Глава I ДЖИВС ШЕВЕЛИТ МОЗГАМИ 18 страница
Однако вот позвонила.
— Мистер Вустер?
— Доброе утро, леди Уикем.
— Вы меня слушаете?
Я заверил ее, что слушаю, и она опять взяла тайм-аут, чтобы порыдать. Потом она заговорила гортанным, осипшим голосом, словно исполнительница цыганских романсов, у которой в горле застряла рыбья кость.
— Так это правда?
— Простите?
.— О Боже, Боже, Боже мой!
— Я не совсем понимаю…
— Сегодня… в утренней «Тайме»…
Я очень быстро соображаю, а потому догадался, что в номере «Тайме», опубликованном сегодня утром, по-видимому, напечатано нечто, по какой-то причине огорчившее ее, однако почему она выбрала именно меня, чтобы излить свое горе, оставалось для меня тайной за семью печатями. Я решил провести необходимые изыскания в надежде подобрать ключ к этой тайне, но в дополнение к рыданиям, она вдруг захохотала, как гиена, и я своим чутким ухом уловил, что у нее началась истерика. Я не успел и рта раскрыть, как услышал глухой звук, дающий основание предположить, что где-то на землю упало некое твердое тело, и когда разговор возобновился, оказалось, что в игру снова вступил дворецкий — видимо, в качестве дублера своей хозяйки.
— Мистер Вустер?
— Да, слушаю.
— С огорчением должен сообщить вам, что ее светлость упала в обморок.
— А-а, то-то я слышал, что-то грохнулось.
— Это была ее светлость, сэр. Большое спасибо, сэр. До свидания.
Он повесил трубку и вернулся к своим служебным обязанностям, в числе которых наверняка значились и такие, как необходимость расшнуровать даме корсет и поднести к носу жженые перья, а мне, лишившемуся информации с места боевых действий, не оставалось ничего иного, как размышлять над создавшимся положением.
|
|
|
Я решил, что разумнее всего найти номер «Тайме» и посмотреть, что он может нам предложить в плане разъяснения. Я не часто заглядываю в эту газету и за завтраком предпочитаю читать «Миррор» или «Мейл», но Дживс ее регулярно покупает, и я иногда ее у него беру, чтобы порешать кроссворд. Возможно, он оставил сегодняшний номер на кухне, и так оно и оказалось. Я принес газету в комнату, поудобнее устроился в кресле, закурил еще одну сигарету и принялся изучать содержание номера.
При беглом просмотре мне не удалось обнаружить там ничего «обморочного». Герцогиня такая-то присутствовала на открытии благотворительного базара в Уимблдоне, была статья, посвященная ловле лосося на Аляске, член кабинета министров произнес речь об условиях труда в хлопчатобумажной промышленности, но я не обнаружил в этих заметках ничего такого, что могло бы привести к потере сознания. В равной мере мне представлялось маловероятным, чтобы леди Уикем могла грохнуться на пол, прочитав, что Герберт Робинсон (26 лет) из Гров-Роуд, Пондерс-Энд, угодил за решетку за кражу пары зеленых брюк в желтую клеточку. Я перешел к новостям крикета. Возможно, кто-то из ее друзей упустил вчера шанс победить в матче на первенство графства из-за ошибки судьи на линии?
|
|
|
Лишь дойдя до последней страницы, где помещен раздел «Рождения и браки», я удосужился взглянуть в колонку «Помолвки» и тут же вылетел из кресла с такой стремительностью, как будто пружина проткнула обивку сиденья и впилась мне в мягкие ткани.
— Дживс, — завопил я, и тотчас вспомнил, что его уже унес прочь ветер странствий. Мне стало ужасно горько на душе, ибо бывают минуты, когда мне жизненно необходимы его совет и помощь, и сейчас настала та самая минута. Все, что я смог сделать, выступая solo, это издать замогильный стон и закрыть лицо руками. И хотя в ушах моих уже звучит неодобрительное шиканье публики при виде такого постыдного малодушия, то, что я там прочел, его оправдывает.
