Грязные танцы с чистым сердцем 26 страница



Наше общение принимает стихийный характер, и мир ханжей начинает содрогаться от счастья двух влюбленных девчонок. Любовь, безумие, самоотречение, что это – я не знаю. Мне так не хочется останавливать это помешательство… Я абсолютно не жалею об огромной татуировке, сделанной в честь наших отношений. Надпись на пояснице гласит: «Die Liebe ist Mein Führer», что с немецкого переводится как «Любовь – мой вождь». Жизнь продолжается под этим лозунгом и после того, как мы заявляем на весь мир о том, как нам хорошо вместе, став изгоями для общества.

Держась за руки, мы ускользаем в глубь весеннего центра Москвы. Смеясь и радуясь собственной свободе, мы уверены, что творим что‑то секретное, что никто, кроме нас, не может себе позволить. Постепенно влюбляют ее ароматы, апрельское солнце нежно согревает наши счастливые лица, а растерянная, но по привычке хранящая порядок милиция не может помешать нам снова и снова целоваться на Красной площади.

Она и я – как две морские чайки: черная и белая. Такие же свободные птицы, мы недосягаемы для людей и смотрим свысока, летая над унылым обществом. А пронзительные голоса наших желаний вызывают трепет у сознания, живущего по новым правилам.

Она начинает наше утро нежным поцелуем и гренками с сыром, принося прямо в постель мою майку с черепом. Ее руки обнимают меня, как крылья ангела, который всегда рядом. Она никогда не повышает голос и создает вечный праздник в сопровождении песен Энни Ленокс.

Я утопаю в облаках из белых роз. Она постоянно мне их дарит. Это мои любимые цветы, и Она, в отличие от мужчин, откуда‑то знает об этом. А ведь я ничего такого Ей не говорила…

В небольшой коробке я храню связанные с Ней бесценные мелочи. Пара красивых пробок от коктейлей, которые мы пили, фантики от шоколадок, билеты с концертов, на которые мы с Ней ходили вместе, забытая у меня дома пачка Ее сигарет и прочие фетиши любимой женщины.

Она умеет читать мысли и поднять настроение просто одним взглядом. С Ней хорошо в любой обстановке. Она нежная, уютная и заботливая. Ее прикосновения похожи на касания лапок самого пушистого котенка…

– Сахарок, ты мое чудовище, от слова «ЧУДО», – говорит Она голосом, который не сможет повторить ни один человек на свете.

– Я так люблю тебя! – отвечаю я, произнося знакомую фразу абсолютно по‑новому.

Хочется задохнуться от счастья. Хочется лететь в бездну нежности со сверхзвуковой скоростью. Хочется бесконечно прижиматься к Ней под одеялом, улыбаться Ей со дна каждой чашечки, кормить любовью из губ в губы. Это потрясающее искусство – любить женщину, если ты тоже женщина…

Мои комплексы безжалостно разбиты. Именно Ей я этим обязана. Страх остаться непонятой обществом растворился в Ее глазах цвета согретого солнцем дерева.

Я люблю Ее друзей, Ее родителей, Ее работу. Я люблю смотреть, как Она готовит очередной хмельной напиток, умело смешивает жидкости, орудует емкостями с алкоголем, колдуя за барной стойкой. Она искусно и проворно обращается с бокалами, звенит посудой, и в Ее руках спорится любая работа. Я люблю пробовать сочиненные Ею коктейли первой. И мне приятно, что Она с радостью предоставляет мне эксклюзив первого глотка.

Став моим неизменным проводником по Тематической Москве, Она открывает новую сторону уже знакомого мира. Именно с Ней я впервые поняла, что значит заниматься любовью. Это как разговор лепестков роз, которые осторожно приближаются друг к другу… Пусть у меня до Нее было немало женщин, но так чувственно, как Она, меня не любил никто…

Осторожные касанья. Деликатные намеки. Бережные фразы. Океан заботы и нежности. Для меня перестали существовать другие люди, кроме тебя. Я хочу остаться в тебе навсегда… Любовь на кончиках пальцев коснулась меня, подарив небывалую палитру ощущений, став откровением для избранных.

– Ты, случаем, у меня не лесбиянка? – строго спрашивает папа, жестко взяв меня за плечо.

