РУКОВОДСТВО АЛИ МАМЛЮКА ПО БОРЬБЕ С ТЕРРОРИЗМОМ

 

Никто не мог бы лучше объяснить мотивы и суть сирийского сотрудничества с суннитским джихадизмом, чем Али Мамлюк, руководитель главного разведывательного управления Асада. В феврале 2010 г. Мамлюк удивил американских дипломатов в Дамаске своим появлением на встрече Дэниела Бенджамина, координатора Госдепартамента по борьбе с терроризмом, с заместителем министра иностранных дел Сирии Фейсалом аль‑Микдадом. Мамлюк, по его словам, прибыл на эту встречу по распоряжению Асада, который, как он сам утверждал, усиленно искал возможности укрепить сирийско‑американские отношения в связи с приходом в Белый дом нового президента. Обама, вступая в должность, обещал проводить новую политику во взаимодействии с Дамаском, и Мамлюк, явно желая пожать плоды дестабилизационной стратегии режима, объяснил, что жесткие меры против терроризма будут приняты, если обещанная политика приведет к нормализации двусторонних отношений. Как следует из отчета Госдепартамента об этой встрече, Мамлюк и Асад ожидали от Вашингтона смягчения его позиции по трем направлениям. Все это подтверждало рассуждения Тони Бадрана о недостойном поведении режима: «(1) Сирия должна занимать лидирующее положение во всем, что происходит в регионе; (2) неотъемлемой частью борьбы с терроризмом является политика, и только улучшившиеся двусторонние американо‑сирийские отношения будут способствовать антитеррористическому сотрудничеству; и (3) для того чтобы убедить народ Сирии в том, что это сотрудничество с Соединенными Штатами пойдет ему во благо, необходимо добиться прогресса в вопросах, связанных с экономическими санкциями, введенными против Сирии, в том числе на поставку запасных частей для самолетов вообще и самолета президента (Асада)»³⁹.

Но затем Мамлюк сделал интересное признание. Он рассказал о своем методе борьбы с джихадистами в «практическом, а не теоретическом смысле… Мы не нападаем на них и не убиваем сразу. Вместо этого мы внедряемся к ним, и только когда настает удобный момент, мы действуем»⁴⁰. Однако то, что представляет собой «удобный момент» для Сирии, не обязательно является таковым и для Соединенных Штатов, что было наглядно продемонстрировано в прошедшем десятилетии.

Говорил ли он в своем признании о внедрении государства в джихадистские ячейки как о чем‑то поучительном или в его словах звучала замаскированная угроза? Ответ на этот вопрос прояснился при следующем контакте Мамлюка с Дэниелом Бенджамином, когда он напомнил американскому дипломату, что иностранные боевики все еще просачиваются в Ирак из Сирии – и это происходит спустя 16 месяцев со дня убийства Абу Гадийяха и примерно через семь месяцев после последней серии терактов, совершенных с помощью начиненных взрывчаткой автомобилей и потрясших Багдад⁴¹. Однако, продолжал Мамлюк, режим предпринимает самые серьезные меры, и «мы во что бы то ни стало продолжим делать все это, но, если мы начнем сотрудничать с вами, это приведет к куда лучшим результатам и мы сможем успешнее защищать наши интересы».

Не зря другие американские дипломаты сравнивали сирийский режим с мафиозным преступным кланом. Мамлюк сделал новой Администрации Белого дома предложение, от которого та не могла отказаться.

 

 

ВОЗРОЖДЕНИЕ

 

ИГИ ПОД ВЛАСТЬЮ АБУ БАКРА АЛЬ‑БАГДАДИ

 

История ИГИ, как описывает ее журнал «Дабик», являла собой путь поисков длиной в 11 лет, приправленный страданиями и завершившийся в 2014 г. созданием халифата¹. Абу Омар аль‑Багдади построил «первое „в современную эпоху“ государство, созданное исключительно моджахедами – активными участниками джихада – в самом сердце мусульманского мира, от которого буквально рукой подать» до Мекки, Медины и Иерусалима. Пройдя через «Ас‑Сахву», «большую волну» и ликвидацию своего руководства, оно вынесло все – укрывшись «в пустынных районах Аль‑Анбара, где его солдаты перегруппировывались, планировали новые сражения и тренировались».

 

СМЕРТЬ АЛЬ‑МАСРИ И АЛЬ‑БАГДАДИ

 

В июне 2008 г. Стэнли Маккристала сменил на посту руководителя УВСН вице‑адмирал Уильям Макрейвен, командир особого подразделения спецназа ВМС США «Морские львы», который позже координировал операцию «Копье Нептуна» – рейд, совершенный в 2011 г. в пакистанский Абботтабад, в результате которого был убит бен Ладен. Хотя к 2010 г. деятельность УВСН была сосредоточена в основном на афгано‑пакистанском театре военных действий – поскольку администрация Обамы взяла курс на сворачивание присутствия США в Ираке и победу в «хорошей войне» против основных сил «Аль‑Каиды» и «Талибана» в Афганистане, – команда Макрейвена все же провела ряд успешных операций против месопотамской группировки.

Первой победой стала ликвидация АбуХалафа, родственника Абу Гадийяха. После гибели последнего Абу Халаф стал отвечать задействующую в Сирии сеть, обеспечивающую поддержку моджахедам². Один из американских чиновников позже сказал: «Халаф был одним из наиболее опасных деятелей АКИ в Ираке» и его смерть проделала «пробоину в иерархии организации»³.

Вторая победа была одержана после того, как иракские военные арестовали Манафа Абд ар‑Рахима ар‑Рави, эмира «Аль‑Каиды» в Багдаде, известного его подчиненным как «диктатор». Прежде ар‑Рави сотрудничал с баасистами и сирийскими спецслужбами при подготовке и совершении серии разрушительных взрывов бомб в Багдаде в 2009 г. Все они были направлены против правительства аль‑Малики, а не военных США. Поначалу иракцы держали его арест в тайне. И только когда американцы захватили его брата‑близнеца, они вынудили аль‑Малики дать им возможность допросить «диктатора», который, как и ожидалось, выложил всю необходимую информацию о своей сети. Ар‑Рави назвал двух курьеров, на след которых УВСН вышло в апреле 2010 г., когда те продвигались вдоль границы Салах эд‑Дин и Аль‑Анбара⁴.

В доме курьера, как оказалось, скрывался не кто иной, как Абу Айюб аль‑Масри. Он прятался в потайном подвале, попасть в который можно было только через люк в полу, расположенный под кухонной раковиной. Его спутником был человек, в самом существовании которого многие сомневались: Абу Омар аль‑Багдади.

«Их ликвидация продемонстрировала слабость ИГИЛ, – считает Лайт Алхури, эксперт по вопросам борьбы с терроризмом⁵. – Масри рассказывал мусульманам о том, какими осторожными они должны быть при проведении операций, как и до какой степени необходимо обезопасить пути передвижения, для того чтобы избежать ударов со стороны американцев. Власть, которой он обладал как глава АКИ, распространялась скорее на сферу пиара. Он выпустил документ для сторонников, (который) представлял собой пошаговое руководство, обучающее тому, как формировать имидж глобального джихада. Он хотел, чтобы его новобранцы учились взламывать веб‑сайты и соединять научные достижения с исламской идеологией».

Но эта сфокусированность на аспектах такфиризма в стиле Дона Дрейпера[20] совпала с падением популярности и эффективности ИГИ из‑за того, что его командиры приняли ряд крайне неудачных тактических решений. В результате 80 % командиров было убито. И ИГИ больше не было «лицом Ирака», каковым оно стало после назначения аль‑Багдади эмиром, – это уже не работало. Да и сам аль‑Багдади претендовал на что‑то более значимое, чем номинальная роль капореджиме [21] суннитских мятежников – по крайней мере на эту мысль наводит то, как он сам себя именовал: «эмир правоверных». Это почетное звание обычно носят те, кто занимает самое высокое положение в мусульманском управлении. (Так называли Муллу Омара, скрывавшегося лидера «Талибана».) «Присвоение им себе такого звания, – говорит Лайт Алхури, – поставило перед джихадистами важный вопрос: к какой цели стремится ИГИ?» Ответить на него должен был преемник Багдади, Ибрахим Аввад аль‑Бадари.

 

НОВЫЙ АЛЬ‑БАГДАДИ

 

Аль‑Бадари, взявший себе псевдоним Абу Бакр аль‑Багдади, был назначен Советом шуры единственным преемником обоих убитых командиров. Казалось, он возник из ниоткуда. Все, что было о нем известно и в Ираке, и в кругах разведки Соединенных Штатов, выплыло на свет уже после того, как ИГИЛ с триумфом захватила власть над двумя странами, после чего СМИ начали выяснять, что это за новая зловещая фигура. В результате большая часть биографии второго аль‑Багдади по‑прежнему известна на уровне слухов или спекуляций, и некоторые из них распространяются конкурирующими джихадистскими пропагандистами и нацелены на то, чтобы вызвать скандал или поставить под сомнение легитимность халифа, представленного как фигура более влиятельная, чем Айман аз‑Завахири. Но такое разделение на тех, кто за, и тех, кто против, произошло не сразу. «Никто и не думал, что он хочет конкурировать с „Аль‑Каидой“, – говорит Алхури. – В своем секретном сообщении он не только поклялся в верности аз‑Завахири, но еще и спросил, должен ли хранить это в тайне или стоит это обнародовать. Аз‑Завахири ответил, что лучше сохранить все в тайне, дабы избежать осложнений и хоть как‑то ослабить давление на ИГИ»⁶.

Аль‑Багдади родился в 1971 г. недалеко от города Самарры. В юности он изучал ислам и получил и степень магистра, и степень доктора в Университете исламских наук в Адхамийе, районе Багдада. Как говорили, он жил в скромном доме, примыкавшем к местной мечети, в Тобчи, западном районе Багдада, населенном и шиитами, и суннитами⁷. Подобно большинству массовых убийц, оставшихся в памяти тех, кто знал их в ранней молодости, он, по воспоминаниям друзей и знакомых, был тихим скромным человеком, вовсе не походившим на опасного фанатика, в качестве которого он стал известен позже. («Соседи запомнили серийного убийцу как серийного убийцу» – такой заголовок, кажется, больше подходит для сатирического раздела журнала Onion.) Аль‑Багдади носил очки, хорошо играл в футбол и вел себя так, как и подобает ученому⁸.

Доктор Хишам аль‑Хашими, один из экспертов по ИГИЛ, консультирующий правительство Ирака, встречался с аль‑Багдади в конце 1990‑х⁹. «Он не обладал харизмой лидера, – рассказал нам аль‑Хашими. – При нашей встрече он сильно смущался и был немногословен. Его интересовали исследования в области религии, и весь его интерес, казалось, был сосредоточен на Коране. Он родился в бедной семье в сельской местности, но не завидовал горожанам, как это часто бывает с такими, как он. Его амбиции не простирались дальше получения должности на госслужбе в Министерстве по делам ислама».

Как рассказал корреспонденту газеты Daily Telegraph один из его соседей, Абу Али, аль‑Багдади появился в Тобчи, когда ему было 18 лет¹⁰. «В здешней мечети был свой имам. Когда он отсутствовал, его место занимали студенты, изучавшие религию. Аль‑Багдади иногда читал молитвы, но никогда не выступал с проповедями». Со временем его взгляды становились все более реакционными, вспоминал Абу Али. Он рассказал о том, что устроил аль‑Багдади на свадьбе в Тобчи, на которой мужчины и женщины «танцевали в одной комнате. Он шел по улице, когда увидел это и закричал „Да разве мужчины и женщины могут позволить себе танцевать вместе, как это делаете вы? Это против религиозных установок!“ И он остановил эти танцы».

Ваель Иссам, палестинский журналист, известный своими интересными и информативными репортажами из Ирака, разговаривал со многими суннитами, познакомившимися с аль‑Багдади в то время, когда он получал образование в Университете исламских наук. По их заверениям, он был членом либо «Братьев‑мусульман», либо связанной с ними структуры, когда поступил в университет. Его салафитские предпочтения проявились позднее при выборе курсов, предлагаемых для изучения. «Аль‑Багдади был близок к Мухаммеду Хардану, одному из лидеров „Братьев‑мусульман“, – рассказывает Иссам. – Хардан отправился с моджахедами воевать в Афганистан, а вернувшись оттуда в 1990‑х, стал четко придерживаться салафитских взглядов. Аль‑Багдади присоединился к группировке Хардана и организационно, и идеологически. Кроме того, он сразу же вступил в „Джаиш аль‑Муджахидин“ („Армия моджахедов“, суннитская военизированная группировка)».

К 2000‑м аль‑Багдади получил степень доктора, женился, у него родился сын. К 2003 г. Соединенные Штаты оккупировали Ирак, но будущий предводитель ИГИЛ тогда еще не вступил в ряды повстанцев. Абу Али сообщил газете Telegraph, что в то время аль‑Багдади не испытывал явной ненависти к американцам. «Он совсем не походил на горячего, несдержанного человека. Тихо что‑то планировать – вот это как раз для него».

В результате без лишнего шума к концу 2003 г. он основал собственную исламистскую группировку «Джаиш ас‑Сунна ва аль‑Джамаа» («Народная армия суннитской общины»)¹¹. А спустя год попал в другой «университет» – в лагерь «Букка»¹².

Вопреки многочисленным сообщениям, появившимся в западной печати и утверждавшим, что аль‑Багдади был освобожден из лагеря «Букка» в 2009 г., после его закрытия, в действительности он пробыл там всего лишь один год, 2004‑й, в качестве интернированного. «Он навещал в Фаллудже одного из своих друзей, которого звали Нессайиф Нуман Нессайиф, – вспоминал аль‑Хашими в беседе с нами. – С ним вместе приезжал и другой мужчина, Абдул Вахед аль‑Семайяир. Разведслужбы американской армии арестовали их всех вместе. Но их целью был не Багдади, а Нессайиф. Аль‑Багдади задержали 31 января 2004 г., а 6 декабря того же года освободили. После этого его больше никогда не задерживали. В этой стране все происходит не по правилам».