А написано там было вот что:
ПРЕДСТОЯЩИЕ БРАКОСОЧЕТАНИЯ
Объявлено о помолвке Бертрама Уилберфорса Вустера из Беркли Мэншнс и Роберты, дочери покойного сэра Катберта Уикема и леди Уикем из Скелдинг-Холла, графство Хартфоршир.
|
|
|
Глава III
Я уже упоминал, что, поддавшись шарму Роберты Уикем, я несколько раз подкатывался к ней с предложениями о брачном союзе, но, клянусь, она всякий раз эти предложения отвергала, причем в форме — я хочу подчеркнуть это особо, — исключающей малейшие сомнения в искренности ее отказа. По-моему, если порядочный человек предлагает девушке руку и сердце, а та в ответ лишь хохочет, как сумасшедшая, и советует ему не быть ослом, то человек этот имеет все основания полагать, что его предложение отклонено. Поэтому, когда я прочитал объявление в «Тайме», мне лишь оставалось предположить, что во время одной из таких попыток она, потупив глазки, пролепетала «да», а я почему-то отвлекся и пропустил ее слова мимо ушей. Но, хоть убей — не помню, когда такое случилось.
Теперь вам нетрудно понять, почему на следующий день, когда Бертрам Вустер вышел из своего спортивного авто у дверей «Бринкли-Корта», вокруг глаз у него чернели круги, башка трещала по всем швам, а сам он спрашивал себя, какого дьявола все это значит. Я был в полнейшей растерянности. Первое, что мне следует сделать, это разыскать мою невесту и потребовать, чтобы она внесла свой скромный вклад — ну, в смысле прояснила ситуацию.
|
|
|
Вокруг не было ни души, как это часто бывает в загородном доме в погожий день. В положенное время все соберутся пить чай на лужайке, но сейчас я не видел ни одного дружелюбно настроенного туземца, который бы сказал, где можно найти Бобби. Поэтому я пустился бродить по парку в надежде, что случайно ее встречу. Жаль, я не прихватил с собой пару ищеек, потому что поместье у Траверсов обширное, а солнце сияло вовсю, впрочем, как вы понимаете, только в небесах, но отнюдь не в моей душе.
Я плелся по заросшей мхом тропинке, утирая со лба трудовой пот, как вдруг до моих ушей донесся голос — кто-то, вне всякого сомнения, читал вслух стихи, и в следующее мгновение я натолкнулся на парочку, бросившую якорь под развесистым деревом, в месте, которое именуется здесь Тенистой поляной.
Не успели они появиться в поле моего зрения, как небеса задрожали от оглушительного лая. Эти звуки произвела маленькая такса, которая неслась ко мне с явным желанием узнать, что у меня внутри. К счастью, лучшая часть собачей натуры, видимо, взяла верх, ибо, прибыв к цели своего путешествия, пес ракетой взвился в воздух и лизнул меня в подбородок, показывая всем своим видом, что нашел в Бертраме Вустере тот идеал, который он искал давно и безуспешно. Я еще прежде заметил, что собаки начинают испытывать ко мне дружеские чувства, как только я оказываюсь в пределах досягаемости их обоняния. Несомненно, это связано с какими-то особенностями исходящего от Бустеров запаха, который положительно воздействует на их подсознание. Я пощекотал ему за правым ухом, потом почесал спинку и, покончив со светскими любезностями, перенес внимание на поэтическую парочку.
Декламированием стихов была занята мужская половина труппы — рыжеватый тощий тип с усиками, сложением и обликом смахивающий на Дэвида Найвена.[50] Вне всякого сомнения, был это не Обри Апджон, — ага, стало быть, Уилли Артроуз; правда, несколько странно, что он изъясняется стихами. Когда речь идет о нью-йоркском плейбое, печально известном своими похождениями, невольно ждешь от него прозы, причем самого низкого пошиба. Но, видать, и у плейбоев бывают минуты слабости.
Его спутницей оказалась миниатюрная, но весьма фигуристая барышня, которая не могла быть никем иным, как Филлис Миллс, о которой мне рассказывал Селедка. «Славная девушка, хоть и глуповата», сказал он про нее, одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться в правоте его слов. С годами вырабатывается способность безошибочно распознавать глупость в особях противоположного пола, а у этого экземпляра я заметил то выражение младенческой наивности, которое свидетельствует если не о полном отсутствии ума, как у некоторых знакомых дам, то во всяком случае о его несомненной скудости. Готов поспорить, она сюсюкает по любому поводу и без повода.
