Собака, человек, кошка и сокол 4 страница



«Гора хоть не гора, но, право, будет с дом». —

 «Поверить трудно!

 Однако ж как ни чудно,

 

 

А всё чудён и мост, по коем мы пойдем,

 Что он Лжеца никак не подымает;

 И нынешней еще весной

С него обрушились (весь город это знает)

 Два журналиста, да портной.

Бесспорно, огурец и с дом величиной

 Диковинка, коль это справедливо».—

 «Ну, не такое еще диво;

 Ведь надо знать, как вещи есть:

Не думай, что везде по-нашему хоромы;

 Что там за домы:

 В один двоим за нужду влезть,

 И то ни стать, ни сесть!» —

 «Пусть так, но всё признаться должно,

 Что огурец не грех за диво счесть,

 В котором двум усесться можно.

 Однако ж, мост-ат наш каков,

Что Лгун не сделает на нем пяти шагов,

 Как тотчас в воду!

 Хоть римский твой и чуден огурец…» —

 «Послушай-ка», тут перервал мой Лжец:

«Чем на мост нам итти, поищем лучше броду».

 

 

Орел и пчела

 

 

Счастлив, кто на чреде трудится знаменитой:

 Ему и то уж силы придает,

Что подвигов его свидетель целый свет.

Но сколь и тот почтен, кто, в низости сокрытый,

За все труды, за весь потерянный покой,

 Ни славою, ни почестьми не льстится,

 И мыслью оживлен одной:

 Что к пользе общей он трудится.

 

 

Увидя, как Пчела хлопочет вкруг цветка,

Сказал Орел однажды ей с презреньем:

 «Как ты, бедняжка, мне жалка,

 Со всей твоей работой и с уменьем!

Вас в улье тысячи всё лето лепят сот:

 Да кто же после разберет

 И отличит твои работы?

 Я, право, не пойму охоты:

Трудиться целый век, и что ж иметь в виду?..

Безвестной умереть со всеми наряду!

 Какая разница меж нами!

Когда, расширяся шумящими крылами,

 Ношуся я под облаками,

 То всюду рассеваю страх:

Не смеют от земли пернатые подняться,

Не дремлют пастухи при тучных их стадах;

Ни лани быстрые не смеют на полях,

 Меня завидя, показаться».

Пчела ответствует: «Тебе хвала и честь!

Да продлит над тобой Зевес свои щедроты!

А я, родясь труды для общей пользы несть,

 Не отличать ищу свои работы,

Но утешаюсь тем, на наши смотря соты,

Что в них и моего хоть капля меду есть».

 

 

Заяц на ловле

 

 

 Большой собравшися гурьбой,

 Медведя звери изловили;

 На чистом поле задавили —

 И делят меж собой,

 Кто что́ себе достанет.

А Заяц за ушко медвежье тут же тянет.

 «Ба, ты, косой»,

 Кричат ему: «пожаловал отколе?

 Тебя никто на ловле не видал».—

 «Вот, братцы!» Заяц отвечал:

«Да из лесу-то кто ж, – всё я его пугал

 И к вам поставил прямо в поле

 Сердечного дружка?»

Такое хвастовство хоть слишком было явно,

 Но показалось так забавно,

Что Зайцу дан клочок медвежьего ушка.

 

 

 Над хвастунами хоть смеются,

А часто в дележе им доли достаются.

 

 

Щука и кот

 

 

Беда, коль пироги начнет печи сапожник,

 А сапоги тачать пирожник,

 И дело не пойдет на лад.

 Да и примечено стократ,

Что кто за ремесло чужое браться любит,

Тот завсегда других упрямей и вздорней:

 Он лучше дело всё погубит,

 И рад скорей

 Посмешищем стать света,

 Чем у честных и знающих людей

Спросить иль выслушать разумного совета.

 

 

 Зубастой Щуке в мысль пришло

 За кошачье приняться ремесло.

