PS. Жора – Георгий Александрович Чуич ушел от нас в мае 2013 года. 21 страница
Нам нужно было убедиться самим, способны ли мы продлить чью-либо жизнь (не мушек, конечно, не крыс и мышей, не слона и не какой-то там тли) хоть на час или день. Но этот час или день должен быть нашим. И этим «нашим» мы должны распоряжаться по своему усмотрению – сокращать и удлинять, мерить, резать, кроить.
- А что ваш монарх, - спрашивает Лена, - он…?
- Да, миллионы исправно поступали на наши счета. Ему перевалило, кажется, за… Но нас уже влекла мысль о клонировании.
Вот мы и бились над этим, вот Жора и дергал меня за ниточку честолюбия: «зачем?!.». Мы понимали друг друга и без этого дурацкого «зачем?!.». Конечно, можно было бы идти традиционным путем, как все – размотать ДНК Брежнева, вырезать куски, хранящие информацию о болезнях, и заменить их «здоровыми». Нужно было это проделать с каждой «больной» клеткой всего организма. Как? Мы решили решить эту задачку с помощью наносом, этих вездесущих молекулярных инструментов, использование которых позволило бы провести прецизионный ремонт генетических поломок. Наносомы уже широко использовались в мире, Жорины ребята прекрасно освоили технологию их приготовления в нашей кухне, и мы были готовы сварить эту молекулярную кашу. И, конечно же, мы без сомнения жаждали присобачить к выхолощенному геному Брежнева куски генов секвойи и черепахи, точно так, как мы это применили для нашего покровителя-монархиста и для многих других. Наша тактика себя оправдала, и мы не думали от нее отказываться. В случае удачи нас ждали успех, награды, слава, в случае неудачи – мы не знали бы, куда бежать, где прятаться и как жить дальше. Мы рисковали? Еще бы! Наши головы висели на волоске над черной пропастью жесточайшей расправы, и дамоклов меч был наготове. И все же мы оправдывали этот риск будущей свободой. Да, шкуру, которую мы бы получили за час жизни Брежнева, мы достойно разделили бы между собой, всем бы досталось по хорошему куску, но главное – этот кусок сделал бы каждого из нас спокойным, добрым, сытым и свободным. И чуть-чуть счастливее! Ибо, что такое свобода, как не ощущение счастья? Ну и, по крайней мере, мы просто хотели удовлетворить свое любопытство.
|
|
|
Работая с клетками Брежнева, меня так и подмывало высветить их в «Кирлиане», уточнить, так сказать, их святость. Какова их аура?
Это не составляло большого труда, но до этого пока не доходили руки. А Юрка Маковецкий, в совершенстве овладевший методикой Кирлиана, вдруг стал лейтенантом пограничных войск. В самом центре Москвы!
- Кто такой Маковецкий?
- Да так…
Глава 10
Однажды Жора спросил меня в лоб:
- Слушай, тебе не кажется, что мы просто стучимся не в ту дверь?
|
|
|
Значит, сомнения терзали и Жору! Прошел месяц. Под вечер подъехал эсэс – наш генерал – и потребовал отчет.
- Вы сидите тут на сдобных хлебах, дуете пиво и жрете балык...
Мы молчали. Жора полулежал в своей излюбленной позе с ляжками на подлокотниках. Он даже век не поднял, когда тот вошел: курил свою трубку. Я тоже не спорил. Такой тон был в стиле поведения генерала, он понимал, что мы работаем, что называется, на износ, и мы знали, что в конце концов он произнесет свое крепкое кривое слово.
- Этот наш хер будет жить или нет?
Вопрос был поставлен колом, и каждый из нас знал, что ответа здесь может быть только два: «да» или «нет». И мы продолжали молчать.
Эсэс не любил Брежнева, но эта его нелюбовь никого не интересовала. Была цель, были средства, надо было выполнять свой долг и взятые обязательства. Генерал налил себе коньяку и выпил.
- Что мне ему сказать? Вы же понимаете, что у него сотни шептунов, он никому не верит и мои уговоры подождать еще день или два ему до жопы...
Мы знали, чем весь этот разговор закончится, поэтому Жора взял на себя смелость сказать:
- Мы готовы...
