Зачеркнуто: ,,нецелеобразным”. 19 страница
Конверт № 2 1. “В годину великой русской скорби”.... 4 эк.
2. “Правые эс-эры и меньшевики – враги народа”. Листовка с припиской внизу.
3. Обрывок газеты
№ 144 /241/ с началом статьи “Казнь Николая II”.
Конверт № 3 1. Конверт заказного письма № 112
2. Конверт заказного письма № 232
3. Белый конверт с марками в один ряд
4. Сизый конверт с марками в два ряда
5. Белый казенный конверт “дек. 1915”.
6. Белый казенный конверт “за Окт. 1915”.
7. Почтовый лист бумаги с записью полученных писем. Подпись Е. П. Шнейдер 22 апр. н. ст.
8. Небольшой листик с записью полученных писем
Конверт № 4 1. Перечень вещей “в зеркальном шкапу”
2. Перечень вещей “Ольге”
3. Запись игры в карты “Кн. и Я О. Н. и Б.”
4. Дно конверта с шестью немецкими примерами для склонения /dieser dunkle Wald - и др./
5. Отрывок почтовой бумаги с частью повести о сердобольном ремесленнике. На обороте конец русского письма.
6. Лист школьной тетради, разорванной пополам, с копиями телеграмм царя. “3 Ноября 1913” и тд.
|
|
|
Конверт № 5 Три конверта /№ - 1, 2 и 3/ с остатками разорванных бумаг с различными записями и письмами.
конверт № 1. 1. Шесть обрывков, составляющих письма Г. Маркевича
г-же Ш н е й д е р
2. Три обрывка бессвязного письма на машине.
3. Маленький обрывок с остатками букв.
4. Обрывок побольше с началом пяти рукописных строк.
Конверт № 2 Двенадцать лоскутков листка блокнотной бумаги в клетку с записями чернилами и карандашом и печатью “исполнительного комитета советов”.....
Конверт № 3 Сорок девять обрывочков листа разграфленной счетоводной бумаги с различными записями карандашом и чернилами.
Конверт № 6
1. Текст телеграммы комиссара Белобородова № 4869 /2 экз/
2. Удостоверение /черновик. копия./ тов. Толмачева
3. Обрезок экстренного отзыва на имя тов. Сибрина
4. Ордер от 19-VII на грузовик, писан красными чернилами.
5. Обрывок удостоверения тов. Влад. Воробьева
6. Черновик удостоверения /кр. чернилами/ тов. Толмачева
|
|
|
7. Начало текста иелеграммы /так!/ “всем советам” о белогвардейском заговоре
/3 экз./
Конверт № 7
1. Благодарственное письмо матери на франц. языке /кар/
2. Благодарственное письмо на франц. языке /чернилами/
3. Письмо графине Гендриковой от 19 января 1918 г.
4. Письмо Графине Гендриковой от 10-23 апр. 1918 года
5. Открытка А. С. Демидовой
6. Обрывок письма женским почерком прямым.
7. Обрывок листа линованной бумаги в 
листа, исписанной чернилами и карандашом вперемежку.
8. Обрывок деловой бумаги с набросками черновиков на русском и немецком языке.
Конверт № 8: 1. конверт письма Его Прев. Евгению Сергеевичу Боткину.
2. Конверт Е. И. В. Вел. Княжне Анастасии Николаевне
3. Конверт для “запасного ключа”
4. Конверт для “ключа от шифоньерки в СПБ”
5. Конверт “тов. Дитковскому”
6. Казенный конверт 1916 г. со стертой надписью
7. Открытка с фотографией камер-лакея
Конверт № 9:
1. Почтовая росписка в приеме заказного письма. Тобольск 16 сентября 1917 г.
2. Лист почтовой бумаги с записью расходов за 2-20 апреля.