Не знаю: завистью ль ее лукавый мучил,

 Иль, может быть, ей рыбный стол наскучил?

Но только вздумала Кота она просить,

 Чтоб взял ее с собой он на охоту,

 Мышей в анбаре половить.

«Да, полно, знаешь ли ты эту, свет, работу?»

 Стал Щуке Васька говорить:

 «Смотри, кума, чтобы не осрамиться:

 Не даром говорится,

 Что дело мастера боится».—

«И, полно, куманёк! Вот невидаль: мышей!

 Мы лавливали и ершей».—

 «Так в добрый час, пойдем!» Пошли, засели.

 Натешился, наелся Кот

 И кумушку проведать он идет;

А Щука, чуть жива, лежит, разинув рот,—

 И крысы хвост у ней отъели.

Тут видя, что куме совсем не в силу труд,

Кум замертво стащил ее обратно в пруд.

 И дельно! Это, Щука,

 Тебе наука:

 Вперед умнее быть

 И за мышами не ходить.

 

 

Волк и кукушка

 

 

«Прощай, соседка!» Волк Кукушке говорил:

«Напрасно я себя покоем здесь манил!

 Всё те ж у вас и люди, и собаки:

Один другого злей; и хоть ты ангел будь,

 Так не минуешь с ними драки».—

 «А далеко ль соседу путь?

 И где такой народ благочестивой,

 С которым думаешь ты жить в ладу?» —

 «О, я прямехонько иду

 В леса Аркадии счастливой.

 Соседка, то́-то сторона!

 Там, говорят, не знают, что́ война;

 Как агнцы, кротки человеки,

 И молоком текут там реки;

Ну, словом, царствуют златые времена!

Как братья, все друг с другом поступают,

И даже, говорят, собаки там не лают,

 Не только не кусают.

 Скажи ж сама, голубка, мне,

 Не мило ль, даже и во сне,

 Себя в краю таком увидеть тихом?

 Прости! не поминай нас лихом!

 Уж то-то там мы заживем:

 В ладу, в довольстве, в неге!

 Не так, как здесь, ходи с оглядкой днем,

 И не засни спокойно на ночлеге».—

 «Счастливый путь, сосед мой дорогой!»

Кукушка говорит: «а свой ты нрав и зубы

 Здесь кинешь, иль возьмешь с собой?» —

 «Уж кинуть, вздор какой!» —

 «Так вспомни же меня, что быть тебе без шубы».

 

 

 Чем нравом кто дурней,

Тем более кричит и ропщет на людей:

Не видит добрых он, куда ни обернется,

 А первый сам ни с кем не уживется.

 

 

Петух и жемчужное зерно

 

 

 Навозну кучу разрывая,

 Петух нашел Жемчужное Зерно

 И говорит: «Куда оно?

 Какая вещь пустая!

Не глупо ль, что его высоко так ценят?

А я бы, право, был гораздо боле рад

Зерну ячменному: оно не столь хоть видно,

 Да сытно».

 

 

 Невежи судят точно так:

В чем толку не поймут, то всё у них пустяк.

 

 

Крестьянин и работник

 

 

 Когда у нас беда над головой,

 То рады мы тому молиться,

 Кто вздумает за нас вступиться;

 Но только с плеч беда долой,

То избавителю от нас же часто худо:

 Все взапуски его ценят,

 И если он у нас не виноват,

 Так это чудо!

 

 

 Старик-Крестьянин с Батраком

 Шел, под-вечер, леском

 Домой, в деревню, с сенокосу,

И повстречали вдруг медведя носом к носу.

 Крестьянин ахнуть не успел,

 Как на него медведь насел.

Подмял Крестьянина, ворочает, ломает,

И, где б его почать, лишь место выбирает:

 Конец приходит старику.

 «Степанушка родной, не выдай, милой!»

Из-под медведя он взмолился Батраку.