Генерал на мгновенье умолк, рука его непроизвольно потянулась к кобуре, затем снова к бутылке.
- Нам необходимо следующее, – продолжил Жора и взял трубку в обе руки так, словно собрался вручать ее генералу как саблю. Я знал этот его жест – он принял решение.
|
|
|
На мгновение в комнате воцарилась тишина. Затем генерал произнес:
- Ну?..
- Первое, – сказал Жора и положил трубку на стол, – никто к нему с завтрашнего дня не должен прикасаться.
- К кому? – задал дурацкий вопрос генерал.
Жора выдержал паузу, снова взял трубку и сделал затяжку, медленно выпустил из себя облачко дыма и продолжал:
- Второе...
Я взял сигарету и тоже закурил.
- Второе, – повторил Жора, – его нужно усыпить, обездвижить, словом, выкрасть на пару дней, пока мы будем с ним возиться…
Было начало ноября, приближался всенародный праздник, и все, что требовал Жора от генерала, исполнить ему было сложно.
- Хорошо, – сказал, в конце концов, генерал, но если...
- Никаких «если», – оборвал его Жора, – теперь я генерал! Ты же…
Генерал умолк, перевел взгляд на Жору, секунду подумал, налил себе снова в стакан. А Жора оседлал своего боевого коня: ему нужно было пропитать генерала чувством его, генерала, огромной вины.
- Ты – не человек, ты – растение, – тихо произнес Жора, глядя генералу прямо в глаза. – Но не кактус, не баобаб и даже не киви. Ты даже не репейник – ты никогда не станешь Хаджи-Муратом! Ты – ползучая зелень, пригодная разве что для корма баранов или для подстилки свиней. И тебя непременно сожрет какая-нибудь корова…
|
|
|
Я поражался неожиданной смелости Жоры и понимал, что теперь никакие генералы и члены правительства над ним не властны, они для него – просто пыль, да, чердачная пыль, кролики, да, подопытные кролики... Раз уж вы идете ко мне, ползете, как жабы в мою пасть…
Как-то он произнес в сердцах:
- К богатству и власти, к свободе и славе нужно всегда быть готовым. Этому нужно учиться. А ты посмотри на этих держиморд-дармоедов! Разве они способны поделиться славой? А властью, а рублем? Дудки! А ведь щедрость – это первый признак красоты и величия, это вызов вечности. Отдавая частичку себя, ты обретаешь весь мир. Они не способны этого осознать, их кирпичные мозги не впускают в себя подобных мыслей. И вообще запомни: там, у них наверху, только вонь. Быть рядом с ними невыносимо, а прикоснуться к ним – значит провоняться на целый мир.
Я давно заметил, что Жора недолюбливал и был зол на тех, кто так или иначе ограничивал его свободу, но и создавал условия для безбедного существования.
Генерал проглотил Жорины слова, казалось, не обратив на них никакого внимания. Только покраснел, как хорошо проваренный рак.
- Что я должен делать? – спросил он.
- Взять жабу возрастом десять тысяч лет, – серьезно сказал Жора, – тысячелетнюю летучую мышь…
Генерал уставился на него стеклянными глазами, но Жора тихо и уверенно продолжал:
…высушить и пить порошок с молоком столетней кобылицы.
- Что ты несешь?! – возмутился генерал, и рука его снова потянулась к кобуре.
Какое-то время они ели глазами друг друга.
- Гм, гм! – выдавил генерал из себя.
И только после этого выпил.
А Жора неистовствовал:
- На что мы жизнь тратим! Эти пердуны, эти крутолобые уроды с квадратными рябыми мордами и заплывшими жиром свиными глазками… Они же не видят дальше собственного носа! Ублюдки, быдло!.. Зачем нам тратить лучшие годы на то, чтобы эти маразматики, эти свиные рыла прожили в своем сомнамбулическом состоянии и в полнейшей интеллектуальной прострации еще один день?
- Уймись, – примирительно сказал генерал.
- И не подумаю. Нет, ты скажи мне – зачем? Чем за эту минуту или год, которую ты ему подаришь, они осчастливят тебя, меня, человечество? Да ничем! Определенно, ничем!..
- Уймись же, – попросил генерал.
- А с какой такой радости, – наступал Жора, – я должен забивать свою умную голову никчемными и дурными мыслями о здоровье какого-то недоноска?