Абу Ахмед, в прошлом высокопоставленный член ИГИЛ, который знал аль‑Багдади еще по «Букке», рассказал корреспонденту Guardian, что тюремная администрация поначалу приняла того за человека, способного снимать проблемы¹³. Степень доктора, полученная в Университете исламских наук, помогала ему мудро улаживать споры, возникавшие между заключенными джихади‑стами. Поэтому американцы разрешили ему посещать разные лагерные блоки в «Букке», что он и делал якобы для улаживания конфликтов, но на самом деле вместо этого аль‑Багдади использовал дарованную ему привилегию для того, чтобы вербовать себе бойцов. Со временем, как вспоминал Абу Ахмед, он сам стал создавать в тюрьме проблемы, используя «политику подчинения и разделения, чтобы добиться того, чего он хотел, а именно – положения. И это работало»¹⁴. Когда в конце 2004 г. аль‑Багдади был выпущен на свободу, поскольку американцы сочли, что он не представляет опасности для сил Коалиции и государственных институтов Ирака, он, по словам Иссама, стал еще большим экстремистом¹⁵. В 2007 г. он вошел в Совет моджахедов Ирака, который был создан аль‑Заркави, чтобы придать действиям своей группировки национальную окраску¹⁶. Однако стремление аль‑Багдади к чистоте и строгости нравов, а также его непостоянство в создании союзов ясно показывали, что он не испытывает большого интереса к сотрудничеству с идеологически разнородным объединением повстанческих группировок, даже в том случае, если «Аль‑Каида» будет там первой среди равных. Один из командиров АКИ из Фаллуджи рассказывал Иссаму, что аль‑Багдади порвал почти со всеми группировками, в которые когда‑либо вступал. «Он расстался с „Братьями‑мусульманами“, а затем назвал их отступниками и агентами (прежнего посла США в Ираке Залмайя) Хализада. Он расстался и с „Джаиш аль‑Муджахидин“ и участвовал в военных действиях против них, в частности в Аль‑Кармахе (городе к северо‑востоку от Фаллуджи). Аль‑Багдади всегда был особенно последователен в отношении суннитских военизированных формирований, не входивших в его собственную организацию. Он говорил: „Борьба с ними приоритетнее, чем борьба с американцами“».

Эта убежденность в необходимости братоубийственной войны – фитны – между суннитами отличала аль‑Багдади как лидера при экспансии ИГИЛ в Сирии и Ираке. Иссам также утверждает, что вопреки распространенному мнению, будто аль‑Багдади пришел из ниоткуда, в действительности он был хорошо известен и иракцам, и американцам. «Его дядя, Исмаил аль‑Бадри, – член Ассоциации иракских улемов (богословов), которую его племянник назвал организацией отступников. А невестка аль‑Багдади замужем за лидером Иракской исламистской партии – рупора „Братьев‑мусульман“ в Ираке. До выхода американцев из Ирака его постоянно арестовывали по причине родственных отношений с Абу Бакром».

К тому же, по словам аль‑Хашими, решение об избрании аль‑Багдади эмиром ИГИ было принято подавляющим большинством голосов: девятью из одиннадцати членов Совета шуры. Почему именно он? На то было три причины. Во‑первых, он принадлежал к племени курайшитов, одному из наиболее уважаемых на Ближнем Востоке благодаря тому, что из него вышел пророк Мухаммед. (Как говорили, Абу Омар аль‑Багдади также был выходцем из этого племени, неиссякаемого источника всех исламских халифов.) Во‑вторых, аль‑Багдади сам являлся членом Совета шуры ИГИ и потому был близок к Абу Омару. И наконец, в‑третьих, он был избран благодаря своему возрасту как представитель более молодого поколения, чем остальные кандидаты на пост эмира. В нем увидели человека, способного вывести ИГИ из застоя после того, как американские войска покинули Ирак. Сегодня ИГИЛ чтит его как «посланца». «Если кто‑то приходит к вам, когда вы находитесь под властью одного человека, с намерением разрушить вашу солидарность или подорвать ваше единство, убейте его!» – призвал журнал «Дабик», убеждая всех мусульман принести клятву верности аль‑Багдади.

 

ПРИЗРАК САДДАМА

 

Аль‑Багдади возвестил об еще одной трансформации ИГИ, а точнее, о его обращении к более раннему периоду своей истории суннитского повстанческого движения. На верхних уровнях его властной структуры появилось очень много бывших баасистов, что не оставляло сомнений: «иракизация» этой структуры продолжается. Как говорил генерал Одиерно, выступая на брифинге в Пентагоне в июне 2010 г., почти все руководство ИГИ в течение очень короткого периода времени было уничтожено – 34 из 42 главарей боевиков были тем или иным способом выведены из строя. В результате структура утратила возможность координировать свои действия со штаб‑квартирой «Аль‑Каиды» в Пакистане. Вакуум, создавшийся на верхних этажах власти, привел к тому, что прежде, чем аз‑Завахири и бен Ладен, действующие издалека, смогли назначить нового эмира, иракское крыло решило этот вопрос самостоятельно, выбрав Абу Бакра.

По данным американских официальных лиц, это была некая внутренняя история, о которой через несколько лет рассказали два недовольных члена «Аль‑Каиды». Их недовольство было вызвано возвышением аль‑Багдади, несмотря на его образованность, потому что благодаря этому салафито‑джихадистское движение внутри ИГИ было подмято под себя людьми, по сути имеющими к нему мало отношения, – баасистами.

Среди аналитиков или тех, кто знал аль‑Багдади, споров о том, является ли он правоверным такфиристом, не возникало. Но, как мы уже видели, даже отъявленные террористы стараются извлечь выгоду из своих связей, в основном родственных или племенных, что позволяет им использовать привилегии, предоставленные тем самым обществом или режимом, который они стремятся уничтожить. Мог ли аль‑Багдади извлечь для себя какую‑либо пользу из своих связей с баасистами? Учитывая все, что известно о его биографии и образовании, вероятность этого весьма высока.

По мнению Дерека Харви, «он явно не Заркави. Но масштабы организации и размах ее деятельности, а также то, как продвигаются ее дела, связанные с финансовыми структурами, администрацией, управлением восьмью отдельными региональными командами, а также ее тактическим партнерством с „Армией Накшбанди“ и с программами поддержки племен, – во всем этом я вижу баасистский стиль. И я знаю, что один из наставников Багдади в Университете исламских наук был близок к Иззату ад‑Дури. А тот постоянно управлял из Ракки, а ранее из северо‑восточной части Сирии, процессом создания ИГИЛ в Сирии».

Аль‑Хашими упомянул о том, что аль‑Багдади в молодые годы искал способы продолжить свою карьеру в саддамовском Министерстве по делам ислама. «У меня был разговор с одним из бывших иракских чиновников высокого ранга, занимавшим высокие посты и при Саддаме, и при правительстве аль‑Малики, – рассказал нам один из действующих офицеров Армии США. – Среди прочего я спросил его об аль‑Багдади: „А вы знаете, кем он был?“ Не во всех подробностях, но он представлял, откуда тот возник. Во времена Саддама того, откуда был родом этот парень и откуда произошла его семья, было достаточно, чтобы пользоваться поддержкой режима. Люди из Самарры состояли в очень тесной связи с ним. Аль‑Багдади появился в Исламском университете Багдада как раз во время проводимой Саддамом кампании за укрепление веры – другими словами, тогда, когда прием в университет контролировала партия „Баас“. В то время не существовало другого способа поступить в Исламский университет, кроме как пройти проверку на благонадежность и получить одобрение партии, а сделать это вы можете только в том случае, если у вас есть дяди, двоюродные братья и прочая родня, являющаяся частью этого режима и поддерживающая вас. Так что сам аль‑Багдади мог и не быть баасистом, но я гарантирую вам, что он имел кучу родственников‑баасистов, которые и определили его в Исламский университет».

Как мы уже знаем, антиамериканские выступления в Ираке набирали силу, подпитываясь суннитским реваншизмом. Рассматривая баасизм в историческом аспекте, можно считать его одним из многих составляющих суннитской политической власти. В период своего рассвета баасизм соперничал с панарабским национализмом, основоположником которого стал египетский президент Гамаль Абдель Насер, с исламизмом «Братства» Сайида Кутба[22] и салафитским джихадизмом бен Ладена.

Разумеется, исламская кампания за укрепление веры была нацелена на то, чтобы не дать салафитам узурпировать баасизм. Сегодня эта светская, социально ориентированная идеология пребывает в неопределенном состоянии, сосуществуя и конкурируя с такфиризмом ИГИЛ, нацеленной на создание халифата. Амация Барам и Пейсах Маловани, специалисты по современному Ираку, развили этот тезис и выдвинули интригующую версию, согласно которой аль‑Багдади является наследником Саддама Хусейна. Будучи родом из Самарры, отмечают они, он выбрал себе псевдоним аль‑Багдади, а это указывает на иракскую столицу как на центр притяжения ИГИЛ. Багдад, когда‑то столица Аббасидского халифата, всегда был очень значим для покойного иракского диктатора. «Саддам никогда не провозглашал себя халифом, – пишут Барам и Маловани, – но его концептуальная связь с Аббасидским халифатом, с его центром в Багдаде, была основательной и глубокой. Одним из прозвищ, добавляемых к его имени, было „Аль‑Мансур“, что означает „победоносный милостью божьей“, но это было также и именем самого влиятельного Аббасидского халифа… Саддам также давал названия, взятые им из истории Аббасидов, многочисленным создаваемым им воинским подразделениям… Таким образом, благодаря значимости Багдада для Ирака Абу‑Бакр аль‑Багдади становится последователем Саддама».

«Жестокость, профессионализм, а также то, как ИГИЛ действует на поле боя и вне его, – на мой взгляд, все это не отличается от того, как действовали саддамисты», – заявляет Дерек Харви, а он знает, о чем говорит¹⁷.

Существует и еще одна мрачная параллель между Саддамом и аль‑Багдади – это ненависть обоих к шиитам. Баасисты за время 30‑летнего правления Саддама убили 150000 шиитов, и наиболее ужасающие масштабы это истребление приняло во время подавления восстания шиитов и курдов против режима в марте 1991 г., в конце первой войны в Заливе. Когда танки Саддама вошли в Наджаф, на них было написано «Завтра шиитов уже не будет».

Если в их идеологиях убийственного межконфессионального раскола и существуют различия, то только в масштабе. При всей своей жестокости Саддам не ставил целью своей государственной политики полное истребление шиитов, да он и не мог бы сделать этого: даже после резни 1991 г. к ним все еще проявляли терпимость в верхних эшелонах иракской армии и партии «Баас». Аль‑Багдади, однако, не демонстрирует ничего иного, кроме стремления к истреблению, следуя патологическим традициям аз‑Заркави. Для ИГИЛ шииты – это пустое место, лживые предатели, годящиеся только на то, чтобы умереть.

 

ВСЯ ЭМИРСКАЯ РАТЬ

 

Харви утверждает, что высшее командование ИГИЛ состоит из бывших сторонников Саддама, занимавших высшие посты в иракской армии или в «Мухабарате»¹⁸. Аль‑Хашими выявил двух человек, оказавших аль‑Багдади помощь в продвижении в ИГИ.

Первый – это Абу Абдул‑Рахман аль‑Билави (подлинное имя – Аднан Исмаил Наим), убитый во время осады Мосула в 2014 г.¹⁹ Он присоединился к АКИ в эпоху аз‑Заркави и был главным представителем аль‑Багдади в Объединенном военном совете ИГИЛ, который действовал во всех 18 провинциях Ирака. Выходец из Аль‑Халидийи, что в провинции Аль‑Анбар, Билави в прошлом служил капитаном в армии Саддама. Он также задерживался и направлялся в лагерь «Букка», однако примерно через год после того, как оттуда был освобожден аль‑Багдади²⁰.

Второй человек, оказавший, по данным аль‑Хашими, влияние на судьбу аль‑Багдади, – это Абу Али аль‑Анбари, выходец из Мосула, ответственный за операции, проводимые ИГИЛ в Сирии²¹. До того как стать джихадистом, аль‑Анбари также был офицером армии Саддама. По данным Wall Street Journal, где‑то в промежутке между службой в армии и в ИГИЛ он был связан с «Ансар аль‑Ислам», пока эта группировка не выставила его вон, обвинив в финансовых махинациях²². Иракские и сирийские военные считают, что аль‑Анбари был выбран заместителем аль‑Багдади в Леванте из соображений политического прагматизма. Его «познания в области законов шариата и ислама не идут ни в какое сравнение со знаниями, которыми обладают другие высшие командиры», – сообщает Wall Street Journal ²³ .

Абу Айман аль‑Ираки, еще один член Военного совета ИГИЛ, согласно внутренним секретным документам, оказавшимся в распоряжении иракских служб, прежде служил в разведке сад‑дамовских ВВС в чине генерал‑лейтенанта²⁴. При баасистском правлении его звали Абу Муханнад ас‑Сувейдави. Он также задерживался силами США.²⁵ Скрывавшемуся на своей родине аль‑Ираки, как сказал Лайт Алхури в разговоре с нами, была необходима помощь, для того чтобы перебраться в соседнюю страну. «Как только ИГИЛ вступила в Сирию, аль‑Ираки начал действовать. Перебраться в Сирию самостоятельно он не мог, как не мог и самостоятельно передвигаться по ней. Он привел ИГИЛ в Алеппо и Латакию и, должно быть, возглавил силы безопасности в Дайр‑эз‑Зауре. Он руководит многими операциями ИГИЛ против сирийских повстанческих группировок».

Еще одним человеком, прошедшим «Букку» и пережившим баасистский режим, был Фадель Ахмед Абдалла аль‑Хияли (также известный как Абу Муслим ат‑Туркмани или Хаджи Мутазз).²⁶ В декабре 2014 г. генерал Мартин Демпси, председатель Объединенного комитета начальников штабов США, объявил, что ат‑Туркмани был убит в результате налета американских ВВС, хотя, по утверждению джихадистов, это произошло в ноябре. До этого, как предполагали, ат‑Туркмани занимал столь же высокое положение в иерархии ИГИЛ, что и аль‑Анбари. Бывший подполковник иракского спецназа, он, по всей вероятности, стал одной из многочисленных жертв расформирования иракской армии, проведенного в 2003 г. Полом Бремером, американским послом, который был назначен главой американской оккупационной администрации в Ираке после войны²⁷. Ат‑Туркмани вошел в контакт с одной из суннитских повстанческих группировок, а потом присоединился к АКИ.

Багдади, как говорят, выбрал ас‑Сувейдави и ат‑Туркмани еще в «Букке», куда их направили после задержания²⁸.

В ряде случаев переходу «на темную сторону» способствовали Бремер и аль‑Малики. Как сообщала в августе 2014 г. газета The New York Times, после падения Мосула один не названный по имени бывший генерал армии Саддама обратился к иракским силам безопасности с прошением²⁹. Оно было отклонено.

Теперь он находится в рядах ИГИЛ и, как сообщают, вновь обратился к армии, отказавшейся иметь с ним дело, заявив: «Скоро мы доберемся до вас, и я порублю вас на куски».

«Баасисты поначалу говорили, что их возвращение во власть произойдет на основе ислама, – сказал нам Харви. – Об этом говорил в своих письмах и инструкциях Саддам». Майкл Прегент, бывший сотрудник военной разведки США, который консультировал курдских повстанцев в Ираке, считает, что попытки ИГИЛ скрывать факты из биографии командиров высшего звена – это не что иное, как часть военной стратегии³⁰. «Они не могут использовать свою прежнюю принадлежность к армейским структурам для того, чтобы агитировать людей присоединяться к ним в борьбе. Возвратом к баасизму мало кого соблазнишь, особенно если вы утверждаете, что намерены уничтожить баасизм в Сирии. Это то же самое, что сказать, что каждый армейский рейнджер или солдат спецназа вдруг стал членом „Ветви Давидовой“»[23].

