СЕБАСТЬЯН И ТАННЕР ВСТРЕЧАЮТСЯ 12 страница
Ее слова бьют по самому больному. Я выхватываю у нее свой телефон.
— Ну ты и стерва.
***
Даже во второй раз дом Себастьяна все так же пугает. Уже по фасаду можно все понять о семье, которая здесь живет. Дом белый и аккуратный, поддерживаемый в чистоте, но не чрезмерно. Выглядит гостеприимно и уютно, но при этом я словно могу его испортить: оставить где-нибудь отпечатки своих пальцев… например, на коже их старшего сына.
Внедорожник Бразеров стоит внутри незакрытого гаража, а на подъездной дорожке припаркован новый Лексус. Видимо, он принадлежит дедушке с бабушкой Себастьяна. Проходя мимо, я смотрю на свое отражение в пассажирском окне, и моя нервозность усиливается вдвое. Как мне выдержать ужин в обществе самой добропорядочной семьи в Прово, не показав себя при этом влюбленным по уши, коим, собственно, я и являюсь?
Может, Хейли действительно была права: это действительно плохая идея.
Собравшись с духом, я звоню в дверь. Звук эхом проносится по дому, после чего слышится голос Себастьяна:
— Я открою!
В груди стремительно нарастает волнение.
Дверь распахивается, и от одного его появления мне становится нечем дышать. После занятий я Себастьяна не видел — а тогда все было неловко и немногословно. И в тот раз он на меня даже не взглянул, но сейчас все наоборот. Каждый нейрон, который отвечал за беспокойство, стоит ли мне сейчас здесь находиться, растворяется в сером веществе мозга.
|
|
Закрыв за собой дверь, Себастьян выходит на крыльцо. На нем брюки и белоснежная рубашка с расстегнутым воротничком. Тот открывает вид на гладкую шею, ключицы и верх груди, большая часть которой скрыта. У меня текут слюнки.
Интересно, у него был галстук? Который он снял ради меня?
— Спасибо, что пришел, — говорит Себастьян.
Сердце бьется отчаянно быстро, а при попытке как-то ослабить это напряжение возникает чувство, будто между ребер всадили нож. Мне хочется как можно скорее сказать ему, что я планирую переписать всю книгу, но вместо этого из меня вырывается:
— Спасибо, что пригласил.
— Ага, — говорит он и, сделав шаг вперед, показывает на дверь. — Все это, скорее всего, окажется довольно скучным мероприятием. Решил предупредить заранее. И заранее прошу прощения, если они начнут говорить про церковные дела, — Себастьян проводит рукой по волосам, и я тут же вспоминаю, какие они были на ощупь во время нашей прогулки. — Удержаться они не смогут.
— Да ладно. Ты только взгляни на меня: я просто обожаю разговоры про церковные дела.
Себастьян смеется.
— Даже не сомневаюсь, — глубоко вздохнув, он приглаживает волосы, поправляет рубашку и поворачивает дверную ручку.
|
|
Я останавливаю его, положив руку ему на плечо.
— Ситуация действительно странная, или это только мне так кажется?
Я отдаю себе отчет, что пытаюсь поймать хоть какой-то намек на то, помнит ли Себастьян, чем мы занимались, и понравилось ли это ему.
Прозвучавший ответ компенсирует все тревоги недели.
— Не только тебе, — его взгляд встречается с моим, а на лице появляется самая потрясающая улыбка, какую я только видел. Ни на одном висящем внутри семейном портрете Себастьян так не улыбается.
Повинуясь импульсу, вдруг говорю:
— Я решил заново начать книгу.
Себастьян смотрит на меня с искренним удивлением.
— Правда?
— Да, — отвечаю я, тяжело сглатывая и почти задыхаясь от ускорившегося пульса. — Я не могу перестать думать о… Обо всем… но понимаю, что не смогу тогда сдать книгу, — живот скручивает от беспокойства из-за необходимости начать книгу по-новой и одновременно от радости его видеть. Из-за этой нервозности легко врать. — И я уже успел кое-что написать.
Кажется, он хотел услышать именно это, и выражение его лица мгновенно светлеет.
— Это хорошо. Я могу тебе помочь, — в течение нескольких секунд Себастьян смотрит на мой рот, но потом поднимает взгляд. — Готов?
