ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ ТЕЛЕВИЗИОННОЙ ПЕРЕДАЧИ «ОЧЕВИДНОЕ НЕВЕРОЯТНОЕ» ИЗ СУМАСШЕДШЕГО ДОМА – С КАНАТЧИКОВОЙ ДАЧИ
Дорогая передача!
Во субботу, чуть не плача,
Вся Канатчикова дача
К телевизору рвалась, –
Вместо чтоб поесть, помыться,
Уколоться и забыться,
Вся безумная больница
У экрана собралась.
Говорил, ломая руки,
Краснобай и баламут
Про бессилие науки
Перед тайною Бермуд, –
Все мозги разбил на части,
Все извилины заплел –
И канатчиковы власти
Колют нам второй укол.
Уважаемый редактор!
Может, лучше – про реактор?
Про любимый лунный трактор?!
Ведь нельзя же! – год подряд:
То тарелками пугают –
Дескать, подлые, летают;
То у вас собаки лают,
То руины – говорят!
Мы кой в чем поднаторели:
Мы тарелки бьем весь год –
Мы на них собаку съели, –
Если повар нам не врет.
А медикаментов груды –
В унитаз, кто не дурак.
Это жизнь! И вдруг – Бермуды!
Вот те раз! Нельзя же так!
Мы не сделали скандала –
Нам вождя недоставало:
Настоящих буйных мало –
Вот и нету вожаков.
Но на происки и бредни
Сети есть у нас и бредни –
Не испортят нам обедни
Злые происки врагов!
Это их худые черти
Бермутят воду во пруду,
Это все придумал Черчилль
В восемнадцатом году!
Мы про взрывы, про пожары
Сочиняли ноту ТАСС...
Тут примчались санитары –
Зафиксировали нас.
Тех, кто был особо боек,
Прикрутили к спинкам коек –
Бился в пене параноик
Как ведьмак на шабашé:
«Развяжите полотенцы,
Иноверы, изуверцы!
Нам бермуторно на сердце
|
|
|
И бермутно на душе!»
Сорок душ посменно воют –
Раскалились добела, –
Во как сильно беспокоют
Треугольные дела!
Все почти с ума свихнулись –
Даже кто безумен был, –
И тогда главврач Маргулис
Телевизор запретил.
Вон он, змей, в окне маячит –
За спиною штепсель прячет, –
Подал знак кому‑то – значит,
Фельдшер вырвет провода.
Нам осталось уколоться –
И упасть на дно колодца,
И пропасть на дне колодца,
Как в Бермудах, навсегда.
Ну а завтра спросят дети,
Навещая нас с утра:
«Папы, что сказали эти
Кандидаты в доктора?»
Мы откроем нашим чадам
Правду – им не все равно:
«Удивительное рядом –
Но оно запрещено!»
Вон дантист‑надомник Рудик –
У него приемник «грундиг», –
Он его ночами крутит –
Ловит, контра, ФРГ.
Он там был купцом по шмуткам –
И подвинулся рассудком, –
К нам попал в волненье жутком
С номерочком на ноге.
Прибежал, взволнован крайне, –
Сообщеньем нас потряс,
Будто – наш научный лайнер
В треугольнике погряз:
Сгинул, топливо истратив,
Весь распался на куски, –
Двух безумных наших братьев
Подобрали рыбаки.
Те, кто выжил в катаклизме,
Пребывают в пессимизме, –
Их вчера в стеклянной призме
|
|
|
К нам в больницу привезли –
И один из них, механик,
Рассказал, сбежав от нянек,
Что Бермудский многогранник –
Незакрытый пуп Земли.
«Что там было? Как ты спасся?» –
Каждый лез и приставал, –
Но механик только трясся
И чинарики стрелял.
Он то плакал, то смеялся,
То щетинился как еж, –
Он над нами издевался, –
Сумасшедший – что возьмешь!
Взвился бывший алкоголик,
Матерщинник и крамольник:
«Надо выпить треугольник!
На троих его! Даешь!»
Разошелся – так и сыпет:
«Треугольник будет выпит! –
Будь он параллелепипед,
Будь он круг, едрена вошь!»
Больно бьют по нашим душам
«Голоса» за тыщи миль, –
Зря «Америку» не глушим,
Зря не давим «Израи ль»:
Всей своей враждебной сутью
Подрывают и вредят –
Кормят, поят нас бермутью
Про таинственный квадрат!
Лекторá из передачи!
Те, кто так или иначе
Говорят про неудачи
И нервируют народ!
Нас берите, обреченных, –
Треугольник вас, ученых,
Превратит в умалишенных,
Ну а нас – наоборот.
Пусть – безумная идея, –
Не решайте сгоряча.
Отвечайте нам скорее
Через доку главврача!
С уваженьем... Дата. Подпись,
Отвечайте нам – а то,
Если вы не отзоветесь,
Мы напишем... в «Спортлото»!
|
|
|
1977
* * *
Мне судьба – до последней черты, до креста
Спорить до хрипоты (а за ней – немота),
Убеждать и доказывать с пеной у рта,
Что – не то это вовсе, не тот и не та!