– Ну что ты, папочка, – бегая глазами с предмета на предмет, отнекиваюсь я.

– А мне кажется, тут что‑то неладно, – не сводя пронизывающего взгляда, продолжает допрос папа.

– С чего ты это взял? – пытаюсь шутить я, а по спине течет струя холодного пота.

– Я видел вчера из окна, как ты целовалась с этой… твоей мужеподобной подругой.

– Так это я учила ее соблазнять мужчин! – нагло вру я, придумывая нелепую отговорку в качестве оправдания.

– Смотри у меня… – грозит пальцем папа, а у меня в животе льется жгучий кипяток.

Силу этой любви не способны уничтожить ни косые взгляды людей, ни подстерегающие нас хулиганы в ночном метро, ни ее шокированные родители, ни настроенный против нас мир. А Она такая нежная, такая маленькая, такая понимающая и готовая отдать все последнее и помочь даже ценой собственной жизни…

Я люблю Ее белую кожу, аккуратные пальцы, тонкие губы и Ее заботливые поцелуи. Я прощаю Ее капризы, Ее порой излишнее пьянство, Ее нетерпеливость и рассеянность. А более всего я обожаю то, что она женщина. Она такая же мягкая, хрупкая, уютная, Она такая же, как и я. Я бесконечно люблю ее…

Она увлекает меня все дальше в Тематическую Москву, открывая ее подводные течения. Мы сидим у Нее дома, листая сайт развлекательных заведений Москвы, выбирая место, куда бы отправиться сегодня. Внезапно Она отрывается от компьютера и, взяв мое лицо в ладони, загадочно спрашивает, глядя в глаза:

– Ты говоришь, что готова на все ради меня?

– Конечно, – ничуть не сомневаясь, отвечаю я.

Однако, чувствую, как в глубине живота вспыхнул огонь и похолодели руки. Интуиция мгновенно подсказывает, что этот разговор – прелюдия к чему‑то волнующему.

– А как далеко ты готова зайти? – не выпуская из ладоней моего раскрасневшегося лица, спрашивает Она.

– Как ты захочешь, – дрожащим голосом клянусь я, понимая, что ответственна за каждое свое слово.

– Что ж… Посмотрим… – снисходительно улыбается Она и легонько целует меня в лоб.

Не говоря ни слова, она достает из шкафа свой черный брючный костюм с красным галстуком и бросает в меня. Немногословно объясняя, что я должна выглядеть так же, отправляет меня домой переодеваться. Настраиваясь на волну таинственной немногословности, я повинуюсь, предвкушая нечто, с чем никогда не сталкивалась в своей жизни. Переодевшись, как просила Она, я возвращаюсь и жду, стоя у ее подъезда при полном параде. Наконец Она появляется, полностью готовая. Отметив, что Она выглядит еще более привлекательной в строгом деловом наряде, я влюбляюсь в Нее еще больше.

– Пошли, – довольно оценивая мою преображенную внешность, говорит она.

Мы ловим такси. Она называет водителю какой‑то непонятный адрес. Не проронив за всю поездку ни слова, Она держит меня за руку. Молча курит в окно. Я, подавляя нервное напряжение, любуюсь ее строгим профилем и жду дальнейших указаний.

Наконец мы приезжаем к странному зданию с высокой оградой, но без каких‑либо вывесок. Набрав код на домофоне, прикрепленном к ограде, она скрещивает руки на груди и ждет. Из здания выходит суховатый мужчина, лет тридцати пяти, одетый в черное, и направляется к нам. Пристально оглядев меня, мужчина отпирает ворота и приглашает нас войти.

– Быстрее, – подгоняет он.

– К чему такая секретность? – беспокоюсь я.

– Конспирация, – сухо отвечает Она.

«Что все это значит?» – постоянно задаю я себе один и тот же вопрос.

И вот мы внутри здания.

– Наконец‑то ты здесь, Волк, – обращается к Ней суховатый мужчина и уважительно пожимает руку. Она, сняв перчатку, отвечает ему крепким рукопожатием.

– Мое почтение, Лука. Вы правы, сюда приятно возвращаться, – поддерживает Она непонятную для меня беседу.

По этому, практически зашифрованному, общению я догадываюсь, что Ее и этого суховатого мужчину со странным именем Лука объединяет какая‑то общая интрига. Сердце сжимается от таинственности и жутковатой ауры происходящего. В таком мрачном месте я не бывала никогда. Но интуиция подсказывает, что со мной не случится ничего плохого, пока со мной рядом Она.

