Типичные проявления эмоциональных состояний 2 страница
Но причиной беспомощного состояния могут быть и психологические факторы: стресс, состояние страха, растерянности, аффекта, индивидуально-психологические особенности потерпевшего лица. В этом случае особое значение приобретает проведение судебно-психологической экспертизы, позволяющей получить данные о личности потерпевшего или подозреваемого (обвиняемого).
Тактическая линия допросов и других следственных действий с пострадавшими должна быть направлена на преодоление отрицательного влияния факторов, мешающих получению полной, достоверной и объективной информации (см. рис. 19–22). Очень важно создать спокойную, деловую обстановку, которая располагает к наиболее подробному и точному воспроизведению существенных обстоятельств происшествия. Перед следователем стоит задача регуляции психических переживаний потерпевшего лица, его психического состояния в нужную для допроса сторону.
У каждого человека есть индивидуальные способы реагирования на конфликтную ситуацию. В зависимости от особенностей переживаемого психического состояния потерпевших можно условно разделить на две основные группы.
К первой группе относятся потерпевшие, которые непосредственно после совершенного посягательства находятся в состоянии высокого нервно-психологического возбуждения. Это проявляется в гиперактивности, суетливости, наличии истерических реакций, ускоренном темпе речи. Такие потерпевшие затрудняются последовательно изложить ситуацию, рассказывают фрагментарно, сбивчиво, перескакивают с одного обстоятельства на другое. Такому потерпевшему обязательно нужно дать возможность успокоиться, начать отвлекающую беседу по вопросам, не связанным с происшедшим. Можно использовать элементарные приемы саморегуляции – предложить сделать глубокий вдох и задержать дыхание на некоторое время, повторить это упражнение несколько раз. Очень важным является спокойный, доброжелательный тон следователя. Нельзя торопить потерпевшего, упрекать его за возбужденное состояние. Необходимо разъяснить ей (ему), что ее (его) показания очень важны для правильного разрешения дела. Постепенно, по мере того, как потерпевший успокаивается, беседу очень осторожно следует перевести в русло допроса.
|
|
|
Вопросы должны быть сформулированы четко, но не в категоричной форме. Например, форма вопроса: «Ты раздевалась сама или они тебя раздевали?» – для молодой девушки является неправильной. Лучше спросить: «Как получилось, что Вы оказались раздетой в постели?». Ответ на такой вопрос будет более объективным и детальным.
Для другой группы потерпевших характерны такие реакции на случившееся, как апатия, угнетенность, желание «уйти в себя» с целью смягчения эмоционального дискомфорта. Такие потерпевшие находятся как бы в состоянии интеллектуального ступора. У них замедленная динамика мыслительных процессов, они долго не отвечают на поставленный вопрос, им требуются большие усилия для припоминания важных для следствия обстоятельств преступления.
|
|
|
Для переключения потерпевшей с тягостных дум о том, что случилось и его последствиях, на деловую обстановку допроса рекомендуется сразу переходить к допросу. Начинать желательно не с выяснения важных обстоятельств, а с переключения пострадавшей на описание ее состояния до случившегося. Задать вопросы: «Чем занималась перед случившимся?», «На каком транспорте ехала?», «Что ела?» и пр. Такие вопросы – своеобразная психологическая разминка, они помогают потерпевшей сосредоточиться, мобилизовать свои эмоционально-волевые процессы. В ходе допроса потерпевшей необходима постоянная психологическая поддержка со стороны следователя, особенно по отношению к неуверенным в себе, сензитивным (чувствительным) девушкам, поскольку они тонко реагируют на такие эмоциональные воздействия и эффективность их показаний повышается.
|
|
|
При расследовании изнасилований перед следователем стоит важная задача – изучение взаимоотношений потерпевшей и преступника. Нередко жертвами групповых преступлений в юношеском возрасте являются лица, хорошо знакомые с одним из насильников, имевшие с ним ранее интимные контакты, влюбленные в него. Следователь обязательно должен учитывать отношение потерпевшей к случившемуся, особенно проявления защитных механизмов ее личности. Некоторые жертвы в процессе расследования проявляют реакции негативизма, оппозиции, что задерживает процесс разбирательства, а иногда вводят в заблуждение судебно-следственные органы.
