СЕБАСТЬЯН И ТАННЕР ВСТРЕЧАЮТСЯ 20 страница
— Нам действительно стоит сюда ехать?
— Наверное, не стоит, но ворота открыты уже давно, так что мы не единственные, кто сюда заявлялся.
Себастьян ничего не отвечает, но по напряженной позе и замершей руке на моем бедре я ощущаю его неуверенность. Надеюсь, он расслабится, как только поймет, что после наступления темноты нас здесь совершенно никто не увидит.
Грязь на дороге становится гуще, и, свернув на обочину, я выключаю фары и глушу мотор. В наступившей тишине тихо щелкает двигатель. Если не считать мерцающего на поверхности озера отражения луны, на улице почти совсем темно. Отец научил меня всегда держать в багажнике вещи, которые могут пригодится в чрезвычайных ситуациях — в том числе и теплый плед, — так что несмотря на наступивший холод, решаю воплотить одну свою идею.
Я открываю дверь и поворачиваюсь к Себастьяну.
— Пойдем.
Тот неохотно выходит.
Достаю из багажника плед и расстилаю его на еще теплом капоте. Из запасных курток и случайно оказавшегося тут пляжного полотенца делаю нам обоим по подушке и кладу их на лобовое стекло.
Мы можем лежать и смотреть на звезды.
Увидев, чем я занят, Себастьян помогает мне все разложить и забирается на капот. Мы ложимся на спину и одновременно издаем довольный стон.
Он хохочет.
— Выглядело это более комфортно.
Я пододвигаюсь к нему поближе, от чего капот машины протестующе скрипит.
— Не так уж и плохо, вообще-то.
|
|
|
Луна над нами висит низко, а до звезд можно дотянуться рукой.
— Кое-что мне в этих местах особенно нравится, — замечаю я. — Здесь звезды видны всю ночь. Что было невозможно в Пало-Альто — слишком много искусственного освещения.
— Тебе нравится тут только это?
Я поворачиваюсь к Себастьяну и, наклонившись, целую.
— Извини. Не только.
— Я не разбираюсь в звездах, — признается он, когда я снова откидываюсь на спину и смотрю на небо. — Все хочу начать изучать, но времени нет.
Показав пальцем на звезды, я говорю:
— Вот здесь созвездие Девы. Видишь вон те четыре звезды наверху, образующие кривую трапецию? А вон гамма Девы и Спика — они чуть ниже и похожи на что-то вроде воздушного змея.
Прищурившись, Себастьян подползает ближе, чтобы получше увидеть, куда я показываю.
— Вон там?
— Нет… Кажется, ты сейчас смотришь на Ворона. А Дева… — я тяну его за руку, и в итоге она оказывается над моей грудью. Мое бешено колотящееся сердце вот-вот выскочит через горло и покинет тело. — Вот она.
— Да. Вот она, — с улыбкой шепотом повторяет Себастьян.
— А вон та яркая точка — это Венера…
Он взволнованно охает.
— Точно! Я помню…
— А рядом с ней — видишь плотное скопление? Это Плеяды, — говорю я. — Они постоянно приближаются друг к другу.
|
|
|
— Где ты все это узнал?
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.
Себастьян тоже смотрит на меня. Наши лица так близко.
— От папы. После заката в походе дел мало, и остается только лишь жарить маршмеллоу, рассказывать страшные истории или наблюдать за звездами.
— Я всегда был предоставлен самому себе, и никто мне ничего про звезды не рассказывал, поэтому могу распознать разве что Большую медведицу, — отвечает Себастьян. Его взгляд опускается к моим губам.
— Без отца я бы тоже мало что узнал о звездах.
Себастьян отводит взгляд и снова смотрит на небо.
— У тебя замечательный отец.
— Он замечательный, да.
От его слов в груди становится больно. Отчасти потому, что мой папа действительно самый лучший, он хорошо знает меня и любит таким, какой я есть. А отчасти из-за того, что отец Себастьяна совершенно им не интересуется. Когда приеду домой, я запросто могу рассказать папе обо всем случившемся сегодня — даже о том, как мы лежали с Себастьяном на капоте старой маминой Камри, — и наши отношения не изменятся.