Когда я киваю, он открывает дверь и подбадривающе смотрит на меня, после чего мы заходим в дом.
|
|
Внутри пахнет свежевыпеченным хлебом и жареной индейкой, а из-за прохладной погоды окна слегка запотели. Я иду вслед за Себастьяном мимо небольшой главной гостиной — привет тебе снова, фотография семнадцатилетнего Себастьяна, привет всем вам, Иисусы, привет и тебе, жестокая надпись на табличке, — к некоему объединенному пространству, где в одном конце семейная комната, а в другом кухня.
Там сидит мужчина — как я понимаю, отец Себастьяна — и смотрит телевизор.
Увидев нас, он встает. Епископ Бразер выше Себастьяна сантиметров на пять, но у него такого же цвета волосы и такая же расслабленная манера держаться. Даже не знаю, кого я ожидал увидеть — кого-то более пугающего, наверное, — но он застает меня врасплох, протягивая руку для пожатия и улыбаясь точно такой же улыбкой, как у сына.
— Ты, наверное, Таннер, — ярко-голубые глаза отца Себастьяна светятся радостью. — Я много о тебе слышал.
Он… Что он сейчас сказал?
Я неуверенно кошусь в сторону Себастьяна, который демонстративно смотрит в сторону.
— Да, сэр, — отвечаю я и тут же поправляюсь: — То есть епископ Бразер.
Он смеется и кладет руку мне на плечо.
|
|
— Я только в церкви епископ Бразер. Зови меня Дэн.
Мой отец ни за что бы не одобрил, что я называю по имени кого-то из родителей своих друзей, но спорить не решаюсь.
— Хорошо. Спасибо, мистер… Дэн.
По лестнице спускается пожилой мужчина. Его темные волосы вьются у ушей, но несмотря на строгость костюма и начинающие седеть виски, он выглядит моложе и даже немного по-хулигански.
— Аарону требовалась помощь с лего. А когда он спросил, как мне удалось сообразить, что нужно делать, я упомянул про свой диплом инженера. Теперь Аарон тоже хочет пойти учиться на инженера, чтобы строить из лего всю свою жизнь. Должно получиться, как мне кажется.
Себастьян подходит ко мне.
— Дед, это Таннер. Мой друг с Семинара.
На меня внимательно смотрят уже такие знакомые ярко-голубые глаза.
— Еще один писатель! — восклицает он и протягивает руку. — Я Эйб Бразер.
— Приятно познакомиться, сэр, — отвечаю я. — И это Себастьян писатель. Я же больше похож на мартышку, которую допустили к клавиатуре.
Дэн с его отцом смеются, а Себастьян смотрит на меня, нахмурив брови.
— Неправда.
Я сквозь смех бормочу что-то вроде «Ну ладно, как скажешь». Потому как, если честно, сам факт, что я могу писать лишь о происходящем день за днем, а потом даю ему прочитать урезанную версию глав, до сих пор довольно унизителен.
На кухне Себастьян знакомит меня со своей бабушкой Джуди, которая интересуется, поблизости ли я живу. Наверное, это завуалированный вопрос, из какого я прихода.
— Он живет недалеко от загородного клуба, — отвечает за меня Себастьян и спрашивает, надо ли чем-нибудь помочь. В ответ звучит отказ, и тогда Себастьян говорит, что в таком случае мы пойдем поработаем над моей рукописью.
Мою кожу словно окатывает ледяной водой.
— Хорошо, дорогой, — отвечает его мама. — Ужин будет готов минут через пятнадцать. Скажи сестрам, чтобы шли мыть руки, ладно?
Кивнув, Себастьян ведет меня по коридору.
— Я не взял с собой новую рукопись, — шепчу я, пока мы поднимаемся по лестнице. Мне стоит немалых усилий держать взгляд опущенным и не таращиться на Себастьяна сзади.
Наверху коридор разветвляется в две стороны.
Здесь расположены спальни.
Я наблюдаю за тем, как Себастьян подходит к комнате Фейт. Внутри ее спальни все пушистое и розово-фиолетовое, с намеками на уже начинающийся подростковый возраст со всей сопутствующей жутью.
Постучав в приоткрытую дверь, он заглядывает в комнату.
— Скоро ужинать, иди мой руки, хорошо?
Она что-то ему отвечает, и Себастьян уходит.
— Ты меня слышал? — на этот раз чуть громче шепчу я. — Никакой рукописи у меня с собой нет.
