Вершина Горы, дикие земли Канады

День 0

— Готов ли ты, Возвышенный? — спросил верховный служитель культа, вздернув седые косматые брови.

— Да, — я снял пиджак, положил его на кровать и развязал шейный платок, — готов.

Я соврал. Кто, вообще, в девятнадцатилетнем возрасте будет готов к такому?

Мой голос спокоен, несмотря на страх, переполняющий душу. Я снял жилет, выложил карманные часы, стянул белую батистовую рубашку и неторопливо сложил её, обводя взглядом освещённую фонарём комнату, возможно, в последний раз в жизни.

Мои покои самые роскошные в селении, одна кровать настолько большая, что запросто может вместить человек пять. Здесь несчётное количество книг (единственное, что связывает меня с внешним миром), но все они древние. Над столом висит картина с изображением ангелов, спускающихся с небес.

Скоро и я стану таким же?

Дальше тянуть некуда. Я встал, подошёл к двери и следом за верховным покинул комнату. Мы прошли через коридор в великий пещерный зал.

Много столетий назад наша община, сбежав сначала из Европы, а потом и вовсе с равнинных земель, обосновалась на этой удалённой горе, найдя убежище в недрах её вершины.

В огромной пещере собрались десятки последователей культа, чтобы засвидетельствовать прохождение мною исторического пути. В общей сложности колония насчитывает семьдесят восемь человек по количеству карт в колоде Таро. Половина – женщины, половина – мужчины. Их голоса наполнены волнением. Этого момента община ждала веками.

Когда мы вошли, старейшина сказал:

— Прошу тишины.

Стоя на освещенном свечой алтаре рядом с верховным служителем, я пытаюсь сохранять невозмутимое выражение. Никто не узнает, скольких усилий мне стоило не убежать. И хотя я раздет до пояса, кажется, меня вот-вот прошибёт пот. Еле сдерживаюсь, чтобы не вытереть о брюки влажные ладони.

Звучным голосом старейшина объявляет о начале ритуала, но я почти его не слушаю, прокручивая в голове свою жизнь.

Я, как обычно, думаю о своих родителях. Нас разлучили семнадцать лет назад. Тоскуют ли они по мне, как я по ним тоскую? Им никогда не узнать о значимости своей жертвы, но всё же, как бы они отнеслись к ритуалу, через который я собираюсь пройти?

Смогли ли бы принять мою двойную сущность?

Арендгаст был одновременно и ангелом, и животным – созданием, разрывающимся меж низменными и высокими инстинктами. В двенадцать лет я спросил у верховного, как усмирить животный инстинкт самосохранения во время ритуала. Ответ меня ужаснул.

Наверное, всё-таки стоило бежать...

Хотя наши летописи (Хроники Арендгаста) много лет назад были сожжены напуганными крестьянами, старейшины, чтобы помочь в игре Арканов, делились со мной священными знаниями: преданиями прошлого и предсказаниями будущего.

Я должен остерегаться своих самых злейших врагов: Смерть, Императрицу и Императора. Моим верным союзником всегда был Башня; его нужно отыскать сколь возможно быстро.

Также мне напророчено в этой игре отдать своё сердце другому Аркану – великой воительнице, «Той, что сражает издалека».

А это значит, что ритуал я точно переживу!

Старейшины также сообщили дату предсказанного Великого Бедствия.

Сегодня.

Катастрофа, что нас постигнет, ознаменует начало игры. Но разве я не должен уже слышать позывные Арканов? Что, если старейшины перепутали дату?

Отсутствию позывных может быть два объяснения, одно хуже другого: либо я не Арендгаст, либо игра начнётся не сегодня.

И то и другое сулит мне гибель.

Один роковой поворот судьбы привёл меня на край пропасти в прямом и переносном смысле. Когда мне было два года, один из последователей, как утверждают, младший аркан, решил, что увидел надо мной неясное изображение карты. Той ночью он украл меня у родителей и привёл на Гору.

Я окинул взглядом толпу, отыскав его. Красное лицо, затуманенный взор. Видел ли он на самом деле надо мной изображение карты? Он поклялся, что я седьмое пришествие Габриэля.

Но потом он ушёл в запой.

И сейчас кажется... нервничает.

Вся моя судьба определена пьяницей. Неужели мне предстоит заплатить жизнью за ошибку другого человека?

— Возвышенный...?

Я метнул взгляд на верховного служителя.

— Я готов, — снова соврал. Хоть я и настраивался на это всю свою жизнь, но по-прежнему решительно не готов к свободному полёту с высоты в несколько миль.

Если совершить прыжок в неизвестность, не дождавшись начала игры, то крылья ещё не будут полностью сформированы.

Все расступаются, пропуская меня к краю. И, пытаясь обратить на себя моё внимание для вечернего завершающего ритуала, тянутся к моей груди и спине.

— Выбери меня, — взывают они.

Неужели я один сомневаюсь в том, что выживу? Каждый шаг приближает к вероятной гибели.

Увидев край утёса, я туго сглотнул, но продолжил путь.

Ближе.

Если я, правда, являюсь Архангелом, и сегодня начнётся игра, во время падения я обрету крылья и когти. Обострятся все органы чувств, ускорится заживление.

Впервые покинув Гору, я полечу над землями, которых никогда не знал.

Ближе.

После захода солнца я вернусь с огнём – обрядным пламенем, являющимся частью ритуала. И община будет праздновать всю ночь, распивая крепкие напитки и наполняя великую пещеру ликованием.

Я выберу среди последователей четверых, самых видных и красивых, которые разделят со мной ложе. При том, что я даже не целовался никогда, эта часть пугает меня чуть ли не так же, как и часть с падением.

Боги, я никогда ещё не чувствовал такой жажды жизни.

Ближе.

Я вышел из-под нависающей скалы, прищурившись от солнечного света.

Ближе.

Что, если они ошиблись с датой?

На ясном небе ни единого облачка. Далеко вверху самолёт (один из тех таинственных летательных аппаратов!) рассекает синеву. День едва ли подходящий для конца света.

Ближе... на месте. Я опустил взгляд на остроконечные заснеженные скалы, задыхаясь от страха. И с замиранием сердца вспомнил ответ верховного служителя на вопрос, который я задавал ему много лет подряд: «Наш долг – проследить, чтобы ты стал Архангелом. Если инстинкт самосохранения возобладает над тобой, мы позаботимся, чтобы прыжок состоялся».

Другими словами, меня будут толкать в спину.

Моя судьба предрешена; я в любом случае шагну с этого утёса. Вопрос лишь в том, сделаю я это с достоинством, или с позором. Как только верховный подаст знак, я прыгну немедля. Прежде, чем растеряю всю решимость. Сжав кулаки, я сделал несколько резких вдохов, сдерживая крик ужаса.

Он повернулся ко мне:

— Когда будешь г...

Я сделал шаг в никуда.

Воздух свистит в ушах, длинные волосы хлещут по лицу.

Падаю...

Падаю!

Ничего не происходит! Что значит, я умру...

Больно!

По спине пробегает жгучая волна. Я не могу дышать. Состояние полусознательное. Небось, уже упал и разбился о скалы.

Так почему же я всё ещё лечу?

БОЛЬ.

Я поднёс руки к лицу и заскрипел зубами – на кончиках пальцев показались острые когти! Не веря собственным глазам, я повертел головой по сторонам – рядом затрепыхалось что-то черное и гладкое. Крылья! Я стараюсь их расправить... чтобы спастись.

Земля уже близко.

Я пытаюсь взмахнуть новоприобретёнными крыльями. Взмыть в воздух? Как лететь-то?? Никто из старейшин не давал практических советов по навыкам полёта!

Заработали новые спинные мышцы, и крылья наконец расправились, поразив своими размерами! Я изо всех сил напряг эти новые мышцы...

Крылья затрепетали и начали поднимать меня вверх, но рывками, как если бы я пытался подпрыгнуть с оковами на ногах.

Слишком большая нагрузка!

— Ааааа!

Кажется, сейчас начнут ломаться кости. На грани разрыва сердца я отдался инстинктам и машинально спикировал.

Несясь вниз головой, я почувствовал, что крылья начали работать самостоятельно. Они разгоняют воздушные потоки, словно вёсла волны, выталкивая меня наверх. Раз за разом. Скорость остается неизменной, но сейчас я лечу уже параллельно земле.

Я... лечу.

Боль уступает место эйфории. Я ждал этого всю свою жизнь!

А мои чувства! Я слышу треск далёких ледников, крики торжествующих последователей культа и с лёгкостью различаю белого зайца среди заснеженных просторов. Вид добычи будоражит; когти вытягиваются ещё больше.

Эйфория. Экстаз. Нежные прикосновения воздуха ласкают крылья.

Паря над землёй, я опустил взгляд на тень, скользящую по снегу. Черная на белом. Грозная, размашистая.

Мои губы разомкнулись. Зловещую тень отбрасываю... я сам.

Эта картина навсегда отпечаталась в сознании; как напоминание, для чего мне даны эти крылья.

Чтобы убивать.

 

Мир (XXI)

 

Тесс Квинн, Неземная

«Попавшие в мои ладони».

 

Также известна как: Квинтэссенция, Чудо.

Силы: левитация, телепортация, астральная проекция, манипуляции временем, неосязаемость, способность перемещаться к Арканам.

Особые навыки: слежка.

Оружие: деревянный посох.

Изображение: Обнажённая дева с бёдрами, обёрнутыми отрезом белого полотна, в окружении символов четырёх стихий.

Символ: земной шар.

Отличительные характеристики: когда Мир применяет свои силы, её тело быстро сжигает калории. Чрезмерное использование способностей приводит к стремительной потере в весе.

До Вспышки: студентка старшей школы, отличница, обладатель наград за общественную деятельность.

 

Брокен Боу, Оклахома

День 0

 

Так я и умру, ни разу не поцеловавшись.

Я валяюсь на кровати и от жалости к себе обгрызаю ногти. Вот они мои «сладкие семнадцать» (уже почти восемнадцать), а я до сих пор нецелованная. Печально, не так ли?

Несмотря на все эти новоприобретённые способности, я готова убить ради поцелуя. И однажды это случится. Я нажму кнопку Пуск для начала новой жизни. И что-то обязательно произойдёт... что-то захватывающее.

Зазвонил телефон. Это, наверное, снова из студенческого клуба. Я вздохнула и начала не спеша переворачиваться, чтобы ответить.

Бросила взгляд на номер абонента.

— Т-Тони Тровато?

Звонит мне? Как же он мне нравится. Меня отхватила привычная нервная дрожь, и в этот раз я начала парить, даже не прикоснувшись к своему посоху.

Тони Т. – мальчик из Сицилии и панк-скейтер (супермилое сочетание). Он не из тех парней, по которым сохнут все девчонки.

Только умные.

Я прочистила горло, готовясь ответить, но он сбросил звонок. Нееет! Я медленно откатилась обратно на кровать.

— Зачем он звонил? — спросила в пустоту. Хочет подтянуться по какому-то предмету. Сто процентов.

Как же мне хочется его увидеть. Сидит сейчас, небось, над раскрытыми книгами? Волнуется перед завтрашними уроками?

Я бросила взгляд на посох у кровати. Ведь можно астрально спроектироваться и посмотреть, чем он занимается...

Нет, Тесс. Не делай этого. Подглядывать нехорошо.

Когда я нашла у бабули на чердаке этот старый посох и обнаружила свои способности, то поняла, что являюсь супергероем. Но я решила быть добрым супергероем и поэтому установила правила:

1) Не использовать силы без крайней необходимости. А это трудно, потому что, используя их, я себе нравлюсь. Я чувствую себе крутой и уверенной.

Хотя меня всё равно никто не видит и не слышит.

2) Не подглядывать. Еще труднее.

3) Не рассказывать родителям. Они всё равно не поверят, пока я чего-нибудь не продемонстрирую; а там папу, чего гляди, сердечный удар хватит.

4) Не грабить банки.