Так, Жанна Ш. 15-ти лет, подвергалась неоднократному групповому изнасилованию подростками, но в течение полугода никому не рассказывала об этом. Девушка пыталась покончить жизнь самоубийством после очередного изнасилования, но была остановлена насильниками. У пострадавшей наблюдались типичные для ее личности способы реагирования на криминальные ситуации: уйти в себя, замкнуться, разрешить конфликт самостоятельно, без посторонней помощи. Такое поведение рассматривается как защитные реакции на стрессовые ситуации с целью устранения тревожности и психических травм. На следствии девушка часто замыкалась, не хотела рассказывать важные для дела обстоятельства. При этом девушка была влюблена в одного из насильников. У нее наблюдалась высокая психологическая зависимость от него. Это также явилось одной из причин необычного поведения потерпевшей в период предварительного следствия.
|
|
|
Следователь внимательно изучил ситуацию, личность потерпевшей, обратил внимание на ее влюбленность. Как ему стало известно, девушка воспитывалась матерью и отчимом, со стороны родственников наблюдалось выраженное эмоциональное отчуждение. Высокая потребность во взаимопонимании, любви усилила глубину чувств у девушки. До случившегося она встречалась с возлюбленным; они вместе проводили свободное время, говорили о жизни, любви. Интимных контактов у них не было. Однажды Жанна обидела возлюбленного, обозвав его «дураком, как его умственно отсталая сестра». И он решил отомстить девушке. Пригласив ее к себе домой, он вместе с другом ее изнасиловал. После этого рассказал ребятам о «своих подвигах». Это вызвало интерес у группы подростков и они начали преследовать девушку, совершали по отношению к ней насильственные действия. Изучение личности Жанны, особенностей ее эмоциональных реакций, переживаний позволило следователю установить психологический контакт с девушкой, избрать нужные тактические приемы для получения достоверной информации.
10.1.4. Допрос несовершеннолетнего свидетеля и потерпевшего
Допрос свидетеля и потерпевшего лица (совершеннолетнего) относится к числу самых распространенных разновидностей допроса. Свидетелем может быть как человек, непосредственно воспринимавший событие преступления или другие обстоятельства, имеющие существенное значение для дела, так и тот, кому стало известно об этом со слов других лиц или из документов, а также из других источников.
Потерпевшим является лицо, которому преступлением причинен моральный, физический или имущественный вред. Он так же может быть допрошен о любых обстоятельствах, подлежащих доказыванию, а также о своих взаимоотношениях с обвиняемым.
Предстоящий допрос свидетеля или потерпевшего требует серьезной и тщательной подготовки. Основой допроса является план, в который включается круг вопросов, подлежащих выяснению. Необходимо тщательно изучить личность свидетеля или потерпевшего, так как характер протекания интеллектуальных процессов (восприятия, памяти, мышления, воображения, обеспечивающих эффективность показаний) зависит от индивидуально-психологических, возрастных особенностей личности допрашиваемого лица, направления профессионализации и т.п. (см. рис. 23, 24).
В зависимости от индивидуальных особенностей личности, от преобладающего участия в работе памяти того или иного анализатора различают зрительный, слуховой, двигательный и смешанный типы памяти. Способность к запоминанию у людей различна: у одних лучше развита зрительная память, у других – слуховая, у третьих – словесно-логическая и т.д. Например, математик запоминает лучше цифры,алгоритмы решения типовых задач, художник – цвета, а музыкант – ноты, звуки. Такая память называется профессиональной.
Отличной иллюстрацией профессионального восприятия и памяти может служить рассказ чешского писателя К.Чапека «Поэт».
«Заурядное происшествие: в четыре часа утра на Житной улице автомобиль сбил с ног пьяную старуху и скрылся, развив бешеную скорость. Молодому полицейскому комиссару Мейзлику предстояло отыскать это авто. Как известно, молодые полицейские чиновники относятся к делам очень серьезно.
