей, и тяжелый взгляд свой переводил с дома
на дом, с подъезда на подъезд. И пока вползала в меня одна
такая тяжелая мысль, которую страшно вымолвить, вместе с
тяжелой догадкой, которую вымолвить тоже страшно, - я все шел и
шел, и в упор рассматривал каждый дом, и хорошо рассмотреть не
мог: от холода или отчего еще мне глаза устилали слезы...
"Не плачь, Ерофеев, не плачь... Ну, зачем? И почему ты так
дрожишь? От холода или еще отчего?.. Не надо..."
Если бы у меня было хоть двадцать глотков "кубанской"! Они
подошли бы к сердцу, и сердце всегда сумело бы убедить
рассудок, что я в Петушках! Но "кубанской" не было: я свернул в
переулок, и снова задрожал и заплакал...
И тут - началась история страшнее всех, виденных во сне. В
этом самом переулке навстречу мне шли четверо... Я сразу их
узнал, я не буду вам объяснять, кто эти четверо... Я задрожал
сильнее прежнего, я весь превратился в сплошную судорогу...
А они подошли ко мне и меня обступили. Как бы вам
объяснить, что у них были за рожи? Да нет, совсем не
разбойничьи рожи, скорее даже наоборот, с налетом чего-то
классического, но в глазах у всех четверых
- вы знаете? Вы сидели когда-нибудь в туалете на петушинском
|
|
вокзале? Помните, как там, на громадной глубине, под круглыми
отверстиями плещется и сверкает эта жижа карего цвета? - вот
такие были глаза у всех четверых. А четвертый был похож...
Впрочем, я потом скажу, на кого он был похож.
- Ну, вот ты и попался, - сказал один.
- Как то есть... Попался? - голос мой страшно дрожал, от
похмелья и от озноба. Они решили, что от страха.
- А вот так и попался! Больше никуда не поедешь.
- А почему?..
- А потому.
- Слушайте... - голос мой срывался, потому что дрожал
каждый мой нерв, а не только голос. Ночью никто не может быть
уверен в себе, то есть я имею в виду: холодной ночью. И апостол
предал Христа, покуда третий петух не пропел. Я знаю, почему он
предал, - потому что дрожал от холода, да. Он еще грелся у
костра, вместе с ЭТИМИ. А у меня и костра нет, и я с недельного
похмелья. И если бы испытывали теперь меня, я предал бы ЕГО до
семижды семидесяти раз, и больше бы предал..."
- слушайте, - говорил я им, как умел, - вы меня пустите... Что
я вам?.. Я просто не доехал до девушки... Ехал и не доехал... Я
просто проспал, у меня украли чемоданчик, пока я спал... Там
пустяки и были, а все-таки жалко... "василек"...
- Какой еще василек? - со злобою спросил один.
|
|
- Да конфеты, конфеты "василек".. И орехов двести грамм, я
младенцу обещал за то, что он букву хорошо знает... Но это
чепуха... Вот только дождаться рассвета, я опять поеду...
Правда, без денег, без гостинцев, но они и так примут, и ни
слова не скажут... Даже наоборот.
Все четверо смотрели на меня в упор, и все четверо,
наверно, думали: "Как этот подонок труслив и элементарен!" О,
пусть, пусть себе думают, только бы отпустили!.. Где, в каких
газетах, я видел эти рожи?..
- Я хочу опять в Петушки...
- Не поедешь ты ни в какие Петушки?
- Ну.. пусть не поеду, я на Курский вокзал хочу!..
- Не будет тебе никакого вокзала!
- Да почему?..
- Да потому!
Один размахнулся и ударил меня по щеке, другой - кулаком в
лицо, остальные двое тоже надвигались - я ничего не понимал. Я
все-таки устоял на ногах и отступал от них тихо, тихо, тихо, а
они все четверо тихо наступали...
"Беги, Веничка, хоть куда-нибудь, все равно куда!.. Беги
на Курский вокзал! Влево или вправо или назад - все равно туда
попадешь! Беги, Веничка, беги!.."
Я схватился за голову - и побежал. Они - следом за мной...
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 211; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!