Последнее правило пересматривается. Родители еле сводят концы с концами. Им уже скоро на пенсию, но папа до сих пор работает на двух работах. Девятнадцать лет назад они попытали счастья в искусственном оплодотворении, чтобы родить меня (своё маленькое чудо) и по сей день не могут наладить благосостояние.

Они отдали всё, что имели, просто, чтобы привести меня в этот мир.

Я метнула взгляд на телефон. Может, позволить себе немного нарушать правила в случае необходимости... например, чтобы выяснить, зачем звонил Тони? Я ведь только одним глазком взгляну на него и спроектируюсь обратно домой.

Надолго меня всё равно не хватит. Как показывает горький опыт, от каждой астральной проекции и телепортации я очень сильно худею, прямо до костей. Потом, конечно, откармливаюсь назад, но мне как-то не хотелось бы перешагнуть допустимую норму.

Я отложила телефон и взяла в руки посох. И хотя выглядит он не очень, но просто бурлит энергией.

Я тоже выгляжу не очень, но мои силы – это что-то нереальное. На прошлой неделе я представила, как растворяюсь в воздухе, почувствовала себя атомом среди атомов, и, чёрт возьми, на самом деле стала неосязаемой! Я взлетела над кроватью и по воздуху доплыла до самой кухни. Слава богу, родителей там не было.

Закрыв глаза, я представила себя рядом с Тони. И мгновенно перенеслась в комнату. Его комнату? Я остановилась в горизонтальном положении... прямо над кроватью.

Его лицо в шести футах от моего. Он лежит без рубашки, по пояс укрытый стёганым одеялом. Никаких открытых книг рядом нет. Он пишет кому-то сообщение. Или пытается. Печатает, стирает, снова печатает.

Потом бросает телефон в сторону и кладет руку на лицо в отчаянном жесте. Возможно ли, что он так нервничает, набирая сообщение мне?

Ага, конечно, Тесс.

Он потянулся к ноутбуку, нажал клавишу, и тут на экране появилось...

...моё фото.

Я нравлюсь ему! Я, я, я!

Я нахмурилась. Фотография взята из статьи про основанную мной студенческую организацию, и я всегда считала, что получилась на ней адски жирной. После выхода той статьи я не могла смотреть на себе в зеркало, обзывала себя Жирухой. И прекрасно знала, что в школе меня тоже так называют.

Неужели я ошибалась на этот счёт? Потому что Тони смотрит на моё изображение... словно по уши ВЛЮБЛЁН!

Я смотрела бы на это выражение лица бесконечно, но нужно возвращаться, чтобы не сжечь чересчур много калорий. Родители уже заподозрили у меня булимию. Я знаю, потому что подглядывала (подглядывать нехорошо) за ними.

Когда я взлетела первый раз, то была рада скинуть лишний вес. Но потом поняла, что на счету каждый килограмм. Каждая калория. Что-то должно поддерживать мои необыкновенные способности...

Рука Тони потянулась к низу живота.

У меня глаза на лоб полезли. Нет. НЕТ.

Подглядывать нехорошо, подглядывать нехорошо, ПОДГЛЯДЫВАТЬ НЕХОРОШО!

Он опускает руку ниже и ниже. Одеяло сдвигается, открывая пупок. Ну вот как пупок может быть таким красивым? И сексуальным?

Кажется, я люблю Тони.

И хочу.

И сейчас я просто УМИРАЮ от желания его поцеловать. Всё, завтра в школе точно подойду и прижмусь губами к его губам. И наконец начнётся новая жизнь, в которой я буду супергероем и девушкой Тони.

Его губы – кнопка Пуск для начала нового этапа. А, учитывая реакцию на моё фото, возможно, у нас даже... будет секс.

Когда его рука дотянулась до места назначения, я чуть не застонала от волнения и возбуждения, но как-то сумела заставить себя закрыть глаза и попытаться вернуться домой.

Открываю глаза. Не поняла. Я не дома? Место какое-то туманное и неопределённое. Всё вокруг выглядит размытым, как иногда бывает во сне.

Я осмотрелась. В нескольких шагах от меня стоит привлекательный парень в одних джинсах. Ну, привееетик. У него накачанные донельзя мускулы и гладкая тёмная кожа, если не считать нескольких странных шрамов на груди. А на такие скулы вообще лицензию выдавать нужно!

Взглянуть бы ему в глаза, но они зарыты.

— Как дела? — спросила я. Во время пространственных перемещений нет времени на стеснительность.

Он посмотрел мне в лицо.

— Ты кто? Как ты здесь... оказалась?

— Может быть, я сплю. А, может, спроектировалась сюда. Кто знает? Кстати, крутой акцент. Ты откуда?

— Из Африки, — ответил он сквозь сжатые зубы, и мне показалось, что накачанные мускулы дрожат от напряжения, — мы кенийцы.

Мы? Пробираясь сквозь таинственную дымку, я подхожу ближе и присматриваюсь. Он держит за руку молодую женщину с закрытыми глазами, монотонно что-то бубнящую. Конечно, у такого есть девушка. У нее модельно-прекрасное лицо, а коротенькая ночная рубашка подчёркивает шикарную фигуру.

— Я из Брокен-Боу, — как будто они когда-нибудь о нём слышали, — это по пути в Beavers Bend*. Что тоже, наверное, не всемирно известная достопримечательность, разве только для бобров, потому что это их, типа, любимое место...

(Beavers Bend State Park (досл. перев. Национальный парк Бобровая Излучина) – парк активного отдыха в Оклахоме.)

— Разве ты не видишь огней? — нетерпеливо спросил он, устремив взгляд в небо.

— Огней? — прищурившись, я рассмотрела что-то вроде лазерного светового шоу, совмещённого с полярным сиянием. — На самом деле меня здесь нет.

— Ты тоже дух? — он говорит всё тише.

Дух?

— Ты имеешь в виду неосязаемая? Думаю, да.

— Ты можешь нам помочь? Они... нас убивают.

Я широко раскрыла глаза:

— Ч-что ты имеешь в виду?

— Огни! Пламя! Если я не смогу оставаться... духом... мы сгорим.

Не удивительно, что он так напряжён!

— Чем я могу помочь? Ты умеешь телепортироваться? — спрашиваю я. Если мне для телепортации самой себя нужна уйма калорий, боюсь даже представить, что будет с кем-то ещё.

— Телепортироваться? — пробормотал он, словно обдумывая эту идею. — Я не знаю.

— Я хочу вам помочь! — но чувствую, что покидаю это место. — У тебя есть деревянный посох? Можешь съесть что-нибудь?

— Съесть? Съесть? — он мотнул головой. — Берегись огней и рёва, дитя.
Он притянул женщину к себе и сжал в объятиях.

Я очень стараюсь остаться с ними, но не могу. Исчезая, я продолжаю кричать:

— Я хочу помочь!

Я проснулась и заморгала в замешательстве. Какой странный сон! Стоп, где я?

— Фуух.

Я парю в воздухе, упираясь лицом в потолок своей спальни. Прекрасно, я снова его обслюнявила.

Я сосредоточилась, чтобы опустится на пол. Но, перевернув тело из горизонтального положения в вертикальное, поняла, что спортивные штаны совсем спадают.

О, нет. Кажется, я фунтов двадцать* сбросила! На улице уже темно – родители вернуться с минуты на минуту!

(*примерно 9 кг (прим. переводчика))

Все девчонки в школе просто помешаны на потере веса. А мне он ох как нужен. Я натянула спортивки, туго затянула завязки и потащилась вниз по ступенькам в кухню.

Сперва совершила налёт на холодильник, опустошив его содержимое. Выпила бутыль молока, баночку ароматизированных сливок для кофе (мамины любимые, но положение безвыходное), схомячила целую упаковку песочного теста.

Дальше очередь кладовой. Я съела целую банку арахисового масла (на ложку нет времени, так что я просто зачерпываю его пальцами). Открыла банку с орехами макадамия, приложила к губам и отправила в рот ее содержимое.

Картофельные чипсы. Ещё банка арахисового масла. Целый черничный пирог (папин любимый). Лоток мороженого. Упаковка протеиновых коктейлей.

Постепенно моё тело снова набирает вес. Но нужно ещё...

Поставив в микроволновку замороженную лазанью, я взялась за новую порцию мороженого, и тут в кухню вошли родители.

— Что за...? — прошептал папа.

Липкие пальцы так и замерли у рта. Я оглянулась по сторонам, понимая какая картина открылась их взгляду. Дверца шкафа распахнута. Холодильник тоже. По всей кухне разбросаны пустые банки и бутылки. Моя футболка облита молоком, на полу лужа.

Мама тяжело опустилась в кресло у кухонного стола.

— Тесс, тебе нужна помощь.

Она сняла очки, чтобы вытереть набежавшие слёзы.

Отец остановился позади, положив руки ей на плечи.

— Завтра мы отведём тебя в службу, занимающуюся расстройствами пищевого поведения.

Нет, нет. Завтра я должна быть в школе. Завтра должен состояться мой первый поцелуй!

— У меня нет расстройства пищевого поведения, — я вытерла лицо тыльной стороной ладони. На пальцах остались следы шоколада, арахисового масла и черничного варенья.

— Отрицать это абсолютно естественно, солнышко, — сказала мама, — нас об этом предупреждали. Просто доверься нам.

Папины глаза тоже увлажнились.

— Чудо, мы любим тебя. Ты же знаешь, что для нас нет ничего важнее в целом мире. Вместе мы пройдём через всё.

Мое внимание привлекло какое-то мелькание позади родителей. В ночном небе вспыхнули огни.

Я нахмурилась. Неужели это то же сияние, с которым столкнулись кенийцы? Берегись огней. Я бросила на пол лоток с мороженым.

— Мама, папа, нам нужно спрятаться в противоторнадное укрытие. Быстро!

— О чём ты говоришь, Тесс? — спросил папа и обернулся к окну, проследив за моим взглядом, — Эй, смотрите! Полярное сияние.

Он словно зачарованный.

Мама встала и оглянулась:

— Ничего себе!

Будто под гипнозом, они двинулись к вестибюлю.

— Нет! — я бросилась вдогонку, но поскользнулась на липком полу и упала плашмя. — Погодите! Эти огни опасны! Нужно прятаться!

Поднявшись на четвереньки, я услышала скрип входной двери и побежала следом за родителями на улицу. Вон они застыли как вкопанные.

Я смотрю только вниз, опасаясь, как бы тоже не попасть под магнетическое воздействие.

— Пожалуйста, давайте вернёмся в дом!

Донёсся какой-то рёв. Кениец об этом тоже предупреждал. Наверное, надвигается ураган?

Я хватаю родителей за руки и тяну, но сил не хватает, перемещения в пространстве совсем меня ослабили. Мама с папой не двигаются с места.

— Пожалуйста, умоляю, пойдемте со мной!

Становится жарко. Я рискнула поднять глаза... только до линии горизонта. Над самой землёй брезжит свечение иного рода, похожее на утреннюю зарю. Родители этого не видят, потому что слишком очарованы полярным сиянием.

Источником этого свечения оказывается... огромный огненный шар, выжигающий всё на своём пути... и он несется прямо на нас!

Армагеддон. Не иначе.

На глаза навернулись слёзы; я задрожала сильнее обычного.

— Мама! Папа! П-пожалуйста.

Пламя приближается, но родители не сошли ни на шаг.

Я никак не успею увести их в безопасное место.

Смогу ли я телепортироваться вместе с ними? Или сделать нас неосязаемыми, как кениец ту женщину?

Я закрыла глаза (хотя грёбанный шар уже близко!) и постаралась представить свой посох. Потом представила, как мы втроём становимся атомами среди атомов, растворяемся в воздухе.

Открываю глаза. Мы с родителями оказались в том самом туманном месте! Я подняла взгляд — волна пламени вот-вот нас настигнет! Мама кричит. Папа пытается заслонить нас собой.

Я тоже закричала, когда огонь прошёл сквозь нас. Дом мгновенно вспыхнул, стёкла разлетелись вдребезги. Волна очень мощная, всё вокруг охвачено пламенем.

Нужно попасть в подвал, в убежище. Я представила, как телепортирую нас туда. Телепортирую... переправляю... переношу в пространстве...