Что – лабазники врут про ошибки Христа,
Что – пока еще в грунт не влежалась плита, –
Триста лет под татарами – жизнь еще та:
Маета трехсотлетняя и нищета.
Но под властью татар жил Иван Калита,
И уж был не один, кто один против ста.
<Пот> намерений добрых и бунтов тщета,
Пугачевщина, кровь и опять – нищета...
Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта, –
Повторю даже в образе злого шута, –
Но не стоит предмет, да и тема не та, –
Суета всех сует – все равно суета.
Только чашу испить – не успеть на бегу,
Даже если разлить – все равно не смогу;
Или выплеснуть в наглую рожу врагу –
Не ломаюсь, не лгу – все равно не могу!
На вертящемся гладком и скользком кругу
Равновесье держу, изгибаюсь в дугу!
Что же с чашею делать?! Разбить – не могу!
Потерплю – и достойного подстерегу:
Передам – и не надо держаться в кругу
И в кромешную тьму, и в неясную згу, –
Другу передоверивши чашу, сбегу!
Смог ли он ее выпить – узнать не смогу.
Я с сошедшими с круга пасусь на лугу,
Я о чаше невыпитой здесь ни гугу –
|
|
|
Никому не скажу, при себе сберегу, –
А сказать – и затопчут меня на лугу.
Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу!
Может, кто‑то когда‑то поставит свечу
Мне за голый мой нерв, на котором кричу,
И веселый манер, на котором шучу...
Даже если сулят золотую парчу
Или порчу грозят напустить – не хочу, –
На ослабленном нерве я не зазвучу –
Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу!
Лучше я загуляю, запью, заторчу,
Все, что ночью кропаю, – в чаду растопчу,
Лучше голову песне своей откручу, –
Но не буду скользить словно пыль по лучу!
...Если все‑таки чашу испить мне судьба,
Если музыка с песней не слишком груба,
Если вдруг докажу, даже с пеной у рта, –
Я умру и скажу, что не все суета!
1978
* * *
Реальней сновидения и бреда,
Чуднее старой сказки для детей –
Красивая восточная легенда
Про озеро на сопке и про омут в сто локтей.
И кто нырнет в холодный этот омут,
Насобирает рáкушек, приклеенных ко дну, –
Ни заговор, ни смерть его не тронут;
А кто потонет – обретет покой и тишину.
Эх, сапоги‑то стоптаны – походкой косолапою
Протопаю по тропочке до каменных гольцов,
Со дна кружки блестящие я соскоблю, сцарапаю –
Тебе на серьги, милая, а хошь – и на кольцо!
Я от земного низкого поклона
Не откажусь, хотя спины не гнул.
Родился я в рубашке – из нейлона, –
На шелковую, тоненькую я не потянул.
Спасибо и за ту на добром слове:
Ношу – не берегу ее, не прячу в тайниках, –
Ее легко отстирывать от крови,
Не рвется – хоть от ворота рвани ее – никак!
Я на гольцы вскарабкаюсь, на сопку тихой сапою,
Всмотрюсь во дно озерное при отблеске зарниц:
Мерцающие рáкушки я подкрадусь и сцапаю –
Тебе на ожерелие, какое у цариц!
Пылю посýху, топаю по жиже, –
Я иногда спускаюсь по ножу...
Мне говорят, что я качусь все ниже,
А я – хоть и внизу, а все же уровень держу!
Жизнь впереди – один отрезок прожит,
Я вхож куда угодно – в терема и в закрома:
Рожден в рубашке – Бог тебе поможет, –
Хоть наш, хоть удэгейский – старый Сангия‑мамá!
Дела мои любезные, я вас накрою шляпою –
Я доберусь, долезу до заоблачных границ, –
Не взять волшебных рáкушек – звезду с небес сцарапаю,
Алмазную да крупную – какие у цариц!
Нанес бы звезд я в золоченом блюде,
Чтобы при них вам век прокоротать, –
Да вот беда – заботливые люди
Сказали: «Звезды с неба – не хватать!»
Ныряльщики за рáкушками – тонут.
Но кто в рубашке – что тому тюрьма или сума:
Бросаюсь головою в синий омут –
Бери меня к себе, не мешкай, Сангия‑мамá!..
Но до того, душа моя, по странам по Муравиям
Прокатимся, и боги подождут‑повременят!
Мы в галечку прибрежную, в дорожки с белым гравием
Вобьем монету звонкую, затопчем – и назад.
А помнишь ли, голубушка, в денечки наши летние
Бросали в море денюжку – просила ты сама?..
А может быть, и в озеро те рáкушки заветные
Забросил Бог для верности – сам Сангия‑мамá!..
1978
ИЗ ДЕТСТВА
Аркадию Вайнеру
Ах, черная икорочка
Да едкая махорочка!..
А помнишь – кепка, челочка
Да кабаки до трех?..
А чёрненькая Норочка
С подъезда пять – айсорочка?
