Вавилон сомнений, суеверий и науки
Вы не поверите, но подобные скептики все‑таки находились.
В бурных волнах вражеских вторжений, то и дело прокатывавшихся через Вавилон, люди задавали вопросы, на которые никак не могли найти ответов. Напрасно вавилоняне писали письма илу – своему личному богу, умоляя, чтобы тот передал их просьбы великому Мардуку, – верховное божество не отвечало, и беды настигали равно как нечестивых, так и благочестивых людей.
Неудивительно, что перед концом касситской династии в Вавилонии стала пользоваться такой популярностью «Поэма о невинном страдальце». Ее герой, Шубши‑мешре‑Шаккан, бывший богатый придворный, разом потерял все – состояние, благоволение царя, уважение окружающих, здоровье – хотя и вел всегда самую праведную жизнь. Бедняга горько сетует на жестокую судьбу, не в силах понять, в чем он провинился перед богами:
– Только жить я начал – прошло мое время!
Куда ни гляну, – злое да злое!
Растут невзгоды, а истины нету!
Воззвал я к богу – лик отвернул он,
Взмолился богине – главы не склонила,
Жрец‑прорицатель не сказал о грядущем.
Вещун волхователь не выяснил правды,
Ясновидца спросил – и он не понял.
Обряд заклинателя не отвел моей кары.
В растерянности перечисляя свои заслуги перед богами и царем, «невинный страдалец» задается вопросом: а могут ли люди понять непостижимые мысли бога?
Я славил царя, равнял его богу,
|
|
|
Почтенье к творцу внушал я черни.
Воистину, думал, богам это любо!
Но что мило тебе, угодно ли богу?
Не любезно ли богу, что тебя отвращает?
Кто же волю богов в небесах постигнет?
Мира подземного кто угадает законы?
Бога пути познает ли смертный?[95]
Для бедолаги из этой поэмы все закончилось хорошо: посланец Мардука пообещал ему избавление от бед и исцеление от многочисленных недугов. Но другие, менее удачливые страдальцы – что было делать им?
Мир вавилонян даже в спокойное время оставался тревожным и опасным, полным злых духов и враждебного колдовства.
Вокруг кишели демоны, одни из которых считались низшими божествами, другие – беспокойными душами мертвецов, и почти все они норовили причинить вред человеку. Самыми опасными среди них числились так называемые Семеро Злых – Семерка, Сибитти. Хотя в эту «великолепную Семерку», видимо, входило гораздо больше демонов:
Семеро их, семеро их, дважды семеро их. На горе Запада они родились, на горе Востока выросли. В расселинах сидят они повсюду, в пустыне встают. Среди мудрых богов неизвестны они, имя их не существует ни на небе, ни на земле.
Большинство демонов имели узкую специализацию: один поражал человека в шею, другой – в голову, третий, проникнув ночью в дом, беспокойной возней лишал его обитателей сна. Однако существовали и более широкие специалисты, вроде демона бури Пазузу, красавчика с человеческим телом, с лапами хищной птицы, с рогатой львиной головой и крыльями за спиной. Он обрушивал на людей плохую погоду, а еще насылал головную боль и тошноту.
|
|
|
Очень боялись вавилоняне и демоницы Ламашту: хотя эта жуткая старуха была «прописана» в Иркалле, она часто выбиралась на землю и приносила с собой болезни, набрасывалась на матерей, похищала детей. По примеру Пазузу Ламашту щеголяла костлявыми птичьими лапами и гримасничающей головой льва, вот только крыльев у нее не было, поэтому ей приходилось передвигаться верхом на осле. На ходу ведьма умудрялась кормить грудью нечистых зверей – свинью и собаку; такой ее и изображали глиняные статуэтки‑обереги, ставившиеся для защиты в домах.
Вообще вавилонянам приходилось тратить много времени и средств, чтобы защититься от враждебного колдовства. Лучшим спасителем от злых чар считался мудрый Эйя: он научил Мардука всевозможным заклинаниям, а Владыка передал эти знания своим жрецам. В Эсагиле хранилась огромная библиотека заклинаний, аккуратно распределенных по начальным строкам или же в соответствии со своим назначением. С помощью каталога жрецы могли быстренько отыскать любой нужный текст – хоть для укачивания младенца, хоть для родовспоможения, хоть для избавления от порчи, хоть для обуздания вредоносных ведьм.
|
|
|
Редкая ведьма могла устоять против таких вдохновенных слов:
«Кто ты такая, ядовитая ведьма, в сердце которой сокрыто название моего несчастья, на языке которой появилось мое околдование, на устах которой возникла моя отрава, по следам которой идет смерть? Ты ведьма, я схвачу твой рот, схвачу язык твой, схвачу твои сверкающие очи, схвачу твои быстрые ноги, схвачу твои размахивающие руки и свяжу их тебе за спиной!»[96] .
Конечно, помощь жрецов обходилась недешево, поэтому простой люд часто прибегал к услугам менее квалифицированных специалистов, а то и вовсе пытался бороться со злом своими силами.