Судя по всему, мысли Себастьяна сворачивают в том же направлении, поскольку после продолжительного молчания он произносит:
— Я не перестаю думать о том дне, когда отец крепко меня обнял. И готов поклясться всей своей жизнью: единственное, чего я в тот момент хотел, — это чтобы он был мной доволен. Странно произносить вслух подобную мысль, но мне всегда казалось, если отец мной гордится, то значит и Бог тоже мной гордится. Чувства отца — это внешнее проявление любви Господа.
|
|
|
Что ему ответить, я не знаю.
— Даже представить себе не могу, что бы сделал отец, узнай он, где я был, — смеется Себастьян и кладет свою руку себе на грудь. — Что свернул на какую-то подозрительную дорогу, проехал под запрещающий знак. Что лежу рядом со своим парнем…
От этих слов — «со своим парнем» — меня по-прежнему бросает в дрожь.
— Я так усердно молился, чтобы не увлечься парнями, — признается он.
Я поворачиваюсь и смотрю на него.
Себастьян слегка качает головой.
— И после таких молитв всегда себя чувствовал ужасно, словно просил о чем-то незначительном, в то время как у других людей проблемы посерьезней. Но когда познакомился с тобой…
Мы оба не заполняем словами эту паузу. Предпочитаю думать, что окончанием этой фразы может быть «…Бог сказал мне, что для меня это наилучший выбор».
— Да, — отвечаю я.
— Кстати, в школе никто не знает, что ты предпочитаешь парней, — замечает он.
|
|
|
Я заметил, что Себастьян опять избегает употреблять слова «гей», «би» или «квир». Сейчас самый подходящий момент рассказать ему про Отем, Мэнни, Джули и Маккену, но проигнорировать эту идею проще. В конце концов, что именно слышали девочки, неизвестно, Мэнни до сих пор держал язык за зубами, а Отем под страхом смертной казни поклялась молчать. Раз у Себастьяна есть свои секреты, то и у меня вполне могут быть свои.
— Ага. Наверное, потому что меня видели с девушками, вот большинство и считает меня гетеро.
— До сих пор не понимаю, почему ты не выбрал встречаться с девушкой, раз можешь.
— Все дело в самом человеке, а не в потенциальных возможностях, — я беру его руку и сплетаю наши пальцы. — Это не мой выбор. В той же степени, как и не твой у тебя.
Кажется, Себастьяну не нравятся мои слова.
— Но как думаешь, ты смог бы рассказать о себе другим? Например, оставшись в итоге с парнем, ты бы… открылся?
— Все тут же узнают, если ты, например, придешь со мной на выпускной.
Себастьян с ужасом смотрит на меня.
— Что?
Моя улыбка становится неуверенной. На самом деле, я не всерьез говорил про совместный поход на выпускной. Впрочем, нежелание пойти туда с ним я тоже не имел в виду.
— Что бы ты ответил, если бы я предложил?
Себастьян явно мечется между вариантами ответа.
— Но я… Я не могу.
Шарик надежды в моей груди сдувается, но это не удивительно.
— Все нормально, — успокаиваю я его. — Ну, то есть, конечно же, я был бы рад пойти с тобой, но ты не обязан соглашаться. Я даже не уверен, что на все сто процентов к этому готов.
— Но сам-то ты пойдешь?
Я откидываюсь на спину и отвечаю:
— Наверное. С Отем, если только она отвяжется от Эрика. Мы с ней по умолчанию «плюс один» друг к другу. Хотя она хочет, чтобы я пригласил Сашу.
— Сашу?
Я отмахиваюсь жестом, говорящим, что все это неважно.
— А ты когда-нибудь был с Отем? — интересуется Себастьян.
— Мы как-то однажды целовались. Магии не получилось.
— Ты про себя или про нее?
С широкой улыбкой я поворачиваюсь к нему.
— Про себя. Что чувствовала она, я не знаю.
Его взгляд скользит по моему лицу и останавливается на губах.
— Думаю, она в тебя влюблена.
Вот только мне сейчас совсем не хочется говорить про Отем.
— А ты?
Сначала Себастьян не понимает, о чем я. Между бровями пролегают тонкие линии, нарушив гладкость его лба.
Но потом морщинки разглаживаются. И он, поняв, округляет глаза.