 

ИЗ ТБИЛИСИ В АЛЕППО

 

Аль‑Багдади предпочитает назначать на командные должности в ИГИЛ иракских моджахедов, но есть одно явное исключение, когда он отдал предпочтение иностранцу. Известный повсюду как «краснобородый джихадист»³¹, Абу Умар аш‑Шишани, или Тархан Батирашвили³², – этнический чеченец родом из Панкисского ущелья в Грузии. Ему под 30, и раньше он был офицером военной разведки в грузинской армии, которую обучали американские инструкторы. В 2008 г. Батирашвили участвовал в российско‑грузинской войне, но позднее, по словам его отца Теймураза, у него диагностировали туберкулез и комиссовали из армии³³.

Все Батирашвили были христианами, но сыновья Теймураза стали радикальными мусульманами. Аш‑Шишани повесил трубку, после того как его отец сказал, что не хочет принимать ислам³⁴.

Он был арестован за незаконное владение оружием и отбывал срок в грузинской тюрьме, где, возможно, и произошло его перерождение в убежденного фундаменталиста. Освобожденный в 2010 г. по объявленной в Грузии широкой амнистии, вскоре аш‑Шишани отправился в Турцию, а оттуда попал в Сирию³⁵. «Теперь он говорит, что пошел на это из‑за веры, но я‑то знаю, что он сделал это по причине нашей бедности», – сказал Теймураз в беседе с репортером ВВС³⁶.

Впервые чеченец появился в Сирии в 2013 г. как предводитель собственной, созданной под влиянием «Аль‑Каиды», джихадистской ячейки «Джаиш аль‑Муджахирин валь‑Ансар» («Армия переселенцев и партизан»), состоящей по большей части из мусульман из бывших республик Советского Союза³⁷. Российская служба государственной безопасности, ФСБ, предполагала, что примерно 500 российских граждан воюют в Сирии вместе с сотнями граждан бывших советских республик. Однако эти данные не подтверждены независимыми структурами. Но следует отметить, что Россия постоянно упоминается в пропаганде ИГИЛ как враждебная страна, несомненно потому, что в рядах ее боевиков много кавказцев и она хочет, чтобы их было еще больше. Аш‑Шишани формально присоединился к ИГИЛ, и его «Армия переселенцев и партизан» вошла в состав вооруженных сил «Исламского государства» в декабре 2013 г., после совершения байята аль‑Багдади. Не раз появлялись сообщения о том, что чеченец убит в бою – и даже указывалось, что от рук курдских ополченцев. Он даже заслужил особое внимание Рамзана Кадырова, назначенного Владимиром Путиным главнокомандующего‑президента Чеченской Республики. В ноябре 2014 г. Кадыров сделал одно из многочисленных заявлений о смерти аш‑Шишани, «этого врага ислама», воспользовавшись для этого своей любимой социальной медиаплатформой – «Инстаграмом»³⁸. Но вскоре заявление Кадырова было удалено. Это вызвало разговоры о том, что чеченец, возможно, действительно был убит в Сирии, и с помощью кадыровского «некролога» ФСБ хотела подтвердить эту новость. Как бы то ни было, этому грузину, похоже, было предназначено стать в ИГИЛ славным Паттоном[24] для моджахедов.

Как правило, чеченцы воспринимаются другими джихади‑стами ИГИЛ как самые грозные воины, поскольку они имеют накопленный за много десятилетий опыт изнурительного военного противостояния русской армии. «Шишани – наиболее заметная фигура среди командиров, даже притом, что командование и управление армией ИГИЛ все еще осуществляется Багдади и бывшими баасистами, – таково мнение Криса Хармера, аналитика Института по изучению войны. – Чеченцы – это отдельная группа среди иностранных джихадистов. Будь я в Военном совете ИГИЛ, я бы не стал использовать парня, который имеет опыт войны против русских, в качестве шахида. Я бы сделал его командиром».

За год с небольшим аш‑Шишани завоевал известность среди тех, кто следит за сирийским конфликтом, как блестящий военный стратег, особенно после того как его «Армия» сыграла решающую роль в захвате авиабазы Минг в Алеппо. Этот аэродромный комплекс много месяцев осаждался мятежниками всех видов и категорий, в том числе и боевиками ИГИЛ. Некоторым из них даже удалось проникнуть на территорию базы, но оттуда их сразу же выбили сирийские солдаты³⁹. В конце концов Минг пал, но только после того, как аш‑Шишани послал туда двух иностранцев‑шахидов (один, как сообщалось, был из Саудовской Аравии) на начиненном взрывчаткой армейском автомобиле. Они направили его прямиком на командный центр базы⁴⁰. Внесшая заметный вклад в борьбу против Асада, эта операция была воспринята другими повстанцами как одна из главных побед ИГИЛ над режимом (правда, аш‑Шишани и его боевики были официально включены в состав армии ИГИЛ только через полгода)⁴¹.

Позже это героическое представление об аш‑Шишани было оспорено его бывшими товарищами, сражавшимися рядом с ним, которые вдруг заявили, что его доблесть – это всего лишь миф, созданный таблоидами. Как сообщало в ноябре 2014 г. «Радио Свобода», другой чеченский джихадист по имени Халид Шишани считает, что его тезка в действительности – ничем не примечательный полевой командир. «Умар Шишани – это человек, абсолютно бесполезный в военных условиях, – писал Халид в обращении, размещенном на российских джихадистских форумах. – Ему не хватает знаний в области военной тактики – и это отчетливо видно. Учтите, что только СМИ „неверных“ (то есть западные) пишут об Умаре Шишани как о военном гении. Они чересчур возвысили его личность и представили его великолепным военным специалистом, что совершенно не соответствует действительности. Этот человек знает лишь, как посылать моджахедов на смерть в качестве пушечного мяса, только и всего»⁴².

Даже если мы отнесем это за счет притворного пренебрежения или внутренних разногласий, надо сказать, что репутация аш‑Шишани действительно создана скорее газетой Daily Май, чем знатоками салафито‑джихадистского движения. По словам Алхури, аш‑Шишани является мишенью бесконечных шуток на онлайновых джихадистских форумах, потому что его познания в исламе – просто «дерьмо», а его разговорный арабский и того хуже.

 

ШУМИХА ВОКРУГ ИГИЛ

 

Превращение иностранных боевиков в современных Саладинов – это ключевой пункт вербовки ИГИЛ еще со времен аз‑Заркави. Ведь даже иорданский основатель АКИ был когда‑то Гомером Пайлом[25] с автоматом и оставался в этом образе до тех пор, пока его не превратили в нечто вполне себе похожее на эмира. «Да вы сперва посмотрите, что представляют собой эти иностранные вояки! – сказал нам Ричард, в прошлом сотрудник Управления по борьбе с терроризмом. – В большинстве случаев это искатели приключений, у которых дома, будь то в Бельгии, Манчестере, Алжире, Йемене или, допустим, в Грузии, не было ни гроша. Они начитались сообщений в соцсетях, или же их обратили в свою веру проповедники, околачивающиеся возле мечетей, и они, почувствовав себя джихадистами, отправились воевать. Это те же самые парни‑вояки, которых полно в мире и которые рассчитывают вечно быть рядовыми или пехотинцами. Это 19‑летние болваны, ищущие, чем бы заняться в жизни, потому что вернуться назад, в Бельгию, их не заставить даже силой».

Свойственная Западу склонность к сенсациям уже, как это ни странно, успела сформировать приукрашенный образ ИГИЛ, придав ей зловещую привлекательность в глазах молодых и недовольных. Истории об австрийских девочках‑подростках из семей выше среднего класса⁴³, отправившихся воевать и вышедших замуж за такфиристов – и их подражательницах, которые не успели добраться до Сирии⁴⁴, потому что их перехватили по дороге, – продолжают привлекать внимание броскими заголовками. Зрителей завораживает психопатическое представление, которое дает ИГИЛ, особенно когда они видят «таких же, как они сами», но приверженных «Исламскому государству» людей, готовых отказаться от комфортной жизни на Западе ради джихадизма.

Скотт Атран, антрополог из Мичиганского университета, провел углубленное исследование психологической и социальной мотиваций, движущих джихадистами, и пришел к заключению, что ИГИЛ мало чем отличается от революционно‑романтических движений, упивавшихся кровью на протяжении всей истории человечества. «Вы не можете вдохновлять людей на то, чтобы убивать и причинять вред другим, без того, чтобы не опираться на добродетель – пояснил он нам. – Это очень напоминает французскую революцию, когда Робеспьер ввел террор как орудие демократии – такое действительно вдохновляет».

Так почему же ИГИЛ стала возможна? В 1940 г. Джордж Оруэлл написал эссе⁴⁵, в котором задавался таким же вопросом в связи с книгой, пропагандирующей то, что он назвал «чудовищной безмозглой империей, роль которой, по сути, сводится лишь к подготовке молодых мужчин к войне и бесперебойной поставке свежего пушечного мяса». Как мог такой «жуткий замысел» осуществиться, когда либеральная демократия должна была прекратить подобное варварство, удивлялся он. И почему целая нация бросилась к ногам человека, предлагающего «борьбу, опасность и смерть», тогда как другие формы правления предлагают «хорошую жизнь»? Оруэлл писал о книге «Майн кампф».

 

 

ПРЕДАННАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

 

ДЖИХАД ПРИХОДИТ В СИРИЮ

 

31 января 2011 г. Башар Асад дал интервью журналу Wall Street Journal\ Говоря о революциях, которые захлестнули Тунис, Египет и Ливию, он самодовольно рассуждал о том, возможно ли такое в его стране. «Сирия стабильна, – заявил он. – Почему? Потому что нужно быть как можно более тесно связанным с тем, во что люди верят. Это основа всего». Асад был прав: это действительно основа всего.

Всего за три дня до этого интервью солдаты его армии разогнали шествие с зажженными свечами, организованное в знак солидарности с протестующими египтянами, в Баб Тума, христианском квартале в Старом городе Дамаска². Затем, 17 февраля, произошло протестное выступление на базаре в соседнем столичном районе аль‑Харика после того, как полицейский офицер оскорбил сына местного торговца³. Хотя этот протест был направлен против поведения офицера, его лозунг вышел за границы недовольства конкретным случаем: «Сирийский народ не будет унижен»⁴. Демонстрация закончилась после того, как на базар приехал сирийский министр внутренних дел, обратился к озлобленной толпе и извинился⁵. Но было уже поздно. По стране вспыхивало все больше протестов против зверств, чинимых в Ливии Каддафи, а здесь – династийным диктатором, который только что охарактеризовал свое правление как безупречное.

 

«НАРОД ХОЧЕТ ПАДЕНИЯ РЕЖИМА»

 

Движение за проведение реформ вылилось в полномасштабную революцию после инцидента в городе Дераа, когда силы безопасности режима под руководством двоюродного брата Асада, генерала Атефа Наджиба, арестовали 15 школьников – некоторым из них было по 10 лет – за то, что те писали продемократические лозунги на стенах школы. Некоторые были заимствованы ребятами из телевизионных передач, идущих по каналам других стран, но одна особенно звучная фраза, рифмованная на арабском языке, – «Теперь твоя очередь, доктор», – явно намекала на Асада, офтальмолога по образованию. Когда семьи задержанных обратились к Наджибу с просьбой отпустить их единственных детей, тот ответил так: «Пришлите своих жен к нам, и мы сделаем вам новых детей».

Вскоре протесты вспыхнули в Дамаске, Хомсе, Баниясе, а затем и по всей Сирии⁶. Ответом было жесткое подавление этих акций. Многие мирные демонстранты и активисты были расстреляны солдатами, полицейским спецназом, «Мухабаратом» и про‑асадовскими ополченцами. Многих арестовали и заключили в тайные тюрьмы. Согласно данным Human Rights Watch, тайная полиция применяла к задержанным разнообразные пытки, в том числе удары трубой, стегание кнутом, воздействие электротоком, ожоги кислотой, забивание гвоздей под ногти, палочные удары и инсценировки казни. Задержанных обоих полов, независимо от возраста, насиловали. Одна женщина, содержавшаяся в Палестинском отделении военной разведки в Дамаске, одной из самых страшных тюрем «Мухабарата» в Сирии, рассказала репортеру ВВС, что произошло с ее сокамерницей⁷. «Он засунул крысу ей во влагалище. Она страшно закричала. Мы увидели на полу кровь, а он сказал ей: „Ну как, с тебя достаточно?“ Они издевались над ней. Было понятно, что она в агонии. Мы все это видели. После этого она уже не могла двигаться».

Угрозы генерала Наджиба не были пустым звуком, так как изнасилования систематически совершались солдатами режима Асада с первых дней восстания. По данным Фархи Барази, участницы базирующейся в Вирджинии организации по защите прав человека, результатом многих изнасилований стали нежелательные беременности, причем сирийские гинекологи встречали среди жертв изнасилования девочек 11 лет. В апреле 2012 г. Барази рассказала авторам этой книги историю Салмы, молодой девушки из Баба Амр, района города Хомс, на дом которой совершили налет «шабиха» – наемники, лояльные Асаду. «Она молила бандитов: „Пожалуйста, пожалуйста, – неужели у вас нет сестер? Неужели у вас нет матерей? Ну не трогайте меня, пожалуйста, не на глазах моего отца“». Бандиты привязали отца Салмы к стулу в его собственном доме и заставили его смотреть, как трое или четверо из них насиловали его дочь. «Они заставляли его держать глаза открытыми и смотреть, – сказала Барази. – Мы задокументировали 11 случаев, когда женщинам необходимо прерывание беременности, наступившей в результате изнасилования. Мы должны вывезти их всех из Баба Арм и Идлиба в Алеппо, где такая операция пройдет в большей безопасности. Сейчас они под защитой, но, когда я говорила с некоторыми из них по телефону, они были в истерике. Они все получили жесточайшую психологическую травму, пройдя через это». Со времени интервью с Барази, взятого почти три года назад, число задокументированных подобных случаев многократно увеличилось. Кроме того, почти 200000 сирийцев было убито и еще 150000 все еще пребывают в тюремном заключении. Обо всем этом нам сообщил Цезарь – за этим именем скрывается сирийский фотограф, служивший в военной полиции, бежавший и тайно вывезший из страны около 50 000 фотографий. На них запечатлены ужасающие зверства, которым подвергались задержанные. «То, что происходит в Сирии, – это массовая резня в режиме геноцида, проводимая самым худшим из всех террористов, Башаром Аса‑дом», – сказал Цезарь, выступая перед членами конгресса США в июле 2014 г.⁸ Стивен Рапп, посол по особым поручениям Госдепартамента США, расследующий военные преступления, заявил, что полученные им данные служат «убедительным доказательством того, что это машина убийств, какой мы не видели со времен нацизма»⁹.