Для защиты от духов вавилоняне покупали дешевые фигурки «семи мудрецов», представляющие собой человечков с птичьими головами и крыльями – их зарывали у входа в дом, в четырех углах главного помещения, а также в комнате хозяина под его стулом. При болезнях старались задобрить демоницу Ламашту, кладя ее куклу рядом с больным и вкладывая ей в рот сердце поросенка. Прикормленную таким образом демоницу на третий день разбивали мечом и закапывали у стены, обмазывая место захоронения мучной кашей. Существовали и более сложные обряды с использованием асфальта, гипса, краски, кедрового жезла, факела, курильницы – их, конечно, проводили уже профессионалы.
|
|
|
Точно так же дело обстояло с гаданиями: для гадания по печени, требующего глубоких специальных познаний, всегда приглашали гадалыциков‑бару, и никакое важное дело – будь то битва с врагом или погром мятежных городов – не начиналось без предварительной иероскопии[97] .
Однако более простые способы гадания были доступны любому дилетанту. Вавилоняне гадали по струйке дыма из кадильницы, по вылитому в воду маслу или просто «слушая улицу»: человек поднимался на крышу, вслушивался в уличный шум и первые донесшиеся до него слова истолковывал как предзнаменование. Заговорили о хорошем – значит, ждет удача, заговорили о плохом – быть беде!
Некоторые магические шумеро‑аккадские ритуалы, пройдя сквозь тысячелетия и пережив уничтожение Вавилона, упадок Греции и падение Римской империи, прочно обосновались в христианской Европе. Скажем, столь любимый средневековыми оккультистами ритуал насылания порчи на врага через изображающую этого врага куклу берет свое начало в древней Месопотамии.
Да что там средневековье! Чтобы ощутить себя жителем древнего Вавилона, достаточно раскрыть почти любую нынешнюю газету и просмотреть объявления. Взгляните: на одной‑единственной странице вам обещают составление гороскопа, стопроцентное снятие порчи и мощный приворот; безгрешный возврат мужей и любимых на всю жизнь (всего за один сеанс); снятие сглаза, проклятий, венца безбрачия; приворотные действия с одновременным устранением соперницы (соперника); отворот (любовную остуду с нейтрализацией эротической зависимости); заговор на расположение нужной вам особы, на сексуальное обольщение, на удачу в бизнесе, на похудание и даже на защиту от суда!
Если бы в древневавилонские времена выпускались газеты, в них наверняка публиковались бы похожие объявления. Кроме разве что последнего пункта насчет суда – он бы очень не понравился царю Хаммурапи, уж слишком старик гордился своими законами и своей судебной реформой!
Конечно, древневавилонские жрецы еще не знали таких терминов, как «нейтрализация эротической зависимости», но можно поспорить, что их профессиональный жаргон не уступал по количеству звучных загадочных слов жаргону нынешних членов Европейской ассоциации профессиональных парапсихологов. Недаром шумерский язык некоторые ученые приняли сперва за тайный культовый язык вавилонских жрецов. Термина «психотерапия» тогда тоже еще не знали, что не мешало жрецам‑знахарям добиваться весьма неплохих результатов в исцелении как физических, так и психических недугов.
Это вовсе не означает, что вся древневавилонская медицина сводилась только к заклинаниям и магическим обрядам. Нет, наряду со жрецами‑знахарями – ашипу тогда существовали и врачи‑практики – асу, пускавшие в ход довольно широкий спектр хирургических и терапевтических средств. И нетрудно себе представить, что вавилонские ашипу свысока именовали своих конкурентов‑асу «представителями нетрадиционной медицины».
Если бы асу, делавшие упор на хирургию и фармацевтику, и ашипу, делавшие упор на магические обряды, заключили друг с другом союз, это пошло бы на пользу как им самим, так и их больным. Но две эти школы издавна вели борьбу, в которой в конце концов победили ашипу. Ушли в прошлое сложные операции, в том числе на глазах, забылись достижения практической терапии, и асу заняли место деревенских «костоправов», которых зовут, когда больше никого не дозовешься. Как ни странно, здесь сыграло роль широкое распространение в Вавилоне писанных медицинских канонов: врачи‑асу, механически зазубривавшие диагнозы и рецепты, утратили индивидуальный, «творческий» подход к больным – тогда как жрецам‑знахарям такого подхода было не занимать.
Многие заклинания представляли собой настоящие поэтические шедевры, как, например, это любовное заклинание‑заговор:
Благородная дева стоит на улице,
Дева‑блудница, дочерь Инанны,
Дева, дочерь Инанны, стоит у ночлежища.
Масло и сладкие сливки она,
Телица могучей Инанны она,
Кладовая богатая Энки она.
О, дева! Сядет – яблонею цветет.
Ляжет – радость взорам дает,
Кедров прохладой тенистой влечет!