Кажется, я сделал огромную ошибку, дав ему понять, что работаю над новой книгой. В скором времени он захочет ее увидеть, так ведь?
Посмотрев на меня через плечо, Себастьян подмигивает.
— Я слышал. И позвал тебя сюда не ради работой над твоим текстом.
— А-а… ладно.
Ухмылка Себастьяна становится озорной.
— Наверное, я должен показать тебе дом.
Мне и так понятно, что показывать тут особо нечего — здесь, наверху, только четыре двери и все, — но я киваю.
— Родительская спальня, — показывая самую большую из комнат, говорит он. Над их кроватью висит еще одно фото храма в Солт-Лейк-Сити, а рядом оформленные в рамку слова «СЕМЬЯ — ЭТО НАВСЕГДА». На стенах развешаны детские фотографии, сделанные в школе или во время каникул, и на каждой радостные улыбки. — Дальше ванная, комната Фейт и комната Аарона. А моя внизу.
Мы возвращаемся на первый этаж, потом поворачиваем и спускаемся на еще один пролет вниз. Наши шаги приглушены толстым ковром, а голоса в доме становятся все тише и тише.
Для цокольного этажа тут довольно светло. С лестницы открывается вид на еще одну семейную комнату с телевизором, диваном и креслами-мешками с одной стороны и мини-кухней с другой. Сбоку расположено несколько дверей, и Себастьян показывает на первую.
— Это комната Лиззи, — проходя мимо, говорит он, а потом кивает на следующую: — А здесь моя.
От возможности увидеть комнату Себастьяна мое сердце начинает биться уже где-то в горле.
Здесь он спит.
Здесь он…
Я разочарован, что спальня насколько аккуратная. Придется отставить мысли о Себастьяне на измятых простынях в сторону. На полке над флагом Бригам Янг Кугарс в ряд выставлены футбольные награды. В углу стоит огромная пенопластовая голубая ладонь с вытянутым указательным пальцем и нанесенной на ней буквой Y. Я представляю Себастьяна на одной из игр. Кричащим вместе с толпой, широко улыбающимся и со стремительно колотящимся сердцем. Пока я иду кругом по его комнате, ни к чему не прикасаясь, а лишь наклоняясь получше рассмотреть фотографии и корешки книг, Себастьян стоит в дверях.
— Жаль, что у меня не было возможности как следует рассмотреть твой дом, — замечает он, и я оглядываюсь на него через плечо.
— В следующий раз, — с ухмылкой отвечаю я. И моментально немею всем телом от самой мысли, что у нас будет следующий раз. — Признаюсь, меня удивило приглашение на семейный ужин после… — я делаю паузу и ищу подходящие слова, но Себастьян понимает, о чем речь, и румянец поднимается с его шеи на скулы.
— Мама любит знать обо всех, с кем мы общаемся, – поясняет Себастьян. — У меня мало друзей.
— А-а.
— Думаю, она хочет узнать тебя получше, — добавляет он и быстро поднимает руки. — Никакой пропаганды и вербовки, честное слово.
У меня сам собой вырывается следующий вопрос:
— Как считаешь, она думает, что я… — замолчав, я многозначительно поднимаю брови.
— Сомневаюсь, что маме это в принципе придет в голову. Наверное, ей просто хочется познакомиться с моими друзьями, тем более если она не знает их по церкви.
От взгляда Себастьяна у меня внутри разворачивается игра в пинбол. Разорвав зрительный контакт, я смотрю по сторонам. Здесь повсюду книги: на полках, стопкой стоящие на полу у его кровати и лежащие на письменном столе. Рядом с компьютером замечаю Библию в кожаной обложке на молнии. Сверху золотыми буквами вытиснены инициалы Себастьяна.
— Э-э-э… она для церкви, — поясняет он и подходит ближе. Расстегивает молнию и листает тонкие страницы.
— Огромная какая.
Себастьян издает короткий смешок.
— Называется «Образцовые труды», — говорит он. Забрав книгу у него из рук, я чувствую ее тяжесть.
— Тут полно правил.
— Если говорить в таком ключе, то да, — наклонившись, Себастьян открывает книгу и показывает пальцем на оглавление. — Но видишь? Тут не одна книга. Здесь Библия, Книга Мормона, «Учение и Заветы» и «Драгоценная жемчужина».
