Собака, человек, кошка и сокол 3 страница



Что нынешний их Царь глотает их, как мух;

Что даже им нельзя (как это ни ужасно!)

Ни носа выставить, ни квакнуть безопасно;

Что, наконец, их Царь тошнее им засух.

«Почто ж вы прежде жить счастливо не умели?

Не мне ль, безумные», вещал им с неба глас:

 

 

 «Покоя не было от вас?

Не вы ли о Царе мне уши прошумели?

 Вам дан был Царь? – так тот был слишком тих:

Вы взбунтовались в вашей луже,

 Другой вам дан – так этот очень лих:

Живите ж с ним, чтоб не было вам хуже!»

 

 

Лев и барс

 

 

 Когда-то, в старину,

 Лев с Барсом вел предолгую войну

За спорные леса, за дебри, за вертепы.

Судиться по правам – не тот у них был нрав;

Да сильные ж в правах бывают часто слепы.

 У них на это свой устав:

 Кто одолеет, тот и прав.

 Однако, наконец, не вечно ж драться —

 И когти притупятся:

Герои по правам решились разобраться;

Намерились дела военны прекратить,

 Окончить все раздоры,

Потом, как водится, мир вечный заключить

 До первой ссоры.

 «Назначим же скорей

 Мы от себя секретарей»,

Льву предлагает Барс: «и как их ум рассудит,

 Пусть так и будет.

Я, например, к тому определю Кота:

Зверек хоть неказист, да совесть в нем чиста;

А ты Осла назначь: он знатного же чина,

 И, к слову молвить здесь,

Куда он у тебя завидная скотина!

Поверь, как другу, мне: совет и двор твой весь

 Его копытца вряд ли стоят.

 Положимся ж на том,

 На чем

 С моим Котишком он устроит».

 

 

 И Лев мысль Барса утвердил

 Без спору;

Но только не Осла, Лисицу нарядил

 Он от себя для этого разбору,

Примолвя про себя (как видно, знал он свет):

«Кого нам хвалит враг, в том, верно, проку нет».

 

 

Вельможа и философ

 

 

Вельможа, в праздный час толкуя с Мудрецом

 О том, о сём,

«Скажи мне», говорит: «ты свет довольно знаешь,

И будто в книге, ты в сердцах людей читаешь:

 Как это, что́ мы ни начнем,

Суды ли, общества ль учены заведем,

 Едва успеем оглянуться,

 Как первые невежи тут вотрутся?

 Ужли от них совсем лекарства нет?» —

 «Не думаю», сказал Мудрец в ответ:

«И с обществами та ж судьба (сказать меж нами),

 Что с деревянными домами».—

«Как?» – «Так же: я вот свой достроил сими днями;

Хозяева в него еще не вобрались,

 А уж сверчки давно в нем завелись».

 

 

Мор зверей

 

 

Лютейший бич небес, природы ужас – мор

 Свирепствует в лесах. Уныли звери;

 В ад распахнулись настежь двери:

Смерть рыщет по полям, по рвам, по высям гор:

Везде разметаны ее свирепства жертвы:

Неумолимая, как сено косит их,

 А те, которые в живых,

Смерть видя на носу, чуть бродят полумертвы:

 Перевернул совсем их страх,

Те ж звери, да не те в великих столь бедах:

Не давит волк овец и смирен, как монах;

Мир курам дав, лиса постится в подземелье:

 Им и еда на ум нейдет.

 С голубкой голубь врознь живет,

 Любви в помине больше нет:

 А без любви какое уж веселье?

В сем горе на совет зверей сзывает Лев.

Тащатся шаг-за-шаг, чуть держатся в них души.

Сбрелись и в тишине, царя вокруг обсев,

 Уставили глаза и приложили уши.

«О, други!» начал Лев: «по множеству грехов

 Подпали мы под сильный гнев богов,

Так тот из нас, кто всех виновен боле,

 Пускай по доброй воле

 Отдаст себя на жертву им!