Жора вдруг разошёлся не на шутку в своём неистовстве. Таким я его прежде не видел.
- Он что болен? – спросил меня генерал, когда Жора куда-то вышел.
- На всю свою умную голову, – сказал я.
Я и сам так думал: с какой такой радости?
Иногда Жора давал волю своим чувствам, и тогда доставалось каждому, кто стоял у него поперек дороги. Я молил Бога, чтобы этого не случилось.
- Вся эта пузатая срань, эта шушера…, – Жору несло, – … это же шпана, ворье!.. Ворье в собственном доме!
- Никто этого не доказал.
Жора хмыкнул:
- Так сплошное ж ворье. Некому доказывать… Всех их нужно кастрировать, вырывать у них яйца, как больной зуб, чтобы их сперма никогда больше не покрывала землю своей зловонью…
Я любовался этой искренней злостью: мне доставляло удовольствие видеть живо сверкающие синью злые глаза, нарочито быструю жестикуляцию рук и его жаркий, не срывающийся ни на крик, ни на визг бархатный баритон, не забывающий в конце почти каждой фразы повторять неизменное «Определенно!».
- И скажи мне на милость, за что нам досталась такая кара? Разве мы заслужили лизать им замшелые задницы?.. И… могу ли я, в конце-то концов, увлекаться тайнами звезд, когда у меня вечно перед глазами смерть или рабство?
- На, выпей, – сказал генерал, наливая Жоре полный стакан, – и уймись, наконец. Я за эти задницы немало тебе плачу, не так ли?
Это была правда, от которой даже Жора не смог отмахнуться.
И все-таки мы тогда упустили еще один шанс испытать свои липосомы. Ведь достаточно было настоять на своем, сделать вождю крохотный укол, и мы бы, я в этом уверен, добились очередного успеха. Но уже в тот момент, когда Жора с желваками на скулах произносил свои злые слова, я понял, что никакого укола не будет. Я подумал, что он может уцепиться вождю даже в горло, чтобы никогда его больше не видеть.
Так, мне казалось, тратилось по пустякам драгоценное время, отведенное нам на земле.
Глава 11
Накануне праздника мы все-таки встретились с Брежневым, чтобы обсудить перспективы его дальнейшего пребывания на этой планете. Да, мы говорили откровенно и в таком высокопарном тоне, поднимая в его глазах значимость и величие его личности. Он слушал и кивал.
Когда речь зашла о возможном бессмертии – вечном существовании в форме клона, Брежнев остановил Жору поднятием своих роскошных бровей и коротко бросил:
- О каком бессмертии ты говоришь?
- Клонирование – это такой способ... – начал было объяснять Жора, но Брежнев не слушал его:
- Сколько я еще буду жить?
Он приготовил носовой платок, чтобы промокнуть слезившиеся глаза и геморроидальным взглядом уставился на Жору.
- В виде клона – вечно, – просто сказал тот.
Брежнев промокнул глаза, проморгался и, втянув, как конь, порцию воздуха через ноздри, задал еще один вопрос:
- Ты не все понимаешь, что я говорю?
Тишина продержалась ровно секунду.
- Если вы не умрете, то не будете жить, – как Иисус произнес Жора, и у него на скулах вдруг заиграли желваки злости.
- Ты, видимо, не по годам туговат на ухо, – прошамкал Брежнев.
- Мы вас мумифицируем, – поспешил Жора исправить положение.
- Как Ленина?
Брежнев задержал дыхание.
- Как фараона, – выстрелил Жора.
Брежнев глубоко вдохнул, улыбнулся и сказал:
- На хрена мне ваше бессмертие, я хочу просто немного пожить. Мне уже трудно дышать...
Наш последний довод – клонирование – вождь отверг.
- На прошлой неделе под колесами автомобиля, – сказал он, – погиб мой красавец кот. Это знак. Когда в меня стрелял полоумный, этот кот сидел у меня на коленях. Две обоймы были выпущены в Берегового. Чтобы знал, как носить мои брови. Тогда кот меня спас. А сейчас - некому…
Все были наслышаны о черном коте, которого подарил Брежневу Далай-лама. Говорили, что вождь нелегко пережил смерть любимца.