Ничего.

— Что происходит? — спросила мама, повертев головой.

Папа повернулся ко мне:

— Мы умерли, Чудо?

Я покачала головой.

— Я пытаюсь... спасти вас.

— Спасти нас? Ох, дорогая — перепугано говорит он, — ты такая тощая!

Я посмотрела на свои руки. Они стали тонкими, как прутики. Я почти истощила свой жировой запас.

Мама вздохнула:

— Почему ты теряешь вес? Что бы ты там не делала... прекрати!

— Нееет! — я того и гляди выдохнусь. Если они сгорят, я тоже умру.

Папа перевёл взгляд с моего лица на руку, а потом на свою руку. Он, видимо, ощутил поток силы, понял, что я её источник.

— Я люблю вас обеих, — прошептал он и отдёрнул руку.

И исчез. У наших ног осыпалась лишь грудка пепла. От него не осталось... ничего.

Мы с мамой не сдержали крика. Моё тело дёрнулось, кажется, я практически телепортировалась. Ради мамы я попыталась ещё раз. С ней одной у меня почти получилось... почти...

О, Боже, я не могу.

Она наклонилась и прикоснулась к праху отца. Я сжала руку сильнее.

— Отпусти меня, — сказала мама, — Тесс, живи.

Стиснув зубы, я покачала головой.

— Я очень тебя люблю, — с грустной улыбкой она начала разгибать пальцы. Один за другим...

 

Императрица (III)

 

Эванджелин «Эви» Грин, Наша Леди Шипов

«Подойди, прикоснись...но заплатишь свою цену».

 

Так же известна как: Принцесса Яда, Повелительница Растений, Королева Мая, Королева Шипов, Владычица Флоры, Леди Лотос, Sievā (для Смерти) и peekôn (для Джека).

Силы: способность выращивать растения и деревья, а также ими управлять, умение отравлять ядом через когти, или губы, и выпускать споры из рук и волос, хлорокинетическое восприятие (чувствует растения), регенерация.

Особые навыки: очарование.

Оружие: растения, деревья, ядовитые споры, вихрь из шипов.

Изображение на карте: женщина в алой мантии, сидящая на троне с разведёнными руками. В её волосы вплетены маки, вьющиеся стебли и красные пряди, голова увенчана короной с двенадцатью звёздами. Вокруг цветут белые розы, а холмы на заднем фоне, утопают в зелени и одновременно обагрены кровью.

Символ: белая роза.

Характеристики: её волосы становятся красными, ногти превращаются в заостренные когти. Глифы на коже переливаются от зелёного до золотого, каждый отождествляет собой какое-то оружие из её арсенала.

До Вспышки: участница группы поддержки школы Стерлинга, штат Луизиана. В преддверии нулевого дня состоялась вечеринка в честь её шестнадцатилетия, но её прервало появление наряда полиции.

 

Стерлинг, Луизиана

День 0

 

Так и не получив к полудню никаких вестей ни от Мэл, ни от Брэндона, я начала волноваться. Почему они не отвечают на звонки? Конечно же, их не могли... арестовать.

Тем более, никого из остальных, кажется, не задержали. Оставшись без телефона, я всё утро просидела за ноутбуком, пролистывая ленту студенческой соцсети.

Рассматривала фото с вечеринки и читала посты ребят, хвастающих, что присутствовали на самой крутой гулянке года.

Про полицейских ни слова. Мама, судя по всему, тоже ничего не знает...

Сама я проснулась на рассвете посреди тростникового поля после нескольких часов крепкого сна. Как ни странно, без похмелья – настоящее чудо, если учесть, сколько я приняла на душу, а я была настолько пьяна, что галлюцинировала ещё сильнее обычного.

Несмотря на отчаянную потребность принять душ и почистить зубы, мне не хотелось показываться маме на глаза в своём наряде. Но потом стало уже всё равно.

Она была так обеспокоена засухой, что, разговаривая по телефону с другой фермершей, даже не заметила, что я была одета в майку на бретельках от Versace и старые изъеденные молью бриджи для верховой езды.

К тому времени она уже обязательно услышала бы об облаве, но ничего не сказала, лишь рассеянно чмокнула меня в щёку и убежала на очередное срочное фермерское собрание. Поэтому, приняв душ и переодевшись, я обрела твёрдую уверенность, что мой парень всё уладил.

Как и обещал. Мой пьяный рыцарь в блестящих доспехах победил в сражении.

Я потянулась рукой к бриллиантовому кулону, висящему на шее, понимая, что Брэндон Рэдклифф не просто парень, подходящий мне; он такой, как я всегда хотела – надёжный, весёлый, простой. Никаких тебе заморочек, тайн и непоняток.

Я решила вывести наши отношения на новый уровень и выбросить из головы дурацкие мысли о будущем уголовнике кайджане.

Поэтому снова позвонила Брэндону с домашнего телефона, чтобы оставить голосовое сообщение.

— Привет, Брэнд, надеюсь, всё хорошо? А то я начинаю волноваться, — я прикусила нижнюю губу, обдумывая, с чего начать, — этой ночью... мы не договорили, так как тебе пришлось улаживать ситуацию. Я хотела сказать, что приняла решение.

Я замялась, понимая, что назад пути не будет.

— И моё решение... да, я проведу с тобой ночь в следующие выходные, — готово, — я... я... — почувствовала облегчение? Еще больше разнервничалась? — Мм, позвони мне. На домашний.

Но он не позвонил даже к трём часам дня, когда в мою комнату вошла Мэл.

— Где ты, к чёрту, была? — настроение у меня никудышнее; план поговорить с бабушкой сорвался, потому что я не рискнула позвонить ей с домашнего телефона, чтобы не навлечь на себя мамин гнев. — Куда ты пропала ночью?

— Я всё-таки закадрила Спенсера, и мы пошли к нему в машину. Там я на него набросилась и оторвалась по полной, так что теперь он ходит передо мной на задних лапках, — она щёлкнула пальцами, — чары Мэлли подействовали, Спенсер хочет СО.

Серьёзных отношений? Уже? Я, конечно, рада за неё, но, вообще-то, всё ещё злюсь.

— И как только мы закончили, нагрянули копы, — сказала Мэл, — поэтому пришлось уезжать окольными путями.

— Почему ты меня не искала? — резко спросила я.

Она заморгала.

— Вот, нашла. Так, а что там у тебя, Эв?

— Хмм. Когда Брэндон ушёл улаживать ситуацию с шерифом, я осталась одна в лесу, — где подверглась нападению воображаемых врагов и насмерть перепугалась, — и в итоге отправилась домой в сопровождении этого несносного Джексона Дево, а ночь провела в сарае, — или, точнее сказать, на тростниковом поле, — ты бросила меня, Мэл. Променяла на какого-то парня.

Она вздохнула.

— Я ведь думала, что ты с Брэндоном! Ну, хочешь, я в знак искупления расстанусь со Спенсером?

Мэл может – она такая! И, вообще, как я могу на неё сердиться, если сама постоянно её обманываю.
— Ладно, прощаю, — в конце концов пробормотала я.

— Спасибо, Грин! Мне не хочется лазбивать маленькое селдце Спенсела, — откинувшись на моей кровати, она ехидно добавила, — по крайней мере, пока.

Запищал ноутбук

— Электронное письмо от Брэндона?

Странно. Ведь мы всегда переписываемся через sms. Обычно он пользуется телефоном, а не компьютером.

«С копами всё норм. Осталось выслушать лекцию от папы. Поговорим потом».

— Ничего не поняла. Почему он просто не написал sms? Он ведь не знает, что я осталась без телефона.

И почему он даже словом не обмолвился о моём голосовом сообщении?

— Он не мог написать тебе sms, — сказала Мэл, разглядывая собственные ногти на вытянутой руке, — у нас всех украли телефоны.

— Что? — я вскочила на ноги.

— А почему же, ты думаешь, я не позвонила с самого утра? — она поднялась и нахмурилась. — Нас всех обворовали, украли кошельки и телефоны. Вытащили прямо из машин. Но не беспокойся, твою сумку не тронули.

Я молнией вылетела из комнаты и побежала к машине Мэл. Мой альбом!

— Что случилось, Эви? — спросила она, догоняя.

Добежав до машины, я начала лихорадочно дёргать дверь, пока она её не открыла.

— Боже, Эви, успокойся.

Дрожащими руками я потянулась к сумке. Ну какой вор украдёт альбом, а сумку оставит? Пожалуйста, пусть мои рисунки будут на месте!

У меня подкосились ноги.

Альбом... пропал. Альбом с изображениями крыс и змей под апокалиптическим небом, тел, изувеченных шипами, и жутких кровожадных монстров с кожей, похожей на мятую пергаментную бумагу. С рисунком, на котором эта тварь пьёт кровь из горла своей жертвы. Как животное из корыта. С закапанным слезами листом, на котором я на днях нарисовала Смерть на белом жеребце. Альбом, в который неоднократно пытался заглянуть Джексон.

И тут меня осенило. Тот силуэт, затаившийся среди машин – это был Лайонел, лучший друг Джексона.

Лайонел украл телефоны и альбом – мой личный билет в один конец обратно в психушку ПШР.

Джексон отвлекал меня и чуть не поцеловал... чтобы Лайонел...

О, боже.

— Я знаю, у кого наши телефоны, — сказала я, сдерживая приступ тошноты, — и если ты мне поможешь, я их верну.

_______________

 

— Бывали у тебя затеи и получше — пробубнела Мэл, пытаясь рассмотреть дорогу через облепленное букашками лобовое стекло. С наступлением сумерек воздух просто кишит насекомыми, их раздавленные тельца сильно ухудшают видимость.

— Может и так, но я должна это сделать, — так выбесить меня ещё никому не удавалось, и я буду не я, если спущу это Джексону с рук, — ты можешь ехать быстрее?

Солнце уже садится, а мы ещё даже не проехали дамбу. Несколько часов я потратила только на то, чтобы узнать адрес кайджана, и еще больше времени, чтобы уговорить Мэл отвезти меня в Бейсен.

— Скажи спасибо, что я вообще в это ввязалась, Грин. К тому же я не хочу потерять права из-за пятого штрафа за год...

Она не перестаёт бубнеть, даже когда на горизонте вырисовывается высокая дамба.

— Давай просто вызовем копов.

Ага, и они тут же конфискуют мой альбом.

— Джексон думает, что ему всё позволено, потому что никто не даёт ему отпор. Так пора уже кому-нибудь это сделать.

— Но с чего ты взяла, что телефоны у него? Ты же говорила, что он просто стоял на шухере.

Я не уточняла, как искусно Джексон справился со своим заданием, сказала лишь, что он заговаривал мне зубы, пока Лайонел воровал наши вещи.

— Просто знаю и всё.

Не совсем правда. Телефоны, может, и не у него, но зато у него точно мой альбом, а он для меня сейчас важнее всего.

Не то чтобы я не волновалась за телефон. Но я его хотя бы запаролила (удачи всем, кто захочет в нём покопаться), а вот Брэндон никогда паролей не ставит. И ещё он сохраняет нашу личную переписку за последние семь месяцев, не говоря уже о бесчисленных фото и видео со мной.

Что, если кайджаны прямо сейчас пялятся на меня в купальнике, или ржут над тем, как я кривляюсь в камеру и рассказываю смешные истории?

Что, если они прослушают голосовое сообщение, которое я отправила утром?

«Да, я проведу с тобой ночь».

Я покраснела до ушей и ощутила новый мощный прилив злости.

При виде нового моста, тянущегося над болотами, я поджала губы. Если бы не эта тускло-серая цементная плита, я бы никогда даже не узнала о Джексоне Дево.

Переехав мост, мы официально попали в другой округ. В страну кайджанов. Кругом виднеются заболоченные бухточки и небольшие подъёмные мосты. На обочине стоят чёрные машины службы охраны дикой природы.

— Ну зачем ты заставляешь меня быть голосом разума? — вздохнула Мэл. — Ты же знаешь, это не моя роль.