К ней прикован мой лик – лик влюбленный,
Мои руки прикованы – руки влюбленные,
Мои очи прикованы – очи влюбленные,
Мои ноги прикованы – ноги влюбленные.
Ах, серебром пороги перед ней,
лазуритом ступеньки под ней, Когда по лестнице она спускается!
Когда милая остановилась,
Когда милая брови сдвинула –
Милая с небес ветром повеяла,
В грудь юноши стрелой ударила…[98]
Впрочем, если речь не шла о профессиональной конкуренции, «традиционные» знания в Вавилоне вполне уживались с «нетрадиционными».
Например, учение вавилонских жрецов о том, что пересеченная Тигром и Евфратом Земля, маленькая и плоская, как блин, плавает в Мировом океане, а сверху ее накрывают колпаки семи (или трех) небесных сфер, ничуть не мешало вавилонским купцам достигать Испании, Афганистана и Индии.
Астрология в древнем Вавилоне существовала бок о бок с астрономией: наряду с гороскопами тогдашние ученые составляли планетные эфемериды, умели предсказывать лунные затмения и владели способами предвычисления движения Луны и планет. Вавилонские математики знали теорему Пифагора за 1000 лет до рождения самого Пифагора, а шумеро‑вавилонской шестидесятиричной системой мер мы пользуемся и сейчас, деля минуты на шестьдесят секунд, а час – на шестьдесят минут.
Не менее актуальными остаются в наше время и многие произведения аккадской литературы. Вот, например, знаменитый «Разговор господина и раба» – в нем звучит прямо‑таки гамлетовское «Быть иль не быть?»
Разговор господина и раба
Позвал господин раба и сказал:
– Повинуйся!
– Да, мой господин! – с готовностью откликнулся раб.
– Запряги колесницу, я решил поехать во дворец!
– Хорошее дело! – одобрил раб. – Кто находится рядом с царем – добивается его расположения, явившегося во дворец ожидают милости владыки.
– Нет, пожалуй, я никуда не поеду! – махнул рукой господин, и раб тотчас согласился:
– И правильно – умный держится от дворца подальше. Явишься к царю – он пошлет тебя в поход, из которого ты можешь и не вернуться!
Вновь позвал господин:
– Раб, повинуйся!
– Да, мой господин!
– Подай воду для омовения рук, я сяду обедать!
– Отличная мысль! – закивал головой раб. – Кто часто ест – благодушен нравом, кто обедает – разделяет пищу с богами, вымытые руки любит целите ль‑Шамаш.
– Нет, что‑то расхотелось мне обедать! – поморщился господин.
– И то верно, – поддакнул раб. – Что толку в еде, если голод и жажду не утолишь навеки?
Снова кликнул господин:
– Раб, повинуйся!
– Да, мой господин!
– Запряги колесницу – я поеду кататься за городские ворота!
– Отлично придумано! – воскликнул раб. – Кто сидит дома – не раздобудет поживы. Недаром говорит пословица: волка кормят ноги!
– Нет, подожди запрягать! Я, пожалуй, останусь дома.
– Конечно, так будет гораздо разумней! Лишь сумасшедшие шляются по степи, да еще бездомные бродяги. Того и гляди, нападут на тебя разбойники, или, пока ты колесишь незнамо где, твой дом обворуют. Недаром говорит пословица – дома всегда лучше!
– Раб, где ты там? – раздраженно закричал господин. – Вечно тебя не дозовешься!
– Я здесь, мой господин! Что прикажешь?
– Вот что я надумал: пора мне создать семью, завести детишек…
– Давно пора! – с жаром поддержал раб. – Что за жизнь у бездетного человека, что за смерть? Его и оплакать‑то некому! Бессемейный без погребальных жертв уходит в Иркаллу, ест там прах и пьет тухлую воду!
– А может, не стоит мне жениться? – засомневался господин.
– Конечно, не стоит! – убежденно ответил раб. – Многих ли ты знаешь счастливых в браке? Да и дети, посмотри‑ка на соседских: один кривой, другой золотушный!
– Так все‑таки – жениться мне или не жениться? – топнул ногой господин.
– Не женись, не то вырастут дети – и промотают твое богатство!
– Раб, знаешь, что мне захотелось сделать? – зевнул господин. – Пойду‑ка я в разбойники от скуки!
– Мудро придумано! – отозвался раб. – Как легче всего раздобыть еду и одежду, если не грабежом? Только став разбойником, быстро разбогатеешь!
– Нет, пожалуй, не стану я грабить на дорогах…
– И правильно – жизнь разбойника трудна и опасна, у купцов тоже есть мечи и дубинки! А если не убьют тебя в драке, так схватят и живьем сдерут кожу, или ослепят, или бросят в темницу!
– Раб, поди сюда! – закричал вельможа.
– Слушаю, мой господин!
– Полюблю‑ка я прекрасную женщину!
– Правильно, господин мой, разве можно жить без любви? – убежденно согласился раб. – Только в любви забываются все печали и скорби!
– Нет, не хочу я ни в кого влюбляться!