 

«АСАД, ИЛИ МЫ СОЖЖЕМ СТРАНУ»

 

В своей эпической поэме «Дитя Европы», состоящей из серии иронических куплетов об интеллектуальных и моральных извращениях, свойственных тоталитаризму, Чеслав Милош обращался к тем, кому предстоит жить в XX в.: «Умей предсказать пожар с точностью до минуты. Затем подожги свой дом, оправдывая предсказанье»[26]. Именно так и сделал Башар Асад, столкнувшись с многомесячными протестами, участники которых требовали его отставки.

С самого начала он представлял своих противников, даже тех, кто всего лишь призывал к проведению скромных экономических реформ, террористами «Аль‑Каиды», наемниками США, Саудовской Аравии, Катара и Израиля – несомненно, это самая необычная коалиция в современной истории. Цель этой, на первой взгляд глупой, но последовательной пропагандистской и дезинформационной кампании, была весьма проста. Как мы видели, Асад всегда отчаянно стремился к тому, чтобы привлечь к себе внимание и наладить сотрудничество с Западом, даже если этому противились прикормленные им террористы. Столкнувшись с революцией и обвиняя Запад во всех преступлениях, совершенных им же самим, он искал способ обеспечить себе политическое долголетие посредством самосбывающегося пророчества. Его режим предпринял несколько шагов к тому, чтобы укоренить насильственный исламизм на территории Сирии. Нельзя считать совпадением то, что одним из любимых лозунгов лояльных ему людей был «Асад, или мы сожжем страну»¹⁰.

Кусай Закария, палестинский беженец, живший в дамасском пригороде Моадамийя, пережил и предпринятую режимом в августе 2013 г. атаку с использованием химического оружия, и многомесячный голод, прежде чем с трудом смог выбраться из Сирии. «Если вы суннит и в особенности если вы палестинец, то с самого начала башаровские власти относятся к вам не как к человеку, а скорее, как к животному, – рассказал нам Закария. – Нет бога, кроме Башара, так провозглашали „шабиха“, пиная ногами протестующих и выдирая волосы из их голов и бород. Это было очень доходчиво. И очень чувствительно».

Сказанное Закарией означает, что словесное, психологическое и физическое насилие, направленное на суннитов, имело целью радикализировать их и подтолкнуть к экстремистским действиям¹¹. «Асад использовал многочисленные алавитские силы для подавления сопротивления в ключевых районах, – сказал Шираз Майер, эксперт по вопросам радикализации (сам в прошлом исламист), выступая в лондонском Королевском колледже. – Они применяли физические пытки, высмеивали основные аспекты суннитской веры. Именно это и привлекло внимание, и возбудило негодование во всем мире. Даже обычных людей откуда‑нибудь со Среднего Запада это заставило присмотреться к тому, что происходит в Сирии. Асад буквально поджег суннитский мусульманский мир. Вот поэтому иностранные боевики из стран Персидского залива и Северной Африки начали собираться в дорогу»¹². После десятилетий диктаторского правления запалить этот фитиль оказалось очень легко.

Рознь, возникшая в Сирии, как и в Ираке, на религиозной почве, продолжающая древний спор между мусульманами о преемниках Пророка, который начался в VII в., и сопутствующая правлению конфессионального меньшинства над большинством, уже давно предвещала гражданскую войну. В данном случае конфессиональным меньшинством были алавиты, представители эзотерического ответвления шиизма, составляющие от 8 до 15 % населения Сирии и правящие суннитами, доля которых в общей численности населения приближается к 75 %. Как и в саддамовском Ираке, конфессиональное большинство было представлено на всех уровнях власти. К примеру, жена Асада, Асма Асад, суннитка, так же как несколько высокопоставленных чиновников армии и службы безопасности режима. И хотя и представители меньшинства поначалу участвовали в протестном движении, состав населения в Сирии предвещал стране революционную судьбу: суннитов рассматривали как противников режима – и они такими и были. Ожидание революционного развития событий превратило Сирию Асада в царство страха и паранойи.

В 2010 г. Нибрас Казими опубликовал невероятно пророческое исследование под названием «Сирия глазами джихадистов: идеальный враг», в котором представил множество зарисовок, сделанных им на основе интервью с сирийцами различных религиозных верований, конфессиональной принадлежности и социально‑экономического положения¹³. Одним из тех, с кем встретился Казими, был «родившийся в Дамаске пластический хирург», отец которого, алавит, служил в сирийской армии, имел высокий офицерский чин и был личным другом Хафеза Асада. На фотографии этот хирург снят с Хасаном Насраллой, лидером ливанской «Хезболлы». Будучи обладателем всех привилегий, даруемых режимом Асада, этот человек должен бы быть, пишет Казими, «образцовым представителем верхнего слоя среднего класса (алавитов), уверенным в своем положении в сирийском обществе. Но нет. Сидя за рулем своего „Вольво“ последней модели, он держит под рукой, на пассажирском сиденье, автомат. Он говорит: „Вы знаете суннитскую поговорку „Мал’ун баба Хасан“ (Будь проклят Баба Хасан)? А вы знаете, кто такой Баба Хасан? Это Али ибн Абу Талиб, отец Хасана и первый из 12 шиитских имамов. Они нас ненавидят. Вот кто они такие… При первой же возможности они нас всех перережут“». Столь явное отклонение от нормы в функционировании сирийского общества и вызвало к жизни контрреволюционную стратегию.

«Межконфессиальная рознь с самого начала тщательно пестовалась Асадом, поскольку это был его инструмент подавления восстания, – пояснил Майер. – „Это не мирное выражение недовольства, это межконфессиональный конфликт; сунниты поднимаются и будут убивать всех представителей меньшинства“. Такая посылка легла в основу стратегии, которая предполагала два направления действий. Первое – очистить оставшуюся часть Сирии от суннитов, которые повели себя так, что ни алавитские, ни христианские диссиденты в целом не поддержали восстания, хотя некоторые из них все же примкнули к революционерам. Второе – спровоцировать обеспокоенность международного сообщества тем, что происходит в стране, а именно тем, что конфессиональному меньшинству грозит смерть от рук террористов»¹⁴.

Главными исполнителями замысла Асада стали бандиты «шабиха», называемые «призраками» из‑за своих машин – «мерседесов» старой модели «Призрак», в которых они возили контрабандные товары – от сигарет и наркотиков до продовольствия и оружия – на сирийский серый рынок в годы перед революцией. Эти мускулистые накачанные головорезы, в большинстве своем алавиты, были выбраны Дамаском для совершения самых страшных преступлений против человечности. По словам одного из них, захваченного повстанцами в 2012 г., каждый «шабих» получал по 460 долларов в месяц плюс еще по 150 за каждого убитого или взятого в плен¹⁵. «Мы любим Асада, потому что правительство предоставило нам полную власть – если мне захочется взять что‑то, убить человека или изнасиловать девушку, я все это могу», – похвалялся пленник.

В Хуле, что неподалеку от Хомса, в мае 2012 г. «шабиха», прикомандированные к военнослужащим сирийской регулярной армии, после продолжительной артподготовки пошли от одного дома к другому в районе Талду, перерезая горла всем, кто им попадался. Их жертвами стали больше 100 человек, в основном женщины и дети¹⁶. (Бандитов «шабиха» было легко узнать, свидетельствовали позже местные жители, по их белым кроссовкам; сирийские солдаты носили черные ботинки.)¹⁷ В этой резне Асад обвинил «Аль‑Каиду». Однако расследование, проведенное ООН, нашло «достаточно оснований для признания того факта, что преступники… были связаны с правительством»¹⁸.

Получив информацию о первых проявлениях того, что позже стало основной военной стратегией Асада, представитель Госдепартамента Виктория Нуланд обвинила Иран в соучастии в этой резне¹⁹. «Иран открыто предоставляет поддержку, обучение и консультативную помощь сирийской армии, но бандитская структура „шабиха“ также представляет собой военизированное подразделение, которое используют иранцы, – заявила Нуланд. – „Басидж“ (добровольческие военизированные подразделения, первоначально созданные Корпусом стражей исламской революции для участия в ирано‑иракской войне) и „шабиха“ – это явления одного порядка, и последние используют те же методы, что используют иранцы для подавления гражданских прав в своей стране». Нуланд отметила, что в те же дни, когда в Хуле произошла массовая резня, Исмаил Гани, заместитель командующего силами «Эль‑Кудс», заявил о своих заслугах, связанных с «физическим и нефизическим» участием в сирийской войне.

 

ВОЙНА СУЛЕЙМАНИ

 

В следующем году роль Ирана в происходящем в Сирии только возросла. Это стало ясно, когда появились доказательства того, что «Эль‑Кудс» и ливанская «Хезболла» обучают ставшую более профессиональной партизанскую армию «Басидж» – так называемые Национальные силы обороны, причем делают это и в Сирии, и в Иране. Насчитывающие в своих рядах порядка 100000 бойцов, эти нерегулярные военизированные подразделения в последнее время стали основным оплотом режима после того, как сирийская армия предприняла несколько провальных попыток самостоятельно подавить повстанческое движение и вернуть захваченные мятежниками территории²⁰. При этом последствия межконфессионального противостояния, возникшего при режиме Асада, все глубже погружают страну в уже и без того идущую гражданскую войну: большая часть рядового состава армии состоит из суннитов, которые переходят на сторону противника, дезертируют или вообще сидят взаперти в казармах, потому что их командиры (алавиты) боятся, что они последуют примеру своих сотоварищей. При этом за три года изнурительной войны армия понесла значительные потери от рук повстанцев.

«Сирийская армия не смогла бы справиться с последствиями этого трехлетнего кризиса, потому что любая армия на ее месте была бы измотана – так Сейед Хасан Интезари, высокопоставленный офицер КСИР, объяснил необходимость создания Национальных сил обороны²¹. – Иран пришел и спросил: почему вы не формируете общественную поддержку, не обращаетесь за помощью к народу?.. Наши парни вошли в один из самых больших алавитских регионов. Они рассказывают, что глава одного из влиятельных племен призвал молодежь взять в руки оружие и помочь режиму». К каждой бригаде Национальных сил обороны прикреплен офицер КСИР, выполняющий функции комиссара и обеспечивающий идеологическое единство и дисциплину²².

Агентство Reuters в апреле 2013 г. взяло интервью у нескольких курсантов, проходивших обучение по этой программе КСИР²³. Все они прибыли из Хомса, и большинство из них были алавитами, хотя было также несколько человек из различных конфессиональных меньшинств. Так, курсант Самир оказался одним из немногих христиан, проходивших обучение в Иране. Он рассказал новостному агентству: «Иранцы настойчиво внушали нам, что эта война не против суннитов, а за Сирию. Но курсанты‑алавиты твердили, что они из чувства мести хотят перебить суннитов и изнасиловать их женщин».

Лагерь, в котором должен был проходить курс обучения Самир, называется «Амир Аль‑Моменин» («Повелитель правоверных») и расположен примерно в 27 км от Тегерана, там же, где размещены баллистические ракеты «Эль‑Кудс»²⁴. По словам офицера иранских вооруженных сил, который дал интервью Wall Street Journal в сентябре 2013 г., курсантам «внушают, что эта война в Сирии сродни эпической битве за шиитский ислам и если они погибнут, то станут мучениками самого высокого ранга»²⁵.

Неудивительно, что Национальные силы обороны уже были вовлечены в суннитские погромы, произошедшие в городе Эль‑Байда и в нескольких районах города Банияс, в приморской провинции Тартус²⁶. В мае 2013 г. свидетели, непосредственно видевшие это, рассказывали сотрудникам Human Right Watch, что «люди в форме правительственных и проправительственных вооруженных сил ворвались в дома, отделили мужчин от женщин и малых детей, окружили мужчин, согнанных из соседних поселений на одну площадку, и покончили с ними, перестреляв почти в упор… Во многих случаях боевики проправительственных формирований сжигали тела тех, кого они только что застрелили».

Несмотря на то что Эль‑Байда и Банияс были местами компактного проживания христианского населения, все свидетели‑христиане, которых опрашивали сотрудники Human Right Watch, говорили, что солдаты и боевики режима «убивали только суннитов и сжигали суннитские дома»²⁷. А режим тем временем утверждал, что среди убитых были только террористы.

Участие Ирана в событиях в Сирии почти полностью повторяет его действия в оккупированном американцами Ираке, правда, с одним бросающимся в глаза и вызывающим иронию отличием: здесь иранцы вынуждены предпринимать отчаянные попытки сохранить как единое целое беспорядочную и не подчиняющуюся приказам сирийскую армию. Боевики Сулеймани берут на себя все больше и больше ответственности за военную ситуацию в стране, в то время как вооруженные силы Асада деморализованы, разгромлены или разбежались. За это время уже погибло несколько иранских военачальников высокого ранга, и наиболее известный среди них – Хасан Шатер, один из высокопоставленных командиров «Эль‑Кудс», убитый на дороге между Дамаском и Бейрутом²⁸. Примечательно, что при «оказании помощи в обучении» военнослужащих армии Асада Тегеран полагается только на оперативных сотрудников службы внешней разведки КСИР, а также на военнослужащих сухопутных сил КСИР – людей, обладающих большим опытом подавления мятежей, которые начались на почве межкон‑фессиальных конфликтов, таких как столкновения между азербайджанцами в иранской провинции Западный Азербайджан²⁹. Несколько человек из сухопутных сил КСИР, включая и командира бригады, оказались в числе 48 иранцев, взятых в плен сирийскими повстанцами и освобожденных в январе 2013 г. при обмене пленными³⁰.

В докладе, опубликованном Институтом по изучению войны, указывается на то, что в одном аспекте иранская тактика борьбы с повстанцами в Сирии может быть сознательным дублированием того, что предпринималось американцами в Ираке³¹. Когда повстанцы были вытеснены из Хомса, который называют «местом рождения революции» и который сирийская армия подвергла в 2012 г. осаде, режим построил вокруг города трехметровую бетонную стену, похожую на ту, что американские военные возвели в 2008 г. вокруг Садр‑сити. «Иранские наблюдатели, работавшие в это время в Садр‑сити под прикрытием, должно быть, собственными глазами видели эффективность этой меры и, возможно, посоветовали режиму Асада сделать то же самое», – заключают авторы доклада.

«Сирия оккупирована иранским режимом, – объявил бывший премьер‑министр Сирии Рияд Хиджаб после бегства из страны в августе 2012 г. – Государством правит вовсе не Башар Асад, а Касем Сулеймани, глава „Эль‑Кудс“» ³².