Что она тотчас же и доказала, спросив, правда ведь, Крошка — так звали ее таксу — «прелесть» и «сладенький песик». Я сухо согласился, ибо предпочитаю более краткую и общепринятую форму «пес», после чего она заметила, что я, по всей видимости, племянник миссис Траверс, Берти Вустер, что, как вы знаете, полностью соответствует действительности.
— Я слышала, вы должны сегодня приехать. Меня зовут Филлис Миллс, — продолжала она, и я ответил, что так я и думал и что Селедка передает ей большущий привет, на что она воскликнула: — Как, Реджи Сельдинг? Ужасный душка, верно? — и я согласился, что его смело можно отнести к этой категории, и что среди душек он занимает не последнее место, на что она сказала: — Да, он просто лапонька.
Во время нашего диалога Уилберт Артроуз оставался не у дел, вроде тех второстепенных персонажей, которых художники изображают на заднем плане картины: он хмурил брови, пощипывал усики, шаркал ногами и подергивал прочими частями тела, стараясь дать мне понять, что, по его мнению, здесь стало чересчур многолюдно и что вернуть Тенистой поляне прежнее очарование сможет только немедленное исчезновение Вустеров. Воспользовавшись паузой в разговоре, он спросил:
— Вы кого-то ищете?
Я ответил, что ищу Бобби Уикем.
— На вашем месте я бы продолжил поиски. Уверен, вы ее обязательно найдете.
— Кого, Бобби? — спросила Филлис Миллс. — Она на озере, удит рыбу.
— Тогда идите вот по этой тропинке, — просиял Уилберт Артроуз, — повернете направо, потом сразу налево, снова направо, и выйдете к озеру. Проще простого. Мой совет — отправляйтесь немедленно.
Ну, это уж слишком: меня, связанного с Тенистой поляной, можно сказать, кровными узами, фактически выгоняет какой-то посторонний, но тетушка Далия ясно дала понять, что мы ни в чем не должны перечить членам семейства Артроузов, поэтому я последовал его совету и зашагал в сторону озера, воздержавшись от ответных реплик. Отойдя на некоторое расстояние, я вновь услышал за спиной вдохновенные поэтические рулады.
Хотя водоем в «Бринкли» гордо именуется озером, говоря по совести, это скорее начинающий пруд. Но все же достаточно большой, чтобы прокатиться на плоскодонке. И для любителей катаний здесь устроен небольшой причал с навесом для лодок. На этом-то причале и сидела Бобби с удочкой в руках, и я, стремительно преодолев разделявшее нас пространство, оказался у нее за спиной.
— Привет, — сказал я.
— Привет от старых штиблет, — отвечала она. — А, это ты, Берти? Уже приехал?
— В наблюдательности тебе не откажешь. Не могла бы ты уделить мне минуту твоего драгоценного времени, прекрасная дама?
— Погоди, кажется, клюет. Нет, показалось. Так что ты говоришь?
— Я говорю, что…
— Да, кстати, сегодня утром я разговаривала с мамой.
— А я с ней беседовал вчера.
— Так и знала, что она тебе позвонит. Ты видел объявление в «Тайме»?
— Прочел собственными глазами.
— Наверное, сначала удивился?
— Я и сейчас удивляюсь.
— Я тебе все объясню. Эта идея пришла ко мне как озарение свыше.
— Выходит, ты запустила эту утку?
— Конечно.
— Но зачем? — спросил я, беря, по своему обыкновению, быка за рога.
Я думал, она смутится. Ничуть не бывало!
— Чтобы приготовить путь Реджи. Я провел рукой по вспотевшему лбу.
— Видно, у меня что-то случилось со слухом — прежде он всегда был превосходным, — сказал я. — Мне послышалось, ты сказала «чтобы приготовить путь Реджи».
— Ну да. Прямыми сделать стези ему.[51] Хочу, чтобы мама примирилась с мыслью о Реджи.
Я провел другой рукой по вспотевшему лбу.
— А сейчас мне послышалось, будто ты сказала «чтобы мама примирилась с мыслью о Реджи».
— Именно так я сказала. Все предельно просто. Объясняю специально для особо непонятливых. Я люблю Реджи. Реджи любит меня.
Я все равно не понял.