– Гм…- сказал Мейзлик полицейскому номер 141. – Итак, вы увидели в трехстах метрах от вас быстро удалявшийся автомобиль, а на земле – распростертое тело. Что вы прежде всего сделали?
– Прежде всего подбежал к пострадавшей, – начал полицейский, – чтобы оказать ей первую помощь.
– Сначала надо было заметить номер машины, – проворчал Мейзлик, – а потом уже заниматься этой бабой… Впрочем, и я, вероятно, поступил бы так же, – добавил он, почесывая голову карандашом. – Итак, номер машины вы не заметили. Ну, а другие приметы?
– По-моему, – неуверенно сказал полицейский номер 141, – она была темного цвета. Не то синяя, не то темно красная. Из глушителя валил дым, и ничего не было видно.
– О, господи! – огорчился Мейзлик. – Ну, как же мне теперь найти машину? Бегать от шофера к шоферу и спрашивать: «Это не вы переехали старуху?» Как тут быть, скажите сами, любезнейший?
Полицейский почтительно и равнодушно пожал плечами.
– Осмелюсь доложить, у меня записан один свидетель. Но он тоже ничего не знает. Он ждет рядом в комнате.
– Введите его, – мрачно сказал Мейзлик, тщетно стараясь выудить что-нибудь в куцем протоколе. – Фамилия и местожительство? – машинально обратился он к вошедшему, не поднимая взгляда.
– Кралик Ян – студент механического факультета, – отчетливо произнес свидетель.
– Вы были очевидцем того, как сегодня в четыре часа утра неизвестная машина сбила Божену Махачкову?
– Да. И я должен заявить, что виноват шофер. Судите сами, улица была совершенно пуста, и если бы он сбавил ход на перекрестке…
– Как далеко вы были от места происшествия? – прервал его Мейзлик.
– В десяти шагах. Я провожал своего приятеля из…из пивной, и когда мы проходили по Житной улице…
– А кто такой ваш приятель? – снова прервал Мейзлик. –Он тут у меня не значится.
– Поэт Ярослав Нерад, – не без гордости ответил свидетель. – Но от него вы ничего не добьетесь.
– Это почему же? – нахмурился Мейзлик, не желая выпустить из рук даже соломинку.
– Потому, что он… у него… такая поэтическая натура. Когда произошел несчастный случай, он расплакался, как ребенок, и побежал домой… Итак, мы шли по Житной улице; вдруг откуда-то сзади выскочила машина, мчавшаяся на предельной скорости…
– Номер машины?
– Извините, не заметил. Я обратил внимание лишь на бешеную скорость и говорю себе – вот…
– Какого типа была машина? – прервал его Мейзлик.
– Четырехтактный двигатель внутреннего сгорания, – деловито ответил студент-механик. – Но в марках я, понятно, не разбираюсь.
– А какого цвета кузов? Кто сидел в машине? Открытая или лимузин?
– Не знаю, – смущенно ответил свидетель. – Цвет, кажется, черный. Но, в общем, я не заметил, потому что, когда произошло несчастье, я как раз обернулся к приятелю: «Смотри, говорю, каковы мерзавцы: сбили человека и даже не остановились ».
– Гм…- недовольно буркнул Мейзлик. – Это, конечно, естественная реакция, но я бы предпочел, чтобы вы заметили номер машины. Просто удивительно, до чего не наблюдательны люди. Вам ясно, что виноват шофер, вы правильно заключаете, что эти люди мерзавцы, а на номер машины вы – ноль внимания. Рассуждать умеет каждый, а вот по деловому наблюдать окружающее… Благодарю вас, господин Кралик, я вас больше не задерживаю.
Через два часа полицейский номер 141 позвонил у дверей поэта Ярослава Нерада.
– Дома, – ответила хозяйка квартиры. – Спит.
Разбуженный поэт, испуганно вытаращил заспанные глаза на полицейского. «Что же я такое натворил?» – мелькнуло у него в голове.