Вот, новый Геркулес, со всей собравшись силой,

 Что только было в нем,

 Отнес полчерепа медведю топором

И брюхо проколол ему железной вилой.

 Медведь взревел и замертво упал:

 Медведь мой издыхает.

 Прошла беда; Крестьянин встал,

 И он же Батрака ругает.

 Опешил бедный мой Степан.

«Помилуй», говорит: «за что?» – «За что, болван!

 Чему обрадовался сдуру?

 Знай колет: всю испортил шкуру!»

 

 

Обоз

 

 

 С горшками шел Обоз,

 И надобно с крутой горы спускаться.

Вот, на горе других оставя дожидаться,

Хозяин стал сводить легонько первый воз.

Конь добрый на крестце почти его понес,

 Катиться возу не давая;

 А лошадь сверху, молодая.

Ругает бедного коня за каждый шаг:

 «Ай, конь хваленый, то́-то диво!

 Смотрите: лепится, как рак;

Вот чуть не зацепил за камень; косо! криво!

 Смелее! Вот толчок опять.

 А тут бы влево лишь принять.

 Какой осел! Добро бы было в гору,

 Или в ночную пору;

 А то и под-гору, и днём!

 Смотреть, так выйдешь из терпенья!

Уж воду бы таскал, коль нет в тебе уменья!

 Гляди-тко нас, как мы махнем!

 Не бойсь, минуты не потратим,

 И возик свой мы не свезем, а скатим!»

Тут, выгнувши хребет и понатужа грудь,

 Тронулася лошадка с возом в путь;

Но только под-гору она перевалилась,

Воз начал напирать, телега раскатилась;

Коня толкает взад, коня кидает вбок;

 Пустился конь со всех четырех ног

 На-славу;

 По камням, рытвинам, пошли толчки,

 Скачки,

 Левей, левей, и с возом – бух в канаву!

 Прощай, хозяйские горшки!

 

 

Как в людях многие имеют слабость ту же:

 Всё кажется в другом ошибкой нам:

 А примешься за дело сам,

 Так напроказишь вдвое хуже.

 

 

Вороненок

 

 

 Орел

 Из-под небес на стадо налетел

 И выхватил ягненка,

А во́рон молодой вблизи на то смотрел.

 Взманило это Вороненка,

Да только думает он так: «Уж брать, так брать,

 А то и когти что́ марать!

Бывают и орлы, как видно, плоховаты.

 Ну, только ль в стаде что́ ягняты?

 Вот я как захочу

 Да налечу,

Так царский подлинно кусочек подхвачу!»

 Тут Ворон поднялся над стадом,

 Окинул стадо жадным взглядом:

Из множества ягнят, баранов и овец

Высматривал, сличал и выбрал, наконец,

 Барана, да какого?

 Прежирного, прематерого,

Который доброму б и волку был в подъем.

 Изладясь, на него спустился

 И в шерсть ему, что силы есть, вцепился.

Тогда-то он узнал, что добычь не по нем.

Что хуже и всего, так на баране том

 Тулуп такой был прекосматый,

 Густой, всклокоченный, хохлатый,

Что из него когтей не вытеребил вон

 Затейник наш крылатый,

И кончил подвиг тем, что сам попал в полон.

С барана пастухи его чинненько сняли;

 А чтобы он не мог летать,

 Ему все крылья окарнали

 И детям отдали играть.

 

 

Нередко у людей то ж самое бывает,

 Коль мелкий плут

 Большому плуту подражает:

Что́ сходит с рук ворам, за то воришек бьют.

 

 

Слон на воеводстве

 

 

 Кто знатен и силен,

 Да не умен,

Так худо, ежели и с добрым сердцем он.

 

 

На воеводство был в лесу посажен Слон.

Хоть, кажется, слонов и умная порода,

 Однако же в семье не без урода:

 Наш Воевода

 В родню был толст,

 Да не в родню был прост;

 А с умыслу он мухи не обидит.