— Какой Реджи?
— Реджи Сельдинг. Я чуть не упал.
— Как, Селедка?
— И не называй его, пожалуйста, Селедкой.
— Да я его всю жизнь так зову. В конце концов, — сказал я, смягчаясь, — если мальчик с фамилией Сельдинг попадает в частную школу на южном побережье Англии, какую кличку могут дать ему однокашники? Но когда это ты успела его полюбить, а он — тебя? Ты же его в глаза не видела.
— Еще как видела. Мы останавливались в одном отеле в Швейцарии на прошлое Рождество. Я учила его кататься на лыжах, — сказала она, и лучистые звезды, которые она носит на лице в качестве глаз, затуманились от нежности. — Я помогла ему подняться, когда он рухнул на склоне для начинающих. У него обе ноги закрутились вокруг шеи, вроде шарфа. Думаю, именно в эту минуту в моей душе впервые пробудилась любовь. Сердце мое растаяло, пока я распутывала его ноги.
— И ты над ним не смеялась?
— Конечно, нет. Я была само понимание и сочувствие. Тут я наконец осознал, насколько это серьезно. У Бобби весьма развито чувство юмора, и воспоминание о ее реакции на то, как в Скелдингсе я наступил в саду на грабли, и рукоятка засветила мне по носу, до сих пор хранится в золотом фонде моей памяти. С ней тогда судороги сделались от смеха. И если она не померла со смеха при виде такого зрелища, как Реджинальд Сельдинг с закрученными вокруг шеи ногами, значит речь действительно идет о глубоком и сильном чувстве.
— Хорошо, — сказал я. — Допустим, у тебя с Селедкой все обстоит именно так, как ты сказала. Но зачем в таком случае трубить на весь свет, что ты помолвлена со мной, если только возможно трубить в письменной форме?
— Я же тебе объяснила. Для того, чтобы примирить маму.
— Звучит, как бред сумасшедшего, — прямой репортаж из желтого дома.
— Ты что же, не понял моего гениального плана?
— По-прежнему нахожусь в нескольких парсеках от намека на понимание.
— Ты ведь знаешь, какой репутацией ты пользуешься у моей мамы?
— Наши отношения нельзя назвать слишком теплыми.
— При одном твоем имени ее трясет. Вот я и решила, что если она подумает, будто я собираюсь за тебя замуж, а потом узнает, что на самом деле вовсе и не собираюсь, она будет так счастлива моему чудесному избавлению, что с радостью примет любого зятя, даже такого, как Реджи. Он хоть и прекрасный человек, но не блещет ни знатностью, ни богатством. По маминым понятиям, я должна выйти либо за дельца-миллионера, либо за герцога с большим личным состоянием. Теперь понимаешь?
— Да, отлично понимаю. Дживс это называет «сыграть на особенностях психологии индивидуума». Но ты уверена, что план сработает?
— Обязательно сработает. Рассмотрим сходную ситуацию. Предположим, в одно прекрасное утро тетя Далия прочтет в газете, что на рассвете тебя расстреляют.
— Исключено. Я в такую рань не встаю.
— Предположим, она все-таки прочтет. Она же здорово расстроится, верно?
— Еще бы! Могу себе представить — она во мне души не чает. Не стану отрицать, что иногда ее манеры кажутся грубоватыми. В детстве она частенько награждала меня подзатыльниками, а когда я вступил в более зрелую пору, не раз советовала мне повесить на шею кирпич и утопиться в пруду за домом. Тем не менее она любит своего Бертрама, и если услышит, что на рассвете я буду расстрелян, она будет страдать, как от острой зубной боли. Ну и что? При чем здесь это?
— А теперь представь: ей говорят, что произошла ошибка, расстрел грозит не тебе, а кому-то другому. Разве она не обрадуется?
— Да она будет просто плясать от радости.
— Вот именно. И что бы ты ни сделал, ей все будет казаться замечательным. Какую бы глупость ты ни придумал, она придет в восторг. «Делай, как считаешь нужным», — только и скажет она тебе. То же самое почувствует моя мама, когда узнает, что я не выхожу за тебя замуж. Она испытает чувство огромного облегчения.
Я согласился, что облегчение и вправду будет огромным.