— Я должна это сделать, — решительно ответила я. То, что Джексон играл со мной, что его почти-поцелуй был просто отвлекающим маневром, меня очень задело. Пусть я этого поцелуя и не хотела вовсе.

Зачем он притворялся, что запал на меня? Это был низкий и бессердечный поступок. Вот же они с Лайонелом посмеялись над моей наивностью!

— Становится совсем темно, — сказала Мэл у поворота на Бейсен. И она имела в виду не только наступление вечера.

Над болотами нависли зловещие тучи.

— Да, но не факт, что обязательно будет дождь.

Эти тучи напомнили о пейзаже, нарисованном мной на стене, и о серых глазах, которые я скоро увижу.

Обычно с приближением такой грозы в низины никто не суется. А тут ещё и неизвестно, какая буря окажется сильнее: природная, или вызванная гневом Джексона.

Была не была; сегодня я это выясню. Я наклонилась, вглядываясь во тьму, и указала Мэл на грунтовую дорогу, ведущую в Бейсен.

Через несколько миль она сказала:

— Мы больше не в Канзасе*.

(*Цитата из известного фильма «Волшебник страны Оз», смысл которой в том, что человек оказался во враждебной обстановке вдали от дома.)

По пути мы видим лодки для ловли креветок, болотные хижины и судоремонтные предприятия, заваленные грудами ржавого металлолома. Каждый двор украшает статуя Богородицы. И хотя я всегда знала, что народ здесь набожный, всё равно не перестаю удивляться.

Мы едем в конец улицы к нужному адресу. Здесь меньше построек, но много карликовых пальм, банановых деревьев и кипарисов. Вдоль дороги навалены груды мусора.

Проезжаем мимо заросшего камышами берега, и фары выхватывают из темноты красные огоньки глаз. Аллигаторы. Крупные и поменьше, разлёгшиеся прямо друг на друге.

Ступенчатые цепочки из красных точек.

Мэл нервно вцепилась в руль, но продолжила путь. Машина проскользнула под навес из переплетённых веток и стеблей, словно в жуткий дремучий тоннель.

Когда дорога сузилась до разбитой тропы, показался дом Джексона – длинное и узкое строение с дверями в обоих концах. Стены с облупленной краской, залатанные в самых прохудившихся местах шкурами аллигаторов. Крыша, похожая на ржавое лоскутное одеяло из разнобойных листов жести, среди которых приколочено даже расплющенное старое ведро.

Величавый Хэйвен в сравнении с этим местом – просто небо и земля. Я думала, что видела бедность. Я ошибалась.

— Он здесь живёт? — Мэл передёрнуло. — Жуть какая.

И вдруг я пожалела, что привела её сюда, почувствовав себя так, словно выдала секрет Джексона, хоть это и звучит бредово.

— Эви, если я поеду дальше, машина увязнет. А у нас даже нет с собой телефонов.

— Это пока. Жди здесь, а я сейчас вернусь. С нашими вещами.

— Что, если его, вообще, нет дома?

Я кивнула на мотоцикл, оставленный под навесом крыльца:

— Вон его транспорт.

— Подумай еще раз, — сказала Мэл, когда я открыла дверцу.

Уже подумала. Мне вся эта ситуация тоже кажется нелепой. Ничего этого не произошло бы, если бы Джексон меня не обворовал! Он вторгся в мою личную жизнь, возможно, читал нашу с Брэндоном переписку.

И видел мои рисунки.

Я поклялась, что никогда не буду воспринимать как должное свою свободу. А поступок Джексона ей угрожает!

Вспомнив, что поставлено на карту, я решительно хлопнула дверцей машины.

Вокруг тут же зароились слепни, но я зашагала вперёд, обходя валяющиеся автомобильные покрышки, сломанные крабовые ловушки и корни кипарисов.

Рядом с его домом не то что подстриженного газона, вообще нет травы. В этих местах люди, которые не могут позволить себе газонокосилку, просто удаляют со двора всю растительность, пытаясь обезопаситься от змей. Вот и его двор представляет собой просто большой участок плотно утрамбованной земли.

Я подошла ближе. С крыши крыльца, лязгая на нарастающем ветре, свисают длинный нож и пила.

Я переступила высохшую ямку перед расшатанной на вид лестницей. Первая ступенька просела даже под моим весом. Как же по ним поднимается такой здоровый парень как Джексон?

На некрашеной фанерной двери нет молоточка, только ржавая ручка. А сама дверь исполосована царапинами.

От когтей животных?

Я с содроганием посмотрела на сгущающиеся тучи, потом оглянулась на Мэл, задумчиво сидящую в машине. Возможно, это и правда... глупая затея.

Нет. Я должна вернуть альбом. Я и сама не заметила как постучалась.

— Есть кто дома? — дверь со скрипом отворилась. — Мистер, или миссис Дево? Мне нужно поговорить с Джексоном.

Не дождавшись ответа, я вошла.

Никого. Осмотрелась. Внутри дома ничем не лучше, чем снаружи.

Комнатка тесная, потолок настолько низкий, что Джексону, наверное, приходится пригибаться. Сверху свисает единственная лампочка, жужжащая, словно пчела.

Одно окно заколочено. Дверь в комнату закрыта, но из-за неё доносится гул телевизора.

При левой стене небольшая кухонька. У шипящей сковороды лежит шесть почищенных рыбин и куски какого-то мяса, обваленные в кукурузной муке. Это всё поймал или подстрелил Джек?

Кто же додумался оставить включенную плиту?

— Джексон, ты где?

Я ещё раз обвела комнату взглядом.

Справа у стены стоит клетчатый диван с прожжёнными следами от сигарет на подлокотниках, застеленный потрепанной простынёй поверх свалявшихся подушек.

У изножья дивана стоит пара ботинок. Здесь он и спит?

Я разинула рот. У него даже комнаты своей нет.

На полу лежит раскрытый на середине учебник «Испанский для начинающих» с потрескавшимся корешком и потрёпанный томик «Робинзона Крузо». Этой книги нет в нашем списке литературы. Значит, он читает для души? И учит иностранный язык?

Внутри что-то ёкнуло. Каким бы взрослым я его не считала, но он всего лишь восемнадцатилетний мальчишка со своими мальчишескими планами и мечтами.

Может быть, он мечтает выбраться из этой дыры и сбежать в Мексику.

Как же мало, по сути, я о нём знаю.

Гнев начинает стихать, и я напоминаю себе, что даже ту малость, что я о нём знаю, я искренне ненавижу. И всё-таки ловлю себя на мысли, что надо выключить плиту, пока здесь все не сгорело.

Я прикусила губу. Где же он? Что, если мой альбом у Лайонела? И телефонов никаких я здесь не вижу.

Погасив конфорку, я услышала позади какой-то крик. Не из телевизора?

Вдруг что-то резко заколотило по крыше. Я вскрикнула от неожиданности, но сильный грохот заглушил мой возглас.

— Просто дождь, — прошептала я про себя, — стук капель по жестяной кровле.

Ну, наконец-то!

По швам потолка тут же начали собираться капли воды, стекая на пол и на диван. Похоже, Джексону сегодня не удастся поспать в сухой постели.

Я подскочила, услышав громкий звук шагов, сотрясающих хижину. Кажется, кто-то поднимается по задней лестнице. Хлопнула входная дверь, и при этом со скрипом приоткрылась межкомнатная.

Меня охватило нездоровое любопытство. Только одним глазком взгляну и сразу же уйду...

На грязном матрасе развалилась без сознания немолодая женщина со спутанными чёрными волосами не самого приличного вида. Халат задран выше бёдер, на шее ониксовые чётки с небольшим крестиком, рука нависла над пустой бутылкой из-под бурбона. На прикроватной тумбочке стоит тарелка с нетронутой яичницей и тостами.

Это миссис Дево?

Показался высокий загорелый мужчина в мокром рабочем комбинезоне и принялся расхаживать вдоль кровати, ругаясь и размахивая бутылкой с ликёром.

Её муж? Сожитель?

Знаю, пора уходить, но меня словно приковало к месту. Я просто не могу отвести взгляда, не могу даже дышать.

По другую сторону кровати я увидела Джексона. Он начал тормошить её за плечи и натягивать халат, непрестанно бормоча:

— Maman, вставай!

Она промямлила что-то, но не пошевелилась. По взгляду Джексона, такому заботливому... я поняла, что именно он этим утром приготовил ей завтрак.

Пьяный тип потянулся к женщине, но Джексон его оттолкнул.

Они начали кричать друг на друга на кайджанском французском. И хотя я его понимаю, но мало что могу разобрать. Джексон прогоняет его, говорит, чтобы он забыл сюда дорогу?

Мужик во второй раз потянулся к миссис Дево, но Джексон снова преградил ему путь. Кружа друг напротив друга, они начали орать ещё громче, рыча от злости.

Неужели этот идиот не видит блеска в глазах Джексона? Блеска, сулящего боль.

Вместо того, чтобы внять предупреждению, он сжал горлышко бутылки, разбил её о подоконник и неожиданно резко замахнулся зазубренным концом, но Джексон отразил удар предплечьем.

Показалась кость, брызнула кровь. Я прикрыла рот тыльной стороной ладони. Страшно представить, что это за боль!

А Джексон? Он только ухмыльнулся. Зверь, обнаживший клыки.

Наконец пьяный тип в испуге отступил. Слишком поздно. Джексон уже бросился на него, размахивая кулаками.

Изо рта незнакомца разлетаются брызги крови, снова и снова, но Джексон продолжает безжалостно его избивать. В движениях крепкого тела звериная сила, взгляд дикий...

Почему я не могу уйти? Убраться подальше из этого жуткого места?

Подальше от этих ужасных звуков: резкого грохота дождя по крыше, женского мычания, стонов пьяницы, которого молотит Джексон.

И вот... последний удар по челюсти. Послышался хруст костей.

Пьяный тип провернулся на одной ноге, выплёвывая окровавленные зубы, и упал.

— Bagasse, — процедил Джексон, безжалостно ухмыльнувшись.

Жом сахарного тростника. Выжатый до буквального смысла этого слова. Я зажала уши, борясь с головокружением.

Теперь, когда враг побеждён, гнев Джексона начал стихать. Вдруг он повернул голову в мою сторону и смущенно свёл брови:

— Эванджелин, что ты...?

Он обвёл взглядом своё жилище, словно увидел его моими глазами. Словно увидел эту дыру впервые в жизни.

Даже после проявленной Джексоном жестокости, я не могу перестать его жалеть.

И, видимо, он заметил это по выражению моего лица, потому что покраснел от смущения. Но смену смущению опять вернулась ярость, полностью заполонившая взгляд.

— Какого хрена ты сюда припёрлась? — у него на шее напряглись сухожилия. — Что ты делаешь в моём доме?

Я, хлопая глазами, попятилась назад. Только не поворачивайся к нему спиной, не отводи взгляд...

— Такие люди и в Бейсене? C’est ça coo-yôn! Bonne à rien! Никчёмная девчонка, способная лишь ввязываться в неприятности.

Я никогда ещё так отчётливо не слышала его акцент.

— Я... я...

— Захотелось узнать, как живут бедняки? Да?

Переступив порог, я вышла на крыльцо.

— Я хотела забрать альбом, который ты у меня украл!

Блеснула молния, осветив лицо, искажённое гневом. Тотчас же прокатился раскат грома, встряхнув хижину так, что аж крыльцо заскрипело. Я вскрикнула и взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие.

— Тот альбом с сумасшедшими рисунками? Пришла устроить мне разнос?

Джексон протянул в мою сторону раненную руку, и я отступила назад под проливной дождь.

Шаткая ступенька под ногой прогнулась, и мою лодыжку пронзила боль.

Я падаю... падаю... и приземляюсь задницей в лужу. Хватаю ртом воздух, отплёвываюсь, слишком ошеломлённая, чтобы кричать.

Мокрые пряди облепили лицо и плечи. Я попыталась встать, но увязла в топкой грязи. Убирая с глаз волос, совсем перепачкала ею лицо.

Сморгнув капли дождя, я крикнула:

— Ты! — хочется обозвать его последними словами, обвинить во всех грехах, но с губ снова и снова срывается одно лишь. — Ты!