Я буду вспоминать об этом позже и гадать: Себастьян поцеловал меня, чтобы ничего не отвечать, или поскольку его ответ настолько очевиден, что он просто взял и молча поцеловал меня. Но в момент, когда он подается вперед, перекатывается на меня и прижимается горячими и ставшими такими знакомыми губами к моим, мои эмоции превращаются в воду; а грудную клетку заполняет океан из них.
Я совершенно не в состоянии писать, когда позже вспоминаю этот момент: как Себастьян прикасается ко мне, а его ладони подчиняют меня себе, оставляя на коже практически обжигающие отпечатки. Мне хочется не только запечатлеть все это в собственной памяти, но и объяснить свои эмоции, разложить по полочкам. Но я не могу облечь в слова эту произошедшую между нами перемену, этот буйный вихрь, в который превратились наши тела. На ум в качестве метафоры приходит приливная волна. Осязаемая сила воды, которую не остановить.
Когда прикосновения Себастьяна из неуверенных превращаются в решительные, а он сам впивается в меня взглядом, полным восторга, я взрываюсь, — в этот момент я уверен лишь в том, что мы оба считаем происходящее идеальным и правильным. И что это мгновение, как и следующее, полное тишины, отредактировать нельзя. Как и переписать. Как и стереть.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Когда я прихожу домой, папа еще не спит и с чашкой чая сидит на кухне. Его недовольное лицо намекает, что я нарушил свой комендантский час.
Я ощущаю, как от появившегося чувства вины уголки моих губ начинают опускаться, но нет — мою улыбку с лица так просто не стереть. Я все еще помню прикосновения Себастьяна и мысленно нахожусь в нашем с ним мирке.
Будто разгадав причины моей улыбки, папа вскидывает бровь.
— Отем? — интересуется он, но голос звучит неуверенно. Отец и сам знает, что я никогда так не выглядел после встреч с Отем или с кем-либо еще.
— Себастьян.
— А-а, — протяжно произносит он, кивая и вглядываясь мне в лицо. — Ты предохранялся?
О боже.
От смущения моя улыбка грозит вот-вот растаять.
— Пап.
— Что? Это обоснованный вопрос.
— Мы не… — начинаю я, потом поворачиваюсь к холодильнику, открываю и беру Колу. В голове мелькают конфликтующие между собой образы: Себастьяна надо мной и папы, сидящего сейчас тут с настороженным взглядом. — Знаешь, мама тебя убьет, если узнает, что ты, по сути, благословил меня на лишение невинности сына епископа.
— Таннер, — по тону отца трудно сказать, хочет ли он посмеяться или же отвесить мне подзатыльник. Кажется, он и сам не решил.
— Шучу. До этого у нас не дошло.
С громким звуком папа ставит кружку на полированную столешницу.
— Танн, рано или поздно дойдет. А я всего лишь хочу быть уверен, что ты осторожен.
Когда я открываю банку, раздается приятное шипение.
— Я не допущу, чтобы он от меня забеременел. Обещаю тебе.
Папа закатывает глаза, и, словно специально выбрав момент, в дверном проеме кухни появляется мама.
— Что-что? — с огромными глазами переспрашивает она. На ней сегодня ночная рубашка с надписью «ЖИЗНЬ И ТАК СЛИШКОМ КОРОТКА», сделанной радужными буквами над аббревиатурой ЛГБТ.
Папа смеется.
— Нет, Дженна. Он просто был с Себастьяном, но не в том смысле, про который ты подумала.
Нахмурившись, мама смотрит то на него, то на меня.
— Ну и что же я подумала?
— Что у них с Себастьяном… все серьезно.
Я тут же поворачиваюсь к нему.
— Эй, вообще-то, у нас с ним действительно все серьезно.
— Ты сейчас имеешь в виду любовь? — уточняет мама. — Или секс?
— И какая из этих двух проблем большая? — со стоном спрашиваю я.
— Здесь нет проблем, Танн, — осторожно подбирая слова, говорит папа, поглядывая на маму. Судя по их молчаливому обмену взглядами, они обсуждают мои отношения с сыном епископа гораздо чаще, чем что-либо еще.
— Знаете, а вам крупно повезло, — говорю я им обоим и подхожу заключить маму в объятия. Она расслабляется и обнимает меня в ответ.
— Это еще почему? — спрашивает мама.
— Раньше я вас еще ни разу так не пугал.
Папа хохочет.
— Из-за тебя у нас было несколько сердечных приступов, Таннер. Не обманывайся, пожалуйста.