— Но ты ведь откроешь ей истинное положение дел через денек-другой? — спросил я: мне было очень важно заручиться гарантиями по этому пункту. Человек, над которым тяготеет объявление о помолвке в «Тайме», не может чувствовать себя в безопасности.
— Ну, скажем, через неделю-другую. В таких делах не следует торопиться.
— Нужно время, чтобы микстура начала действовать?
— В этом вся суть.
— А что требуется от меня? То и дело покрывать тебя страстными поцелуями?
— Нет, это лишнее.
— Как скажешь. Просто я хочу понять свою роль.
— Достаточно периодически бросать на меня томные взгляды.
— Будет сделано. Что ж, ужасно рад за тебя и Селедку, или, как ты предпочитаешь его называть, Реджи. Если и есть на свете человек, с кем мне хотелось бы видеть тебя у алтаря, так это он.
— Ты очень мужественно принял эту новость.
— Ладно, чего уж там.
— Я тебя ужасно люблю, Берти.
— Я тебя тоже.
— Но ведь я не могу выйти замуж за всех, верно?
— И не пытайся. Что ж, теперь, когда все прояснилось, я, пожалуй, пойду доложусь о прибытии тете Далии.
— А который час?
— Почти пять.
— Господи, мне надо бежать. Я сегодня за хозяйку во время чая.
— Ты? А где тетя Далия?
— Уехала. Когда она вчера вечером вернулась из Лондона, ее ждала телеграмма из школы — ее сын, Бонзо, заболел. Она попросила меня побыть за хозяйку до ее возвращения, но мне придется уехать на несколько дней, нужно срочно встретиться с мамой. С тех пор как она прочла это объявление и «Тайме», она бомбардирует меня телеграммами с просьбой приехать и сесть за стол переговоров. Что значит «имбецил»?
— Не знаю. А что?
— Именно так она называет тебя в последней из них. Цитирую: «Не могу понять, как тебе пришло в голову выйти за этого имбецила». Конец цитаты. Думаю, это слово означает примерно то же, что и «дебил» — так она охарактеризовала тебя в предшествующем послании.
— Звучит обнадеживающе.
— Да, все идет как нельзя лучше. После тебя Реджи пройдет на ура, как освежающий фруктовый десерт. Она встретит его с распростертыми объятиями.
И с прощальным воинственным воплем она чесанула в сторону дома со скоростью двадцати миль в час, не меньше. Я проследовал за ней, правда в более медленном темпе, потому что наш разговор дал мне обильную пищу для размышлений.
Я пытался понять, в силу какого каприза природы в сердце юной Уикем возникло столь сильное чувство к моему другу Селедке. В самом деле, обратимся к фактам. Ведь при ее привлекательности — действительно наивысшего класса — у нее от женихов просто отбоя нет. Она много лет упорно отказывала всем претендентам, поэтому в конце концов сложилось мнение, что удовлетворить ее высоким требованиям сможет лишь некий экстра-суперпоклонник, заветный приз сорвет лишь сказочный принц, совершенство во всех отношениях. А она взяла и выбрала Селедку.
Только не подумайте, будто я что-то имею против старины Сельдинга. Он, что называется, соль земли. Но, что касается внешности, в нем нет ничего сногсшибательного. Он с ранней юности увлекался боксом, и отсюда это изуродованное ухо, про которое я говорил тете Далии, вдобавок неведомая мне рука свернула ему нос несколько в сторону. Короче говоря, я бы никому не посоветовал ставить на него на конкурсе красоты, даже если его единственными соперниками будут Борис Карлофф,[52] Кинг-Конг и Богач Поссер из «Трутней».
Но не будем забывать, что внешность — далеко не все. За изуродованным ухом может скрываться золотое сердце, а у Селедки сердце действительно золотое, причем золото это самой высокой пробы. Да и ум играет в таких делах не последнюю роль. Чтобы удержаться на редакторском месте в солидном лондонском еженедельнике, нужно обладать изрядным запасом серого вещества, и ни одна девушка не может этого не оценить. И следует учесть, что претенденты, которых Роберта все эти годы отвергала, относились по большей части к подвиду охотников и рыболовов: буркнув «Чего?» и похлопав себя по ляжке арапником, они считают культурную программу законченной. На этом фоне Селедка несомненно блистал прелестью новизны.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 198; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!