— Ты мне противен! — наконец выпалила я.

Он едко усмехнулся:

— Да неужели? Не ты ли этой ночью облизывала губы, мечтая о поцелуе? Тогда тебе нравилось моё общество!

Я залилась краской.

— Ты пудрил мне мозги, пока твой дружок неудачник воровал наши вещи. Притворился, будто я тебе нравлюсь.

— Что-то ты не сильно противилась! — он поднял раненную руку и запустил пальцы в волосы. — Я тут прослушал твоё сообщение Рэдклиффу. Значит, ты собиралась меня поцеловать, а через несколько дней отдаться ему?

— Отдай мой альбом!

— Или что? Что ты мне сделаешь? У куколки нет зубов.

Меня охватило отчаяние. Кайджан прав. Сила на его стороне. Разве что я могла бы задушить кого-то лозами или изрезать на тесёмки, как красная ведьма из моих снов?

Ногти начали удлиняться, и меня охватило чувство блаженного единения, как тогда с тростником. Я ощутила всё растения вокруг: их расположение, силу и слабости.

Почувствовала, как кипарис, растущий у хижины Джексона, потянул ко мне свои ветви; как поползли, отозвавшись шелестом, стебли кудзу, готовые стать в мою защиту.

На короткое мгновение мне захотелось показать ему, на чьей стороне сила на самом деле, наказать за причинённую боль.

Наказать? Нет, нет! Я немедля попыталась осадить гнев.

— Хочешь свои рисунки? — Джексон метнулся в дом и вернулся с альбомом. — Лови.
И швырнул его, словно фрисби, разбросав страницы по всему двору.

— Нет! — крикнула я, задыхаясь от возмущения.

Наконец я смогла подняться на колени, и, судорожно откашливаясь, начала собирать рисунки. От прикосновений к бумаге в сознании вспыхивают видения.

Смерть. Кровожадные монстры. Солнце в ночном небе.

Я подбираю страницу за страницей, не переставая кричать:

— Ненавижу тебя! Грязная скотина!

На красивом лице промелькнула звериная свирепость.

Даже когда он защищал мать, было видно, что ему нравилось избивать человека до полусмерти. И это только лишний раз доказывает, какой он на самом деле жестокий. Bagasse...

— НЕНАВИЖУ тебя! Больше никогда ко мне не подходи!

Он как-то странно посмотрел на меня и мотнул головой. Гневное выражение на лице сменилось замешательством.

Что такого он увидел?

— Эви! — крикнула Мэл. Она идёт за мной!

Она обхватила меня за плечи и помогла подняться, крикнув Джексону:

— Держись от неё подальше, жалкий нищеброд!

Он последний раз удивлённо взглянул на меня и ушёл.

Как раз когда дверь лачуги захлопнулась, мои лозы достигли крыльца. Мэл слишком занята, суетясь вокруг меня, но я чётко вижу, как они извиваются, словно кобры в ожидании моего приказа.

— Нет, — прошептала я, и со скоростью лопнувшей резинки они уползли обратно в кусты.

Я повернулась к Мэл:

— Мне нужны эти рисунки. Все до одного.

Она без единого слова опустилась на колени рядом со мной. И мы вместе начали копаться в грязи, собирая промокшие листы.

_______________

 

— Не молчи, — мы с Мэл, обе вывалянные в грязи, поднимаемся по ступенькам крыльца под стихающим дождём, — ненавижу, когда ты молчишь.

По дороге домой я рассказала ей про ПШР, про свои видения, про маму и бабушку (только о растениях умолчала), как раз к концу пути и закончила.

После признания я почувствовала себя побитой, одной из тех манекенов для бокса, что после каждого удара возвращаются на место. Но в том то и дело, что эти дурацкие манекены потом получают ещё больше тумаков.

Когда же закончится этот день? Нижняя губа задрожала, но я отогнала слёзы.

— Я жду, пока ты расскажешь, что произошло в лачуге кайджана, — сказала Мэл, — у тебя было такое лицо, типа «я увидела что-то ужасное в дровяном сарае».

(*фраза из романа британской писательницы Стеллы Гиббонс «Неуютная ферма», героиня которой постоянно говорит о каком-то ужасе в дровяном сарае, который сделал невыносимой её жизнь. О каком именно неожиданном сюрпризе, притаившемся между дровами, идёт речь, никто до сих пор так и не знает, но сейчас это выражение употребляется для обозначения чего-то травмирующего, некой семейной неприятности, скрываемой от посторонних.)

— Может, когда-нибудь расскажу, — сейчас эти воспоминания слишком болезненны.

— Почему я последней узнала о твоих видениях? Женщине, породившей тебя, стало известно об этом гораздо раньше. Обидно.

— Я не хотела, чтобы ты стала по-другому ко мне относиться, — когда мы подошли к двери, я сказала, — я пойму, если ты не захочешь больше дружить.

И кивнула на рюкзак, полный промокших листов.

Закатив глаза, Мэл протянула его мне.

— И упустить возможность продать онлайн плоды твоего больного воображения? Ну уж нет, моя чокнутая проказница, — она обняла меня и, притянув к себе, запустила пальцы в мои грязные волосы, — я сколочу на этом целое состояние! Так что гони парочку рисунков, не промокших и не воняющих кайджаном.

— Прекрати, — на удивление я уже готова расхохотаться.

— Ты уверена, что не нуждаешься в моей помощи? — спросила Мэл, наконец выпустив меня из объятий.

— Всё в порядке, — ответила я, — кажется, мне просто нужно хорошенько отреветься.

— Послушай, завтра мы со всем этим разберёмся, — заверила меня Мэл, — знай одно: в ПШР ты больше не вернёшься. Если нужно будет, мы сбежим вместе, вступим в гражданский брак и будем жить за счёт твоего творчества.

Нижняя губа снова предательски задрожала:

— Ты всегда готова прийти на помощь, терпишь все мои причуды.

Мэл окинула меня взглядом:

— Ты, дурочка, Грин. Отбрось сантименты и просто подумай, какой у меня есть выбор? Привеет. Ты моя лучшая подруга. Так что давай уже шуруй домой, пока я не пересмотрела критерии отбора.

Я грустно кивнула и потащилась в дом, по пути помахав на прощанье отъезжающей Мэл. Она врубила музыку на всю катушку и просигналила своим фирменным тройным гудком.

Войдя в кухню, я застала там маму за готовкой попкорна.

— Привет, милая, даже не верится, что дождь прошёл, — весело бросила она через плечо, а когда обернулась, чуть не потеряла дар речи, — Эви! Что с тобой случилось?

— Упала в грязь. Долго рассказывать.

— Ничего не болит?

Я пожала плечами, затягивая завязки рюкзака. Ещё как болит.

— Кажется, я подвернула лодыжку.

— Сейчас принесу лёд и Адвил, — мне показалось, или мама как-то странно покосилась на дверь? — и тогда ты расскажешь мне, что стряслось.

Пока она заворачивает лёд в полотенце, я плюхаюсь в кресло, не выпуская из рук рюкзак с рисунками.

— Нечего рассказывать, мам.

Придумывая правдоподобное объяснение, я заметила, что сквозь дверную сетку ворвался порыв ветра.

Несмотря на недавний дождь, он оказался сухим и теплым, будто щеки коснулся поток воздуха из фена.

Подуло еще сильнее, и мама нахмурилась.

— Сейчас я быстренько посмотрю прогноз погоды.

Она взяла пульт от кухонного телевизора и нажала на кнопку. На экране что-то взволновано обсуждают, перекрикивая друг друга, трое репортёров. Один из них побывал в эпицентре последнего мощнейшего урагана.

Так отчего же его бросило в пот?

— В восточных штатах наблюдаются странные погодные явления... взгляните на эти огни, ребята... это солнце взошло?

Второй репортёр выглядит так, будто неделю не смыкал глаз.

— Температурный скачок... пожары на северо-востоке... для паники нет никаких оснований, — говорит он паническим голосом, — повышение уровня радиации... сообщения о полярном сиянии над Бразилией...

У третьего в руках дрожит микрофон.

— Мы потеряли связь с коллегами из Лондона, Москвы, Гонконга... до этого все сообщали об аналогичных событиях, — он прижал к уху наушник, — что, простите... Нью-Йорк? Округ Колумбия? — изменился в голосе. — М-моя семья в Вашингтоне...

Сигнал резко прервался.

— Мам? — прошептала я. — Что происходит? Почему ты так побледнела?

Она посмотрела куда-то позади меня, и пальцы её разжались. Кубики льда так и посыпались на пол.

Я вскочила на ноги, раненая лодыжка отозвалась болью. Оборачиваться страшно, но не обернуться тоже. Я проследила за маминым взглядом. На ясном ночном небе вспыхнули огни.

Багряные и фиолетовые, как на параде Марди-Гра.

Именно их я видела при первом визите Карты Дурак. Полярное сияние. В Луизиане.

Завораживающее зрелище.

Мы с мамой подкрались к двери. Тёплый ветер усилился и завыл. В сарае заржали кони. Я слышу, как они бьются копытами в своих стойлах, раскалывая древесину.

До смерти перепуганные...

Но взгляните только на эти огни! На них можно смотреть вечно.

На востоке зашумел тростник. По полю несутся стаи животных. Еноты, опоссумы, нутрии и даже олени. Из канав выползает так много змей, что лужайка рябит и переливается.

Хлынул поток крыс. Птицы, заполонив небо, сталкиваются друг с другом и падают на землю, оставляя в воздухе клочья перьев.

Но огни! Они такие красивые, что хочется плакать от счастья.

И всё-таки мне кажется, что на них не надо смотреть. Не об этом ли предупреждал Мэтью? Я совершенно ничего не соображаю, только и могу, что пялиться в небо.

Огромные дубы вокруг Хэйвена заскрипели, отвлекая меня. Мама не замечает этого, но они двигаются, смыкая над нами намокшие ветви. Словно натягивая над домом щит из зеленых листьев, приготовившись его защищать.

Стебли тростника будто застыли, вытянувшись по струнке даже при таком сильном ветре. Словно в оцепенении.

Они знают, что грядёт. Знают, почему я должна...

Отвернуться от света!

— Мама, не смотри в небо!

Я оттолкнула её от двери.

Она заморгала и потёрла глаза, словно очнулась от гипноза.

— Эви, что это за шум?

Ночь разразилась рёвом – самым оглушительным и душераздирающим звуком, который только можно представить.

И всё же мама сохранила ледяное спокойствие.

— Не будем впадать в панику. Нужно запереться в подвале. У нас тридцать секунд, понятно?

Апокалипсис... начинается. И Мэл сейчас одна непонятно где.

— Нужно позвонить Мэл! — и тут я вспомнила, что у неё нет телефона. — Если поехать через поле, я смогу её перехватить!

Мама поймала меня за руку и потянула в сторону подвала.

— Я не пойду без Мэл! Я должна её забрать!

Я дёрнулась к двери, но мама с невероятной силой оттащила меня назад.

— Прячься в подвал, БЫСТРО! — перекрикивая рёв, скомандовала она. — Нельзя так рисковать!

Небо становится всё ярче... жарче.

— Нет, нет! — закричала я, вырываясь. — Она ведь умрёт, она умрёт, ты же знаешь! Я видела это!

— Если ты пойдешь за ней, то умрёте вы обе!

Я безуспешно пытаюсь вырваться из маминой хватки. Царапаюсь ногтями, бьюсь в истерике, но она тянет меня дальше к лестнице, ведущей в подвал. Я цепляюсь за дверной косяк, но она отрывает пальцы один за другим.

— Нет, мама! Пожалуйста, пусти меня к Мэл!

Мощнейшая вспышка света обрушила на землю волны пламени. У меня чуть не лопнули барабанные перепонки...

В следующую секунду ударная волна отбросила нас на лестницу, и дверь захлопнулась.

 

Охотник

Джексон Дэниэл Дево

 

Также известен как: Джек Дэниэлс, кайджан, Джей Ди, генерал.