Подняв голову, я с удивлением смотрю на Себастьяна, стоящего так близко.
— Ты все здесь читал?
— По большей части. А кое-что и не по одному разу.
Мои глаза готовы выскочить из орбит. Даже не сомневаюсь, что от этих книг меня начало бы клонить в сон. Мормон из меня получился бы хуже некуда. И я бы лучше переждал всю жизнь, как Рип Ван Винкль [герой одноименной новеллы Вашингтона Ирвинга; он проспал в горах 20 лет, после чего вернулся в родную деревушку, когда все его знакомые уже умерли — прим. перев.], чем терпеть все это.
— Когда у меня возникает вопрос, — говорит Себастьян, — я знаю, что найду ответ здесь.
Я снова опускаю взгляд на книгу. Как Себастьян может быть так в этом уверен? Как может целовать меня на тропе и по-прежнему соглашаться с написанным в этих книгах?
— И чем все это отличается от Библии? — кажется, мне уже давно пора узнать разницу. В общем-то, я и с Библией толком не знаком, но уверен, что различия есть.
— Ты ведь не хочешь знать об этом, верно? — он насторожен и говорит неуверенно.
— Может и так. Просто расскажи мне о мормонах, но версию для чайников.
Со смехом Себастьян забирает у меня книгу и открывает на нужной странице. Мы и так стоим достаточно близко, но мне приходит в голову мысль придвинуться еще ближе, а если кто-нибудь войдет, то решит, что мы всего лишь вместе читаем священное Писание.
— Книга Мормона — это еще одно свидетельство, что Иисус существовал и был сыном Божьим, — Себастьян бросает взгляд на меня, будто проверяя, слушаю ли. Увидев, что я не отвлекаюсь, он сдерживает улыбку и возвращается к книге в своих руках.
— Она основана на Библии и кратко описывает план, который есть у Господа на своих детей, — снова посмотрев на меня, он тихо добавляет: — Под детьми подразумеваемся все мы.
Я смеюсь.
— Это я уловил.
Он с веселой улыбкой снова бросает взгляд в мою сторону.
— В «Учении и Заветах» говорится об откровениях Джозефа Смита и других пророков, которые они получили от Бога. Это способ получить наставления от современных пророков в современных реалиях. А вот эта книга, — Себастьян открывает следующую часть, — «Драгоценная жемчужина», являет собой свидетельство жизни пророка Авраама в Египте, когда он был еще молод. По мере роста Церкви встала необходимость собрать воедино рассказы, переводы и факты, чтобы люди смогли о них узнать. В некотором роде, эти книги — инструменты. Если ты читаешь и искренне молишься, то сможешь найти ответы на свои вопросы и без тени сомнения знать, что эти слова — истина.
Я не осознавал, насколько внимательно его слушал, до тех пор пока не поднял голову и опять не встретился с Себастьяном взглядом. В сказанное лично я не верю, но в его голосе есть сила и убежденность, которая побуждает меня ловить каждое произнесенное им словом.
— А ты здорово в этом разбираешься, — замечаю я и чувствую, что во рту стало сухо. — Ты не думал… не знаю… учить всему этому во время миссии? И сделать себе табличку «Ушел крестить народ»?
Себастьян смеется, на что я и рассчитывал, но теперь, когда возникла тема его отъезда на миссию, мне хочется задать ему побольше вопросов. Как он думает, куда его отправят? Что он там будет делать? С кем он там будет? Существуют ли какие-то лазейки в этом правиле не контактировать ни с кем из знакомых? Будет ли в его жизни место для меня — хоть какое-нибудь?
— Немного, — с ухмылкой отвечает он. Наступает молчание, и его взгляд опускается на мои губы.
Вспоминает ли он о нашей прогулке так же часто, как это делаю я? Я засыпаю и просыпаюсь с мыслями о ней. Мне так сильно хочется его поцеловать. А если судить по выражению его лица и участившемуся дыханию, думаю, ему тоже.
***
Когда мы возвращаемся, все уже сидят за столом. Вокруг него по четыре стула у каждой из сторон и по одному с торцов для родителей. Себастьян занимает пустой стул рядом со своим отцом, а я сажусь слева от Себастьяна. Со мной сидят Лиззи и Аарон, а напротив их бабушка с дедушкой и Фейт.
На столе расставлены тарелки и сервировочные блюда с едой, к которой никто не приступает. Когда Себастьян легонько пинает меня под столом и кивком показывает на свои сложенные руки, я понимаю, почему.
