Грязные танцы с чистым сердцем 28 страница
Вам щедро добавят наркотики в коктейль, вы не будете ожидать такой подставы, а затем, одурманенные эйфорией, потратите последнее, просирая и свою жизнь заодно…
В этом хаосе идет уже столько времени… Я из последних сил выживаю и ненавижу всех вокруг. Работая ночью, я почти не вижу солнца. От этого я еще сильнее худею и практически потеряла сон. Когда‑нибудь я сдохну от очередного сердечного приступа. Успокоительное давно перестало спасать от нервных срывов…
Остается только стиснуть зубы и терпеть подставы со стороны танцовщиц, которые неизбежны в обществе падших дряней, где желание заработать любой ценой стоит превыше человеческого отношения. Сложно не слышать мерзкие разговоры о том, кто из них, как и кому отсосал, кто что сожрал, кто что побухал или вдолбил и кто как проблевался. Невозможно не замечать их вечно‑пьяные рожи и затуманенные наркотиками мертвые глаза. Голова взрывается от их вульгарного ржача и тупых шуток. Последние остатки терпения разрушает мерзкий говор провинциалок, наводняющих кишащую безграмотными иногородними Москву.
Стадная манера стряпух накидываться на робких девушек, поддакивая более авторитетному человеку, не страшна, если у тебя есть внутренний стержень. Слава Богу, вся эта стая гиен меня уважает и боится за то, что я разнимаю пьяные драки, встаю на сторону слабых и высмеиваю их ценности.
– Ой, девачки, ну вы пасматрите на нее, – слышится тявканье в мою сторону. – Эта монахиня всегда будет нищей. Пять минут минета – и ты миллионерша. А она все танцует, такая странная…
|
|
|
– Заткнись, лимита, – обрываю я нападки в свой адрес. – Торгуй пи*дой и помалкивай. Мне с тобой делить нечего…
Двенадцатичасовые смены заканчиваются ноющими мышцами и отдаются невыносимой болью в спине. Понимая, что творится что‑то ненормальное, я глотаю обезболивающее и надеюсь, что все пройдет. Но… я тотально разбита.
Какое‑то время я закрывала глаза на все… Когда выходишь на сцену и начинаешь танцевать, забываясь в красоте «Порочного Балета на Шесте», птица счастья раскрывает над головой крылья, и все проблемы остаются в прошлом. Любовь к танцу – самый сильный наркотик, держащий меня в поганом мире стриптиза уже несколько лет. Но я так устала и уже на грани…
Каждая рабочая ночь кажется еще длиннее предыдущей, потому что ступни безбожно опухают от обуви на двадцатисантиметровых каблуках, в которой необходимо ходить всю ночь. Надо танцевать и натягивать на лицо гримасу счастья. Надо развлекать клиентов, надо создавать иллюзию веселой праздничной тусовки. Правила таковы, что от нас все время что‑то надо, надо, надо… Любая попытка самовольно скрыться в зоне отдыха для персонала заканчивается штрафом на приличную сумму.
|
|
|
И я держусь, позволяя себе тайком поплакать, и снова благодарю небо за то, что я единственная девушка, которой позволяют работать в подобных заведениях, не принуждая к интиму. Все потому, что я делаю шоу‑программу и являюсь эксклюзивом заведения.
Пока вполне хватает на жизнь. В стрип‑индустрию меня привели не мысли о деньгах. Музыкальная шкатулка открывается. Фигурка механической балерины, одетой в андрогинный костюм, двигается под романтичные звуки «Duran Duran». Розовые блестки падают с неоновых облаков на платиновый ирокез. Гармония красоты и свободы продолжает звучать гимном для всех сердец, которые однажды решили достучаться до небес. А балерина будет двигаться, пока в волшебной шкатулке не испортятся батарейки, работающие от света Луны…
Шоу продолжается… Шоу будет продолжаться… Ради этого я здесь…
Мои гости – очень милые люди. Каждый из них по‑своему интересен. Ну вот, к примеру, гость по прозвищу «Юбка». Добрый одинокий мужчина с аристократическими манерами и грустными глазами. Он любит попить кофе в нашем клубе. Все, что ему надо, – это простое человеческое общение и искренность. Никакие, к чертовой матери, приваты его не интересуют. В ответ на интересную беседу и интерес к себе он засовывает в трусики девушек множество крупных купюр, вешая их за резинками стрингов так, что это напоминает пышную юбку. Юбка обожает поболтать со мной о книгах, кино, музыке и ценит индивидуальность.
|
|
|
Но сегодня, размешивая сахар в чашке Юбки, я заметила, что его взгляд особенно грустный.