Полицейскому, наконец, удалось объяснить Нераду, зачем его вызывают в полицию.
– Обязательно надо идти? – недоверчиво осведомился поэт. – Ведь я все
равно уже ничего не помню. Ночью я был немного …
– Под мухой, – понимающе сказал полицейский. – Я знаю многих поэтов. Прошу вас одеться. Я подожду.
По дороге они разговаривали о кабаках, о жизни вообще, о небесных знамениях и о многих других вещах; только политике были чужды оба. Так, в дружеской и поучительной беседе они дошли до полиции.
– Вы поэт Ярослав Нерад? – спросил Мейзлик. – Вы были очевидцем того, как неизвестный автомобиль сбил Божену Махачкову?
– Да, – вздохнул поэт.
– Можете вы сказать, какая это была машина? Открытая, закрытая, цвет, количество пассажиров, номер?
Поэт усиленно размышлял.
– Не знаю, – сказал он. – Я на это не обратил внимания.
– Припомните какую-нибудь мелочь, подробность, – настаивал Мейзлик.
– Да что вы! – искренне удивился Нерад. – Я никогда не замечаю подробностей.
– Что же вы вообще заметили, скажите, пожалуйста? – иронически осведомился Мейзлик.
– Так, общее настроение, – неопределенно ответил поэт. Эту, знаете ли, безлюдную улицу… длинную… предрассветную… И женская фигура на земле… Постойте! – вдруг вскочил поэт. – Ведь я написал об этом стихи, когда пришел домой.
Он начал рыться в карманах, извлекая оттуда счета, конверты, измятые клочки бумаги.
– Это не то, и это не то… Ага, вот оно, кажется. – И он погрузился в чтение строчек, написанных на вывернутом наизнанку конверте.
– Покажите мне, – вкрадчиво предложил Мейзлик.
– Право, это не из лучших моих стихов, – скромничал поэт. – Но, если
хотите, я прочту.
Закатив глаза, он начал декламировать нараспев:
Дома в строю темнели сквозь ажур,
Рассвет уже играл на мандолине.
Краснела дева.
В дальний Сингапур
Вы уносились в гоночной машине.
Повержен в пыль надломленный тюльпан.
Умолкла страсть. Безмолвие… Забвенье.
О шея лебедя!
О грудь! О барабан и эти палочки –
трагедии знаменье!
– Вот и все, – сказал поэт.
– Извините, что же все это значит? – спросил Мейзлик. – О чем тут, собственно, речь?
– Как о чем? О происшествии с машиной, – удивился поэт. – Разве вам непонятно?
– Не совсем, – критически изрек Мейзлик. – Как-то из всего этого я не могу установить, что «июля пятнадцатого дня, в четыре часа утра, на Житной улице автомобиль номер такой-то сбил с ног шестидесятилетнюю нищенку Божену Махачкову, бывшую в нетрезвом виде. Пострадавшая отправлена в городскую больницу и находится в тяжелом состоянии». Обо всех этих фактах в ваших стихах, насколько я мог заметить, нет ни слова. Да-с.
– Все это внешние факторы, сырая действительность, – сказал поэт, теребя себя за нос. – А поэзия – это внутренняя реальность. Поэзия – это свободные сюрреалистические образы, рожденные в подсознании поэта, понимаете? Это те зрительные и слуховые ассоциации, которыми должен проникнуться читатель. И тогда он поймет, – укоризненно закончил Нерад.
– Скажите пожалуйста! – воскликнул Мейзлик. – Ну, ладно, дайте мне этот ваш опус. Спасибо. Итак, что же тут говорится? Гм… «Дома в строю темнели сквозь ажур…» Почему в строю? Объясните-ка это.
– Житная улица, – безмятежно сказал поэт. – Два ряда домов. Понимаете?
– А почему это не обозначает Национальный проспект? – скептически осведомился Мейзлик.
– Потому, что Национальный проспект не такой прямой, – последовал уверенный ответ.