Быть может, что богам мы этим угодим,

 И теплое усердье нашей веры

 Смягчит жестокость гнева их.

 Кому не ведомо из вас, друзей моих,

 Что добровольных жертв таких

Бывали многие в истории примеры?

 Итак, смиря свой дух,

 Пусть исповедует здесь всякий вслух,

В чем погрешил когда он вольно иль невольно.

 Покаемся, мои друзья!

 Ох, признаюсь – хоть это мне и больно —

 Не прав и я!

Овечек бедненьких – за что? – совсем безвинно

 Дирал бесчинно;

 А иногда – кто без греха?

 Случалось, драл и пастуха:

 И в жертву предаюсь охотно.

Но лучше б нам сперва всем вместе перечесть

 Свои грехи: на ком их боле есть,

 Того бы в жертву и принесть,—

И было бы богам то более угодно».—

«О царь наш, добрый царь! От лишней доброты»,

Лисица говорит: «в грех это ставишь ты.

Коль робкой совести во всем мы станем слушать,

То прийдет с голоду пропасть нам наконец;

 Притом же, наш отец!

Поверь, что это честь большая для овец,

 Когда ты их изволишь кушать.

А что до пастухов, мы все здесь бьем челом:

Их чаще так учить – им это поделом.

Бесхвостый этот род лишь глупой спесью дышет,

 И нашими себя везде царями пишет».

Окончила Лиса; за ней, на тот же лад,

 Льстецы Льву то же говорят,

И всякий доказать спешит наперехват,

Что даже не в чем Льву просить и отпущенья.

За Львом Медведь, и Тигр, и Волки в свой черед

 Во весь народ

Поведали свои смиренно погрешенья;

 Но их безбожных самых дел

 Никто и шевелить не смел.

 И все, кто были тут богаты

 Иль когтем, иль зубком, те вышли вон

 Со всех сторон

 Не только правы, чуть не святы.

В свой ряд смиренный Вол им так мычит: «И мы

Грешны. Тому леть пять, когда зимой кормы

 Нам были худы,

 На грех меня лукавый натолкнул:

Ни от кого себе найти не могши ссуды,

Из стога у попа я клок сенца стянул».

 При сих словах поднялся шум и толки;

 Кричат Медведи, Тигры. Волки:

 «Смотри, злодей какой!

Чужое сено есть! Ну, диво ли, что боги

За беззаконие его к нам столько строги?

Его, бесчинника, с рогатой головой,

Его принесть богам за все его проказы,

Чтоб и тела́ нам спасть, и нравы от заразы!

Так, по его грехам, у нас и мор такой!»

 Приговорили —

 И на костер Вола взвалили.

 

 

 И в людях так же говорят:

 Кто посмирней, так тот и виноват.

 

 

Собачья дружба

 

 

 У кухни под окном

На солнышке Полкан с Барбосом, лежа, грелись.

 Хоть у ворот перед двором

 Пристойнее б стеречь им было дом;

 Но как они уж понаелись —

 И вежливые ж псы притом

 Ни на кого не лают днем —

Так рассуждать они пустилися вдвоем

О всякой всячине: о их собачьей службе,

 О худе, о добре и, наконец, о дружбе.

 «Что может», говорит Полкан: «приятней быть,

 Как с другом сердце к сердцу жить;

 Во всем оказывать взаимную услугу;

 Не спить без друга и не съесть,

 Стоять горой за дружню шерсть,

 И, наконец, в глаза глядеть друг другу,

 Чтоб только улучить счастливый час,

Нельзя ли друга чем потешить, позабавить,

И в дружнем счастье всё свое блаженство ставить!

 Вот если б, например, с тобой у нас

 Такая дружба завелась:

 Скажу я смело,

Мы б и не видели, как время бы летело».—

 «А что же? это дело!»