Уже в мае 2011 г. Сулеймани и его заместитель Мохсен Шизари – тот самый офицер, который был задержан УВСН в 2006 г. после выхода с совещания в штаб‑квартире ВСИРИ – подпали под санкции США за «участие… в нарушении прав человека и репрессии в отношении суннитского народа»³³. Сулеймани был особо отмечен как «организатор канала материальной поддержки со стороны Ирана» ГРУ Сирии. Такая поддержка, как позднее выяснилось, заключалась в переправке по этому каналу оружия, боеприпасов и военнослужащих «Эль‑Кудс», для чего использовались гражданские и военные самолеты, пролетавшие через иракское воздушное пространство³⁴. Это вызвало протесты со стороны Вашингтона в адрес Багдада, но все претензии были отвергнуты правительством аль‑Малики со ссылкой на то, что это официально существующие воздушные коридоры. (В 2012 г., когда иракцы прекратили все отрицать, они заявили, что это были «поставки гуманитарной помощи» и что Соединенные Штаты не могут привести ни одного доказательства того, что по этим каналам производились поставки оружия³⁵.) По данным американской разведки, помощником Сулеймани по переправке людей и оружия в Сирию через Ирак является Хади аль‑Амири, командир корпуса «Бадр», того самого, на который аз‑Заркави натравливал в 2004 г. суннитских новобранцев АКИ³⁶. К 2013 г. аль‑Амири был уже министром транспорта Ирака.

Это объясняет, почему распространение военного конфликта, происходившего в одной стране, на другую не ограничилось перемещением только суннитских джихадистов. В январе 2014 г. израильский Информационный центр изучения терроризма им. Меира Амита подсчитал, что иностранных боевиков‑шиитов, помогающих Асаду, в Сирии больше, чем иностранных суннитских боевиков, пытающихся свергнуть его³⁷.

Джафар Атаб, входивший в группировку «Асаиб Ахль аль‑Хакк», ответственную за убийство пяти американских военнослужащих в Кербеле в 2007 г., был убит в Сирии в 2012 г., после чего его тело было переправлено в Багдад и захоронено на площади Тахрир. Процедура погребения проходила под наблюдением иракских сил безопасности. Группировка «Катаиб Хезболла» также потеряла шиитских боевиков в Сирии³⁸. То же самое можно сказать и об «Армии Махди» Муктады ас‑Садра, который сформировал шиитско‑алавитскую «спецгруппу». В нее вошли «(500) иракцев, сирийцев и… людей других национальностей»³⁹. Она получила название «Абу аль‑Фадль аль‑Аббас». Филипп Смит, эксперт по «спецгруппам», в августе 2013 г. писал, что на странице «Бадр» в «Фейсбуке» появилось сообщение о присутствии в Сирии 1500 человек на церемонии публичных похорон членов группировки, убитых в Ираке⁴⁰. Большинство из этих бойцов рассказывали о своем участии в войне, которую ведет Асад, пользуясь исключительно «оборонительной» терминологией. По их словам, они стреляли лишь для того, чтобы «защитить святыни». И хотя действительно многие шиитско‑алавитские ополченцы присутствовали в местах, связанных с религией, в частности у мечети Саида Зейнаб в пригороде Дамаска, эта забота о священных памятниках архитектуры стала конфессиональным эвфемизмом, или кодовым названием того, что на самом деле было священной войной шиитских исламистов, или карательными акциями в духе Сулеймани.

Иран даже отправил воевать на стороне Асада тысячи афганских беженцев, предложив им за это вид на жительство и ни много ни мало по 500 долларов в месяц⁴¹. Эти бывшие бойцы «Талибана» стали иранскими наемниками для того, чтобы «сражаться против тех, кто сейчас помогает в Сирии американцам»⁴².

Но из всех управляемых КСИР группировок ни одна не была столь значима для выживания режима Асада, как ливанская «Хезболла», которая почти в одиночку вытеснила сирийских повстанцев из города Эль‑Кусайр, расположенного у границы с Ливаном и потому обеспечивавшего снабжение оппозиции⁴³. «„Хезболла“ проводит операции в Эль‑Кусайре, – признался Ливанскому новостному агентству один из членов этой военизированной „партии Аллаха“. – Сирийская армия всего лишь на вторых ролях, она появляется только после того, как мы полностью зачищаем территорию»⁴⁴.

Конечно, тому, что он называет «зачищенной» территорией, больше подошло бы определение «конфессионально зачищенная». «Мы сталкивались с неоспоримыми фактами конфессиональных зачисток в различных местах в Хомсе, – сообщил сирийский активист Абу Рами корреспонденту газеты Guardian в июле 2013 г. – Это часть обширного ирано‑шиитского плана, который явно просматривается на фоне вовлеченности „Хезболлы“ и иранских боевиков. Кроме того, это и часть алавитского государственного проекта, разработанного лично Аса‑дом»⁴⁵.

Этот проект предусматривает создание алавитского государства на сирийском побережье. В какой‑то момент, если страна будет продолжать нести территориальные потери, режим как будто спонтанно, делая вид, что это не было его запасным планом на случай падения Дамаска, поставит Запад в известность о том, что новое государство необходимо, чтобы продолжать защищать алавитское меньшинство от того, что изначально, да и впоследствии формулировалось как цель восстания, – от этнического истребления, которое должно обеспечить суннитскому большинству доминирующее положение.

 

ВТОРОЕ ИНТЕРВЬЮ БАШАРА

 

В отличие от спокойного интервью, данного Wall Street Journal в 2011 г., первое после начала мятежа интервью Асада одному из западных изданий было похоже на предсказание Армагеддона⁴⁶. «Сирия является сейчас центром региона, – сказал он репортеру газеты Sunday Telegraph. – По ней проходит линия разлома, и если вы играете с землей, то доиграетесь до землетрясения… Вам нужен еще один Афганистан, может быть, десятки Афганистанов? Любая проблема в Сирии воспламенит весь регион». И снова огонь в качестве метафоры. И разумеется, в этом апокалиптическом прогнозе ни слова не говорилось о том, кто может стать поджигателем. Хотя теперь это не так уж важно, потому что предсказанное сбылось.

С самого начала НАТО и Вашингтон исключили любое активное вооруженное вмешательство в ситуацию в Сирии – в частности, установление зоны, закрытой для полетов, или объявление отдельных участков территории «зонами безопасности» – и проявили к врагам режима в равной степени настороженное и безразличное отношение, что, конечно, было на руку Асаду. Когда Хиллари Клинтон вышла из правительства, она подвергла резкой критике президента Обаму за отказ от сотрудничества с националистически настроенными повстанцами или, что было бы предпочтительнее, с повстанцами – сторонниками светского государства: по ее мнению, эта политическая ошибка привела к подъему ИГИЛ. Но в феврале 2012 г., все еще находясь на посту госсекретаря, она в интервью CBS сказала: «Мы знаем, что такое „Аль‑Каида“, – аз‑Завахири поддерживает оппозицию в Сирии. А мы поддерживаем „Аль‑Каиду“ в Сирии? ХАМАС тоже сейчас поддерживает оппозицию. Мы что – поддерживаем в Сирии ХАМАС?»⁴⁷ Несколько лет Белый дом делал вид, будто «не знает», что представляет собой сирийская оппозиция и из кого она состоит, а когда, наконец, тайна «раскрылась», изобразил, что вовсе не поражен этим открытием. «Думать, что мы можем поставлять легкое или, возможно, более серьезное вооружение оппозиции, состоящей из бывших врачей, фермеров, фармацевтов и т. п., и что они смогут воевать с не просто хорошо вооруженным государством, а с государством, поддерживаемым Россией, Ираном и закаленной в боях „Хезболлой“, – это невозможно», – заявил Обама газете The New York Times не далее как в августе 2014 г., уже после того как ЦРУ начало‑таки вооружать и обучать незначительное количество повстанцев.

Однако высказывание президента вызывает вопросы по двум пунктам. Во‑первых, он дал неверную характеристику повстанцам. Центр документирования насилия – сирийский оппозиционный источник – проверил личности убитых в войне повстанцев и выяснил, что доля врачей среди них составляет не более 1 %, а учителей и фермеров – и того меньше⁴⁸. Большинство погибших – это солдаты, доля которых составляет 62 %. Как напомнил президенту Фредерик Хоф, ранее занимавший пост специального советника Обамы по проблемам переходного периода в Сирии, в этой стране армия призывная, а это значит, что большинство мужчин зрелого возраста имеют военную подготовку⁴⁹. На основании наших репортажей из турецкой Антакьи мы можем подтвердить, что всего один лагерь беженцев там вмещает тысячи военнослужащих низших и средних чинов, прежде служивших в сирийской армии.

А во‑вторых, уверенность в том, что сирийские повстанцы не смогут одолеть потрепанную и истощенную сирийскую армию, пусть даже поддерживаемую иранскими наемниками и вооруженную российской боевой техникой, кажется странной на фоне того, что политика Обамы предполагала обучение повстанцев для того, чтобы они сражались с боевиками ИГИЛ – наследниками тех, кто за 10 лет до этого разгромил самую мощную на земле армию в Ираке. И поскольку главной целью повстанцев была борьба с режимом, а не с ИГИЛ, поддержка Америкой тех, кто должен воевать с ИГИЛ, – в основном Добровольных сирийских УВСН – неизбежно вызвала негодование и недовольство. «Американцы лгут, чтобы добывать информацию (о джихадистах), – заявил один из мятежников репортеру журнала Newsweek в феврале 2013 г. – Если вы сейчас спросите любого повстанца в Сирии, он тут же скажет, что Америка – наш враг». Конечно, это утверждение было преувеличением, но оно стало гораздо ближе к правде после того, как в августе 2013 г. Асад применил против повстанцев и мирных жителей Дамаска зарин. Соединенные Штаты не стали переходить установленную Обамой «красную черту» и не ввели в Сирию войска. Многие тогда стали воспринимать обещания США как совершенно пустые. Когда вскоре после этого Обама подписал с Владимиром Путиным соглашение об уничтожении запасов сирийского химического оружия, десятки поддерживаемых Западом повстанцев либо покинули поле боя, взбунтовавшись, либо пригласили ИГИЛ совершить рейд по сирийским складам, наполненным тем, что было получено от США в виде помощи и прямых поставок.

 

АМНИСТИЯ ДЖИХАДИСТОВ

 

Хотя повстанцы не сразу разочаровались в действиях Соединенных Штатов и их истинных прерогативах в Сирии, Асад, не теряя времени, сделал все для того, чтобы среди повстанцев возобладал экстремизм. 31 мая 2011 г., спустя всего несколько месяцев после начала восстания, он объявил всеобщую амнистию как часть пакета «реформ», на деле представлявших собой по большей части символические жесты, которые должны были успокоить протестующих⁵⁰. В действительности амнистия оказалась скорее западней, чем средством успокоения. Предполагалось, что будут освобождены все «политические заключенные», однако амнистия применялась выборочно – многие из активистов протеста так и остались в тюрьмах, в то время как джихадисты‑салафиты вышли на свободу. Среди них было немало тех, кто незадолго до этого перешел тайными тропами в Ирак, а потом, вернувшись в Сирию, был схвачен и отправлен за решетку «Мухабаратом», который когда‑то и вынудил их отправиться в соседнее государство.

По словам Мухаммеда Хабаша, бывшего депутата сирийского парламента, режиму известно о том, что по крайней мере некоторые из исламистов, выпущенных по амнистии, снова взяли в руки оружие и направили его против государства⁵¹. Среди таких боевиков были Захран Аллауш, Хасан Аббауд и Ахмад Исса аш‑Шейх, действующие или бывшие салафитские главари повстанческих бригад в Сирии. Существует известное фото, на котором они запечатлены стоящими в ряд и улыбающимися – оно было сделано почти сразу после того, как, в соответствии с указом Асада их выпустили на свободу⁵². Были амнистированы и будущие боевики ИГИЛ, в том числе Аввад аль‑Маклаф, который в настоящее время является местным эмиром в Ракке, и Абу аль‑Ахир аль‑Абси, сидевший в тюрьме «Сед‑ная» в 2007 г. за то, что состоял в «Аль‑Каиде»⁵³.

В августе 2012 г., после того как его брат Фирас был убит вблизи турецкой границы, аль‑Абси возглавил группировку, созданную Фирасом. По сведениям Госдепартамента США, в середине июля 2014 г. аль‑Абси стал командиром ИГИЛ в Хомсе, в провинции Алеппо⁵⁴.

Хабаш, упомянутый выше, возглавлял в 2008 г. программу дерадикализации в «Седнае» после того, как предложил себя в качестве руководителя этой программы Сирийскому национальному агентству безопасности. «Салафизм следует контролировать или реформировать, – сказал он нам. – Этот режим привел салафитов и суфиев к насилию. Идеология была лишь одной из причин, но позвольте мне сказать вам: если бы Ганди провел три месяца в Сирии, он стал бы джихадистом и экстремистом».

Тюрьмы в Сирии – это олицетворение исламского радикализма, это террористические университеты, расположенные в самом сердце Ближнего Востока. Историю, которая подтверждает это, нам рассказал Фаваз Телло, сирийский диссидент со стажем, который был арестован режимом 11 сентября 2001 г., когда по понятным причинам внимание всего мира было приковано к другим событиям. Прежде он был активистом, связанным с «Дамасской декларацией», прореформистским политическим движением, которое пережило краткий период расцвета в первые дни «реформистского» президентства дофина, но очень скоро было подавлено. Телло посадили в тюрьму в Адре, к северо‑востоку от Дамаска, где он познакомился с Надимом Балушем. «Это был молодой человек из Латакии, – вспоминал Телло. – До тюрьмы он какое‑то время пребывал в Турции, а когда вернулся в Сирию, турецкие спецслужбы проинформировали об этом „Мухабарат“, и его арестовали. В Адре он сидел уже больше года». Камера Балуша располагалась напротив камеры Телло, и в тот период они часто вели по ночам дискуссии, «перекрикиваясь» через двери. «Я понял, что с этим человеком у меня не было ничего общего. Он придерживался крайне экстремистских взглядов. Но помимо меня он общался с другими исламистами, сидящими в других камерах, распространяя таким образом свою идеологию. Он никогда не состоял в „Аль‑Каиде“ и не бывал ни в каких тренировочных лагерях. Он был просто салафитом, но при этом не являлся сторонником насильственных действий. Множество людей сидели в тюрьмах, подобной этой, и отсидка превращалась для них в обучение в джихадистском колледже, – Балуш в этом смысле не стал исключением».

Когда Телло освободили из Адры, Балуш был переправлен в «Седнаю», где в 2008 г. он стал одним из шести зачинщиков печально известного тюремного бунта, о подробностях и последствиях которого мало что известно, кроме того, что по крайней мере 25 человек было убито и 90 ранено. «Сразу после того, как Балуш и его подельники захватили тюрьму, они казнили нескольких заключенных, – вспоминал Телло, – обвинив их в том, что они были информаторами. Балуш был лично ответственен за казнь одного из них. И казненный им отнюдь не был информатором, он просто был не согласен с идеологией Балуша».