– Какой хорошенький нижний! Да, Волк, у тебя всегда было отличное чутье на достойных рабов, – одобрительно глядя на меня, восторгается суховатый мужчина.

– Это Фрида. Мое обожанье.

– Одолжишь на время?

– Ни в коем случае. Она всецело моя.

– Уважаю Ваше решение, Волк. Ценю Верхних, которые не одалживают своих рабов другим садистам! – довольно потирая руки, шепчет мужчина, похожий на палача. И сверлит меня змеиными глазами.

Теперь мне все становится ясно.

Она – уважаемая фигура в закрытом БДСМ обществе. Бондаж и Дисциплина, Садизм и Мазохизм, – так переводится аббревиатура ее тайного увлечения, в которое Она меня вводит. Прикоснувшись к запретной стороне бытия, я как будто стала причастна к новым тайнам, делающим меня сильнее и свободнее. Бондаж… Дисциплина… Садизм… Мазохизм… Сознание вживается в иные состояния, привыкая к жизни на пределе. Но, как выяснилось, за этими страшными терминами кроется наслаждение и экстаз. И я постепенно втягиваюсь в эти странные игры для взрослых…

Рядом с Ней впервые просыпается желание жить, ломая рамки дозволенного. Удивительно, но мне хочется быть Ее рабом и наслаждаться властью любимого человека. Я позволяю Ей эксперименты над моим мужеством и трепетно люблю ее с плетью в руках, проверяющей на прочность кожу и нервы…

…Черно‑красные вещи, предназначенные для особых случаев, хранят запах свечей, сигарет и сырости. Одеваясь по всем правилам дресс‑кода закрытого общества, мы покупаем тайный пропуск в отель «Искушение», где кожа, цепи и плети снова встречают нас, как только захлопывается дверь в «Комнату боли».

Прохладный полумрак согревает красный бархат тяжелых портьер… Каменные стены хранят Достоинство и Уверенность. На каменном полу пронзительно звучат самые тихие шаги, даже звук падающих на пол слез здесь превращается в отчетливую музыку. Здесь запрещено разговаривать…

Кодекс Власти мы чтим с особым трепетом. Мы оставляем слова и пользуемся лишь условными выражениями. Здесь царствует Желание. Люди приходят сюда только ради одного. Запреты и их нарушение – самый гармоничный союз двух противоположностей. Как Черное и Белое, как Инь и Ян, как кофе и молоко, как раб и Господин, как я и Она.

На стене «Комнаты боли» висят девайсы на любой вкус. Девайсами называются приспособления, созданные для того, чтобы воздействовать на раба. Всевозможные плетки, кнуты, наручники, фиксаторы, кляпы, маски, зажимы, поводки, сбруи, даже кожаные фаллоимитаторы – такие разнообразные приспособления для ролевых игр можно найти в этом опасном месте.

Она – опытный Верхний. На языке БДСМ Верхним называется тот, кто берет на себя право доминировать. Мой Хозяин, мой Властитель, мой Господин… Представители БДСМ сообщества называют Ее Волк. Здесь принято выбирать себе псевдонимы. Но я зову Ее Мой Мастер.

Я – Ее нижний. Раб. Мне нравится моя новая роль. Играя ее, я привыкаю брать под контроль собственные слабости.

– Хочешь, я организую БДСМ бал, в твою честь и мы прилюдно окрестим тебя новым именем? – предлагает Она, гладя меня по подбородку тонким хлыстом.

– Спасибо, Мастер. Но я хочу быть для вас просто Фридой. Для моих чувств не нужна публичность, – скромно отказываюсь я.

– Хорошо, как скажешь, – отвечает она и целует мою руку, видимо, забывая о том, что она мой Господин.

А потом мы приступаем к священному таинству. Мы начинаем Экшен. В БДСМ обществе Экшеном называется отрезок времени, в течение которого свершается сама Ролевая Игра. Она выбирает нужный девайс, и ее губы сжимаются так, что под белой кожей вздрагивает тонкая мышца. Как же я люблю и боюсь Ее в такие моменты! Дыхание становится глубже, а сердце начинает прерывисто пульсировать. Я всегда ненавидела подчиняться, но с Ней мне хочется быть послушной. Всегда и только с Ней. Как я жду появления этой вздрагивающей мышцы под ее фарфоровой кожей! Ведь это означает, что начинается игра, в которой мы воплощаем тайные страсти, надевая маски вымышленных героев на свои реальные чувства.