– Вы так серьезны, потому что сегодня пятница, тринадцатое? – пытаюсь я вывести Юбку из задумчивого созерцания, намекая на мистическую дату.
– Да нет, просто задумался о своем… – тихо говорит Юбка.
– Ну что я могу сделать, чтобы развеселить вас? – допытываюсь я, искренне желая, чтобы Юбка улыбнулся.
– Ну а чего бы тебе самой хотелось?
– А хотите, я сделаю так, что во всем клубе отрубится электричество? – шучу я в духе, присущем чертовскому дню недели.
– Да не может быть, я не поверю в это…
И тут, как по заказу, во всем клубе гаснет свет. Даже диджей матюгнулся за вертушкой, у него обломался такой расколбасный микс. Челюсть Юбки плавно опустилась. Кажется, он потерял дар речи и теперь сидел, уставившись на меня, как на аномалию. Стриптизерши настолько опешили, что молча отсели от меня на почтительное расстояние. Только дрожащее пламя маленькой свечки на нашем столе по‑прежнему освещает эту немую сцену теплым огнем. Я и сама немного в ужасе от непредвиденного форс‑мажора, который выглядит как дело моих рук.
|
|
|
– Аааааа… Эээээ… А можно все это как‑то исправить? – ерзает на диване Юбка.
– Хм, пожалуй, пора вернуть праздник обратно… – неуверенно говорю я, озираясь на темный зал клуба.
Стоило только договорить фразу, как снова включилось электричество, заиграла музыка и замерцала подсветка по краю сцены. Я была просто в шоке от этого странного явления. В этот вечер Юбка оставил мне, пожалуй, слишком много чаевых и спросил:
– А счастье ты так наколдовать можешь?
– Для вас мне будет это сделать особенно приятно, – отшутилась я.
Но с тех пор стриптизерши зауважали меня еще сильнее и стали откровенно бояться. С испуганным шепотом: «Сатана в гримерке!» – они торопливо покидают раздевалку, когда я захожу.
Через неделю Юбка пришел снова. Он поблагодарил меня за то, что у него решилась какая‑то глобальная проблема. Конечно, я нахожу в этом мистицизме только долю правды, но сразу же вспоминаю, что я неспроста родилась тринадцатого апреля…
Что‑то давно не заглядывал в клуб мой еще один обожаемый гость, тридцатилетний немец. Посмотрев мое шоу, он выпивает со мной на брудершафт пару стопок «Б‑52» и заказывает несколько приватов подряд. Попросив поставить диджея его любимую музыку, он очень темпераментно реагирует на то, как я исполняю откровенные танцы под песни группы Rammstein.
– Шайзе! О, майне, либен готт! Дас ист фантастиш! – восклицает возбужденный бюргер, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки. Я срываю с него галстук и играю, как плеткой, этим мужским фетишем. Немец продолжает выразительно материться, блаженно закатывая глаза от вида моей обнаженной фигуры, на которой остаются только черные лаковые ботфорты на огромных острых каблуках. Эротичный тембр голоса немца и сама ситуация изрядно веселят меня: я чувствую себя героиней отборной немецкой порнухи и громко смеюсь над своими же ассоциациями. Немец тоже начинает ржать во всю свою немаленькую пасть, понимая, что наши мысли сходятся. Порой я даже забываю, что нахожусь на работе – когда приходит веселый ариец, его появление обещает веселье. Он никогда не обижает меня. Мы от души дурачимся. Отблагодарив за танцы хорошими чаевыми, он начинает восхищаться моей татуировкой на пояснице. Она гласит: «Die Liebe ist Mein Führer». Огромная наколка, сделанная в честь девушки, которую я буду любить всегда, производит огромное впечатление на него. Немец постоянно допытывается, какова история ее создания. Но эта, слишком личная, информация была и всегда будет моей тайной.