Особые навыки: рукопашный бой, выраженный инстинкт выживания, умение обращаться с оружием, самозащита, меткая стрельба.

Оружие: арбалет, кулаки.

До Вспышки: ученик, перевёвшийся в старшую школу Стерлинг (штат Луизиана), после прохождения исправительной программы для преступников.

 

Бейсен, Луизиана

(Страна кайджанов)

День 0

 

«И моё решение... да, я проведу с тобой ночь в следующие выходные».

Перемотка.

«И моё решение... да, я проведу с тобой ночь в следующие выходные».

Перемотка.

«И моё решение... да, я проведу с тобой ночь в следующие выходные».

Перемотка.

 

Несколькими часами ранее

 

С каких пор Эванджелин Грин, подружка Брэндона, стала для меня Эви, девушкой, сводящей меня с ума?

Я сижу за столом над раскрытым альбомом, исследуя телефон Брэндона.

Утром она звонила ему с домашнего. Как можно не знать, что у твоего парня стащили телефон? Мы украли их больше десятка. Телефон Эви тоже у меня, но он заблокирован. Зато у БрЭндона никаких паролей, да ещё фоток и видео с ней полным-полно.

Вернувшись ночью домой из Хэйвена, я пересмотрел каждую папку. А ещё в его телефоне куча сообщений. Их я сейчас и перечитываю. С Брэндоном она кокетничает, дурачится и может загнуть какую-нибудь шуточку. Они переписываются с такой непринуждённостью, будто планировали эти беседы заранее.

А потом тишина. Словно она пропала с лица земли.

За целое лето лишь несколько сообщений, и все одинакового числа в одно и то же время.

Я выбрал одну из фотографий годичной давности. Эви с Брэндоном позируют на яхте моего отца, даже не подозревая, что у него есть старший сын, который и должен был стать наследником.

Она загорает в красном купальнике, от которого у меня закипает кровь. Я провожу ладонью по губам.

— Боже милостивый.

Никогда в жизни не видел ничего красивее. Так же моё внимание привлекли видеоролики, где Эви рассказывает смешные истории и играет с собакой. На них она такая расслабленная, умиротворённая.

Сейчас она... другая.

Я вернулся к альбому, полному жутких картинок. Ума не приложу, зачем она снова и снова рисует это мрачное готическое дерьмо, но отчего-то я знаю точно, что во времена, когда были сняты те беззаботные видеоролики, она такого не рисовала.

На одной странице изображено ночное небо, заполненное огнями, и земля, пестрящая змеями и крысами. На другом – толстые стебли, которые душат человека с такой силой, что у него глаза вылезают из глазниц.

На самых мерзких зарисовках зомбиподобные монстры с мутными белесыми глазами и огрубевшей кожей пьют кровь из глоток своих жертв.

Зачем Эви всё это нарисовала? Я должен узнать.

Не люблю загадки. Хотя глубоко внутри я понимаю, что не только это так меня в ней зацепило.

Я провёл кончиком пальца по коралловой ленте, которую ночью снял с её волос. Поднёс к лицу, вдохнул её запах, и веки сразу отяжелели. Я спрятал ленту в карман, как раз перед тем, как из комнаты вышла Maman. Она выглядит такой измождённой, исхудавшее тело потерялось в складках заношенного халата. Нужно получше её кормить.

Она взглянула мне в лицо и сказала:

— Тебе понравилась fille?

Серые глаза оживились, и на какое-то мгновение она напомнила мне ту прежнюю Элен Дево, женщину, которая каждый вечер читала мне «Робинзона Крузо», пока я не выучил наизусть каждую строчку.

Когда я подрос, она научила меня читать самостоятельно, приговаривая: «Если тебе не нравится место, где ты находишься, просто открой книгу, и она перенесет тебя далеко-далеко. Такое вот волшебство, cher».

Я медленно закрыл альбом Эви и спрятал в свой рюкзак.

— Может быть.

Губы Maman растянулись в улыбке. То, что мне понравилась fille – весомое событие, если учесть, что я всегда менял девушек как перчатки и никогда даже два раза не встречался с одной и той же. И, ясен пень, никогда не зацикливался на ком-то, как сейчас.

Maman взяла кружку, плеснула кофе и добавила бурбона. Я не стал ничего говорить. Были времена, когда я прятал бутылки и деньги, но она всё равно находила возможность выпить.

— Расскажи мне, — Maman опустилась на стул, — какая она?

Я пожал плечами:

— На редкость красивая. Светлые волосы, голубые глаза.

Невысокая, фигуристая и пахнет, словно цветок.

Последнюю неделю в школе я отирался возле неё при любой возможности, бегал к шкафчику (наши дверцы находятся по соседству) на каждой перемене и подглядывал за ней во время обеда.

А недавно она уснула на английском. Так я целый час глаз не мог оторвать. Всё наблюдал, как она, нахмурив брови и приоткрыв ротик, посапывала на столешнице парты.

Когда я увидел, как её мучают кошмары, то ощутил очень странное чувство. Нестерпимое желание уничтожить то, что её напугало. Наказать его, что бы это ни было... за саму попытку её напугать. Такая девушка не должна бояться.

В пятницу мы с ребятами отправились на футбольный матч. От всеобщего восхищения моим тупым сводным братцем меня тошнит, но ради того, чтобы увидеть её, я стараюсь сдерживать раздражение. Она была в коротенькой чирлидерской юбчонке. Mere de Dieu, на это я бы смотрел всю ночь.

— Как её зовут? — спросила Maman.

— Эванджелин.

Maman улыбнулась.

— Красивое кайджанское имя. Я бы спросила, втрескалась ли она в тебя по уши, но и так знаю ответ. В моего мальчика влюблены все filles в Бейсене.

Только не эта.

— Ёё зовут Эванджелин Грин. И она из Стерлинга.

— Грин? — улыбка сошла с лица Maman. — Ты же не о семье из Хэйвена сейчас говоришь? У этого места плохая энергетика.

Ты даже не представляешь насколько. Вчера ночью, провожая Эванджелин через тростниковое поле, готов поклясться, я слышал... голоса. А те огромные дубы, растущие вокруг поместья, как будто двигались под мерцающим светом. Даже у меня по спине пробежал холодок.

— Да, она там живёт.

— Mais non, вы не можете быть вместе.

— Мы и так не вместе.

Эта девушка причиняет мне только misère*.

(misère* — страдания.)

— Но ты этого хочешь.

Боже, ещё как хочу.

— Она запала тебе в душу?

Я вздохнул.

— Ouais, elle me hante.

Да, запала.

Может, потому, что не перестаёт надо мной смеяться. А, может, потому, что не подпускает меня к себе... а с девушками такое у меня впервые. Но, скорее всего, потому, что, когда я на неё смотрю, всё внутри наполняется светом, как никогда раньше. Оказавшись рядом, я впервые в жизни почувствовал, что нахожусь именно там, где должен.

На лице Maman отразился испуг.

— Non, non, Джексон! Тебе нельзя в неё влюбляться! Le cheval reste dans l’écurie, le mulet dans la savane.

Знайся конь с конем, а вол с волом.

Другими словами, каждый знай своё место.

— Не повторяй ошибку, которую я совершила с твоим отцом.

Джонатаном Рэдклиффом.

Чего он только ей не наобещал, но женился всё равно на другой женщине, матери Брэндона. Это Maman должна жить в том поместье, ездить на Мерседесе и попивать чаи. Это её сын должен бегать по футбольному полю под ликование трибун.

Я всегда мечтал насолить братцу. Богатого отца, модную машину и большой дом мне никогда не заполучить. Но когда я увидел симпатичную блондинку, наклонившуюся, чтобы его поцеловать, то решил во что бы то не стало её отбить.

Идеальный план мести, и всё такое. Правда, Эви любит богатеньких. Должна, по крайней мере. Но это единственное, в чём Брэндон меня обскакал.

Этой ночью она даже как будто проявила ко мне интерес, задавала вопросы. Но потом мы всё равно поругались, jalousie* побудила меня наговорить ей гадостей. В итоге она сказала: «Ты просто хам и грубиян, который наслаждается чужими несчастьями. Брэндон стоит двух, таких как ты».

(*jalousie – ревность (франц.))

Стоит двух таких, как ты. Даже сейчас меня передёрнуло. Я и раньше ненавидел брата. Люто. Но сейчас ненавижу ещё больше. За то, что у него есть она. Я бы променял всё, что Брэндон принимает как должное, всё, чему я так завидовал, на Эви.

Maman встала, чтобы снова наполнить свою кружку. На душе так тошно, что я чуть не попросил налить и мне.

— Думаешь, ты сможешь водиться с такими знатными семьями, с такими важными людьми?

Нет, я так не думаю. Я окинул взглядом убогую лачугу, понимая, что этому не бывать.

Она вернулась к столу с влажными глазами:

— Когда-то я тоже в это поверила. И посмотри, где я теперь.

По её щекам покатились слёзы.

Ненавижу слёзы! Они всегда выводят меня из себя, а сейчас я и так взбешен.

— Ты здесь потому, что не прекращаешь пить, не хочешь даже попробовать!

— Je fais de mon mieux, — я сделала всё, что могла, — но моё сердце разбито. В нашей семье все влюбляются один раз и навсегда. Ты не представляешь, как это, чувствовать, что лишаешься частички души каждую секунду день за днём. Помяни моё слово, мальчик. Эта fille тебе не пара. Даже думать о ней забудь.

— А кто мне пара? Может, мне найти женский эквивалент Виньо?

Это нынешний хахаль Maman, подонок, который пьёт за десятерых и любит срывать на ней злость.

Несколько недель назад она вернулась из картёжного дома с синяком под глазом. Как же мне хотелось навалять ему за это. Но если б я применил насилие во время условно-досрочного, меня бы упекли в Анголу*. А Maman будет голодать без моих заработков от браконьерства.

(Ангола – неофициальное название государственной тюрьмы штата Луизиана.)

Она вытерла лицо рукавом и осушила свою кружку.

— Уже поздно, non? Эта Эванджелин уже запустила свои коготки? Тогда тебе остаётся лишь надеяться, что она тоже тебя захочет.

По крайней мере, Эви была не против поцеловать меня этой ночью перед тем, как нас прервали. Когда она облизала губы и посмотрела в мои глаза, я не мог думать ни о чём другом.

Но вместо меня она целует моего брата. Брэндон стоит двух, таких как ты...

Maman склонила голову, прочитав всё на моём лице:

— Ох, Джек. Mon pauvre fils.

Бедный мой сыночек.

Ну вот, даже мама меня жалеет.

Я запихнул телефон Брэндона в карман.

— Пойду проверю ловушки.

Встал и вышел, даже не оглянувшись.

Лучше просто уйти. Тошнит уже от этой жалости.

Дойдя до самодельного плавучего причала, я услышал звонок. На экране высветилось: «Грин». Руки чешутся ответить, но я этого не делаю. Она оставила голосовое сообщение. Вот его прослушаю.

У Эви дрожащий голос:

«Привет, Брэнд, надеюсь, всё хорошо? А то я начинаю волноваться, — она не знает, что мы украли телефоны! — этой ночью... мы не договорили, так как тебе пришлось улаживать ситуацию. Я хотела сказать, что приняла решение».

Она замялась.

Решение? Я слышал, как они с Брэндоном разговаривали об этом у её шкафчика. Она собирается сообщить, готова ли провести с ним ночь. У меня широко раскрылись глаза. Если она с ним переспит! Затаив дыхание, я жду ответа.

«И моё решение... да, я проведу с тобой ночь в следующие выходные. Я... я... — что??? — Мм, позвони мне. На домашний».

Сердце будто остановилось.

Во мне вскипела ярость. Проклятье, Брэндон опять победил! Я чуть не выбросил телефон в болото.

_______________

 

Клотиль нашла меня, расхаживающим по хижине с бутылкой Джек Дэниэлс и с пропитанным кровью полотенцем на руке.

Она оттянула ткань и присвистнула. Рана глубокая, до самой кости.

— Твою ж мать! Что здесь, на хрен, произошло?