 Вот добрый Воевода видит:

 Вступило от овец прошение в Приказ:

«Что волки-де совсем сдирают кожу с нас».

«О, плуты!» Слон кричит: «какое преступленье!

 Кто грабить дал вам позволенье?»

А волки говорят: «Помилуй, наш отец!

 Не ты ль нам к зи́ме на тулупы

Позволил легонький оброк собрать с овец?

 А что они кричат, так овцы глупы:

Всего-то придет с них с сестры по шкурке снять;

 Да и того им жаль отдать».—

 «Ну то́-то ж», говорит им Слон: «смотрите!

 Неправды я не потерплю ни в ком.

 По шкурке, так и быть, возьмите;

 А больше их не троньте волоском».

 

 

Осел и соловей

 

 

 Осел увидел Соловья

И говорит ему: «Послушай-ка, дружище!

Ты, сказывают, петь великий мастерище:

 Хотел бы очень я

 Сам посудить, твое услышав пенье,

 Велико ль подлинно твое уменье?»

Тут Соловей являть свое искусство стал:

 Защелкал, засвистал

На тысячу ладов, тянул, переливался;

 То нежно он ослабевал

И томной вдалеке свирелью отдавался,

То мелкой дробью вдруг по роще рассыпался.

 Внимало всё тогда

 Любимцу и певцу Авроры;

Затихли ветерки, замолкли птичек хоры,

 И прилегли стада.

 Чуть-чуть дыша, пастух им любовался

 И только иногда,

Внимая Соловью, пастушке улыбался.

Скончал певец. Осел, уставясь в землю лбом,

 «Изрядно», говорит: «сказать неложно,

 Тебя без скуки слушать можно;

 А жаль, что незнаком

 Ты с нашим петухом:

 Еще б ты боле навострился,

Когда бы у него немножко поучился».

Услыша суд такой, мой бедный Соловей

Вспорхнул и – полетел за тридевять полей.

 

 

Избави, бог, и нас от этаких судей.

 

Книга третья

 

Откупщик и сапожник

 

 

Богатый Откупщик в хоромах пышных жил,

 Ел сладко, вкусно пил;

 По всякий день давал пиры, банкеты,

 Сокровищ у него нет сметы.

В дому сластей и вин, чего ни пожелай:

 Всего с избытком, через край.

И, словом, кажется, в его хоромах рай.

 Одним лишь Откупщик страдает,

 Что он не досыпает.

 Уж божьего ль боится он суда,

 Иль, просто, трусит разориться:

Да только всё ему не крепко как-то спится.

 А сверх того, хоть иногда

Он вздремлет на заре, так новая беда:

 Бог дал ему певца, соседа.

С ним из окна в окно жил в хижине бедняк

Сапожник, но такой певун и весельчак,

 Что с утренней зари и до обеда,

С обеда до́-ночи безумолку поет

И богачу заснуть никак он не дает.

 Как быть, и как с соседом сладить,

 Чтоб от пенья его отвадить?

 Велеть молчать: так власти нет;

 Просил: так просьба не берет.

Придумал, наконец, и за соседом шлет.

 

 

 Пришел сосед.

 «Приятель дорогой, здорово!» —

 «Челом вам бьем за ласковое слово».—

«Ну, что, брат, каково делишки, Клим, идут?»

(В ком нужда, уж того мы знаем, как зовут.) —

 «Делишки, барин? Да, не худо!» —

«Так от того-то ты так весел, так поешь?

 Ты, стало, счастливо живешь?» —

 «На бога грех роптать, и что ж за чудо?

 Работою завален я всегда;

Хозяйка у меня добра и молода:

А с доброю женой, кто этого не знает,

 Живется как-то веселей».—

«И деньги есть?» – «Ну, нет, хоть лишних не бывает,

 Зато нет лишних и затей».—

«Итак, мой друг, ты быть богаче не желаешь?» —

 «Я этого не говорю;

Хоть бога и за то, что́ есть, благодарю;

 Но сам ты, барин, знаешь,

 Что человек, пока живет,

Всё хочет более: таков уж здешний свет.