Вряд ли я могла себе раньше представить, что известный московский депутат будет обращаться ко мне на «Вы», подчеркивая свое уважительное отношение. У меня и в мыслях не было, что важный политик сможет относиться к фрику как к равному собеседнику. Приятно, что мир, все же, не такой черствый…
– Вы настоящий мастер своего дела и, прежде всего, настоящая Женщина, в отличие от этих продажных дур, которых я покупаю себе на выходные, – шокирует своим откровением депутат и целует мне руку…
Ночная жизнь так сильно держит, укрепляя надежду, что меня однажды заметит какой‑нибудь продюсер и сделает мое шоу популярным на весь мир… Как известно, обеспеченная богема любит посещать ночные заведения. Но никакого продюсера я пока не встретила. Жаль…
Жертвы моды
Люди смотрят на мир через телевизор. Люди верят в ложные истины, навязанные средствами массовой информации. Будь ты кем угодно, хоть ангелом с бейсбольной битой на футбольном поле, людей непросто изменить. Иногда люди становятся похожи на зверей – они так же любят добивать свою жертву. Но никто из них не задумывается, что завтра может стать жертвой он сам.
Среди людей бывает невыносимо. Я замыкаюсь в себе и болезненно реагирую на косые взгляды. Как бы я ни старалась, у меня не получается защититься от окружающего мира. Я всегда привлекаю к себе слишком много внимания, даже если выхожу на улицу без косметики и в обычном спортивном костюме. Папа всегда повторяет, что я очень привлекательна, хоть и не красавица. И чтобы не обижать любимую дочку, нежно называет меня девушкой «на любителя».
Дневники потребления калорий, чудовищные диеты, анонимные общества, графики перепадов веса. Все это – неотъемлемые атрибуты анорексички. Кто‑то записывает, какое количество пищи съел сегодня. И, прижимая к сердцу глянцевый журнал, словно Библию, засовывает два пальца в рот, чтобы избавиться от содержимого желудка. Я сама такая. Я тоже веду подобные полоумные записи. Считаю каждый день, сколько запихнула еды в себя. Встаю на весы – и снова наблюдаю, как злополучная стрелка ехидно показывает нежелательный вес. Если для кого‑то диета – образ жизни, то это про меня. Только я не изнуряю себя до предела – наоборот, радуюсь каждому лишнему грамму веса. Я катастрофически мечтаю поправиться! Все потому, что я очень худая.
Мы все красивы по‑своему. Никто не виноват в том, что нервозы отбивают у кого‑то желание есть. Порой кажется, что дневной свет просвечивает сквозь ссохшееся тело. Но ведь и в этом можно увидеть красоту. Иногда природа дарит возможность быть худым – а судьба доводит этот дар до абсурда. Однажды я пополнила ряды отборно‑костлявых красоток, пугающих своими двояковогнутыми животами. Однако потеря аппетита – это не способ стать счастливее.
Голодная собачка по кличке Анорексия обгладывает чужие косточки. Она питается страхами и комплексами. Чем больше ты переживаешь, тем больше она кушает… тебя. Посмотри на меня, папа, вряд ли ты думал, что когда‑то твоя хорошенькая дочь будет весить меньше, чем в седьмом классе… Нет, нет, я не терзала себя голоданием и, как морально неустойчивые тинейджеры, не избавлялась от съеденного, не блевала с завидной регулярностью в толчок, молясь на кокаиновых красоток со страниц «Vogue»… Просто я чувствую чуть больше, чем другие, и с каждым новым потрясением теряю еще один килограмм…
А кто‑то завистливо скажет: «Тощая сука, она может покупать какие угодно шмотки! Этой костлявой заразе идет абсолютно все!» Возможно, это и так… Я, правда, могу носить без зазрения совести даже самое вызывающее мини. Но вряд ли можно чувствовать себя отлично, когда твой обтянутый кожей скелет даже в жару мучает невыносимый холод… Вряд ли можно быть действительно самой‑самой, когда тебя не воспринимают всерьез люди лишь потому, что из‑за излишней худобы ты напоминаешь им вечного подростка. И вряд ли это круто, когда, едва лишь ты сядешь за стол, тебя одолевает желание выпустить обратно с трудом съеденную пару ложек любимой вкуснятины… Пускай ты запакована в самые дерзкие наряды и, сияя безупречностью, вызываешь депрессию даже у плоских фотомоделей.