Когда режим наконец снова восстановил контроль над «Седнаей», шесть зачинщиков бунта, кроме Надима Балуша, были казнены. «Ему не был вынесен смертный приговор, и в 2010 г. он вышел на свободу задолго до окончания срока заключения, назначенного по его первоначальному приговору, – этот срок заканчивался в 2015 г. Он вернулся в Латакию и открыл магазин».

В первые дни сирийского восстания Балуш стал принимать участие в мирных демонстрациях в Латакии, прибрежной провинции, откуда, по словам Асада, ведет свою родословную его семья. Тем не менее он был изгнан из состава участников демонстраций другими активистами из‑за того, что в его злобных, направленных против алавитов лозунгах явно сквозила конфессиональная нетерпимость – и это в алавитском сердце Сирии. «Они не приняли его. Менее чем через год, возможно, даже через девять месяцев некоторые повстанцы в Латакии подняли оружие против режима. Они укрылись в горах, где сформировали батальоны. Одним из таких повстанцев был Балуш. Никто за ним не последовал, но он ушел в горы и основал собственный батальон. Его подразделение впоследствии вошло в состав „Джабхат ан‑Нусра“ (одной из дочерних структур „Аль‑Каиды“ в Сирии)», – рассказал Телло.

Хотя Балуш был освобожден из «Седнаи» еще до того, как начались протестные выступления, его история подтверждает то, о чем в течение нескольких последних лет говорили и сирийские, и иностранные чиновники: страну покрыла сеть бесчисленных террористических ячеек. Стоит вспомнить, что в январе 2014 г. генерал‑майор Файез Дваири, бывший сотрудник иорданской военной разведки, помогавший собирать и анализировать информацию по сирийскому кризису, в беседе с корреспондентом издающейся в Абу‑Даби газеты National сказал: «Многие из тех, кто создал „Джабхат ан‑Нусра“, были в 2008 г. схвачены режимом и отправлены в тюрьмы. Когда началась революция, их освободили по совету чиновников сирийских спецслужб, которые убедили Асада в том, что они „сделают для нас хорошую работу“. Их освобождение принесло немало плохого, но в то же время оно принесло и немало хорошего, хотя бы потому, что мы убедили мир в том, что противостоим исламскому терроризму»⁵⁵.

Еще более примечательно заявление ветерана, прослужившего 12 лет в Управлении военной разведки Сирии. В беседе с корреспондентом той же газеты он сказал, что всеобщая амнистия Асада в 2011 г. была спланирована, чтобы с пропагандистской целью посеять в стране терроризм⁵⁶. «Режим не просто распахнул двери тюрем и выпустил экстремистов на свободу, он продвинул вперед их дело – создание вооруженных формирований, – сообщил летом 2011 г. корреспонденту газеты National сотрудник разведки, алавит, самовольно покинувший свою часть, расквартированную на севере Сирии. – То, что я говорю, – это не дошедшие до меня слухи – я собственными ушами слышал приказы и видел, как это происходило. Эти приказы поступали из штаб‑квартиры (военной разведки) в Дамаске». Режим также помог экстремистам вооружиться в арсеналах в Идлибе и Дераа, добавил офицер.

Наваз Фарез был прежде послом Сирии в Ираке, стране, которую, как мы знаем из предыдущей главы, Асад всеми силами старался дестабилизировать с помощью террористов вплоть до конца 2009 г. Фарез оставил свой пост в июле 2012 г. и, выступая перед прессой, сказал, что Дамаск все еще играет с джихадистским огнем, и именно это привело к революции. Положение, которое занимал Фарез, давало ему возможность из первых рук узнавать, как на деле происходило сотрудничество между режимом и джихадистами: перед тем как оказаться в сирийском посольстве в Багдаде и после свержения Саддама он служил в должности начальника службы безопасности режима, а также губернатора провинции, расположенной вблизи сирийско‑иракской границы. Корреспонденту газеты Sunday Telegraph он рассказал, как «получал устные указания, согласно которым любой гражданский чиновник, пожелавший отправиться путешествовать (в Ирак), получал всю необходимую для организации поездки помощь, и его отсутствие оставалось „незамеченным“». Он добавил, что знал нескольких «офицеров» режима, которые координировали работу с боевиками «Аль‑Каиды» вплоть до того момента, когда он оставил свой пост – это произошло летом 2012 г. И что особенно интересно, по утверждению Фареза, все крупномасштабные террористические акты в Сирии, начавшиеся в конце 2011 г., были «совершены „Аль‑Каидой“ совместно с силами безопасности», в том числе и особо разрушительный теракт в мае 2012 г., когда было взорвано здание военной разведки в пригороде Дамаска⁵⁷.

Могут ли быть подобные утверждения вымышленными или политически мотивированными? Возможно, хотя в данном случае они были высказаны офицером разведки, к тому же еще и алавитом, который признался газете National в том, что для него правление Асада предпочтительнее победы радикальной оппозиции. В любом случае подобные заявления основаны на отнюдь не безосновательных предположениях о том, что вплоть до 2010 г. Дамаск и АКИ тесно сотрудничали. Так что, если режим и прекратил отношения с джихадистами в течение года, прошедшего между взрывами в Багдаде и волнениями в Дераа, можно считать, что перед нами один из самых ярких в современной истории случаев, когда полученный результат оказался противоположен ожидаемому.

 

КАК ИГИ ПРОНИКЛО В СИРИЮ

 

За несколько месяцев до того, как последний американский военнослужащий покинул Ирак, Абу Бакр аль‑Багдади направил в Сирию нескольких боевиков. Как утверждал журналист Рания Абузейд, проникший в Сирию вместе с джихадистами, восемь мужчин перешли в северо‑восточную провинцию страны Эль‑Хасака в августе 2011 г., во время праздника Рамадан⁵⁸. Среди тех, кто совершал этот переход, был Абу Мухаммед аль‑Джолани, сириец из Дамаска, воевавший в рядах ИГИ, а теперь готовый выступить против режима, который, по всей вероятности, когда‑то и вынудил его бежать в Ирак⁵⁹.

Если верить слухам, аль‑Джолани, которому недавно исполнилось 30, был среди тех, кого выпустили из «Седнаи» по всеобщей амнистии, однако каких‑либо твердых доказательств, подтверждающих это, не было. Генерал‑майор Дваири сказал репортеру газеты National, что аль‑Джолани находился где‑то в заключении, куда его отправил режим, но ничего не сказал о сроке, к которому его приговорили⁶⁰. Первым контактером аль‑Джолани в Хасаке, по словам Абузейда, был его сокамерник по заключению в «Седнае», который приютил группу боевиков ИГИ, состоявшую из «нескольких сирийцев, саудовца и иорданца», на их первую ночь в Сирии⁶¹. (Что было установлено точно, так это то, что аль‑Джолани в свое время был задержан и отправлен в лагерь «Букка», где американские военные ошибочно приняли его за курда из Мосула⁶².)

Ячейка, возглавляемая аль‑Джолани, якобы произвела в Дамаске в конце 2011 г. ряд взрывов начиненных взрывчаткой автомобилей⁶³. Эти теракты были направлены против объектов служб безопасности и армии, но вину за них не возлагали на боевиков аль‑Джолани вплоть до 23 января 2012 г., когда «Джабхат ан‑Нусра» объявила о преобразовании своей ячейки в группировку.

Аль‑Джолани также позаботился о том, чтобы держать в секрете свои организационные связи с ИГИ и АКИ, и вел себя настолько скрытно, что даже члены его ячейки не были уверены в том, что затевает «Джабхат ан‑Нусра» и каким образом ему удалось совершить эти дерзкие теракты. Кристоф Рейтер, корреспондент немецкого еженедельника Der Spiegel, подробно освещавший события в Сирии, рассказал нам: «Первые реально действующие группировки „Ан‑Нусра“ заявили о себе в июле 2012 г. в Алеппо. Когда мы, разговаривая с представителями одной из них, спрашивали: „О, значит вы Ан‑Нусра?“, – они отвечали: „Да, да, да!“ – „А как вам удалось взорвать здание службы безопасности в Дамаске?“ – „Это неважно, – отвечали они. – Мы дали своей бригаде это имя, это великое имя, и с ним мы получаем деньги от стран Залива“».

Другими словами, аль‑Джолани потратил почти полгода на то, чтобы создать – или перестроить – подпольную джихадистскую сеть в Сирии, прежде чем дать этой структуре шанс выступить с дебютом. Это было умно, потому что «Ан‑Нусра» не только проявила себя одним из наиболее грозных противников Асада в гражданской войне, но снискала своей относительной «умеренностью» в отношениях с местными общинами уважение и одобрение даже со стороны противников исламизма. «Ан‑Нусра», к примеру, не объявляла войну сирийским этническим меньшинствам, как сделала потом ИГИЛ. В некоторых случаях она даже охраняла церкви, показывая христианам, что является частью социальной и религиозной мозаики Сирии, а не чужеродной группой такфиристов. В этом, по мнению аналитиков, аль‑Джолани действовал в соответствии с планом аз‑Завахири, разработанным после убийства бен Ладена в мае 2011 г. «Завахири категорически не поддерживает какие‑либо враждебные действия против других религиозных групп или конфессиональных образований, таких как шииты, езиды, индусы, христиане и буддисты, если они сами не предпринимают враждебных действий в отношении суннитов, – говорит Лайт Алхури⁶⁴. – Причиной этому стала мощная и резко отрицательная реакция на действия „Аль‑Каиды“ в Ираке во время пребывания там аз‑Заркави, аль‑Масри и аль‑Багдади. Аз‑Завахири также призывал мусульманские группировки к сближению с мусульманской общественностью, с жителями Сирии, Ливана и Северной Африки, которые, как он утверждал, были лишены возможности познакомиться с истинным учением ислама. Целью этого являлось объединение людей вокруг догмата таухида, единобожия».

Такфиризм в качестве связующего общественного договора, предложенного «Аль‑Каидой», оказался несостоятелен в Ираке благодаря усилиям США и племен. Таким образом, «Ан‑Нусра» стала инструментом, посредством которого аз‑Завахири надеялся восстановить в Сирии репутацию своей организации, подмоченную в соседнем государстве. Аль‑Джолани позже объяснил корреспонденту телекомпании «Аль‑Джазира», что появление «Ан‑Нусры» следует расценивать как запоздалую реализацию давнишнего честолюбивого замысла «Аль‑Каиды» оказать помощь сирийскому народу в деле освобождения от тиранического режима⁶⁵.

«Значение Леванта нельзя переоценить, – заявил он. – Это земля противостояния, древнего и современного… Когда началось (сирийское) восстание, один из лидеров „Исламского государства“ в Ираке спросил нас, что делать. Мы ответили: давайте отправимся туда… Этот режим угнетал людей, а им и в голову не приходило поднять оружие против него или хотя бы принять путь, который выбираем мы, и осознать важность борьбы с режимом. Таким образом, это восстание убрало многие препятствия с нашего пути в эту благословенную землю. Мы просили (разрешения основать „Джабхат ан‑Нусру“), но мысль об этом уже некоторое время зрела в головах руководства „Аль‑Каиды“».

Командир «Ан‑Нусры» аль‑Джолани лично наблюдал за операциями его группировки по всей стране, в некоторых случаях изображая человека, отправленного настоящим аль‑Джолани, чтобы проверить скорость реакции своего личного состава. (Как и в лагере «Букка», АКИ использует приемы контрразведки для того, чтобы дурачить не только врагов, но и собственных новобранцев.)

В начале 2012 г. аз‑Завахири опубликовал два официальных сообщения, косвенно подтверждающих планы аль‑Джолани⁶⁶. Во втором сообщении, выпущенном 11 февраля, египтянин «обращался к каждому мусульманину и каждому благородному свободному человеку в Турции, Ираке, Иордании и Ливане, прося прийти на помощь своим братьям в Сирии и помочь им всем, чем может: своими действиями, средствами, мнением и информацией». Аз‑Завахири обрушился с резкой критикой на режим Асада за то, что тот держит «цвет молодежи Уммы в тюрьмах, мучая и убивая их. Он защищал израильские границы почти 40 лет, участвуя вместе с Америкой в войне против ислама во имя терроризма, проливал кровь мусульман в ужасающих бойнях в Хаме, Хомсе, Джиср эш‑Шугуре и Дераа в течение прошедших десятилетий, а сейчас пригрел шайку вороватых грабителей, которые расхищают богатства и ресурсы Сирии, действуя огнем и мечом».⁶⁷

Дабы не допустить, чтобы еще одна праведная война не кончилась ничем, аз‑Завахири вновь, как во времена существования джихадистского центра бен Ладена, его покойного босса, воззвал к моджахедам всего мира.

 

 

НЕОФИТЫ И ОПЫТНЫЕ ДЖИХАДИСТЫ

 

ПОРТРЕТЫ БОЕВИКОВ ИГИЛ

 

Работая над этой книгой, мы взяли интервью у десятков людей, связанных с ИГИЛ и находящихся в настоящее время в Сирии и Ираке, в том числе у духовных лиц, боевиков, местных эмиров, представителей сил безопасности и просто сочувствующих. Как оказалось, то, что привлекло их в ИГИЛ, так же легко могло бы увлечь их в любом другом культе или тоталитарном движении, даже идеологически враждебном салафитскому джихадизму. Очень неоднородная, эта организация сумела охватить широкий спектр убеждений и систем взглядов самых разных людей – от неверующих оппортунистов до тех, кто наживается на войне, от прагматичных вождей племен до убежденных такфиристов.

 

СИЛА УБЕЖДЕНИЯ

 

В октябре 2014 г. подразделение безопасности ИГИЛ арестовало Мосанна Абдулсаттара, хорошо владеющего литературным языком 19‑летнего сотрудника СМИ, который около двух месяцев проработал на Свободную сирийскую армию (ССА) после того, как она захватила тот регион в восточной Сирии, где он жил. Его доставили для допроса на расположенную неподалеку джи‑хадистскую базу, и из угроз, звучавших в его адрес, он понял, что его жизнь зависит от того, где он работал. Сотрудничество с сирийской оппозицией или саудовскими СМИ означало верную смерть. «Если ты работаешь на „Ориент“ или „Алъ‑Арабию“, мы отрежем тебе голову», – предупредили Абдулсаттара. Работа на катарскую «Аль‑Джазиру», насколько он понял из общения с представителями ИГИЛ, явно грозила не столь страшными последствиями. Абдулсаттар рассказал нам, что почувствовал облегчение, когда улыбающийся, располагающий к себе немолодой джихадист вступил в разговор, явно чтобы спасти его от этого затеянного комиссарами ИГИЛ допроса.