Точно. Время молитвы.
— Отец наш небесный, — начинает Дэн, закрыв глаза и склонив голову. Я тут же делаю то же самое. — Мы благодарим Тебя за пищу и милость Твою, которые Ты ниспослал нам. Благодарим Тебя за близких и новых друзей, которых Ты привел к столу нашему. Прошу, благослови эту пищу, чтобы она напитала и укрепила наши тела и умы, и мы могли бы следовать Твоим наставлениям. Прошу, благослови всех тех, кого нет рядом с нами, и пусть они найдут безопасный путь домой. Мы благодарим тебя за все, Господи, и просим о Твоем благословении. Во имя Иисуса Христа, аминь.
Над столом раздается общее тихое «Аминь», и тишины больше нет. Все позвякивают столовыми приборами и передают друг другу блюда. Фейт просит куриных наггетсов, Аарон спрашивает, поиграет ли папа с ним в мяч завтра после школы, а Лиззи рассказывает о грядущей поездке в летний лагерь для девочек.
Я смотрю на выбор напитков: вода, молоко, клубничная газировка Shasta и, что еще хуже, рутбир. Естественно, нигде ни капли кофеина. Наливаю себе воды со льдом.
Дэн передает Себастьяну тарелку с индейкой и улыбается мне.
— Таннер, Себастьян говорил, что ты из Калифорнии.
— Да, сэр. Из Пало-Альто.
Положив себе немного мяса, Себастьян держит тарелку для меня и подбадривающе улыбается. Мой мизинец соприкасается с его. Ощущение от этого едва заметного контакта я буду помнить еще несколько часов.
Эйб подается вперед и ловит мой взгляд.
— Ты переехал из Калифорнии в Юту? Должно быть, это ощутимая перемена.
Я смеюсь.
— Еще какая.
Со своего конца стола на меня с сочувствием смотрит мама Себастьяна.
— Не могу себе представить, каково это — переехать из мест, где солнце светит почти круглый год, туда, где мрачные и снежные зимы.
— Это не так уж и плохо, — возражаю я. — Здесь очень красивые горы, а туманов мне и там хватало.
— Ты катаешься на лыжах? — спрашивает меня Джуди.
— Немного. Хотя бы раз в год мы ездим на трассы в Сноубёрд или к Каньонам.
— Всей семьей? — снова вливается в беседу мама Себастьяна.
Я киваю и, взяв блюдо с картофелем, запеченным с сыром, кладу немного себе в тарелку.
— Ага. Нас тут четверо. У меня есть младшая сестра Хейли.
— Какое красивое имя, — замечает мама Себастьяна.
— Мои родители обожают прогулки и активный отдых, — говорю я. — Папа ездит на велосипеде, а мама обожает бегать.
Прожевав и проглотив, отец Себастьяна спрашивает:
— А чем они занимаются? Себастьян сказал, что вы переехали сюда из-за работы твоей мамы.
Этот ваш Себастьян знатный болтун.
Сделав глоток воды, я ставлю стакан на стол.
— Да, сэр. Она технический директор в NextTech.
За столом заинтересованно хмыкают.
— Когда здесь открыли филиал, ей предложили его возглавить, — еще больше интереса со всех сторон. — Она пишет код. В Калифорнии она работала в «Гугл», а теперь здесь.
— Ого, — произносит Дэн, явно впечатленный. — Должно быть, это отличная работа, раз ради нее она уволилась из «Гугл». Я слышал, платят у них очень неплохо.
— А его отец врач в долине Юты, — добавляет Себастьян. Я с улыбкой поворачиваюсь к нему. Он хвастается. Он гордится мной.
Глаза Джуди удивленно округляются.
— Я каждую среду работаю там как волонтер! Как его зовут?
— Пол Скотт. Он кардиохирург.
— Я его знаю! На том этаже мне приходится бывать нечасто, но все говорят, что он добрейшей души человек. Он еврей, верно? — удивленный, что бабушка Себастьяна не знакома с ним, но при этом идентифицирует его как еврея, я киваю. — Он всегда очень внимательный, и медсестры его очень любят, — потом она подается вперед и драматическим шепотом добавляет: — И он очень симпатичный, если мне будет позволено это сказать.
Дата добавления: 2018-10-27; просмотров: 124; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!