Анорексия, – это не способ заявить о своей исключительности, не метод самосовершенствования, не повод уважать себя за острые скулы, не способ стать счастливее… Это болезнь, которая мучает человека на почве нервных расстройств. Это – наказание, которое дается за то, что ты испытываешь слишком много эмоций.
Анорексия или, как ее еще называют, Кокаиновая худоба, стала чуть ли не самым модным заболеванием, поражающим сознание юных особ, будто вирус. Вечно костлявые модели, такие как Кейт Мосс, Жизель Бюндхен, Наоми Кэмпбелл, Хайди Клумм, вызывают трепет у женского населения и желание подражать.
Рассказывая о популярности «девушек с обложки», нельзя не упомянуть о той, которая первой ступила на этот поп‑путь – идоле 1960‑х годов, англичанке Твигги. И если бы не она, каноны красоты сегодня были бы совершенно другими. Настоящее имя Твигги – Лесли Хорнби. Этот изящный псевдоним Twiggy (англ. «тростинка») придумал ее импресарио, а первые пятнадцать лет Лесли знакомые попросту называли stick – палкой. И были совершенно правы.
При росте 1,69 см мисс Хорнби весила всего сорок (!) кило и имела нереальные (даже по сегодняшним временам) параметры – 80‑55‑80. А для середины 1960‑х это было просто неприличным. В то время на страницах модных журналов и на подиумах Домов моды царили элегантные гладкие девы с внешностью кинозвезд.
«А кем задумала сделать меня судьба?» – задаю я вопрос в никуда, рассматривая себя в зеркале.
Снежная Королева выходит из полного вагона, гордо несет на голове картонную корону. Люди крутят пальцами у виска, глядя ей вслед… Сегодня я еду на очень важную встречу. Иногда происходят чудеса, и удача выбирает тебя, подкидывая роль счастливца. Очередной звонок мобильного телефона означает, что моя жизнь вышла на новый виток. Легкая дрожь в коленках. Немного потеют ладони от волнения. Перламутровые ногти и светлая помада. На моих костях красуется лиловое платье. По одежке встречают… Надеюсь, так мне удастся выглядеть наиболее утонченно. Модельеры – такие капризные натуры… надеюсь, этот искушенный знаток моды не засмеет мой скромный фэшн: в своей творческой мастерской меня ждет знаменитый дизайнер Глеб Винокуров.
Тихий сквер в центре Москвы. Здание Сталинской эпохи. Приближаюсь к парадному входу, и до меня доносится уютный аромат кофе с корицей. От волнующего знакомства отделяют лишь несколько секунд. Я мнусь на пороге заветной мастерской. Наконец нажимаю кнопку дверного звонка. Поправляю укладку, тереблю бусы, вынимаю изо рта жвачку. Проходит несколько секунд – и дверь открывается.
– Фрида, добро пожаловать! Проходите смелее! Глеб ждет вас! – любезно помогая мне снять с плеч накидку, говорит высокий мужчина, лет тридцати с небольшим, одетый в солидный костюм из шоколадного вельвета. «Наверное, это ассистент великого маэстро…» – думаю я.
По образованию Глеб – артист классического балета. Его карьера начиналась в Большом театре. Когда он ушел со сцены по выслуге лет, его творчество продолжилось в качестве модельера. Сейчас блистательные работы Глеба Винокурова продолжают свою жизнь, являясь эксклюзивными костюмами многих театров Москвы. Даже звезды шоу‑бизнеса одеваются у Глеба.
Наше деловое знакомство, ради которого я так неожиданно была поднята сегодня утром на уши, непринужденно переходит в неофициальное общение. У нас много похожего. Мы – представители русской балетной школы. Глеб сразу догадался об этом, рассматривая мое портфолио.
– Такие «поэтичные» руки и лебединая шея сразу выдают настоящую балерину, – восхищается Глеб.
Мне очень приятно такое уважительное отношение от человека из мира искусства, который добился огромного успеха. Я бесконечно рада, что оказалась здесь.