Повернувшись спиной, она задумчиво выкуривает сигарету, не снимая черных перчаток. Затем, пристально оценивая мое повиновение, подходит ближе.

– Сидеть! – слышится Ее голос, но, кажется, что сейчас он принадлежит кому‑то другому.

– Да, Мастер, – охотно произношу я и целую Ее руку, опускаясь на колени.

– Молчать! – воспитывает Она, властно защелкивая наручники на запястьях своего раба.

– Я люблю вас, Мастер, – но моя реплика обрывается хлесткой пощечиной.

Срывая с меня одежду, Она внушает трепет и уважение напряженной душе. Я с вожделением принимаю Ее наказания, превозмогая боль, облизывающую кожу, как языки адского пламени.

– Хочешь еще? – спустя полчаса после сеанса уверенно спрашивает Она, настороженно изучая волны дрожи, пробегающие по моей исполосованной спине. Заглядывая в затуманенные глаза, Она читает в них немой ответ раньше, чем я успеваю произнести хоть что‑то, и продолжает благословлять меня Властью…

…И мир остается далеко‑далеко, когда с последним ударом плети боль рисует змеящиеся кровоподтеки на теле, выбрасывая сознание в космический сабспейс… Сабспейсом называется эйфорическое состояние раба, приходящее после того, как в течении БДСМ сеанса на него воздействует Верхний. Она, властвуя надо мной и заставляя смотреть в глаза самой острой боли, умеет дарить мне самый сладострастный сабспейс… Там, отключаясь от привычного ритма пульса, так приятно смотреть в безумие глазами, полными слез восторга. Шум в ушах, вспышки света и избавление, на которое меняется боль, накрывая удовольствием и теплом, ведут по лабиринту Ролевых Игр, откуда не хочется возвращаться.

Мы уверенно прикасаемся с Ней ко всем человеческим табу, воспринимая Бондаж и Дисциплину, Садизм и Мазохизм – все грани БДСМ тематики, как несколько шагов на пути к духовной свободе.

Сырое подземелье «Искушения» забирает сердце, кровь, слезы и самые яркие эмоции, даруя взамен щелчки плети, взрывающие тишину отеля для запрещенных игр. И это вызывает настоящую зависимость, приступы которой становятся все острее, когда тоска по пику человеческого чувствования врывается в повседневность. Запреты существуют для того, чтобы их нарушать.

Самоотверженные эксперименты может остановить только психический срыв, когда человек берет на себя слишком много. Идет второй час экстремального Экшена, а главная роль в диалоге с подсознанием принадлежит кнуту в руках любимого человека. Сегодня хочется пойти дальше, не только в выборе девайса. Если играть в Человеческие Игры, то до конца, до самого последнего вздоха, маниакально преодолевая свои слабости… Видимо, поэтому я не смогла вовремя сказать ключевое слово «Стоп!».

Высокая температура, потеря сна и аппетита, галлюцинации, озноб, провалы в памяти, приступы истерии, забытье – такой жестокий сабдроп продолжительностью в несколько дней ждет каждого, кто играет в игры с телом и разумом, намеренно заходя за пределы дозволенного.

Сабдропом называется негативное состояние раба, приходящее в финале сеанса воздействий. Так бывает, если Садист неумело проводит Экшн, или если раб, не зная чувства меры, не просит Верхнего в нужную секунду остановиться. Нижний, который пренебрегает значимостью ключевого слова, сам виновен в своем крахе. Я поняла это лишь потом, когда прошла через последствия именно такой глупости.

Меня сильно трясет, я путаюсь в знакомых адресах, забываю слова, а глаза лихорадочно блестят. С одной стороны, хочется умереть, а с другой стороны – я понимаю, что испытываю некое запрещенное счастье.

Мобильный телефон где‑то потерян, я не сплю уже несколько суток, слоняясь по Москве без цели и направления. Черт возьми, мне хорошо как никогда! Хочется абсолютно пропасть из поля зрения всех знакомых, замирая в галлюциногенной паутине искаженного разума. Мне впервые в жизни так хорошо.