Глядишь – всего пятерочка,
А вдоль и поперек...
А вся братва одесская...
Два тридцать – время детское.
Куда, ребята, деться, а?
К цыганам в «поплавок»!
Пойдемте с нами, Верочка!..
Цыганская венгерочка!
Пригладь виски, Валерочка,
Да чуть примни сапог!..
А помнишь – вечериночки
У Солиной Мариночки,
Две бывших балериночки
В гостях у пацанов?..
Сплошная безотцовщина:
Война, да и ежовщина, –
А значит – поножовщина,
И годы – до обнов...
На всех клифты казенные –
И флотские, и зонные, –
И братья заблатненные
Имеются у всех.
Потом отцы появятся,
Да очень не понравятся, –
Кой с кем, конечно, справятся,
И то – от сих до сех...
Дворы полны – ну надо же! –
Тангó хватает зá души, –
Хоть этому, да рады же,
Да вот еще – нагул.
С Малюшенки – богатые,
Там – шпанцири «подснятые»,
Там и червонцы мятые,
Там Клещ меня пырнул...
А у Толяна Рваного
Братан пришел с «Желанного»
И жить задумал наново,
А был хитер и смел, –
Да хоть и в этом возрасте,
А были позанозистей, –
Помыкался он в гордости –
И снова загремел...
А всё же брали «соточку»
И бацали чечеточку, –
А ночью взял обмоточку –
И чтой‑то завернул...
У матери бессонница, –
Все сутки книзу клонится.
Спи! Вдруг чего обломится, –
Небось – не в Барнаул.
1978
ПОПЫТКА САМОУБИЙСТВА
Подшит крахмальный подворотничок
И наглухо застегнут китель серый –
И вот легли на спусковой крючок
Бескровные фаланги офицера.
Пора! Кто знает время сей поры?
Но вот она воистину близка:
О, как недолог жест от кобуры
До выбритого начисто виска!
Движение закончилось, и сдуло
С назначенной мишени волосок –
С улыбкой Смерть уставилась из дула
На аккуратно выбритый висок.
Виднелась сбоку поднятая бровь,
А рядом что‑то билось и дрожало –
В виске еще не пущенная кровь
Пульсировала, то есть возражала.
И перед тем как ринуться посметь
От уха в мозг, наискосок к затылку, –
Вдруг загляделась пристальная Смерть
На жалкую взбесившуюся жилку...
Промедлила она – и прогадала:
Теперь обратно в кобуру ложись!
Так Смерть впервые близко увидала
С рожденья ненавидимую Жизнь.
<До 1978>
* * *
Другу моему Михаилу Шемякину
Открытые двери
Больниц, жандармерий –
Предельно натянута нить, –
Французские бесы –
Большие балбесы,
Но тоже умеют кружить.
Я где‑то точно – наследил, –
Последствия предвижу:
Меня сегодня бес водил
По городу Парижу,
Канючил: «Выпей‑ка бокал!
Послушай‑ка гитары!» –
Таскал по русским кабакам,
Где – венгры да болгары.
Я рвался на природу, в лес,
Хотел в траву и в воду, –
Но это был – французский бес:
Он не любил природу.
Мы – как сбежали из тюрьмы, –
Веди куда угодно, –
Пьянели и трезвели мы
Всегда поочередно.
И бес водил, и пели мы,
И плакали свободно.
А друг мой – гений всех времен,
Безумец и повеса, –
Когда бывал в сознанье он –
Седлал хромого беса.
Трезвея, он вставал под душ,
Изничтожая вялость, –
И бесу наших русских душ
Сгубить не удавалось.
А то, что друг мой сотворил, –
От Бога, не от беса, –
Он крупного помола был,
Крутого был замеса.
Его снутри не провернешь
Ни острым, ни тяжелым,
Хотя он огорожен сплошь
Враждебным частоколом.
Пить – наши пьяные умы
Считали делом кровным, –
Чего наговорили мы
И правым и виновным!
Нить порвалась – и понеслась –
Спасайте наши шкуры!
Больницы плакали по нас,
А также префектуры.
Мы лезли к бесу в кабалу,
С гранатами – под танки, –
Блестели слезы на полу,
А в них тускнели франки.
Цыгане пели нам про шаль
И скрипками качали –
Вливали в нас тоску‑печаль, –
По горло в нас печали.
Уж влага из ушей лилась –
Все чушь, глупее чуши, –
Но скрипки снова эту мразь
Заталкивали в души.
Армян в браслетах и серьгах
Икрой кормили где‑то,
А друг мой в черных сапогах –
Стрелял из пистолета.
Набрякли жилы, и в крови
Образовались сгустки, –
И бес, сидевший визави,
Хихикал по‑французски.
Всё в этой жизни – суета, –
Плевать на префектуры!
Мой друг подписывал счета
И раздавал купюры.
Распахнуты двери
Больниц, жандармерий –
Предельно натянута нить, –
Французские бесы –
Такие балбесы! –
Но тоже умеют кружить.
1978
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 268; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!