«Абу Хамза держался спокойно и почтительно, – так Абдулсаттар вспоминал о своей первой встрече с Абу Хамзой аш‑Шами, имамом ИГИЛ из поселка Минбидж в восточном Алеппо. – Даже выражение его лица действовало успокаивающе. Вначале он заговорил о ССА и о том, почему ИГИЛ воюет против нее. „Потому, – сказал он, – что она принимает безбожные законы и получает финансовую поддержку от Америки, а ведь Бог говорил: „Кто присоединяется к ним, тот один из них““. Затем он заговорил об ад‑Дауле и спросил меня: „А почему бы тебе не присягнуть на верность? Пророк говорил, что те, кто уходит из жизни, не принеся присяги, умирают смертью джахилии (языческой)“. Честно сказать, услышав это, я был потрясен до глубины души. Впервые я понял, что в этом хадисе сказана правда».

Но Абдулсаттар все еще не был готов присягнуть на верность Абу Бакру аль‑Багдади, поэтому Абу Хамза улыбнулся и попросил его не спешить. Примерно через неделю Абдулсаттар решился сделать это.

Он с удовольствием рассказывал о том, как стал членом ИГИЛ, как сгладилось впечатление о тех восьми часах, которые он провел в заключении и которые стали скорее обрядом инициации, чем балансированием на грани жизни и смерти по ходу допроса с пристрастием. Абдулсаттар сказал, что в конечном счете он оказался «под влиянием интеллектуальности ИГИЛ и того, как она распространяет религию и борется с несправедливостью».

Очень многие приверженцы ИГИЛ, проинтервьюированные при сборе материала для этой книги, выразили те же самые чувства – и высказали такие же оценки – в отношении этой армии террора, которая в совершенстве овладела умением воздействовать на психику тех, кого она хочет заполучить в свои ряды, и перекраивать людей так, как ей надо. То, что Абдулсаттар сказал об «интеллектуальности» ИГИЛ, может показаться странным или даже забавным любому западному эксперту, но необходимо понимать, что речь идет о тщательно разработанном идеологическом нарративе, представляющем собой мощно воздействующую смесь исламской герменевтики[27], истории и политики.

Все это не отличается от тотальной моральной и интеллектуальной «переделки» людей, которая практиковалась коммунистами, впоследствии отказавшимися от своей веры в марксизм‑ленинизм. «Мы выбросили за борт балласт буржуазных предрассудков и правил „честной борьбы“, а поэтому вынуждены руководствоваться одним‑единственным мерилом – последовательной логикой. <…> Мы плывем без балласта…», – писал Рубашов, герой романа Артура Кестлера «Слепящая тьма»[28], вспоминая о допросе, который устроили ему партийные комиссары. Через несколько минут Рубашов был застрелен той самой диктатурой, которой отдал 40 лет жизни.

«Когда вы слушаете священнослужителей ад‑Даули, – продолжал Абдулсаттар, – вы испытываете потрясение от понимания того, что большинство исламских обществ отошли от истинной веры. Они примкнули к вере, придуманной 20, а то и меньше, лет назад. Большинство людей, утверждающих, что они мусульмане, исповедуют религию, которая полна грязи, 90 % в ней – это бида (нововведения). Возьмите, к примеру, ширк: мы верим в кого‑то или что‑то, кроме Аллаха, и даже не осознаем этого. В приметы, к примеру. А когда мы выбираем себе место впереди других людей в мечети, это рия (показуха)». ИГИЛ предложила Абдулсаттару нечто такое, чего он не мог найти в асадизме или Свободной сирийской армии. Оно предложило ему «чистый» ислам.

«Если вы встретите имама или иностранца из ИГИЛ и он проведет с вами два часа, поверьте мне, вы превратитесь в их сторонника, – продолжал он. – Не знаю как, но они умеют убеждать людей. Но когда они захватывают какую‑то территорию, то приобщают к вере силой – вы должны молиться вне зависимости от того, нравится вам это или нет. Мы все забыли о самом главном долге мусульманина – о джихаде. Они пролили свет на джихад. Каждый раз, когда смотришь их видео, тебя охватывает странное чувство, толкающее тебя к джихаду».

Даже те, кто сам пострадал от ИГИЛ, говорят о ее «силе убеждения».

Абу Билал аль‑Лейли был назначен ответственным за финансовое обеспечение ССА в своем родном городе Альбу Лейл в мухафазе Дайр‑эз‑Заур. Когда ИГИЛ вступила в город, он бежал в Турцию. Джихадисты сожгли его дом и внесли его в список разыскиваемых. Он видит в них банду безграмотных головорезов, мозги которых забиты извращенным представлением о религии, но тем не менее восхищается их способностью убеждать и молодых, и старых, в особенности тех, у кого религиозная основа недостаточно крепка: «ИГИЛ использовала деньги и разговоры о справедливости и войне против воров для того, чтобы приманить к себе людей. С некоторыми это сработало. У нас в округе вы встретите массу людей, стремящихся к исламу и желающих бороться с кем‑нибудь… с харамийя ( ворами). Они купились на идею „Исламского государства“, решив, что джихадисты – честные люди. Те, кто примкнул к „Даеш“[29], едва ли помнят хотя бы несколько сур из Корана. У них нет никакой религиозной основы. Их просто заманили силой убеждения».

 

НОВОБРАНЕЦ

 

Хамза Махмуд был 15‑летним подростком из зажиточной семьи, живущей в Камишли, на севере Сирии. Родители Хамзы узнали, что их сын вступил в ИГИЛ, после того как летом 2014 г. он стал регулярно и надолго исчезать из дому. После многих неудачных попыток удержать его от возвращения в группировку отец Хамзы намеренно сломал ему ногу. Когда нога зажила, парень снова убежал из дома и порвал с родителями. По словам его брата Омара, Хамза решил не общаться с ними из опасений, что слезы матери или увещевания отца повлияют на его решение остаться в ИГИЛ. Он поддерживает общение только с братьями, которые живут за границей.

В разговоре, организованном по скайпу для авторов этой книги, Омар тщетно пытался убедить Хамзу оставить ИГИЛ и вернуться домой. «Хамза, это неправильно, ты еще очень молод, ваша группировка просто заблуждается, – говорил ему Омар. – Ведь ничто в исламе не призывает к убийству и насилию». Хамза отвечал ему на не очень свободном, но классическом арабском, цитируя хадис и суры Корана в оправдание действий его новых наставников. Кроме того, он настаивал на том, что представление об ИГИЛ предвзято и ложно. «Не верь тому, что говорят по телевизору и пишут в газетах, – убеждал брата Хамза. – Братья – истинные мусульмане. Они не совершают неправедных дел. Если бы ты видел то, что вижу я, и слышал бы то, что слышу я, ты бы понял».

Омар стал говорить брату, что в Сирии уже много столетий люди, принадлежащие к различным этносам и религиям, живут рядом. А потом добавил, что некоторые из его друзей, с которыми он соседствует, – алавиты и езиды. Хамза был потрясен. «Вместе с тобой живут езиды? – переспросил он. – Убей их, и ты приблизишься к Богу».

 

КУРДЫ

 

На первый взгляд кажется странным, что кто‑либо из курдов может присоединиться к ИГИЛ, учитывая тот факт, что курдские функционеры уже имели опыт общения с режимом Саддама, который устроил геноцид против этого народа¹. Совсем недавно ИГИЛ нацелилась на курдские деревни и города, в частности на Кобани, расположенный на сирийско‑турецкой границе, а также осадила Эрбиль, столицу Иракского Курдистана, в котором находится региональное правительство. Но в августе 2014 г. продвижение ИГИЛ было остановлено ударами авиации США. Курдские ополченцы в Сирии и Ираке, в том числе иракские «пешмерга» и Отряды народной самообороны (ОНС), считаются атеистами и марксистами, а потому обречены на смерть. И в то время как другие суннитские повстанцы с явной баа‑систской подоплекой – в особенности «Армия Накшбанди» ад‑Дури – без особого успеха пытались набрать в свои ряды курдов, ИГИЛ вполне преуспела в этом, особенно значительных успехов добившись там, где был саддамовский геноцид, – в иракском городе Халабджа.

Пресс‑секретарь ИГИЛ Абу Мухаммад аль‑Аднани так оправдывал кампанию против самого многочисленного народа Ближнего Востока, не имеющего своего государства: «Наша война с курдами – это религиозная война. Это не межнациональная война – мы ищем Божьего спасения. Мы не сражаемся с курдами из‑за того, что они курды. Мы сражаемся с неверными, затесавшимися в их ряды, с союзниками крестоносцев и евреев, воюющих с мусульманами… В рядах „Исламского государства“ много курдов‑мусульман. Они самые крепкие и самые стойкие бойцы против неверных среди своего народа»². В подтверждение этого, а также ради того, чтобы еще глубже вбить клин между курдами, в октябре 2014 г. один из «мусульманских курдов», Абу Хаттаб аль‑Курди, возглавил, как сообщали, сражение джихадистов с ОНС в Кобани. К нему примкнули другие курдские группы из Хасаки, Алеппо и северной Ракки.

Почему курды вступают в ИГИЛ? Хусейн Джаммо, редактор раздела политики выходящей в Дубае газеты «Аль Байян» и видный специалист по курдскому вопросу, предложил наиболее правдоподобное объяснение. После резни, устроенной

Саддамом в Халабдже, многие семьи в этом городе оказались за чертой бедности, в то время как другие построили новые дома и зажили прежней жизнью. Работавшие там благотворительные организации были ориентированы главным образом на то, чтобы оказывать помощь жертвам газовых атак; они придерживались в основном салафитской ориентации и получали средства от спонсоров в государствах Персидского залива, в том числе и от Кувейтского общества возрождения исламского наследия, которое США обвиняли в финансировании «Аль‑Каиды»³. Таким образом, по прошествии нескольких десятилетий прозелитизма в Курдском регионе Ближнего Востока Халабджа стала эпицентром курдского исламизма⁴. (Вспомним также, что первым контактом аз‑Заркави в Ираке была «Ансар аль‑Ислам» – структура «Аль‑Каиды», скрывавшаяся в горах Северного Курдистана.)

В Сирии вступление курдов в ИГИЛ было не столь обычным явлением, как в Ираке, хотя тоже не таким уж редким⁵. Сирийские курды по преимуществу вели светский образ жизни или придерживались суфизма ордена Хазнави, названного в честь семьи, которая основала его. Однако мы беседовали с двумя курдами из Алеппо и Хасаки, которые сказали, что примкнули к «Исламскому государству» из‑за его скорее пансуннитской, чем панарабской философии. Вступивший в ИГИЛ курд из Хасаки пересказал нам разговор, который состоялся у него с вербовщиком. Тот объяснил ему, что «Джабхат ан‑Нусра», которая только что откололась от ИГИЛ, по своей сути «арабская» организация, а не исламская. «А ИГИЛ в действительности смотрит не на этническую принадлежность, – сказал он, – а на приверженность истинной вере».

Действуя в том же ключе, ИГИЛ привлекла в свои ряды многих представителей туркменского меньшинства, которое вдоволь настрадалось от дискриминации и угнетения со стороны деспотичных арабских режимов. Присутствие туркменов в рядах ИГИЛ способствовало росту популярности этой организации в Мосуле и прилегающих районах. Заместитель аль‑Багдади, Абу

Муслим ат‑ТУркмани, убитый, как сообщали, в декабре 2014 г., был этническим туркменом⁶.

 

ЭКСТРЕМИСТЫ ИЗ «СЕДНАИ»

 

Представители высших и средних эшелонов власти ИГИЛ, следуя набору строгих догматов, исповедуют особую разновидность такфиризма, не похожую на рассчитанную на широкий охват идеологию, описанную выше. Абу аль‑Ахир аль‑Абси, бывший заключенный «Седнаи», вышедший на свободу по всеобщей амнистии Асада, является идеальным объектом для изучения этой категории людей⁷.

Вскоре после освобождения аль‑Абси сформировал в сельской местности Алеппо группировку «Усуд ас‑Сунна» («Суннитские львы») и, после того как ИГИЛ в 2013 г. откололась от «Ан‑Нусры», начал оказывать «Исламскому государству» всестороннюю поддержку⁸. В отношении других исламистских и джихадистских группировок аль‑Абси занял жесткую позицию задолго до того, как образовалась ИГИЛ, – как говорят, это было связано с идеологическим конфликтом между джиха‑дистами в Седнайской тюрьме (который также мог быть вызван тем, что аль‑Абси считал многие группировки ответственными за смерть его брата Фираса)⁹.

По мнению Ваеля Иссама, который встречался с аль‑Абси после начала сирийского восстания, джихадист считал многих из его прежних товарищей по «Седнае» «неверными», в том числе и тех, кто сейчас командует соперничающими исламистскими бригадами и батальонами в Сирии¹⁰. Почему? Потому что они отказывались провозглашать «неверными» тагутов, к которым он относил тиранические «ложные» мусульманские правительства на Ближнем Востоке, а также большинство мусульман в этом регионе. К тому же, как объяснил аль‑Абси, эти исламисты поддержали сдачу «Седнаи» сирийскому руководству после кровавого мятежа 2008 г.

Абу аль‑Абси и его приспешники считались среди салафитов в «Седнае» чужаками. Немногие из его тюремных сотоварищей разделяли его экстремистскую идеологию и, присоединившись к нему, решились бросить вызов режиму, когда тюрьму окружили солдаты 4‑й бронетанковой дивизии.

Противостояние ИГИЛ с другими джихадистскими и исламистскими группировками, участвующими в сирийской гражданской войне, можно считать продолжением спора, начатого когда‑то за решеткой. Абу Абдан, сотрудник службы безопасности ИГИЛ, рассказал нам, что большинство повстанческих исламистских бригад состоят из тех, кто когда‑то вместе сидел. «Они не просто сошлись в одном месте, – сказал он. – Эти люди знали друг друга, и группировки, сформировавшиеся позднее, уже имели готовую инфраструктуру. Поэтому получили продолжение и личные конфликты, и политические разногласия».

Абу Бакр аль‑Багдади посетил Сирию в конце 2012 г. Аль‑Абси был одним из самых стойких сторонников и громогласных поборников провозглашения исламского халифата и помогал аль‑Багдади получить поддержку «Ан‑Нусры» и других джихадистов и боевиков, соперничавших между собой в тогдашней, охваченной мятежом Сирии¹¹.

 

ВЫЖИДАЮЩИЕ

 

Еще одна категория вступающих в ИГИЛ состоит из тех, кто разделяет исламистские или джихадистские взгляды, но предпочитает двигаться по орбите идеологии такфиризма. Когда, выражаясь образно, произойдет окончательное притяжение, зависит от обстоятельств. Некоторые примкнули к «Исламскому государству» просто потому, что ИГИЛ захватила территории их проживания и оказалась единственной исламистской организацией, к которой можно было примкнуть. Других вдохновила военная доблесть, проявленная ИГИЛ в кампаниях против соперничающих повстанческих группировок. Были и те, у кого возникли разногласия с членами боевых организаций, к которым они принадлежали раньше, и они увидели в ИГИЛ более организованную, дисциплинированную и боеспособную структуру¹².