— Дерьмовый выдался денёк, — начиная с самого утра от разговора с Maman и сообщения Эви вплоть до чёртовой вечерней грозы.

Только что заглядывал Виньо, правда ушёл без доброй половины зубов. И ещё приходила Эви...

Клотиль свела брови:

— Оно и видно.

Когда Maman из соседней комнаты пробормотала имя Джонатан, мне показалось, я схожу с ума. Я бросил взгляд на сестру.

— Мне нужно отсюда убраться.

Раньше я брал мотоцикл и уезжал (куда угодно, лишь бы подальше от этой лачуги), но сейчас с раненной рукой я даже не смогу удержать руль.

— Расскажешь по пути, — сказала Клотиль, — я угнала мамин грузовик. Так что едем к Доку. Давай, давай.

Раньше я у Дока частенько бывал, пока не стал достаточно сильным, чтобы давать сдачу хахалям Maman. Годами этот человек лечил мои всевозможные видимые глазу травмы. С травмами, не видимыми глазу, я обращался в приходской пункт неотложной помощи. Голова. Рёбра. Почки.

Поездка к доктору на машине – неслыханная роскошь. Обычно мне приходилось час идти туда и час назад.

В накладывании швов приятного мало. Но если я не смогу водить мотоцикл...

— Ouais. Поехали.

Не выпуская бутылку из рук, я последовал за Клотиль. Я увидел в грязи отпечатки следов и содрогнулся. Почему я не помог Эви? Я ведь никогда так плохо не обращался с fille.

Мы с Клотиль забрались в грузовик, где она, не теряя времени, газанула с места и понеслась по дороге. Ей нет дела до непутёвой матери и уж тем более плевать на её автомобиль.

— Ну и кто тебя пырнул?

— Виньо.

— Надеюсь, ты отделал его по полной программе.

Я поднял бутылку, сделал глоток.

— Mais да. Но если он пойдёт к копам, никто не поверит, что я защищал Maman, — я не просто нарушил условия досрочного освобождения, а совершил то же самое преступление, — но ведь я не хотел бить того fils de putain.

В программе для преступников, которую я вынужден был пройти, учили избегать драк. Я пытался разбудить ma mère и вывести её из дома, но она была мертвецки пьяна, потому что огорчилась из-за меня. Из-за того, что я повторяю её ошибки.

Я сильнее прижимаю полотенце, через которое уже начинает просачиваться кровь.

— А потом приехала... Эванджелин Грин.

С подаренным Брэндоном брильянтовым колье на шее.

Сколько бы раз за день я не прослушивал её голосовое сообщение, ответ Брэндону оставался неизменным.

Да.

Весь день я ходил, как пришибленный, в беспамятстве проверил ловушки и начал готовить ужин, прямо перед схваткой с Виньо. А потом появилась она, такая чертовски красивая.

Клотиль удивлённо на меня взглянула:

— Приехала к тебе домой?

Я кивнул.

— И вошла. Увидела драку. Увидела ma mère.

Валяющуюся в кровати с пустой бутылкой. Я окинул взглядом нашу хижину, увидев её глазами Эви. И прочёл на её лице выражение... жалости. Я побагровел от стыда, тело бросило в жар. Я был сыт этим по горло. Я и сейчас этим сыт.

— Зачем она приезжала? — спросила Клотиль.

— Хотела вернуть свои вещи, — почему-то мне не хочется говорить Клотиль о рисунках Эви.

— Ты о тех её зарисовках? Лайонел говорил, что она рисует всякую безумную хрень.

Секрет раскрыт. Я пожал плечами.

Клотиль метнула на меня взгляд:

— И ты, конечно же, всё ей вернул и культурно проводил домой.

— Non. Я орал так, что она в испуге выбежала на крыльцо и, споткнувшись на ступеньках, упала задницей в грязь, — кричала, что я ей противен, — а потом разбросал страницы альбома по всему двору.

Клотиль широко раскрыла глаза:

— И ты ещё считаешь, что дерьмовый денёк был у тебя?

Откинувшись в сидении, я сделал ещё один глоток.

— Ну и не самый, знаешь ли, приятный.

После этого я вернулся в дом, схватил полотенце для раненной руки и бутылку виски для уязвлённого достоинства.

Пока Эви с подругой (обозвавшей меня «жалким нищебродом») собирали в грязи страницы альбома, я мерил шагами тесную лачугу, ненавидя её, ненавидя новую школу и всю свою жизнь.

Но больше всего я ненавидел Эви, потому что так чертовски сильно её хотел. Я отхлебнул ещё виски, чтобы хоть немного приглушить боль... но не в руке.

Но было ещё кое-что, как бы в добавок ко всем странностям этого вечера. Когда Эви начала на меня кричать, у неё на лице как будто что-то... засветилось.

Я приложил к губам бутылку, чтобы отогнать навязчивые мысли.

— Джек, почему ты так плохо к ней относишься? Ты никогда в жизни не вёл себя грубо с fille.

Когда я впервые увидел Эви и взглянул ей в глаза, на долю секунды в душе вместо полнейшего хаоса воцарилось что-то похожее на... умиротворение. Боже, это такое сладостное чувство. Как же я буду без него жить?

— Она выворачивает меня наизнанку.

Эта fille тебе не пара. Maman была права. Я пожелал того, чему не суждено сбыться.

Чёрт, рука всё кровоточит, пропитывая полотенце насквозь. Я отхлебнул ещё виски. Док не щедр на обезболивающее.

Лишившись медицинской лицензии за пьянство на работе, или что-то в этом роде, он организовал у себя в подвале таксидермическую мастерскую, которую до сих пор использует в качестве подпольного травмпункта.

Окна подвала он заколотил фанерой, чтобы держать помещение прохладным и тёмным для дубления кож, и, конечно, стерильностью там даже не пахнет. Там пахнет краской, клеем и нафталином.

Я вспомнил добряка доктора и представил его реакцию на мою рану. Он поцокает языком и, шамкая плохо подогнанным зубным протезом, скажет, как обычно: «Ну и ну! Дела плохи. Неужели ты не умеешь бегать, мальчик?».

В качестве оплаты я привозил ему шкуры аллигаторов, добытых, конечно, незаконным путём, в обход службы охраны дикой природы.

— Когда ты уже признаешь, что хочешь эту девушку сильнее, чем хочешь отомстить? — спросила Клотиль.

Я пожал плечами, затем кивнул.

— Разве это имеет какое-то значение?

Чёрта с два я когда-нибудь буду с ней. Исключено.

Мне никогда не поцеловать её, не уложить в кровать. Она никогда не будет дурачиться и веселиться со мной. Я сжал горлышко бутылки.

Клотиль набрала скорость, чтобы проскочить на жёлтый свет и сказала:

— Брэндон вчера пытался меня поцеловать.

— Ты серьёзно? — мой сводный брат привык получать то, что хочет. Даже имея такую девушку, как Эванджелин Грин, он умудряется не хранить ей верность. Я всегда знал, что он идиот, и сейчас только ещё больше в этом убедился.

А она всё равно говорит, что он стоит двух таких, как я.

— Я насилу вырвалась из его объятий, — сказала Клотиль, — Не пора ли признаться, что он может быть моим братом?

Maman была не единственной женщиной из Бейсена, с которой развлекался Джонатан Рэдклифф. Но мама Клотиль, в отличии от Maman, не уверена на сто процентов, что он отец.

Может, мне стоит подать иск на установление отцовства? Может, если бы я имел столько денег, как Брэндон, то именно я и дарил бы Эви бриллианты и ждал конца недели, чтобы с ней переспать

Боже, да я бы секунды считал.

— Пока не спеши, — ответил я, — завтра я подумаю об этом.

Проезжая дорогами Бейсена, я смотрю в окно. Нищета. Какое гадкое слово. Эти детки из Стерлинга не знают, что такое лишения. Что такое нужда, столь сильная, что пробирает ярость.

Смесь ярости и нужды. Это и есть я.

— Тебе всё равно сейчас не нужна fille, — отметила Клотиль, — ты ведь собираешься в Мексику.

Как только истечёт срок условного осуждения. Но если я брошу школу, то вряд ли когда-либо снова увижу Эви.

В голове царит привычная сумятица. Я должен уехать из Бейсена, не то закончу, как Maman.
— А ты точно хочешь остаться?

Клотиль уверенно кивнула:

— Мы же всё продумали.

Я буду высылать деньги, а она – присматривать за ma mère.

— Я так мечтал уехать отсюда, но эта девушка...

Меня останавливает одна мысль, что я никогда больше не увижу Эви. Через два года она уедет в колледж. Хотя вряд ли у нас что-то получится. Она меня знать не хочет.

Завтра нужно обязательно пойти в школу, а то она решит, что я остался дома с поджатым хвостом. Пошло всё к чертям собачьим. Я расправлю плечи и буду клеить всех девчонок, кроме неё.

Подъехав к дому Дока, Клотиль сказала:

— Если уж об этом зашла речь, Джек, мне она нравится.

Я нахмурился:

— Потому что однажды махнула тебе рукой и улыбнулась?

Клотиль пожала плечами.

— Это больше, чем сделал кто-либо другой.

_______________

Лампа в подвале Дока на середине стежка погасла. Я сижу в полной темноте с кривой иглой, воткнутой в край раны. Чувствую себя рыбиной на крючке.

Он выругался, проклиная грозу.

— Чёртовы кабели. Даже если их пёс пометит, сразу пропадает свет.

Добро пожаловать в страну кайджанов.

Он вслепую просунул иглу.

— У меня есть запасной генератор для морозильных камер. Только я ничего не вижу. Клотиль, ты не могла бы подойти к моему рабочему станку? Там есть фонарик.

В темноте что-то хрустнуло.

— Ой, ой! Non!

Я вспомнил про телефон в кармане.

— Вот.

И посветил, пока он дошёл до своего станка. Клотиль тем временем пересела поближе.

— Сиди на месте, сынок, — Док покачал фонариком, — я сейчас вернусь и закончу.

— Никуда я не денусь, — я опустил луч фонарика на руку. Док наложил первый ряд швов и уже заканчивает второй.

Как и следовало ожидать, увидев мою рану, он сказал: «Ну и ну! Тебе бы научиться бегать быстрее, мальчик». Также он осмотрел мои перемотанные пальцы. Зубы Виньо совсем ободрали костяшки.

Я решил не расходовать заряд батареи и выключил телефон. Сверху донёсся какой-то грохот.

— Чёрт, — сказала Клотиль, — да этот генератор может мёртвого разбудить, non?

Минуты идут, а Дока всё нет. Я начал беспокоиться и снова включил телефон.

— Что-то не так.

Инстинкт самосохранения развит у меня хорошо, и обычно я чувствую, когда дело пахнет жаренным.

Я нашёл ножницы и перерезал нитку, торчащую из руки. Встал, пошатываясь от кровопотери и алкоголя.

— Выйду проверю, что там.

Клотиль кивнула:

— Я с тобой.

На заплетающихся ногах я начал подниматься по лестнице вместе с Клотиль. Открыл подвальную дверь и крикнул:
— Док? Где вы там?

В конце коридора я увидел распахнутую входную дверь. Лицо обдал порыв сухого и тёплого ветра. А ведь он живёт у самого болота... где же привычная сырость?

Отсюда видно широкую пешеходную дорожку, в конце которой и стоит Док, вглядываясь куда-то вверх.

Остальные люди, живущие вдоль болотистого берега, тоже уставились в небо.

Я переступил порог, из-за спины тут же выглянула Клотиль.

— На что они пялятся?

Но мне заслоняет видимость крона огромного пеканового дерева.

— Не знаю.

В воде отразились какие-то отблески.

— Думаешь, это fifolet? — болотные огни.

— Peut-être, — возможно, — если это они...

Я умолк на полуслове, потому что по двору проскакала олениха, прямо рядом с Доком. Он же никак не отреагировал, так и остался стоять на месте. Показались и другие звери. Собаки, койоты, крысы, нутрии.

Я тяжело сглотнул. На одном из рисунков Эви были изображены бегущие животные.

— Приближается что-то плохое, — тихо сказала Клотиль.