— Но сейчас все куда серьезней.
Отец снова становится серьезным.
— Я думаю, твоей маме принять происходящее гораздо тяжелее, чем она пытается показать, — говорит он. Уткнувшись лицом мне в грудь, мама согласно хмыкает. — Это провоцирует большую волну эмоций. Поднимает со дна много гнева. Наверное, немало и грусти. Она хочет защитить тебя от всего этого.
В груди становится тесно, и я сильней сжимаю ее в объятиях.
— Я понимаю.
Мамины слова звучат приглушенно:
— Мы так тебя любим, малыш. И хотим, чтобы ты жил в более прогрессивном городе.
— Как только получу письмо из колледжа, убегу без оглядки, — с широкой улыбкой говорю ей я.
Мама кивает.
— Молюсь, чтобы UCLA в этом плане не подкачал.
Папа смеется в ответ.
— Просто будь осторожен, ладно? Будь внимателен.
Знаю, он сейчас не имеет в виду секс. Подойдя к нему, я обнимаю его за плечи.
— Может, ты перестанешь так сильно беспокоиться? Со мной все в порядке. Мне нравится Себастьян, и я вполне осознаю всю сложность ситуации.
Мама подходит к холодильнику взять что-нибудь перекусить.
— Если даже не принимать во внимание его родителей и их чувства, ты знаешь, что его могли выгнать из университета только за то, что он провел вечер с тобой? Со времен моей юности Церковь по отношению к своим последователям во многом стала более благосклонной, но нормы поведения Университета Бригама Янга не позволяют ему делать хоть что-нибудь из того, чем вы сегодня занимались.
— Мам, день, когда я смогу просто получать удовольствие от отношений, он когда-нибудь настанет? — честное слово, сейчас мне меньше всего хочется анализировать каждую мелочь. Я и так каждый день именно этим и занимаюсь. — Проблема не в нас с Себастьяном; она в самих правилах.
Мама смотрит на меня через плечо и хмурится. Папа тут же вступает в разговор.
— Я понимаю, о чем ты, но все не так просто. Только лишь из-за ошибочных правил нельзя делать что хочется.
Приподнятое настроение от вечера наедине с Себастьяном начинает испаряться, поэтому мне хочется уйти из кухни как можно быстрее. Паршиво, что я чувствую себя так из-за родителей. Мне нравится иметь возможность все и всегда им рассказывать. Нравится, что они хорошо меня знают. Но каждый раз, когда мы обсуждаем наши с Себастьяном отношения, их забота обо мне превращается в тень, падающую на все вокруг.
Поэтому я принимаю решение ничего не отвечать. Чем дольше буду спорить, тем более спокойно они станут рассуждать. Вздохнув, папа еле заметно мне улыбается и кивком дает понять, что я могу уйти. Он словно чувствует, что мне необходимо сбежать и трансформировать этот вечер в текст.
Поцеловав маму, я мчусь вверх по лестнице. Слова в голове бушуют и рвутся соскользнуть с пальцев. Все произошедшее, как и все испытанные чувства, строчками струятся из меня.
Когда слова иссякли, но эмоции все еще продолжают переполнять грудь — от воспоминаний, как Себастьян с расслабленной и удовлетворенной улыбкой снова рухнул на спину на капот, — я беру свои стикеры и забираюсь в кровать.
МЫ ПРОВЕЛИ ДЕНЬ В ПОСТРОЙКЕ.
«НА БЛАГО ЛЮДЯМ», — СКАЗАЛ ОН.
НОВЫЙ ОПЫТ, НОВОЕ МЕСТО, НОВЫЕ ДЕТАЛИ.
ПРОСТО ПРИЙТИ И БЫТЬ БЕЗОГОВОРОЧНО ПРИНЯТЫМ.
НО МНЕ ПОНРАВИЛОСЬ, И Я СКАЗАЛ ЕМУ ОБ ЭТОМ.
ОН ПОЛОЖИЛ ДОСКУ НА ПЛЕЧО, СЛОВНО ШТЫК, И Я ЧУТЬ БЫЛО НЕ ЗАСМЕЯЛСЯ, РАЗМЫШЛЯЯ, КАКОВО ЭТО — ВЛЮБИТЬСЯ В СОЛДАТА ПО ТУ СТОРОНУ ПОЛЯ БОЯ.