В творческой мастерской Глеба уютно и просторно. А изящный дизайн интерьера и со вкусом подобранные цвета говорят, что у ее обладателя ярко выражено чувство прекрасного.
– Будь как дома, душа моя! – говорит гостеприимный хозяин, и я тут же перестаю нервничать.
Аристократично выставляя вперед кисть правой руки во время разговора, Глеб демонстрирует жест, характерный только для танцоров. В его манере общения улавливается оттенок эстетичной «голубизны», присущий мужской половине танцевальной богемы. Но солнечный характер Глеба притягивает к нему множество людей. В пятьдесят с небольшим лет он напоминает Маленького Принца из романа Экзюпери. Вот что значит – быть вечно молодым в душе.
В отличие от работ многих известных модельеров, фэшн‑творения Глеба обладают неповторимым стилем и наполнены неким бунтарским оттенком. Всякий раз, рассматривая глянцевые журналы, я подолгу восхищалась ими. Способность быть на волне всеобщего успеха – и при этом не прогибаться под влияние мейнстрима доказывает сильную индивидуальность. За это я еще больше уважаю Глеба.
– Душа моя, я хочу, чтобы ты стала лицом моей исторической коллекции! – приглашает к совместному сотрудничеству Глеб.
– А почему Вы выбрали именно меня? – спрашиваю я, не скрывая восторга.
– Кстати, попрошу заметить, что ни одна модель из агентства не соответствовала капризным запросам фэшн‑гения, – вежливо вторит ассистент.
– Душа моя, долгое время я искал необычную личность, которая передала бы тот самый дух непокорности, который проходит основным мотивом через все мои коллекции, – объясняет кутюрье. – Девочки из твоего агентства, конечно, красивы, но, на мой взгляд, слишком правильны и скучны…
Глеб наливает мне зеленый чай с жасмином, красиво придерживая пальцами крышечку заварного чайника. Ход его мыслей с каждой секундой возбуждает во мне все больший интерес. Закинув ногу на ногу, забавно передразнивая светских бездельниц, модельер закуривает тонкую сигарету, помещенную в мундштук из красного дерева, и продолжает:
– Вся эта приторно‑силиконовая правильность, которой несет от моделей из известных изданий, встает комком неприятия посреди горла. Ненавижу коммерческую фотоиндустрию! Все эти жеманные тетки, несущие миссию псевдокрасивости, вызывают у меня лишь желание сблевать. Продажная одинаковость – вот основной порок, убивающий искусство, превращая его в пособие для дебилов. Терпеть не могу гламурных шлюшек!
– Но я думала, что сегодня это – идеал красоты. Именно такими образами пестрят все модные издания, – отвечаю я, удивляясь необычному взгляду дизайнера на то, как должна выглядеть модель.
– Ты красивая и благородная. Ты совсем не такая, как они. В твоих глазах читается независимость. Поэтому я и позвал тебя на роль женщины Высшего Общества. Уверен, что модели двадцать первого века должны быть андрогинными.
– А в глазах людей, чуждых фрик‑направления, я – чудовище.
– С чего ты это взяла?
– Директор нашего агентства так говорит. Он считает, что я мыслю неправильно. Как же он ненавидит ирокезы! Он осуждает мой причудливый образ, который так отличается от всего, что можно увидеть в модных журналах, – вздыхаю я.
Удивленно приподняв брови, Глеб поправил очки в позолоченной праве и сказал:
– А ты смотри с иронией на глянцевые журналы. Вот я уже давно стебусь над неестественно‑выпуклыми девайсами, запакованными в модные бренды. Это было бы еще смешнее, если б не выглядело так страшно… Когда видишь молодую девушку, накачанную силиконом, а ее губы и то, что пониже, сверкают с обложки пафосного издания, угрожают взорваться, как атомная бомба, – невольно хочется материться… И этот чертов ужас тиражируется по планете, внушая людям мифы о женской красоте…
– Но наш директор, наоборот, утверждает, что такая внешность – обязательная норма.
– Скажи, а тебе обязательно слушать директора своего агентства? Ты уверена, что он это говорит тебе во благо? Ты сама‑то счастлива, что работаешь на него?
Дата добавления: 2018-10-25; просмотров: 165; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!