- Так что ни хрена у вас не получится, братцы-кролики вы мои, – обреченно заключил он.
- Есть еще один надежный способ, - сказал Жора, - золотой эликсир даосцев в нашей модификации. Вообще-то от смерти уйти нетрудно, гораздо труднее…
Брежнев, скривившись, молчал, Жора тоже ждал. С нами работал китаец Ши-Ханг Ти – представитель Ассоциации верующих даосов. Он знал секрет напитка бессмертия, но разговорить его нам так и не удалось. Кое-что мы, конечно, у него выведали и, возможно, Жора и хотел этим соблазнить Брежнева.
- Ну, - сказал, наконец, вождь.
- В одном из даосских монастырей, - издалека начал Жора, - жил старец Сунь Мин, возраст которого превышал пятьсот лет.
Знаменитые брови Брежнева медленно поползли вверх, он медленно повернул голову, и, выпрямившись в спине, так сказать, свысока посмотрел на Жору.
- Ну? – повторил он.
- Этот Сунь Мин, - продолжал Жора, - долгое время жил на восточных островах вместе с гениями, владевшими секретом этого напитка…
- Не тяни, кхм-кхм, кота за хвост, - сказал Брежнев
- В его состав входит 999 ингредиентов….
- Чего входит? – спросил Брежнев.
- БАВ, - пояснил Жора, - биологически активных соединений.
- Точно активных?
Жора кивнул.
- Ну?..
- В его состав входят киноварь, мышьяк…
- Ты хочешь отравить меня, как Наполеона?
- В гомеопатических дозах, - пояснил Жора еще раз, - минимум миниморум.
- Скажи по-русски.
- киноварь, мышьяк, толченый алмаз, сперма девственника, - перечислял Жора, - мумие, ладан, мускус, рог единорога, маточковое молочко…
- И что, эта сперма и рог помогут мне… эта… ну… с Ксюхой…
- Еще как! – сказал Жора. – Кин-тан способен не только…
И тут я услышал от Жоры такой рекламный спич о «золотом эликсире» кин-тан, который не снился ни одной западной фармфирме.
- И все это замешивается на талой воде, добытой с высочайших горных вершин. Нужно только…
- Хорошо, - перебил Жору Брежнев, - давай свою сперму с рогами и алмазами. Попробуем еще и эту вашу кашу, - заключил напоследок Брежнев и сплюнул, - я уже столько вашего говна переел, что мне ничего не страшно.
Он постоял минуту мумией, затем подошел к Жоре, обнял его и
неожиданно проговорил:
- Не, кхм-кхм, ешь сам свое говно.
- От смерти уйти нетрудно, - повторил Жора, - гораздо труднее…
- Ешь, ешь, - перебил его Брежнев, - кхм, сам-сам…
На этом наш разговор и закончился. Мы ушли от Брежнева не солоно хлебавши.
- Что «гораздо труднее»? – спросил я, когда мы брели к машине.
- Гораздо труднее, - сказал Жора, - уйти от нравственной порчи, вот что!
В тот день Жора был зол, как раненный вепрь - о него можно было зажигать спички. Я прежде никогда не видел его таким разъяренным.
Глава 12
- Понимаешь, – говорю я, – чему только не учат людей, наполняют черепа всякой всячиной, так сказать, образовывают, но...
- Понимаю.
Я смотрю на нее.
- Правда?
Она кивает.
- Но все эти знания только уводят людей от истины, верно?
Она кивает.
- Люди в растерянности: они не знают, где они, кто они, зачем?..
- Да, верно.
- Они говорят и думают на английском, немецком, французском, русском, на иврите и хинди, лопочут по-китайски вместо того, чтобы говорить и думать по-человечески.
- Да.
- Французский воробей, – продолжаю я, – с первого “чик-чирик” понимает еврейского, лошадь понимает лошадь, слон - слона и букашка - букашку. А люди?
Она слушает.
- Они придумали проблемы отцов и детей, белых и черных, сильных и слабых, богатых и бедных... Какая чушь!
- Да.