Я закрываю глаза.
***
Наверное, этого стоило ожидать. После субботнего вечера я должен был предугадать, что в понедельник отношения между нами станут натянутыми, поскольку в воскресенье Себастьян много времени провел в церкви.
Когда после обеда я прихожу на Семинар, Себастьян не поднимая головы что-то читает, но мне заметно, что он ощущает мое появление — расправляет плечи и, тяжело сглотнув, прищуривается.
Даже Одди заметила неладное. Она садится рядом, отодвигает книги в сторону и наклоняется ко мне.
— В чем дело? — тихо спрашивает она. — У вас все в порядке?
— А что такое? — я окидываю Себастьяна взглядом, словно не понимаю, о чем речь, и пожимаю плечами. — Уверен, с ним все нормально.
Но внутри ощущаю беспокойство. Вчера он ничего мне не написал. А сейчас не хочет смотреть в мою сторону.
Что-то не так. И как бы легкомысленно я ни старался отмахиваться от беспокойства своих родителей, похоже, проблем мне все равно не избежать.
В класс врывается Эшер с сидящей у него на спине и визжащей Маккеной, а когда он опускает ее на пол самым неприличным образом, все замолкают.
С хихиканьем она скользит вниз, в то время как он завел руки за спину и держит их у нее на заднице. Их появление настолько нелепо, настолько призвано привлечь всеобщее внимание, что даже Буррито-Дэйв с недоумением спрашивает:
— Чувак, ты в своем уме?
И тут, словно объявляя о своем воссоединении, они целуются на глазах у всего класса.
— Ну допустим… — с досадой говорю я. Макэшеры публично демонстрируют свои чувства, и окружающим плевать. Все только глаза закатывают. Кстати, они оба мормоны, и, если я не ошибаюсь, не должны так себя вести в принципе — не только в школе. Но разве кто-нибудь будет их высмеивать, сторониться или угрожать им? Нет. Епископу на них никто не пожалуется. Из школы их не выгонят. И тем не менее, Макэшеры — главные генераторы шумихи в классе — теперь снова вместе, потому что, видимо, им стало скучно из-за отсутствия сплетен, которые они бессознательно подпитывают, чтобы людям было что о них болтать. И я готов поспорить на что угодно: Макэшеры занимались сексом всеми мыслимыми и немыслимыми способами. При этом Эшер все равно уедет на миссию, а после возвращения женится на хорошей мормонской девушке — возможно, даже на Маккене — и будет лицемерно вещать о ценностях СПД, как и все остальные. В то время как Себастьян не может всего лишь посмотреть на меня во время урока, потому что, как мне кажется, ругает себя за сравнительно невинные прикосновения, которые мы позволили себе в субботу.
Мое мрачное настроение сменяет начинающая закипать ярость.
— Кажется, это предстоящий выпускной сделал их более любвеобильными, — замечает сидящая рядом Отем.
— Или вконец отчаявшимися, — я вытаскиваю из рюкзака ноутбук и снова смотрю в сторону Себастьяна. Он так ни разу ко мне и не повернулся.
Жаль, что я не могу бросить в него чем-нибудь и громко крикнуть: «ЭЙ, ТЫ ЧТО, УЖЕ НЕ ПОМНИШЬ МЕНЯ?» Вместо этого достаю телефон и отправляю ему смс:
«Привет. Я тут».
Потом наблюдаю, как Себастьян достает из кармана телефон и читает.
Затем оборачивается через плечо и еле заметно улыбается, так и не встретившись со мной взглядом — посмотрев куда-то поверх моей головы, — а потом опять отворачивается.
Мои мысли превращаются в кашу. В памяти всплывает успокаивающий голос мамы, говорящий мне, что Себастьян скоро уезжает и что мормонов мне все равно никогда не понять. Как быть, если Себастьян молился и впервые почувствовал себя после этого хуже?
В классе все шумят и болтают, а я словно по спирали проваливаюсь в какую-то пустоту. Черновики писать закончили почти все, и Фудзита дает советы, как улучшить работу. По крайней мере, так мне кажется. Хорошо, что Отем дотошно за ним записывает, поскольку я не в состоянии понять ни слова. Я склоняюсь над новой пачкой стикеров и пишу.
Дата добавления: 2018-10-27; просмотров: 144; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!