– И правильно, на что тебе эта морока? Любовь женщины – западня для мужчины, женская красота – острый нож, направленный мужчине в сердце!
– Раб, где ты там? Ты мне нужен!
– Я здесь, мой господин! – откликнулся раб.
– Приготовь все для жертвоприношения, я хочу принести богам богатую жертву!
– Бегу, господин, лечу! Вот уж вправду благое дело! Кто приносит жертвы, облегчает свое сердце, кто дает богу – тому воздастся сторицей!
– Подожди! А может, не совершать мне жертвоприношения?
– Конечно, не совершай! Что за толк в богатых жертвах? Разве добьешься ты прока от бога, который требует от тебя то жертв, то обрядов, то еще чего‑то? Недаром мудрецы говорят: религия – конопля для народа!
– Раб, меня только что осенила отличная мысль!
– Слушаю, мой господин! – отозвался раб.
– Стану‑ка я ростовщиком, приумножу свои богатства!
– И вправду – мудрая мысль! – восхитился раб. – У ростовщиков всегда полным‑полны кладовые. Недаром говорят: деньги должны делать деньги!
– А быть может, не надо мне становиться ростовщиком?
– Конечно, не становись! Сколько таких халявщиков уже прогорело! Давать людям в долг – ненадежное дело, поди‑ка потом взыщи с должников проценты! Недаром говорят: только честный труд доставляет радость!
– Раб, поди сюда! Возвести всем людям: сегодня я совершу доброе дело для моей страны!
– Соверши, господин, соверши! – радостно закивал раб. – Кто делает добро своей стране, имя того не забудут вовеки!
– Нет, не совершу я доброго дела для страны! С какой стати?
– И правильно, господин мой, не совершай. Пройдись‑ка по развалинам древних городов и посмотри на черепа людей, живших давно и недавно: можешь ли ты сказать, кто из них был злым, а кто – добрым?
– Но если так – что же тогда благо?! – в отчаянии возопил господин.
– Утопиться бы нам с тобой – вот что благо! – утомленно отвечал раб. – Все равно никому не достать до неба! Все равно никому не объять всю землю!
– Коли так, я убью тебя, раб! Первым отправлю в Иркаллу!
– А ты, мой господин, надолго меня переживешь ли?
Зато герой другого вавилонского произведения предпочитает бесплодному размышлению активное действие. Остается только удивляться, как при таких энергии и изобретательности он не сумел выбиться из нищеты? А еще удивительнее то, что сказку об умном бедняке, перехитрившем жадного градоправителя, изучали и переписывали тогдашние школьники, которых, казалось бы, должны были воспитывать в почтении к высокому начальству.
Сказка о ниппурском бедняке
Жил в Ниппуре человек по имени Гимиль‑Нинурта – бедняк из бедняков, голь перекатная. Не имел он ни сикля[99] серебра, ни крупинки золота, а из одежды – только ту, что была на нем. Когда у бедняги совсем подвело живот, снял он свою единственную одежду и сменял ее на козу‑трехлетку.
Шел Гимиль‑Нинурта домой полуголым и думал:
– Ну, зарежу я козу, да все равно ведь не попирую вволю, раз нет у меня ни вина, ни пива! К тому же соседи и родичи обозлятся, если не получат приглашения на обед, а пригласи всю ораву – самому достанутся рожки да ножки! Нет, лучше преподнесу‑ка я козу в подарок градоправителю – может, он уделит мне что‑нибудь от своих щедрот.
Сказано – сделано: бедняк пришел к воротам правителя Ниппура и рассказал привратнику Тукульти‑Эллилю, что за дело его сюда привело.
Привратник отправился доложить вельможе:
– Господин! Там явился какой‑то босяк и говорит, что он привел козу тебе в подарок!
– Видать, за ним числится грешок, раз он решил ко мне подольститься! – нахмурился градоправитель. – А ну, тащи пройдоху сюда!
Бедняк вошел в покои, держа левой рукой за рог козу[100] , и почтительно склонился перед правителем:
– Да благословят тебя Эллиль и Ниппур! Пусть даруют тебе процветание Адад и Нуску!
– Что ты натворил, негодяй? За что пытаешься всучить мне взятку?! – рявкнул градоправитель.
Гимиль‑Нинурта рассказал все, как есть, но богач не поверил чистосердечным объяснениям. Он велел швырнуть дарителю жалкие объедки, дать кувшин разбавленного пива и вытолкать взашей из дома.
– Вот что скажи своему господину, – выходя за ворота, бросил привратнику Гимиль‑Нинурта, – он нанес мне одну обиду, я же отплачу ему тремя!
Услыхав об этой угрозе, градоправитель до вечера смеялся: ну что может сделать ему какой‑то жалкий оборванец?
Однако бедняк не шутил! Он отправился в Вавилон, явился во дворец государя и попросил взаймы колесницу и богатую одежду. За день проката Гимиль‑Нинурта пообещал уплатить в казну целую мину золота![101]
Царь пожаловал просителю все, что тот пожелал, а впридачу – роскошный ларец, в который Гимиль‑Нинурта посадил двух пойманных по дороге птиц. Бедняк запечатал ларец царской печатью и вернулся в Ниппур.