3. Список №№ журнала “Столица и Усадьба”
4. “Уплочено Ек. Ад. 50 р.” и т. д. /каранд./
|
|
|
5. “затвоп 6. 4. 18” и т. д. . /каранд./
6. “29 дек. 1917” почти вся запись стерта
7. Верхний угол счета
8. Обрывок правил житья периода царскосельского заключения /на пишущей машине/
Конверт № 10:
1. “Миллионная улиц. 6”
2. “Вдове полковника”
3. “Екатеринбург, Уктусская 29” /две длинные полоски/
4. Рецепт из лечебницы врачей специалистов
5. Лист линованной “льняной” бумаги. Запись стерта
6. Листа /так!/ простой линованной бумаги. Запись стерта
7. Повидимому пустой лист тонкой и плотной бумаги.
8. Обрывок письма; на каждой стороне девять строк.
Конверт № 11:
1. Обрывок письма /каранд./
2. Три кусочка линованной бумаги с зубчиками по верхнему краю и остатками записей чернилами.
3. Клочок письма, повидимому от письма конверт 10, 8.
4. Остаток линованной бумаги с английской подписью
5. Левый нижний угол рукописного удостоверения
Конверт № 12.
1. Два обрывка рекламного письма /пиш. машине/
2. Угол конверта
3. Лист бумаги с названиями семи городов
4. Простая узенькая повяска /так!/
Конверт № 13:
1. Два образца бумаги, на которой был набросан чернов. известия о казни
|
|
|
Николая II
2. Лист тонкой шелковистой бумаги
3. Листик пропускной бумаги кирпичного цвета
4. Лист простой серой бумаги с отпечатавшимися чернильными /неразб./ записями
Всего в этой описи перечислено тринадцать конвертов с семьюдесятью восмью отдельными вложениями
Опись составил профессор Э. Д и л ь
Екатеринбург, 5 Сентября н. ст. 1918 года
Поименованный в настоящей описи конверты с вложенными в них бумагами мною Товарищем Прокурора Екатеринбургского Окружного Суда Остроумовым Никол. Иван. были обнаружены в присутствии Секретаря 21 участк. прод. Комитета Трущева П. А., Старосты 21 участк. ком. Соколова П. С. и Профессора Томск. Университета Диль Э. В. в помещении бывш. исполн. Комитета областного совдепа, находящегося в здании Камской /зачеркн. в документе/ Волжско-Кам. Банка, о чем и свидетельствуется надлежащими подписями и приложением печатей. 5 Сентября 1918 года
Товарищ Прокурора Екатеринбург. Ок. Суда Н. ОСТРОУМОВ
Секретарь 21 участкового Продовольственного Комитета П. Трущев. Староста 21 участкового Продовольственного комитета П. СОКОЛОВ
Профессор Томского Уневерситета /так!/ Э. Д И Л Ь
С подлинным верно:
Товарищ Прокурора Н. ОСТРОУМОВ Зачеркнуто: ,,Камской”.
С подлинным верно:
Судебный Следователь
по особо-важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 4, д. 1, л. 133-135
К о п и я
П Р О Т О К О Л
Город Екатеринбург, 8 Октября 1918 года, Член Екатеринбургского Окружного Суда И. А. С е р г е е в, командированный для производства предварительного следствия по делу об убийстве б. Императора Николая Александровича, составил настоящий протокол о нижеследующем: в 10 
часов утра сего числа ко мне явился дежурный офицер при коменданте города прапорщик Алексеев и от имени Коменданта просил меня выдать разрешение на занятие дома Ипатьева под квартиру для командующего Уральским фронтом Генерала Гайды и его Штаба, а на отказ мой в удовлетворении такого ходатайства ответил, что дом Ипатьева, независимо от моего согласия или несогласия на это будет занят вследствие категорического приказа Генерала Гайды. Вследствие означенного заявления я в присутствии Прокурора Суда В. Ф. Иорданского и Председателя Суда В. Н. Казем-Бек, прибыв в 11 часов утра в дом Ипатьева, при чем обнаружил, что в верхнем этаже того дома парадная наружная дверь открыта и в комнатах производится очистка и матье /так!/ полов чешскими солдатами под присмотром чешских офицеров. На выраженный мною по этому пооводу /так!/ протест было указано, что офицеры действуют на основании приказа Генерала Гайды, распорядившегося очистить верхний этаж дома Ипатьева к часу дня.