– Так, дальше: «Рассвет уже играл на мандолине…» Допустим. «Краснела дева…» Извиняюсь, откуда же здесь дева?
– Заря, – лаконически пояснил поэт.
– Ах, прошу прощения. «В дальний Сингапур вы уносились в гоночной машине»?
– Так, видимо был воспринят мной тот автомобиль, – объяснил поэт.
– Он был гоночный?
– Не знаю. Это лишь значит, что он бешено мчался. Словно спешил на край света.
– Ага, так. В Сингапур, например? Но почему именно в Сингапур, боже мой?
Поэт пожал плечами.
– Не знаю, может быть, потому, что там живут малайцы.
– А какое отношение имеют к этому малайцы? А?
Поэт замялся.
– Вероятно, машина была коричневого цвета, – задумчиво произнес он. – Что-то коричневое там непременно было. Иначе откуда взялся бы Сингапур?
– Так, – сказал Мейзлик. – Другие свидетели говорили, что авто было синее, темно-красное и черное. Кому же верить?
– Мне, – сказал поэт. – Мой цвет приятнее для глаза.
– «Повержен в пыль надломленный тюльпан», – читал далее Мейзлик. – «Надломленный тюльпан» – это, стало быть, пьяная побирушка?
– Не мог же я так о ней написать! – с досадой сказал поэт. – Это была женщина, вот и все. Понятно?
– Ага! А это что: «О шея лебедя, о грудь, о барабан!» – Свободные ассоциации?
– Покажите, сказал, наклоняясь поэт. – Гм… «О шея лебедя, о грудь, о барабан и эти палочки»… Что бы все это значило?
– Вот и я то же самое спрашиваю, – не без язвительности заметил полицейский чиновник.
– Постойте, – размышлял Нерад. – Что-нибудь подсказало мне эти образы… Скажите, вам не кажется, что двойка похожа на лебединую шею? Взгляните.
И он написал карандашом «2».
– Ага! – уже не без интереса воскликнул Мейзлик. – Ну, а это: «о грудь»?
– Да ведь это цифра три, она состоит из двух округлостей, не так ли?
– Остаются барабан и палочки! – взволнованно воскликнул полицейский чиновник.
– Барабан и палочки… – размышлял Нерад. – Барабан и палочки… Наверное, это пятерка, а? Смотрите, – он написал цифру 5. – Нижний кружок словно барабан, а над ним палочки.
– Так, – сказал Мейзлик, выписывая на листке цифру «235». – Вы уверены, что номер авто был двести тридцать пять?
– Номер? Я не заметил никакого номера, – решительно возразил Нерад. – Но что-то такое там было, иначе бы я так не написал. По-моему, это самое удачное место? Как вы думаете?
Через два дня Мейзлик зашел к Нераду. На этот раз поэт не спал. У него сидела какая-то девица, и он тщетно пытался найти стул, чтобы усадить полицейского чиновника.
– Я на минутку, – сказал Мейзлик. – Зашел только сказать вам, что это действительно было авто номер двести тридцать пять.
– Какое авто? – испугался поэт.
– «О шея лебедя, о грудь, о барабан и эти палочки!» – одним духом выпалил Мейзлик. – И насчет Сингапура правильно. Авто было коричневое.
– Ага! – вспомнил поэт. – Вот видите, что значит внутренняя реальность. Хотите, я прочту вам два-три моих стихотворения? Теперь-то вы их поймете.
– В другой раз! – поспешил ответить полицейский чиновник. – Когда у меня опять будет такой случай, ладно?»[37] .
Событие, его образ в восприятии памяти, переработанный в процессе мышления и словесное выражение не равнозначны между собой. Ошибки так или иначе вкрадываются в наше восприятие и нашу память, поэтому воспоминание о событии преступления – это скорее конструкция, опирающаяся на то, что мы воспринимали реально, переработанная на основе наших ожиданий, установок, убеждений, жизненного и профессионального опыта, имеющихся в данный момент сведений и т.д.
Дата добавления: 2018-10-25; просмотров: 146; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!