Увидев вельможу в роскошной одежде, подкатившего к дому на великолепной колеснице, градоправитель сам вышел ему навстречу:
– Кто ты такой? Куда держишь путь?
– Я – царский посланец, – важно ответил бедняк. – Везу дар государя в Экур, храм Эллиля. В этом ларце – две мины чистого золота!
В честь столичного гостя правитель зарезал жирного барана и до отвала накормил Гимиль‑Нинурту.
Ночью же, когда все заснули, бедняк открыл ларец, и птицы упорхнули в окошко. Теперь «царский дар» весил на две мины меньше, чем тогда, когда его принимал градоправитель.
Поутру богач встал и в ужасе схватился за голову: ларец пуст, золото пропало!
– Так‑то ты следишь за порядком в своем городе! – воскликнул «посланец царя», в притворном гневе разрывая на себе одежды. – Государь найдет, как покарать градоправителя, который даже в собственном доме не смог уберечь царское золото от воров! А может, ты сам его и украл? Признавайся!
И бедняк, налетев на своего врага, избил его с головы до пяток.
– Не губи! – зарыдал вельможа. – Возмещу я тебе пропавшее золото!
Он вручил Гимиль‑Нинурте две полновесных мины золота, а взамен разорванной одежды подарил новую, еще богаче. Потом правитель с поклонами проводил грозного гостя до колесницы, радуясь, что так дешево отделался. А бедняк, хлестнув коней бичом, крикнул:
– Эй, господин! Один раз я тебе уже отплатил, осталось еще два раза!
Поняв, что его провели, градоправитель, хоть и был крепко избит, долго смеялся над хитростью пройдохи. Ну, теперь‑то уж он не попадется на удочку!
А Гимиль‑Нинурта пошел к брадобрею, изменил до неузнаваемости внешность и явился к правителю под видом искусного лекаря, уроженца Иссина.
«Лекарь» безошибочно указал, где именно у страждущего болит (ему ли не помнить, куда он метил кулаками?) – и градоправитель воскликнул:
– Да ты и впрямь искусный лекарь!
– Искусней не найдешь в самом Вавилоне! – скромно согласился бедняк. – Но я всегда занимаюсь врачеванием только в темном уединенном месте. Как говорил мой наставник‑ашипсу: «Для познания тайны темна дорога!»
Правитель последовал за Гимиль‑Нинуртой в такое место – и там бедняк второй раз основательно поколотил своего обидчика.
– Два раза я тебе отплатил – еще один раз остался! – напомнил он на прощанье.
– Ну уж нет! – простонал избитый вельможа. – Больше ты не выманишь меня из дома!
Гимиль‑Нинурта только засмеялся, а потом на остатки из вырученного золота нанял человека, научив его, что нужно делать.
Правитель тем временем лежал в постели, охая и грозя самыми страшными карами негодяю с козой. Ну, попадись этот мерзавец ему в руки!..
– А я здесь! – раздался вдруг с улицы громкий крик. – Вот он я – тот, что приходил к тебе с козою! Мэ‑э‑э!
Все домочадцы и слуги градоправителя дружно ринулись на улицу и рассыпались по переулкам в поисках супостата. Даже хозяин дома не утерпел – тоже выскочил и устремился на крики.
И тут из‑под моста на него прыгнул Гимиль‑Нинурта, в третий раз избил с головы до пяток:
– Все, приятель, теперь мы квиты!
Градоправитель еле живым вернулся домой, а бедняк вышел за городские ворота и, довольный и веселый, отправился в вольную степь.
Вавилон: падения и взлеты
Не иначе как Гимиль‑Нинурта решил примкнуть к хапиру. Это многонациональное сборище бедняков и беглых рабов, укрывавшихся от притеснений местных владык и погромов войск египетских фараонов, обосновалось в лесистых горах Ливана – вотчине великана Хубабы. Община хапиру чем‑то напоминала вольницу запорожских казаков и долго оставалась головной болью для многих средиземноморских правителей. При фараоне Эхнатоне, который не интересовался ничем, кроме своей религиозной реформы, хапиру (к этому времени объединившиеся в государство Амурру) до того обнаглели, что вторглись в Палестину и захватили несколько финикийских городов. Царьки многих мелких государств жаловались, что их рабы убивают своих господ и бегут к хапиру; пару веков Амурру было для фараонов и их ставленников костью в горле, пока не превратилось в обычное небольшое царство, просуществовавшее приблизительно до 1100 года до н. э.
Но вернемся к нашим вавилонянам!