Прибывший в то-же помещение владелец дома отставной инженер капитан Н. Н.Ипатьев, коему мною было разрешено занять три комнаты в нижнем этаже его дома с обязательством охранять запертые помещения верхнего этажа, объяснил, что им было своевременно указано представителям чешского военного командования, что все помещения дома находятся в распоряжении следственной власти и без разрешения таковой он никого не может допустить в дом, вверенный его охране. На заявление это последовало указание, что здесь распоряжается военная власть и тотчас же было приступлено к уборке помещения. Запертые комнаты, служившие спальными бывшей Царской семьи, до моего прибытия оставались нетронутыми, но мне было предъявлено решительное требование открыть эти комнаты и немедленно очистить их; прибывший в дом комендант города капитан Блага подтвердил требование об очистке помещения, ссылаясь на приказ Генерала Гайды. На это требование Коменданта я, производящий следствие, заявил, что выражаю самый решительный протест по поводу занятия дома Ипатьева, являющегося носителем следов преступления и потому необходимого для дела при дальнейшем исследовании его и выполняя требование об очистке-помещений я только подчиняюсь насилию со стороны военной власти; при этом мною было разъяснено коменданту что на основании действующих законов я должен был бы обратиться к Начальнику гарнизона, как представителю военной власти, за содействием к устранению насилия, но при сложившихся обстоятельствах считаю использование этого права нецелеобразным /зачеркн. в документе/ нецелесообразным. Вещественные доказательства, хранившиеся в означенных двух комнатах, были уложены и увезены мною на хранение в камеру мою в здание Окружного Суда.
Опечатанная моей должностной печатью комната нижнего этажа, носящая в себе следы преступления, оставлена в моем распоряжении.
Член Екатеринбургского Окружного Суда Ив. СЕРГЕЕВ.
При составлении протокола находились:
Председатель Екатеринбургского Окружного Суда В. КАЗЕМ-БЕК.
Прокурор Окружного Суда В. ИОРДАНСКИЙ. Капитан в отставке И п а т ь е в.
Зачеркнуто: ,,нецелеобразным”.
С подлинным верно:
Судебный Следователь по особо важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 4, д. 1, л. 136 – 136 об.
К о п и я
П Р О Т О К О Л
допроса свидетеля
1918 года, октября 8-10 дня, в г. Екатеринбурге, Член Екатеринбургского Окружного Суда И. А. Сергеев допрашивал нижепоименованного в качестве свидетеля, с соблюдением 443 и 712 ст. уст. угол. суд. и он показал:
Я - протоиерей Иоанн Владимиро-
вич Сторожев, 40 лет, нахожусь на
службе в действующей армии в долж-
ности благочинного 7-й Уральской диви-
зии горных стрелков.