 Барбос ответствует ему:

«Давно, Полканушка, мне больно самому,

Что, бывши одного двора с тобой собаки,

 Мы дня не проживем без драки;

 И из чего? Спасибо господам:

 Ни голодно, ни тесно нам!

 Притом же, право, стыдно:

Пес дружества слывет примером с давних дней;

А дружбы между псов, как будто меж людей,

 Почти совсем не видно».—

«Явим же в ней пример мы в наши времена»,

 Вскричал Полкан: «дай лапу!» – «Вот она!»

 И новые друзья ну обниматься,

 Ну целоваться;

Не знают с радости, к кому и приравняться:

«Орест мой!» – «Мой Пилад!» Прочь свары, зависть, злость!

Тут повар на беду из кухни кинул кость.

Вот новые друзья к ней взапуски несутся:

 Где делся и совет и лад?

 С Пиладом мой Орест {Пилад и Орест – классический пример дружбы в «Илиаде» Гомера.} грызутся,—

 Лишь только клочья вверх летят:

 Насилу, наконец, их розлили водою.

 

 

 Свет полон дружбою такою.

Про нынешних друзей льзя молвить, не греша,

Что в дружбе все они едва ль не одинаки:

Послушать, кажется, одна у них душа,—

А только кинь им кость, так что твои собаки!

 

 

Раздел

 

 

Имея общий дом и общую контору,

 Какие-то честны́е торгаши

 Наторговали денег гору;

Окончили торги и делят барыши.

 Но в дележе когда без спору?

Заводят шум они за деньги, за товар,—

 Как вдруг кричат, что в доме их пожар.

 «Скорей, скорей спасайте

 Товары вы и дом!»

 Кричит один из них: «ступайте:

 А счеты после мы сведем!» —

«Мне только тысячу мою сперва додайте»,

 Шумит другой:

 «Я с места не сойду долой».—

«Мне две не додано, а вот тут счеты ясны»,

Еще один кричит. «Нет, нет, мы не согласны!

 Да как, за что, и почему!»

 Забывши, что пожар в дому,

 Проказники тут до того шумели,

 Что захватило их в дыму,

И все они со всем добром своим сгорели.

 

 

 В делах, которые гораздо поважней,

Нередко от того погибель всем бывает,

Что чем бы общую беду встречать дружней,

 Всяк споры затевает

 О выгоде своей.

 

 

Бочка

 

 

Приятель своего приятеля просил,

Чтоб Бочкою его дни на три он ссудил.

 Услуга в дружбе – вещь святая!

Вот, если б дело шло о деньгах, речь иная:

Тут дружба в сторону, и можно б отказать;

 А Бочки для чего не дать?

Как возвратилася она, тогда опять

 Возить в ней стали воду.

И всё бы хорошо, да худо только в том:

Та Бочка для вина брана откупщиком,

И настоялась так в два дни она вином,

 Что винный дух пошел от ней во всем:

Квас, пиво ли сварят, ну даже и в съестном.

 Хозяин бился с ней близ году:

То выпарит, то ей проветриться дает;

 Но чем ту Бочку ни нальет,

 А винный дух всё вон нейдет,

И с Бочкой, наконец, он принужден расстаться.

 

 

Старайтесь не забыть, отцы, вы басни сей;

 Ученьем вредным с юных дней

 Нам сто́ит раз лишь напитаться,

А там во всех твоих поступках и делах,

 Каков ни будь ты на словах,

 А всё им будешь отзываться.

 

 

Волк на псарне

 

 

 Волк, ночью, думая залезть в овчарню,

 Попал на псарню.

 Поднялся вдруг весь псарный двор.

 Почуя серого так близко забияку,

Псы залились в хлевах и рвутся вон на драку;.

 Псари кричат: «Ахти, ребята, вор!»

 И вмиг ворота на запор;

 В минуту псарня стала адом.

 Бегут: иной с дубьем,

 Иной с ружьем.

 «Огня!» – кричат: «огня!» Пришли с огнем.