Примерно в это же время – около 1110 года до н. э. – царь Навуходоносор I из II династии Иссина взял реванш за все беды, которые Вавилон претерпел из‑за эламитов. Он разбил войска Элама у крепости Дер и так основательно потрепал эту страну, что лет на триста вывел ее из политической игры. Навуходоносор I одерживал победы и над ассирийцами, однако вскоре удача вновь повернулась к Вавилонии спиной. Сперва последовали два победоносных похода ассирийского царя Тиглатпаласара I, потом – вторжение южно‑арамейских племен халдеев (или сутиев)… И если с халдеями вавилоняне в конце концов сумели сжиться, то с ассирийцами дело обстояло куда сложней.
К тому времени Ассирия превратилась в самую могучую и агрессивную державу Востока, и на протяжении VIII и IX веков до н. э. Вавилон то освобождался от ее власти, то подчинялся ей вновь. Наконец в 689 году до н. э. это противостояние разрешилось страшной катастрофой. Ассирийский царь Синаххериб Бесноватый, выведенный из себя непокорностью Вавилона, в очередной раз взял город и приказал навсегда стереть его с лица земли. Сокровища вавилонских царей и статую Мардука вывезли в столицу Ассирии Ниневию, немногих уцелевших после резни жителей продали в рабство, после чего город был подожжен. Несколько дней огонь пожирал вавилонские дома, дворцы и храмы, а когда отбушевали пожары, ассирийцы засыпали канал Арахту, разрушили дамбы, и на пепелище хлынули воды Евфрата.
«Дабы в грядущие времена никто не мог найти даже место этого города, я залил его водой! – с чувством выполненного долга возвестил Синаххериб в своих анналах. – Город и дома в нем, с основания до верхних покоев, я срыл, разрушил, сжег огнем!»
Но Бесноватому оказалось мало физически уничтожить великий город, он решил впридачу уничтожить его символически: по приказу царя вавилонскую землю погрузили на корабли, отвезли в Дильмун и там развеяли по ветру…
Такой катастрофы Вавилон еще никогда не переживал; казалось, для города и впрямь все было кончено!
Но спустя несколько лет Бесноватого убили в храме двое его сыновей, а третий сын Синаххериба, Асархаддон, придя к власти, решил заново отстроить самый большой торговый центр Востока. Чтобы обелить память отца, он объявил разрушение Вавилона гневом Мардука, чьей воле, дескать, послушно следовал Синаххериб. Этим тонким дипломатическим ходом ассирийский царь убивал сразу двух зайцев: давал понять вавилонянам, что их бедствия – кара верховного божества за строптивость, а кроме того, обеспечивал себе их благодарность за возрождение Вавилона. «Своими мятежами против Ассирии вы провинились перед небесной властью, – недвусмысленно намекал Асархаддон, – но теперь гнев бога иссяк, и я буду столь великодушен, что верну вашему городу былую славу и великолепие».
И Вавилон воскрес из грязной топи.
Десятки тысяч военнопленных трудились на этой «стройке века», осушая заболоченную почву, восстанавливая канал, соединяющий Евфрат с Тигром, поднимая из развалин дома, храмы, дворцы и башни. Ассирийский зодчий Арадаххешу вновь возвел зиккурат Э‑таменанки, в город начали возвращаться жители… И, чтобы еще раз подтвердить свое расположение к Вавилону, Асархаддон женился на тамошней уроженке.
Кто после этого может сказать, что жизнь была однообразной? Вот уж кто не мог пожаловаться на скуку! От разорения и гибели к блистательному взлету, а от него, глядишь, к новому падению! Средства в вавилонскую недвижимость могли вкладывать только люди с железными нервами.
Потому‑то в те беспокойные времена пользовалась такой огромной популярностью поэма о боге войны и чумы Эрре. Сложенная в Месопотамии еще в конце II тысячелетия до н. э. во время нашествия кутиев, она много раз переписывалась в Вавилонии во время многочисленных вторжений, прокатывавшихся через эту страну.
Поэма о Боге Чумы
Это случилось еще в ту пору, когда Эрра был холостяком и день‑деньской полеживал в своем храме, отдыхая от ратных дел. Рядом с ним нетерпеливо ерзали семь Сибитти – злобных демонов, сыновей Ану.
Сразу после рождения Ану нарек каждому из сыновей свирепый жребий: первого он сделал неукротимым в буйстве; второму велел жечь огнем, полыхать пожаром; третьего уподобил свирепому льву‑людоеду; четвертого наделил могучей силой, сокрушающей горы; пятому велел пройтись по земле ураганным ветром; шестого послал разить людей направо и налево; седьмого одарил змеиным ядом – пусть развлекается, истребляя смертных!
Снабдив детишек отеческими наставлениями, Ану послал их к Эрре на производственную практику, и вскоре Сибитти стали незаменимыми помощниками бога войны и чумы.
Вот и сейчас им не терпелось приняться за дело. Устав в конце концов ждать, когда их патрон раскачается, они осыпали Эрру непочтительными насмешками:
– Что сидишь ты дома, как слабый ребенок!
Как не знающим воли, нам ли есть пищу женщин?
Нам ли в страхе дрожать, как не сведущим в битве?