- Взаимопонимание – величайшее чудо из чудес. Так в чем же дело? Требуется язык взаимопонимания. Эсперанто! Но доступный каждому, как каждому воробью доступен язык зерна или продолжения рода. Попробуйте напоить верблюда, не испытывающего жажды! Закон потребления воды сидит в его шкуре, в горбах, и никто не в состоянии этот закон изменить. А люди? У гроба ведь карманов нет, нет. Требуется жертва. Такая же, как Иисус. Самопожертвование ради взаимопонимания и обретения повсеместного счастья. Разве не так?
Она снова кивает, она согласна.
Мне нравятся эти ее короткие односложные утверждения и кивки, которыми она участвует в разговоре, в большей части соглашаясь с моими взглядами и не провоцируя спора, который всегда, считаю я, уводит от истины, убивает ее тщеславными посулами. И я благодарен ей за это желание слушать и своим молчанием поддерживать тему разговора. Я доверяю ее чутью, интуиции, как доверяю собственной коже.
Когда она лежит совсем рядом в домашнем халатике, я не вижу ее обгоревших на солнце, пылающих румянцем ног, тонкого девичьего стана, не вижу ее глаз, живого восхищенного взгляда, не слышу, как бьется в ее груди большое открытое сердце…
Я ослеп и оглох? Умер?
- Помнишь, Флобер в конце пытался нарисовать картину жизни людей...
- В конце чего?
- Жизни. Он написал умную книжку – «Бювар и Пекюше». Два старика рассуждают о значимости наук...
- Не помню.
- Ее никто не читает: ужасно скучно.
Она тоже не читала ни «Бювара», ни «Пекюше», тем не менее, мне нравятся эти тонкие белые кисти рук, длинные пальцы с перламутровыми ноготками.
Половина восьмого.
- Где мы сегодня ужинаем? – спрашиваю я.
- Что же было в Копенгагене, – спрашивает Юля, – чем закончился саммит?
- Ничем.
- Ты так считаешь?
- Уверен.
- Почему?
- А ты как думаешь? – спрашиваю я.
- Потому что люди, – произносит Юля, – не воробьи… И даже не букашки…
Господи, думаю я, нельзя же так неистово любить ее!
И, не стесняясь, кулаком утираю слёзы…
- Ты… ты плачешь?
- А ты как думала!
Глава 13
Великий праздник Великой страны помешал нам тогда еще раз заполучить Брежнева в свои руки. У нас все было готово для инъекции наносом, но его уже успели упаковать в какое-то правительственное тряпье, сделали подвязки, подпорки, подвески, подкладки (доступ к телу напрочь был заблокирован) и выставили для обозрения ликующему народу. Как икону. Ему помогали приветственно махать рукой и поворачивать голову из стороны в сторону… Кукла на ниточках! Все было солидно, странно и чинно. Говорили, что торс его подпирал и удерживал жесткий корсет, а на ноги были надеты железные, не сгибающиеся в коленях латы. Как трубы. Кукловоды постарались отменно! Говорили, что вместо вождя выставили его двойника. Все это, конечно, выдумки злопыхателей, но, вполне вероятно, что в этих сплетнях были и крупицы правды. Кто теперь знает?..
Было холодно и вьюжно, мы не пошли на Красную площадь, сидели у Жоры в Сокольниках, хлебали грибной суп с гречкой и даже ни о чем не спорили. Молча пялились в телевизор, наблюдая за тем, что происходит на праздничной арене страны. Ирина еще спала, а нам было любопытно, как выглядит Брежнев с трибуны Мавзолея в цветном изображении. Мы жили ожиданием его появления на экране, но он не спешил к нам навстречу. С экрана глядели радостные возбужденные лица народа, торжество идей коммунизма не спеша и уверенно шествовало по брусчатке, лились велеречивые речи героев страны. Комбайнеры и доярки, космонавты и поэты, все произносили одно только слово: слава, слава, слава... Говорили, что на трибуне будет двойник, поскольку сам Брежнев уже не в состоянии передвигать ноги, а вынести его на трибуну на руках, и в течение всего праздника удерживать перед глазами страны было бы верхом безрассудства. Страну не обманешь никакими ухищрениями. И все-таки вскоре мы увидели чучело в демисезонном пальто с пыжиковой шапкой на голове, удерживающейся на роскошных черных бровях.
- Ха-ха-ха, – без всякого восторга произнес Жора, ты только посмотри на этого уродца, – ха-ха-ха…
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 201; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!