Тот грохочущий звук становится громче и громче, теперь он напоминает рёв.

— Может, это смерч? Боже, я оставил маму в отключке!

— Если центр воронки здесь, то он скорее всего не достигнет твоего дома.

И правда. Но всё же...

— Я должен ехать к ней. Давай ключи.

— Jamais, — ни за что, — мы должны вернуться в подвал.

Клотиль схватила меня за здоровую руку и потянула обратно в дом. Загадочные огоньки становятся всё ярче, будто бы всё болото занялось огнём. И этот рёв...

— Это не смерч, нет, — сказал я.

Рёв, который и мёртвого поднимет из могилы. Такое чувство, что он предвещает конец света.

Апокалипсис.

Я должен во чтобы то ни стало добраться до Maman, но чувствую, что не добегу до грузовика.

— Нужно прятаться, Джек!

— Нельзя бросать Дока, — я вырвался из хватки Клотиль и выбежал во двор, — Тащите свою задницу в дом, Док!

Отсюда видно небо. О, боже мой. Восходит солнце, похожее на огненный шар.

— Вернись! Прошу тебя! — кричит Клотиль из-за двери.

— Allons-y*, Док! Быстро... — вспыхнул яркий сполох, словно взрыв бомбы; языки пламени потянулись через болото прямо к нам, — ДОК!

Мне к нему не успеть.

(*Allons-y – пойдём (франц.))

Наконец он встряхнулся и повернулся ко мне. И, когда наши взгляды встретились, произнёс одними губами:

— Беги, мальчик.

На этот раз я его послушал. Рванул к подвальной двери и потянул ее, захлопывая за собой.

— Сюда! — крикнула снизу Клотиль.

Когда дверная ручка обожгла ладонь, я бросился на лестницу. Здание застонало. В кромешной темноте на нас со всех сторон посыпалась пыль.

Клотиль вслепую потянулась навстречу.

— М-мне страшно.

Мне, чёрт возьми, тоже.

— Всё будет хорошо, — я взял её за руку.

— Что случилось с Доком?

— Думаю... — как объяснить ей то, что я только что видел? — Всё было в огне, и он сказал мне бежать. Не представляю, как бы он мог... выжить.

— Думаешь, на нас сбросили бомбу? Или, может, это Второе Пришествие?

— Не знаю, — всё, что я знаю, что Maman лежит сейчас в кровати беззащитная, как ребёнок.

_______________

— Мне надоело ждать, — сказал я Клотиль после нескольких часов в подвале. Я ничего больше не могу сделать. Мы пытались дозвониться в 911 (или вообще хоть кому-нибудь из знакомых), но так и не смогли поймать сеть.

Тревога разрывает изнутри. И я сам себя ненавижу за то, что тревожусь за человека, который вообще не должен ничего для меня значить.

Я думал об Эви больше, чем о своих друзьях Лайонеле, Гастоне и Ти-Бо. Когда всё это закончится, я отвезу в безопасное место Maman и отправлюсь в Хэйвен.

— Давай посидим ещё немного, — Клотить настаивала на том, что мне нужно перевязать руку, но я убедил её, что это наша самая меньшая проблема, — пожалуйста. Не думаю, что на улице уже безопасно.

Судя по тому, что мы слышали, снаружи творился ад кромешный, будто весь Бейсен пылал в огне. Грохот, треск, звон стекла. Дом Дока ходил ходуном. И этот постоянный неотступный запах дыма.

Но шум начал стихать.

— Что если там... радиация, или типа того?

— Я всё равно не надеялся прожить долгую жизнь. Оставайся здесь, а я пойду заберу Maman, забегу к нескольким podnas и вернусь.

— Без меня ты не уйдешь.

— Хорошо. Идём вместе, — подсвечивая фонариком, мы поднялись по ступенькам. Я потрогал дверную ручку. Не горячая.

Осторожно её повернул, приоткрыл дверь и вдохнул воздух. К чёрту всё. Переступил порог. Под ногами захрустели осколки.

Все стёкла выбиты, оконные рамы всё ещё дымятся. Мы прокрадываемся к входной двери.

Пекановое дерево Дока превратилось в обугленный столб. Кусты шелковицы совсем исчезли. Стены дома исполосованы гарью. Всё вокруг полыхает. От большого соседского деревянного дома остались лишь груды пепла и обожжённая статуя Богородицы. Я перекрестился.

— Где все деревья? — спросила Клотиль, потрясённо разглядывая руины.

Не вижу ни одного. Я сглотнул.

— Пропали.

— Думаешь, здесь могли остаться люди?

— Почти все были на улице, когда ударил огонь, — выйдя на пешеходную дорожку, мы обнаружили груду серого пепла, — здесь стоял Док.

Я разворошил холмик носком ботинка, и сердце бешено заколотилось.

У Клотиль перехватило дыхание.

— Это то, о чём я подумала?

Вставная челюсть Дока.

— Ouais.

Я окинул взглядом улицу. Раскрошившийся асфальт такими грудками просто пестрит.

— Это... были люди, — прошептала Клотиль.

Я присмотрелся к береговой линии и опешил.

— Воды нет. Она испарилась, — осталась только потрескавшаяся грязь и догорающие каркасы лодок для ловли креветок, — этого не может быть. Скажи мне... скажи, что я перебрал с виски, что мне это мерещится.

Побледневшая Клотиль покачала головой:

— Это, должно быть, кошмарный сон.

— Нужно добраться до Maman.

Мы подошли к грузовику. Сверху кабина покрыта копотью, но в остальном вроде бы выглядит неплохо. Клотиль бросила мне ключи, и мы забрались внутрь. Однако двигатель не завёлся. Я разочарованно стукнул руль кулаком.

Она обняла меня за плечи.

— Эй, мы найдём другую машину.

Я попытался взять себя в руки и сосредоточиться. Кивнул. И мы отправились на разведку.

Всё машины поблизости сильно повреждены. Некоторые заглохли прямо посреди дороги. Мы пробовали их завести, но безуспешно.

— Пойдём пешком, — процедил я, — не впервой.

По пути мы не увидели ни единой живой души, только ещё больше грудок пепла.

— Джек, нам кранты?

Клотиль споткнулась.

Я помог ей подняться.

— Пойдём... не останавливайся.

Могла ли Maman остаться в живых? Дома, стоящие под кронами деревьев, остались целее, а над нашей над хижиной нависла густая сетка из ветвей кипариса. И они хорошенько промокли под ливнем.

Она могла выжить.

Мысли предательски вернулись к Эви. Хэйвен окружают могучие дубы. Успела ли она добраться домой до вспышки света? До пожара? Неужели из-за меня она погибла...? Соберись, Джек.

Последнюю милю до моего дома мы с Клотиль добегаем. Я первым влетаю во двор и останавливаюсь как вкопанный.

От кипарисов остались только пни. На месте хижины – куча тлеющей древесины, приваленной листами обожжённой жести.

— О, боже, Maman!

Я набросился на эту кучу, начал отбрасывать листы металла.

— Элен! — кричит Клотиль, спеша на помощь.

— Ответь, Maman!

— Джек? — из-под завалов донёсся приглушенный голос.

У меня широко раскрылись глаза.

— Я здесь! — я, как одержимый, стягиваю доски, отбрасывая их на сторону. — Я тебя вытащу! Ты не ранена? Ничего не сломано?

— Non, — из-под развалин показалась рука.

Я оттягиваю обломки и тяжёлые балки, чтобы её освободить.

Maman обхватила меня рукой.

— Джек! Я знала, что ты за мной придёшь.

— Слава богу, ты цела! — я отстранился, чтобы стереть грязь с её лица, удивляясь огрубелости скул; и кожа у неё какая-то жёсткая, потрескавшиеся губы окровавлены. — Что с тобой случилось, Maman?

Её глаза подёрнуты пеленой, серые радужки посветлели почти до цвета мела.

Я отогнал возникший в сознании смутный образ. Maman напомнила мне... существ с зарисовок Эви.

Я посмотрел на Клотиль, но она лишь растерянно покачала головой.

— Не знаю, — чётки Maman разительно выделяются на потемневшей коже, — чувствую себя очень странно.

Она попыталась облизать потрескавшиеся губы.

— Мы отвезем тебя к доктору в соседний приход, — да хоть в соседний штат, если придётся. Кто-то ей обязательно поможет.

Она сжала мне плечи, впившись ногтями. Глаза как будто ещё больше посветлели, кожа с каждой секундой становится всё жестче.

— О, Джек, я хочу пить, как никогда в жизни.

Почему её взгляд сфокусирован... на моём горле?

_______________

 

Переверните страницу, чтобы ознакомиться с фрагментом первой главы!

 

Глава 1

ДЕНЬ 382 ПОСЛЕ ВСПЫШКИ

 

Смерть уволакивает меня всё дальше от Джека.

— Он не мог умереть! Не мог. НЕТ, НЕТ, НЕЕЕЕТ!

— Ты хочешь разделить участь смертного? Сначала отомсти. Император потешается над твоим горем.

Я слышу в голове голос этого монстра... он смеётся.

Красная ведьма рвётся на волю — сила, которую ничто не остановит.

— Ты за это ЗАПЛАТИШЬ! — крикнула я.

Под смех Императора Смерть прошептал мне на ухо:

— Я нашёл твою бабушку, sievā. Это и есть подарок, о котором я говорил. Мы научим тебя, как убить Императора. Ты отомстишь за Дево.

— Как ты не можешь понять? Джек не УМЕР! — я повторяю это снова и снова. — Он жив!

Сознание помутнилось, в голове все поплыло. Я увидела кое-что в небе над нами. И замерла, не веря своим глазам.

Что реально? А что нет? Прямо перед тем, как я отключилась, мощные потоки воды хлынули на адское пламя...

Высокая волна Цирцеи. Выше небоскреба.

— Трепещи передо мной! —

— Ужас из бездны!—

Ревущие в голове позывные Рихтера и Цирцеи возвращают меня из беспамятства.

— Уходим! — Арик подхватил меня на руки и бросился прочь от эпицентра схватки. — Когда они сойдутся, взрывы сменяться наводнением...

Я перестала сопротивляться; мною овладело неудержимое стремление обратить смех Рихтера в вопли, а для этого нужно выжить.

Арик свистнул, и в ответ раздалось лошадиное ржание. Танатос. Сильнее обхватив меня руками, Арик вскочил в седло и пустил своего боевого коня в бешеный галоп.

Мы чуть не скатились по крутому склону, затем снова начали подъём.

Выглянув из-за его плеча, я увидела водную стену, вздымающуюся над потоками лавы.

Тяжело дыша, Арик продолжает гнать Танатоса с головокружительной скоростью. Очередной подъём. Спуск по склону...

Цирцея наносит удар.

Словно зашипел огромный зверь. Словно взорвалась ядерная бомба.

Ударная волна такая громкая, что у меня кровь пошла из ушей. Громкая, как рёв, предшествующий Вспышке.

Воздух всё жарче и жарче. Земля содрогается. Нас настигают клубы обжигающего пара.

Бах! От силы взрыва позади нас раскололась вершина скала. Со всех сторон посыпались камни, но мы, свильнув в очередную впадину, продолжили путь.

— Дальше волна, — процедил Арик.

Теперь земля содрогается под тяжестью тонн воды. Я слышу шум потока, несущегося следом.

— Арик!

Он забрался так высоко, как только мог.

— Держись, — крепко прижав меня к себе, он на ходу соскочил с Танатоса.

На самой вершине одной из скал Арик приготовился к удару. Втиснув латную рукавицу в расщелину, он обвил меня свободной рукой.

Посмотрел мне в глаза и крикнул:

— Я никогда тебя не отпущу!

Мы затаили дыхание.

Нахлынул бешеный поток. Бурлящее течение оторвало меня от груди Арика, но он поймал мою руку, ухватившись пальцами за локоть.

Мертвая хватка. Чудовищная сила прилива. Мои приглушённые крики...

Арик никогда меня не отпустит...

Моя рука... хрустнула.

Оторвалась.

---

Дата добавления: 2018-10-27; просмотров: 176; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!