 Мой Волк сидит, прижавшись в угол задом.

Зубами щелкая и ощетиня шерсть,

Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть;

 Но, видя то, что тут не перед стадом,

 И что приходит, наконец,

 Ему рассчесться за овец,—

 Пустился мой хитрец

 В переговоры,

И начал так: «Друзья! К чему весь этот шум?

 Я, ваш старинный сват и кум,

Пришел мириться к вам, совсем не ради ссоры;

Забудем прошлое, уставим общий лад!

А я, не только впредь не трону здешних стад,

 Но сам за них с другими грызться рад,

 И волчьей клятвой утверждаю,

 Что я…» – «Послушай-ка, сосед»,

 Тут ловчий перервал в ответ:

 

 

 «Ты сер, а я, приятель, сед,

 И волчью вашу я давно натуру знаю;

 А потому обычай мой:

 С волками иначе не делать мировой,

 Как снявши шкуру с них долой».

И тут же выпустил на Волка гончих стаю.

 

 

Ручей

 

 

Пастух у ручейка пел жалобно, в тоске,

Свою беду и свой урон невозвратимый:

 Ягненок у него любимый

 Недавно утонул в реке.

Услыша пастуха, Ручей журчит сердито:

«Река несытая! что, если б дно твое

 Так было, как мое

 Для всех и ясно, и открыто,

И всякий видел бы на тинистом сем дне

Все жертвы, кои ты столь алчно поглотила?

Я, чай бы, со стыда ты землю сквозь прорыла

 И в темных пропастях себя сокрыла.

 Мне кажется, когда бы мне

 Дала судьба обильные столь воды,

 Я, украшеньем став природы,

 Не сделал курице бы зла:

Как осторожно бы вода моя текла

И мимо хижинки и каждого кусточка!

Благословляли бы меня лишь берега,

И я бы освежал долины и луга,

 Но с них бы не унес листочка.

Ну, словом, делая путем моим добро,

 Не приключа нигде ни бед, ни горя,

 Вода моя до самого бы моря

Так докатилася чиста, как серебро».

Так говорил Ручей, так думал в самом деле.

 И что ж? Не минуло недели,

Как туча ливная над ближнею горой

 Расселась:

Богатством вод Ручей сравнялся вдруг с рекой;

 Но, ах! куда в Ручье смиренность делась?

Ручей из берегов бьет мутною водой,

Кипит, ревет, крутит нечисту пену в клубы,

 Столетние валяет дубы,

 Лишь трески слышны вдалеке;

И самый тот пастух, за коего реке

Пенял недавно он таким кудрявым складом,

 Погиб со всем своим в нем стадом,

А хижины его пропали и следы.

 

 

Как много ручейков текут так смирно, гладко,

 И так журчат для сердца сладко,

Лишь только оттого, что мало в них воды!

 

 

Лисица и сурок

 

 

«Куда так, кумушка, бежишь ты без оглядки!»

 Лисицу спрашивал Сурок.

 «Ох, мой голубчик-куманек!

Терплю напраслину и выслана за взятки.

Ты знаешь, я была в курятнике судьей,

Утратила в делах здоровье и покой,

 В трудах куска не доедала,

 Ночей не досыпала:

 И я ж за то под гнев подпала;

А всё по клеветам. Ну, сам подумай ты:

Кто ж будет в мире прав, коль слушать клеветы?

 Мне взятки брать? да разве я взбешуся!

Ну, видывал ли ты, я на тебя пошлюся,

Чтоб этому была причастна я греху?

 Подумай, вспомни хорошенько».—

 «Нет, кумушка; а видывал частенько,

 Что рыльце у тебя в пуху».

 

 

 Иной при месте так вздыхает,

 Как будто рубль последний доживает:

 И подлинно, весь город знает,

 Что у него ни за собой,

 Ни за женой,—

 А смотришь, помаленьку,

То домик выстроит, то купит деревеньку.