По священству показываю:
Я дважды совершал богослужения в доме Ипатьева, в гор. Екатеринбурге, когда там находилась под стражей большевитской власти семья бывшего царя Николая Александровича Романова. Кроме меня, там же совершал богослужения священник Екатерининского собора Анатолий Григорьевич Меледин. Как о. Меледину, так и мне сослужил каждый раз диакон названного Собора Василий Афанасьевич Буймиров. Чередовались наши службы так: первое богослужение – Светлую Заутреню совершил вечером 21 апреля старого стиля о. Меледин. Второй раз – 20 мая старого стиля, когда прибыла из Тобольска вся семья Романовых, служил я обедницу. Третью службу /обедницу/ совершил о. Меледии, но которого числа и месяца не помню, кажется, это был день рождения одного из членов семьи Романовых. Четвертую службу /литургию/ совершил в Троицин /так!/ день о. Меледии и наконец пятое богослужение /обедницу/ 1/14 июля совершил я. Почему именно на нас – священнослужителей Екатерининского Собора /в то время я был настоятелем сего Собора/ - возложена была обязанность совершать богослужения в доме Ипатьева, я не знаю. Обстоятельства, при которых был вызван и совершал службу я, представляются в следующем виде:
В воскресенье 20 мая /2 июня/ 1918 г. я совершал очередную службу – раннюю литургию – в Екатерининском соборе и только что, вернувшись домой около 10 час. утра, расположился пить чай, как в парадную дверь моей квартиры постучали. Я сам открыл дверь и увидел перед собою какого-то солдата, невзрачной наружности с рябоватым лицом и маленькими бегающими глазами. Одет он был в ветхую телогрейку защитного цвета, на голове – затасканная солдатская фуражка. Ни погон, ни кокарды, конечно, не было. Не видно было на нем и никакого вооружения. На мой вопрос, что ему надо, солдат ответил: “Вас требуют служить к Романову”. Не поняв, про кого речь, я спросил: “К какому Романову?”. “Ну – к бывшему Царю” пояснил пришедший. Из последующих переговоров выяснилось, что Николай Александрович Романов просит совершить последование обедницы. “Он там написал, чтобы сослужили какую-то обедницу” заявил мне пришедший. Чинопоследование обедницы обычно служится в войках /так!/, когда по той или иной причине нельзя совершить литургию. По своему составу богослужение это сходно с последованием литургии, но значительно короче его, так как за обедницей не совершается таинства Евхаристии. Выразив готовность совершить просимое богослужение, я заметил, что мне необходимо взять с собой диакона. Солдат долго и настойчиво возражал против приглашения о. диакона, заявляя, что “комендант” приказал позвать одного священника, но я настоял, и мы вместе с этим солдатом поехали в Собор, где я, захватив все потребное для богослужения, пригласил о. диакона Буймирова, с которым, в сопровождении того же солдата, поехал в дом Ипатьева. С тех пор, как здесь помещена была семья Романовых дом этот обнесли двойным дощатым забором. Около первого верхнего деревянного забора извозчик остановился. Впереди прошел сопровождавший нас солдат, а за ним мы с о. диаконом. Наружный караул нас пропустил; задержавшись на короткий срок около запертой изнутри калитки, выходящей в сторону дома принадлежащего ранее Соломирскому, мы вошли внутрь второго забора, к самым воротам дома Ипатьева. Здесь было много вооруженных ружьями молодых людей, одетых в общегражданское платье, на поясах у них висели ручные бомбы. Эти вооруженные несли видимо караул. Провели нас через ворота во двор и отсюда через боковую дверь внутрь нижнего этажа дома Ипатьева. Поднявшись по лестнице, мы вошли наверх к внутренней парадной двери, а затем через прихожую - в кабинет /налево/, где помещался “комендант”. Везде, как на лестницах, так и на площадках, а равно и в передней были часовые – такие же вооруженные ружьями и ручными бомбами молодые люди в гражданском платье. В самом помещении коменданта мы нашли каких-то двоих людей средних лет, помнится, одетых в гимнастерки. Один из них лежал на постели и видимо спал, другой молча курил папиросы. Посреди комнаты стоял стол, на нем самовар, хлеб, масло. На стоявшем в комнате этой рояле лежали ружья, ручные бомбы и еще что-то. Было грязно, неряшливо, беспорядочно. В момент нашего прибытия коменданта в этой комнате не было. Вскоре явился какой-то молодой человек, одетый в гимнастерку, брюки защитного цвета, подпоясанный широким кожаным поясом, на котором в кобуре висел большого размера револьвер; вид этот человек имел среднего “сознательного рабочего”. Ничего яркого, ничего выдающегося, вызывающего или резкого ни в наружности этого человека, ни в последующем его поведении я не заметил. Я скорее догадался, чем понял, что этот господин и есть “комендант” дома особого назначения”, как именовался у большевиков дом Ипатьева за время содержания в нем семьи Романовых. Комендант, не здороваясь и ничего не говоря, рассматривал меня /я его видел впервые и даже фамилии его не знал, а теперь запамятовал/. На мой вопрос, какую службу мы должны совершить, комендант ответил: “они просят обедницу”. Никаких разговоров ни я, ни диакон с комендантом не вели, я лишь спросил, можно ли после богослужения передать Романовым просфору, которую я показал ему. Комендант осмотрел бегло просфору и после короткого раздумья возвратил ее диакону, сказав: “передать можете, но только я должен вас предупредить, чтобы никаких лишних разговоров не было”. Я не удержался и ответил что я вообще разговоров вести не предполагаю. Ответ мой видимо несколько задел коменданта и он довольно резко сказал: “Да – никаких, кроме богослужебных рамок”. Мы облачились с о. диаконом в комендантской, причем кадило с горящими углями в комендантскую принес один из слуг Романовых /не Чемодуров – его я ни разу не видал в дома Ипатьева, а познакомился с ним позднее, после оставления Екатеринбурга большевиками/. Слуга этот высокого роста помнится в сером с металлическими пуговицами костюме. Пользуюсь моментом, чтобы сделать общее замечание по поводу моих показаний.