Уйти на волю – для мужчины праздник.
Даже князю во граде не снискать пропитанья,
Забранят его люди, он посмешищем станет,
Как он руку протянет уходящим на волю?
Пусть даже крепок сидящий во граде,
Над ходящим на волю как верх возьмет он?
Хлеб пусть в граде обилен,
не сравнится он с зольной лепешкой,
Сладкое цеженое пиво с водой бурдюка не сравнится,
Пышный дворец не сравнится с походной палаткой! [102]
Пора в поход, на волю, в сражение! – голосили непоседливые Сибитти. – Расколошматим кого‑нибудь в пух и прах – все равно, кого и за что – и наше имя вознесут игиги и ануннаки, а все прочие боги почтительно склонятся перед тобою, Эрра! Сколько можно сидеть без дела?
Мы, знатоки перевалов горных, о походах забыли,
На доспехи наши легла паутина,
Верный лук изменил нам, стал нам не под силу,
У острой стрелы наконечник погнулся,
Наш кинжал без убийства заржавел!
Хотим на войну! Хотим в поход! Хотим устроить кровавую сечу!
– Что ж, в поход так в поход, – зевая, согласился Эрра. – Только, боюсь, Мардук опять испортит нам всю забаву! Если мы хотим как следует поразмяться, нужно сперва услать старика подальше… За мной, братва, вперед, к Эсагиле!
С радостным гомоном Сибитти вслед за Эррой повалили из храма, как ни пытался их остановить миролюбивый Ишум, бог огня.
Буйная компания приблизилась к храму Мардука, и на шум в дверях показался заспанный хозяин Эсагилы в грязной одежде и нечищенной тиаре.
– Ну и вид у тебя, о великий Владыка! – насмешливо крикнул Эрра. – Неужели ты тоже когда‑то держал в руках палицу, лук и стрелы? А теперь, гляжу, тебе не под силу даже почистить свою тиару! Да и храм твой совсем обветшал, того и гляди завалится набок!
– Я не хуже тебя умею устраивать драки, Эрра! – приосанившись, уязвленно ответил Мардук. – Видел бы ты, какие я учинял в молодости потопы, как лихо срывал с мест звезды и целые созвездья! От моих молодецких игр, бывало, пересыхали пашни, мелели реки, тысячами дохли земные твари! Потому и затмилась моя тиара, потому и храм покосился – я сгоряча отправил в бездну семь великих мудрецов, нет больше ни Нинильду, ни Гушкинбанды, ни Нингаля, ни других искусных мастеров, следивших раньше за убранством Эсагилы!
– А разыскать других мастеров взамен ушедших в Иркаллу ты, бедняга, не можешь? – хитро прищурился Эрра.
– Я, победитель Тиамат, все могу! – крикнул Мардук, выходя из храма. – Я отправляюсь за мастерами и материалами для починки Эсагилы, а ты пока присмотри здесь за порядком. Боюсь, много бедствий ожидает страну, если я оставлю без присмотра священный город!
– Конечно. Можешь на меня положиться! – серьезно заверил бог чумы.
Вывесив на дверях храма табличку: «Закрыто на реставрацию», Мардук отбыл в неизвестном направлении… И его дурные предчувствия немедленно оправдались: стоило ему покинуть Эсагилу, как по всей стране прошли потопы и ураганы, средь бела дня кромешная тьма покрыла землю, злобные демоны вырвались на волю и погасили звезды – а Эрра в темноте торжествующе гаркнул:
– Ахха‑ха! Ну, теперь весь мир увидит, на что я способен!
Сокрушу я страну, обращу в руины,
Города разрушу, превращу в пустыню,
Горы снесу, зверей уничтожу,
Моря всколыхну, истреблю их богатства,
Искореню болотные заросли, спалю их, как Гирру,
Ниспровергну людей, погублю все живое,
Никого не оставлю даже на семя!
… Подниму я общины друг против друга,
Сын отца возненавидит, не даст ему покоя,
Мать, улыбаясь, будет строить дочери козни!
Вдохновенной песне бога войны подтягивал оглушительный хор Сибитти:
– Шум людей прекращу, отниму у них радость,
Как костер, вражда запылает на месте дружбы!..
– Стойте! Стойте! Зачем вы замыслили принести стране гибель?! – кричал Ишум, но его никто не слушал.
Эрра и его воины так рьяно взялись за любимое дело, истребляя, буйствуя, сея повсюду раздор, что Ишум в отчаянии схватился за голову.
– Что ты наделал, неистовый Эрра?! Зачем ты привел врагов на вавилонскую землю?
Да, в Вавилон вступило чужеземное войско, и даже жрецы Эсагилы взялись за оружие. Трупы убитых завалили улицы, кровь священнослужителей потекла в Евфрат…
И как раз в это время из своей отлучки вернулся Мардук – в чистой одежде, в сияющей тиаре, с большой охапкой стройматериалов. При виде того, что творится в его священном граде, верховный бог охнул и в ужасе выпустил все из рук.