Я чай, ведь и тебе твоих сокровищ мало;

 И мне бы быть богатей не мешало».—

 «Ты дело говоришь, дружок:

Хоть при богатстве нам есть также неприятства,

 Хоть говорят, что бедность не порок,

Но всё уж коль терпеть, так лучше от богатства.

Возьми же: вот тебе рублевиков мешок:

 Ты мне за правду полюбился.

Поди: дай бог, чтоб ты с моей руки разжился.

Смотри, лишь промотать сих денег не моги,

 И к ну́жде их ты береги!

 Пять сот рублей тут верным счетом.

 Прощай!» Сапожник мой,

 Схватя мешок, скорей домой

 Не бе́гом, лётом;

 Примчал гостинец под полой;

 И той же ночи в подземелье

 Зарыл мешок – и с ним свое веселье!

Не только песен нет, куда девался сон

 (Узнал бессонницу и он!);

 

 

Всё подозрительно, и всё его тревожит:

 Чуть ночью кошка заскребет,

Ему уж кажется, что вор к нему идет:

Похолодеет весь, и ухо он приложит,

Ну, словом, жизнь пошла, хоть кинуться в реку.

 Сапожник бился, бился

 И наконец за ум хватился:

 Бежит с мешком к Откупщику

 И говорит: «Спасибо на приятстве;

 Вот твой мешок, возьми его назад:

 Я до него не знал, как худо спят.

 Живи ты при своем богатстве:

 А мне, за песни и за сон,

 Не надобен ни миллион».

 

 

Крестьянин в беде

 

 

 К Крестьянину на двор

 Залез осенней ночью вор;

 Забрался в клеть и, на просторе,

Обшаря стены все, и пол, и потолок,

 Покрал бессовестно, что мог:

 И то сказать, какая совесть в воре!

 Ну так, что наш мужик, бедняк,

Богатым лег, а с голью встал такою,

 Хоть по-миру поди с сумою;

Не дай бог никому проснуться худо так!

 Крестьянин тужит и горюет,

 Родню сзывает и друзей,

 Соседей всех и кумовей.

«Нельзя ли», говорит: «помочь беде моей?»

 Тут всякий с мужиком толкует,

 И умный свой дает совет.

 Кум Карпыч говорит: «Эх, свет!

Не надобно было тебе по миру славить,

 Что столько ты богат».

Сват Климыч говорит: «Вперед, мой милый сват,

Старайся клеть к избе гораздо ближе ставить».—

 «Эх, братцы, это всё не так»,

 Сосед толкует Фока:

 «не то беда, что клеть далека,

Да надо на дворе лихих держать собак;

 Возьми-ка у меня щенка любого

От жучки: я бы рад соседа дорогого

 От сердца наделить,

 Чем их топить».

И словом, от родни и от друзей любезных

Советов тысячу надавано полезных,

 Кто сколько мог,

А делом ни один бедняжке не помог.

 

 

На свете таково ж: коль в нужду попадешься,

 Отведай сунуться к друзьям:

Начнут советовать и вкось тебе, и впрямь:

А чуть о помощи на деле заикнешься,

 То лучший друг

 И нем и глух.

 

 

Хозяин и мыши

 

 

 Коль в доме станут воровать,

 А нет прилики вору,

 То берегись клепать,

Или наказывать всех сплошь и без разбору:

 Ты вора этим не уймешь

 И не исправишь,

А только добрых слуг с двора бежать заставишь,

И от меньшой беды в большую попадешь.

 

 

 Купчина выстроил анбары

 И в них поклал съестные все товары.

А чтоб мышиный род ему не навредил,

Так он полицию из кошек учредил.

 Спокоен от Мышей Купчина;


Дата добавления: 2018-10-27; просмотров: 219; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!