Исключительные условия, при которых мне приходилось воспринимать все в эти посещения дома Ипатьева, а с другой стороны совершенно исключительные внутренние переживания за время нахождения там - естественно препятствовали мне быть только спокойным наблюдателем со всею правильностью оценивающим и точно запоминающим все наблюдаемые явления и лица. Тем не менее я употребляю все усилия к тому, чтобы показание мое было точно и оценка наблюдаемого объективна.
И так, облаченные в священные ризы, взяв с собой все потребное для богослужения, мы вышли из комендантской в прихожую. Комендант сам открыл дверь, ведущую в зал, пропуская меня вперед, со мной шел диакон, а последним вошел комендант. Зал, в который мы вошли через арку соединялся с меньшим по размерам помещением – гостиной, где ближе к переднему углу я заметил приготовленный для богослужения стол. Но от наблюдения обстановки залы и гостиной я был тогда отвлечен, так как едва переступил порог залы, как заметил, что от окон отошли трое, - это были Николай Александрович, Татьяна Николаевна и другая старшая дочь, но которая именно я не успел узнать. В следующей комнате, отделенной от залы, как я уже объяснил, аркой, находилась Александра Федоровна, две младшие дочери и Алексей Николаевич. Последний лежал в походной, /складной/ постели и поразил меня своим видом: он был бледен до такой степени, что казался прозрачным, худ и удивил меня своим большим ростом. В общем вид он имел до крайности болезненный и только глаза у него были живые и ясные, с заметным интересом смотревшие на меня, - нового человека. Одет он был в белую /нижнюю/ рубашку и покрыт до пояса одеялом. Кровать его стояла у правой от входа стены, тотчас за аркой. Около кровати стояло кресло, на котором сидела Александра Федоровна, одетая в свободное платье, помнится, темно-сиреневого цвета. Никаких драгоценных украшений на Александре Федоровне, а равно и дочерях, я не заметил. Обращал внимание высокий рост Александры Федоровны, манера держаться, манера, которую нельзя иначе назвать, как “величественной”. Она сидела на кресле, но вставала /бодро и твердо/ каждый раз, когда мы входили, уходили, а равно и когда по ходу богослужения я преподавал “мир всем”, читал Евангелие или мы пели наиболее важные молитвословия. Рядом с креслом Александры Федоровны, дальше по правой стене стали обе их младшие дочери, а затем сам Николай Александрович, старшие дочери стояли в арке, а отступая от них, уже за аркою, в зале стояли: высокий пожилой господин и какая-то дама /мне потом объяснили, что это были доктор Боткин и состоящая при Александре Федоровне девушка/. Еще позади стояли двое служителей: тот, который принес нам кадило, и другой, внешнего вида которого я не рассмотрел и не запомнил.
“Комендант” стоял все время в углу залы около крайнего дальнего окна на весьма, таким образом, порядочном расстоянии от молящихся. Более решительно никого ни в зале, ни в комнате за аркой не было.
Дата добавления: 2018-10-27; просмотров: 272; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!