– Увы! – воскликнул он, подбирая полы одежды, чтобы не испачкаться кровью. – Никогда я не стану пить оскверненную воду! Никогда не войду в свое запятнанное кровью жилище!
Увы, Вавилон, чью вершину уподобил я пышной пальме, – растерзал ее ветер!
Увы, Вавилон, что, словно кедровую шишку, зерном я наполнил, – не насытиться мне им!
Увы, Вавилон, что, словно печать из янтаря, я повесил на шею Ану!
Увы, Вавилон, что, словно Таблицы судеб, в руках держал я, никому не вверяя!
Так причитал Мардук над разоренной столицей, и ему вторили гневные вопли других богов и богинь.
Иштар кричала о судьбе своего города У рука: Эрра привел туда сутиев, и их жестокий правитель изгнал из храма Эанны певцов и танцоров! Где веселье, всегда царившее в городе Иштар, – пристанище иеродул[103] блудниц и девок? Где пышные праздники с песнями и лихими танцами?
На вопли богини эхом отзывался Иштаран – божественный покровитель города Даксы: по вине Эрры этот город совсем обезлюдел, его храм Эугаль[104] разрушен врагами!
АСиппар, который не уничтожили даже волны великого потопа? Теперь его древние стены начисто снесены – и в этом тоже повинна шайка Сибитти вместе со своим кровожадным главарем!
– Мы давно привыкли к твоим выходкам, бог войны, но на сей раз ты перешел все границы!
Воитель Эрра! Правого предал ты смерти
И неправого предал ты смерти,
Кто пред тобой повинен, предал ты смерти,
Кто пред тобой не повинен, предал ты смерти!
Никого ты не пощадил – ни жрецов, ни царских слуг, ни маленьких девочек, ни воинов, ни полководцев! Посмотри – вся страна по твоей вине превратилась в безжизненную пустыню!
– Никогда я не слышу похвал за мои самоотверженные труды! – оскорбленно вскричал Эрра (Сибитти за его спиной скромно молчали.) – Вечно мне приходится страдать из‑за моего неиссякаемого человеколюбия! Да, Мардук, я старался только для блага твоих любимых вавилонян, для блага наших дорогих аккадцев! Когда приморец убьет приморца, субарей – субарея, ассириец – ассирийца, эламит – эламита, кассит – кассита, сутий – сутия, кутий – кутия, – угадайте, что тогда произойдет?
Все боги в смятении переглянулись, и Эйя печально произнес:
– Тогда придется заново создавать людской род…
– Неправильный ответ! – проревел Эрра. – Тогда над всеми возвысятся аккадцы! Ну что, замечательно я придумал? Эй, вон ползет еще несколько недобитых субареев!
И Эрра с новыми силами бросился в бой, снося горы и выкорчевывая леса, разрушая города и истребляя богатства моря, уничтожая стада скота и вновь обращая животных в глину, из которой они когда‑то были созданы.
И когда забрызганный кровью с ног до головы воитель вернулся в Эмеслам[105] , все остальные боги в трепете поднялись перед ним и долго не решались произнести ни слова. Наконец Ишум осторожно осведомился:
– Насытился ли ты битвами, о великий Эрра? Или ты решил истребить смертных до последнего человека?
– Опять попреки?! – прорычал бог чумы. – Опять кому‑то не по вкусу мои деянья?!
– Что ты, мы все в восторге от того, что ты совершил! – поспешно заверил Ишум. – Кто может сравниться с тобой в мощи, о непобедимый? Мы все – твои покорные слуги, великий хозяин Эмеслама!
– Так‑то лучше! – расплылся в улыбке польщенный Эрра. И, оглядев дымящиеся развалины Вавилона, самокритично заметил: – Н‑да, пожалуй, я немного погорячился…
Как неопытный садовник, слишком много я срезал,
Как вторгшийся враг, злого и доброго истреблял без разбора.
Но ничего, насколько я знаю вавилонян, они быстро размножатся снова! Ступай, Ишум, разыщи уцелевших смертных и скажи, что больше я не буду их истреблять, они могут покинуть свои убежища!
Пусть люд малочисленный размножится снова,
Пусть все невозбранно ходят по дорогам,
Слабый аккадец могучего сутия да повергнет,
Один семерых, как овец, да погонит!
… С полей, разоренных мною, соберите вновь урожаи.
Все градоправители знатную дань да принесут в Шуанну[106] ,
У храмов, что я разрушил, да вознесутся вершины,
как восходящее солнце, Тигр и Евфрат да приносят обильные воды,
Попечителю Эсагилы и Вавилона все градоправители да принесут, что должно!
Так спаслись малые остатки людей от гнева ужасного Эрры.
Кабтилани‑Мардук, сын Дабибу, увидел это во сне, вдохновленный богами, и поутру записал, ничего не добавив и не убавив.
Сам Эрра прочитал его труд и весьма одобрил, поэма сия удостоилась положительных отзывов Ишума, а также других богов.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 307; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!