Она почему‑то называет это состояние критическим. Найдя меня на работе, Она решительно забирает меня домой, не обращая внимания на отговорки, что все прекрасно. Сообщив обеспокоенному начальству, что со мной произошло тяжелое нервное потрясение, Она вызывает такси. Пообещав, что я приду в себя через несколько дней, Она беспокоится, что дело обстоит намного хуже. Неужели Она не преувеличивает, и я действительно на грани? Странно, откуда тогда берется это волшебное блаженство?

Человек, шагнувший на недозволенную ступень в БДСМ играх, рискует сойти с ума навсегда. Мы уже давно дома, а я все еще теряюсь в иллюзиях и продолжаю бредить, забыв Ее настоящее имя.

– Что же ты наделала! – ругает Меня Она, обрабатывая автографы двухметрового кнута на моей спине.

– Мне так хорошо, Мастер… Я хочу еще… Пожалуйста, подарите мне Вашу власть, – умоляю я, теряясь в символике шизоидной сказки.

– Я же говорила, что пора остановиться! Зачем ты заставила меня пороть тебя дальше? – гладит меня по искалеченной спине Она.

– Я хотела показать, как много я могу ради Вас, Мастер, – отвечаю я, не понимая, что уже откровенно не в себе.

– Спи, Сахарок, ты обязательно поправишься. – Она целует мой лоб, пытаясь вернуть потерянное сознание.

За окном облетают золотые листья… Человек никогда не научится летать, если не захочет разбиться… На Ее ладони так красиво смотрелась мозаика моих осколков… Все, что оставалось от меня… Зачем соединять обломки безумия, сажая их на грубый клей? Врачи сами серьезно больны… Им никогда не почувствовать того, что делает людей счастливыми… Больничная палата… Таблетки три раза в день на десерт, и никакой музыки…

Сижу на облупленном подоконнике, как обиженный на всех сыч. Размешиваю солнечного зайчика в стакане с противным лекарством. Смотрю на улицу, тоскливо цепляясь за редкие силуэты по ту сторону мутного стекла. Пишу ахинею на клочке бумаги.

 

………

 

Мир как один большой Сумасшедший Дом… Изгнание из Страны Чудес… Вернувшись из медицинского заточения, я осознаю, как было прекрасно жить прошлым безумием… Я готова падать все дальше в порок, в небо, в любовь… Но больше не хочу бежать от правды… Меня сложно назвать лесбиянкой. Я не могу без мужчин, хоть и обожаю женщин. Но любила и буду любить только одну из них.

Никто никогда не видел слез в холодных глазах Кая, потому что он не хотел, чтобы люди знали, насколько ему может быть больно.

Превозмогая нервное напряжение, я набираю знакомый номер. Запрещаю себе плакать. Запрещаю себе испытывать боль и жалость – одни из самых убогих чувств… Кое‑как собираюсь с мыслями… Она научила меня держать свои эмоции в руках.

– Сахарок! Привет! Как ты? – слышится в трубке самый любимый на свете голос.

– Здравствуй, моя родная… Нам надо встретиться и серьезно поговорить.

Наша история продолжалась два года. Однажды я поняла, что никогда в жизни не смогу дать Ей самого главного – полноценную семью. Я слишком сильно люблю Ее, чтобы разбивать ее жизнь своими руками…

Поэтому я настояла на том, что нам надо расстаться.

Любовь на кончиках пальцев втягивает в самое большое заблуждение – уверенность, что однополые отношения могут заменить союз мужчины и женщины. Нет, не могут. Как бы хорошо ни было двум женщинам рядом, вместе, семья – гораздо важнее. Эту истину никогда не признает «Мир Л», поэтому многие лесбиянки остаются навсегда несчастными. Может со стороны и покажется, что такие парни, как я, никогда не плачут, но сейчас самое время для слез. И пусть они унесут ненужные обиды…

К сожалению, я не смогу подарить Ей счастье быть мамой. А ведь Она однажды этого непременно захочет. А я, понимая, что краду Ее время, которое должно быть отдано не мне, буду винить себя до конца жизни, что не объяснила Ей этого вовремя.


Дата добавления: 2018-10-25; просмотров: 175; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!