Теперь, как у него приход с расходом свесть,

 Хоть по суду и не докажешь,

 Но как не согрешишь, не скажешь:

 Что у него пушок на рыльце есть.

 

 

Прохожие и собаки

 

 

Шли два приятеля вечернею порой

И дельный разговор вели между собой,

 Как вдруг из подворотни

 Дворняжка тявкнула на них;

За ней другая, там еще две-три, и вмиг

Со всех дворов Собак сбежалося с полсотни.

Один было уже Прохожий камень взял:

«И, полно, братец!» тут другой ему сказал:

 «Собак ты не уймешь от лаю,

 Лишь пуще всю раздразнишь стаю;

Пойдем вперед: я их натуру лучше знаю».

И подлинно, прошли шагов десятков пять,

Собаки начали помалу затихать,

И стало, наконец, совсем их не слыхать.

 

 

 Завистники, на что ни взглянут,

 Подымут вечно лай;

А ты себе своей дорогою ступай:

 Полают, да отстанут.

 

 

Стрекоза и муравей

 

 

Попрыгунья Стрекоза

Лето красное пропела;

Оглянуться не успела,

Как зима катит в глаза.

Помертвело чисто поле;

Нет уж дней тех светлых боле,

Как под каждым ей листком

Был готов и стол, и дом.

Всё прошло: с зимой холодной

Нужда, голод настает;

Стрекоза уж не поет:

И кому же в ум пойдет

На желудок петь голодный!

Злой тоской удручена,

К Муравью ползет она:

«Не оставь меня, кум милой!

Дай ты мне собраться с силой

И до вешних только дней

Прокорми и обогрей!» —

«Кумушка, мне странно это:

Да работала ль ты в лето?»

Говорит ей Муравей.

«До того ль, голубчик, было?

В мягких муравах у нас

Песни, резвость всякий час,

Так, что голову вскружило».—

«А, так ты…» – «Я без души

Лето целое всё пела».—

«Ты всё пела? это дело:

Так поди же, попляши!»

 

 

Лжец

 

 

 Из дальних странствий возвратясь,

Какой-то дворяни́н (а может быть, и князь),

 

 

С приятелем своим пешком гуляя в поле,

 Расхвастался о том, где он бывал,

И к былям небылиц без счету прилыгал.

 «Нет», говорит: «что я видал,

 Того уж не увижу боле.

 Что́ здесь у вас за край?

 То холодно, то очень жарко,

То солнце спрячется, то светит слишком ярко.

 Вот там-то прямо рай!

 И вспомнишь, так душе отрада!

 Ни шуб, ни свеч совсем не надо:

 Не знаешь век, что́ есть ночная тень,

И круглый божий год все видишь майский день.

 Никто там ни садит, ни сеет:

А если б посмотрел, что́ там растет и зреет!

Вот в Риме, например, я видел огурец:

 Ах, мой творец!

 И по сию не вспомнюсь пору!

 Поверишь ли? ну, право, был он с гору».—

«Что за диковина!» приятель отвечал:

«На свете чудеса рассеяны повсюду;

 Да не везде их всякий примечал.

 Мы сами, вот, теперь подходим к чуду,

Какого ты нигде, конечно, не встречал,

 И я в том спорить буду.

 Вон, видишь ли через реку тот мост,

Куда нам путь лежит? Он с виду хоть и прост,

 А свойство чудное имеет:

Лжец ни один у нас по нем пройти не смеет:

 До половины не дойдет —

 Провалится и в воду упадет;

 Но кто не лжет,

 Ступай по нем, пожалуй, хоть в карете».—

 «А какова у вас река?» —

 «Да не мелка.

Так видишь ли, мой друг, чего-то нет на свете!

Хоть римский огурец велик, нет спору в том,

Ведь с гору, кажется, ты так сказал о нем?» —


Дата добавления: 2018-10-27; просмотров: 201; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!