У таких людей переход в другую веру едва ли был столь стремительным, как у Абдулсаттара и ему подобных. Они, как правило, перебирались в ИГИЛ из «Исламского фронта» и группировок исламистского толка, действующих в Ираке и Сирии, из‑за разногласий в их руководстве или из возникшей в конце декабря 2013 г. и потерпевшей неудачу сирийской «Ас‑Сахвы».

Тенденция к переходу в ИГИЛ стала наиболее заметна в сентябре 2014 г. Именно в этом месяце не меньше десятка исламистских группировок, в том числе и «Ан‑Нусра», выступили с совместным заявлением, в котором объявили о своем разрыве с поддерживаемой Западом Сирийской национальной коалицией, являющейся политическим орудием оппозиции, и призвали к объединению в «рамках ислама»¹³. В октябре семь исламистских группировок сформировали «Исламский фронт» и выступили с заявлением об отказе от демократии в пользу исламского правления, основанного на шуре¹⁴.

За этот период ИГИЛ добилась значительных успехов на идеологическом фронте. Многие исламисты изо всех сил старались добиться прекращения боевых действий против близкой к ним по убеждению салафитской группировки – эту позицию разделяли и многие обычные сирийцы, уверенные в том, что отвлекаться от основного конфликта с режимом Асада и его иранских опекунов равносильно измене. В частности, более молодые члены Исламского фронта придерживались откровенно реакционных религиозных убеждений и горячо настаивали на джихадистском дискурсе создания «Исламского государства». Некоторые командиры «Исламского фронта» фактически обеспечивали защиту конвоев ИГИЛ или попросту отказывались обращать против нее свое оружие¹⁵. Все это было только на руку «Исламскому государству».

«Лива Дауд», одно из самых мощных подразделений отряда «Исламского фронта», известного под названием «Сукур аш‑Шам» («Соколы Леванта»), столкнулось в июле 2014 г. с тем, что около 1000 его бойцов перешли на сторону ИГИЛ¹⁶.

По мере того как все больше бойцов «Исламского фронта» и «Ан‑Нусры» уходили в ИГИЛ, эта структура все шире распространялась и в Сирии, и в Ираке¹⁷.

Выиграла ИГИЛ и от отсутствия сирийского джихадистского дискурса, поскольку ее влияние росло по мере усиления проявлений насилия в этой разоренной войной стране. К августу 2014 г. потери среди населения Сирии составили около 200000 человек¹⁸. Обосновавшиеся там исламисты, в особенности «Братья‑мусульмане», категорически отказывались открыто примыкать к джихадизму и вместо этого представляли себя частью основного продемократического движения, несмотря на то что финансово и политически поддерживали мятежные исламистские группировки. Даже «Ан‑Нусра» в какой‑то степени позиционировала себя как чисто «националистическое» движение без международных амбиций. Такое лицемерие привело к тому, что ИГИЛ со своими планами покорения мира фактически монополизировала салафито‑джихадистскую повестку дня.

 

ПОЛИТИКАНЫ

 

Чем дальше продвигалась ИГИЛ в реализации своих планов по захвату территорий, тем меньшую роль в привлечении людей в эту организацию играла религия. Значительную часть ее рядовых бойцов – тех, кто образует основу «Исламского государства» – составляют люди, которые, по их словам, привержены ей как политическому проекту.

Для людей этой категории ИГИЛ – единственная возможность «отыграться», доступная мусульманам‑суннитам, на долю которых в прошедшее десятилетие выпало немало невзгод: во‑первых, смещение с властных позиций в Ираке и, во‑вторых, притеснения, которые сунниты вынуждены терпеть сейчас в этой стране и которые, по мнению многих, являются самым настоящим геноцидом. Они воспринимают войну, идущую на Ближнем Востоке, как борьбу между суннитами и возглавляемой Ираном коалицией и находят оправдание чрезмерной жестокости ИГИЛ, видя в ней необходимый инструмент создания противовеса и сдерживания шиитской гегемонии. Среди этих людей часто встречаются высокообразованные.

В качестве примера можно привести Салеха аль‑Авада, юриста из Джараблуса, мухафаза Эль‑Хасака, который был жестким критиком ИГИЛ, пока не осознал, что «Исламское государство» – единственная сила, противостоящая курдской экспансии в его регионе. Салех принимал участие в мирных протестах против Асада и был сторонником демократических преобразований в Сирии. «Мы устали, каждый день они (ИГИЛ) обезглавливают по четыре‑пять человек в нашем городе», – говорил он нам до того, как обратился в иную веру. А произошло это через несколько месяцев, когда ИГИЛ приступила к осаде Кобани – вот тогда, по словам Салеха, он и примкнул к головорезам.

Многие арабы, живущие в Эль‑Хасаке, разделяют его взгляды. Один влиятельный житель этой провинции сказал, что, если завтра войска «Исламского государства» войдут туда, «тысячи» присоединятся к нему сразу же, опасаясь того, что может ожидать их под властью курдов.

Похожая ситуация сложилась в местах со смешанным населением вблизи Багдада, таких как Бакуба, а также в Хомсе и Хаме, где на политическую ориентацию людей влияет межконфессиональная напряженность.

С десяток вступивших в ИГИЛ арабов из категории «политиков», которых можно считать вполне светскими людьми или даже агностиками (многие признавались нам, что не молятся и не посещают мечеть), в разговоре выразили категорическое несогласие с тем, что ИГИЛ якобы совершает зверства. Они видят в «Исламском государстве» единственную вооруженную группировку, способную бороться с «антисуннитскими» режимами и ополченцами в Сирии, Ираке и других странах. Оправдываясь, Салех сказал нам, что насилие всегда было частью исламской истории и предшествовало образованию сильных исламских империй, в том числе халифатов Омейядов, Аббасидов и второго Омейядского халифата, который находился на территории современной Испании.

Обиду и чувство несправедливости происходящего испытывают многие сунниты, считающие, что на них нападают со всех сторон. Для этого самоощущения в арабском языке есть особое название: мадхлумийя. Исторически это понятие связано с шиитами, для которых страдание является неотъемлемой частью религиозного сознания. Парадоксально, но даже там, где суннитское население составляет большинство, оно ведет себя как беззащитное меньшинство. А шииты, живущие в тех же регионах, напротив, действуют более решительно, уверены в себе и лучше организованы, что, без сомнения, является следствием иранской пропаганды и существования ополчения, создаваемого силами «Эль‑Кудс» Касема Сулеймани. Шиитские ополченцы пересекают ради участия в священной войне межгосударственные границы так же, как это делают их противники‑сунниты.

Сунниты чувствуют себя притесняемыми – Асадом, Хаменеи, а с недавних пор и аль‑Малики – и не имеющими сколько‑нибудь надежных или заслуживающих доверия политических представителей. Их религиозные и политические объединения воспринимаются как слабые, дискредитировавшие себя или предпочитающие отмалчиваться. Число арабских стран Персидского залива, в которых либо проживает суннитское большинство, либо у власти находится суннитское правительство, сократилось настолько, что им пришлось просить помощи у США.

ИГИЛ играет на этом ощущении уязвимости и недовольстве, испытываемом суннитами. Как аз‑Заркави мог нападать на корпус «Бадр» в 2004 г., так и аль‑Багдади ссылается на зверства в отношении суннитов, совершаемые Силами национальной обороны, «Асаиб Ахль аль‑Хакк», ливанской «Хезболлой», «Катаиб Хезболлой» и, конечно, все тем же корпусом «Бадр» в Сирии и /или Ираке, как на подтверждение того, что суннитам не на что надеяться, кроме как на халифат.

 

ПРАГМАТИКИ

 

В областях, полностью подконтрольных ИГИЛ, ее поддерживают прагматики, поскольку она эффективна с точки зрения управления и обеспечения жизнедеятельности: в частности, поставок продовольствия (хотя такая ситуация, возможно, скоро изменится)¹⁹. ИГИЛ создала видимость порядка на «управляемых» территориях, и альтернативы – власть режима Асада, правительства Ирака или ополченцев – представляются местным жителям худшим вариантом. Те, кто устал от многолетней гражданской войны, ради возможности жить без преступности и беззакония готовы терпеть драконовские правила, устанавливаемые ИГИЛ. Некоторые из представителей этой категории дистанцируются от ИГИЛ, чтобы избежать неприятностей, а другие ищут места, где ИГИЛ, по слухам, воздерживается от злодеяний, чтобы перебраться туда.

Абу Джасим, священнослужитель, примкнувший к ИГИЛ после того, как летом 2014 г. «Исламское государство» захватило его дом в восточной Сирии, сказал, что он старается осмотрительно избегать подробностей того, что сделала или не сделала ИГИЛ. «Я видел, что они оставляют людей в покое, если никто не вмешивается в их дела, – сказал нам Абу Джасим. – Я занимаюсь лишь тем, что учу людей их религии, и надеюсь, что Бог наградит меня за это».

 

ОППОРТУНИСТЫ

 

Среди приверженцев ИГИЛ есть и такие, кто оказался там из‑за личных амбиций. Эти оппортунисты служат, как правило, рядовыми или младшими командирами. Они вступают в ИГИЛ, чтобы ослабить или развалить соперничающую группировку, продвинуться вверх по иерархической лестнице доминирующей на данный момент военной и политической силы либо для того чтобы избежать наказания со стороны «Исламского государства» за прошлые преступления, совершенные против этой организации.

Саддам ад‑Джамаль, например, был одним из самых известных командиров ССА в восточной Сирии. После того как одно его взбунтовавшееся подразделение – бригада «Аллаху Акбар» – была разбита «Аль‑Нусрой» и при этом погибли два его брата, ад‑Джамаль принес клятву верности ИГИЛ. То, что он имел репутацию наркодилера, по всей вероятности, роли не играло²⁰.

Аамер ар‑Рафдан присоединился к ИГИЛ после разрыва с «Ан‑Нусрой», причиной которого стал спор из‑за доходов от нефти, а также неутихающее соперничество между его племенем и племенем в Дайр эз‑Зауре, в котором доминировала «Ан‑Нусра»²¹. Позже организация аль‑Джолани обвинила ар‑Рафдана в хищении 5 млн долларов, полученных от продажи хлопка.

 

ИНОСТРАННЫЕ БОЕВИКИ

 

Разумеется, за пределами Ирака и Сирии мотивация у тех, кто вступает в ИГИЛ, совершенно иная и почти всегда связана с неверными представлениями о том, что происходит в той или иной стране.

Эксперт по вопросам радикализации Шираз Майер объяснял, каким образом цифровые приложения или социальные сети, такие как «Твиттер», «Фейсбук» и российская «ВКонтакте» (русский ответ «Фейсбуку»), произвели революцию в джихадистском агитпропе. Большая часть онлайн‑разговоров между родившимися на Западе новобранцами ИГИЛ походят скорее на сатиру, чем на выражение искренней приверженности «Исламскому государству»: «„Исламское государство“ продает в Ракке гель для волос и „Нутеллу“?», «Надо мне брать с собой айпад, чтобы сообщить маме с папой, что я благополучно добрался до халифата?», «Мне сказали, что здесь будет Grand Theft Auto V»[30].

В статье для New Statement Майер отметил, что «во время иракской войны сторонникам „Аль‑Каиды“ требовался доступ к защищенным паролями форумам, на которых они могли бы получать сведения о последних событиях на местах. Найти такие форумы было нелегко, а получить к ним доступ еще труднее. При этом большинство разговоров велось на арабском языке, который британские мусульмане, как правило, не знают»²². Теперь каждый британский мусульманин, отправляющийся воевать в Сирию или Ирак, становится виртуальным пропагандистом или вербовщиком таких же, как он. В качестве примера можно рассказать о Мехди Хасане, 20‑летнем парне из Портсмута, который отправился на войну с намерением вступить в ИГИЛ и погиб в бою под Кобани в ноябре 2014 г. Хасан был зачислен в состав боевого подразделения вместе с несколькими друзьями из Портсмута – все их привлекли в ИГИЛ яркие описания военных успехов «Исламского государства» и жизни по канонам такфиризма. По словам Майера, «из друзей Хасана только один все еще воюет: трое мертвы, а один сидит в британской тюрьме».

В декабре 2013 г. организация Майера – Международный центр по изучению радикализации общества – подсчитала, что на тот момент количество иностранных боевиков в рядах сирийской оппозиции «доходило до 11 000 человек, прибывших из 74 стран». Большинство из них записались в армию ИГИЛ или в другие джихадистские группировки, и только немногие собирались вступить в подразделения ССА. По данным этого исследования, 18 % от общего числа новобранцев прибыли из Западной Европы, причем поставщиком джихадистов номер один оказалась Франция, обогнавшая Британию. С тех пор количество прибывающих добровольцев только возрастало, особенно после того, как боевые действия против ИГИЛ повела коалиция, возглавляемая Соединенными Штатами. К сентябрю 2014 г., по данным ЦРУ, в Сирии находилось 15 000 иностранных боевиков, 2000 из которых составляли приехавшие из стран Запада²³. Однако подавляющее большинство эмигрантов прибывает из стран Ближнего Востока и Северной Африки, причем главными странами‑поставщиками боевиков‑суннитов считаются Саудовская Аравия, Ливия и Тунис.

Джихадистами‑миссионерами, которых подвигли на приезд в Сирию страдания гражданского населения, являются, по данным Майера, преимущественно британцы²⁴. Они, как сказал нам Майер, воспринимают джихад как некое обязательство защищать женщин и детей от затянувшихся военных действий на территории Сирии.

Внутри Сирии аналогичная тенденция, выразившаяся в переходе боевиков в группировки более экстремистского толка, возникла с середины 2012 г., когда сообщения об убитых проасадовскими ополченцами мирных гражданах попали в разряд международных новостей.

На настроенных против режима сирийцев эти массовые убийства также произвели очень сильное впечатление. Многие говорят, что их поворот к исламизму и вступление в джихадистские повстанческие группировки на исходе 2012 г. были связаны с событиями в Хуле и Эль‑Байде. Вместе с тем сунниты охотнее вступают в местные экстремистские группировки, чем в ИГИЛ, которая пополняется в основном за счет иностранцев. Но ИГИЛ до сих пор извлекает выгоду из зверств режима в отношении граждан Сирии: например, ужасный способ казни, принятый у джихадистов, – обезглавливание – преподносится «Исламским государством» и воспринимается многими суннитами как справедливое возмездие режиму и спонсируемым Ираном ополченцам²⁵.

Самые печально известные случаи массовых убийств, совершенных режимом, происходили в тех районах, где алавитские, суннитские и исмаилитские (еще одно ответвление шиитской конфессиональной группы) поселения сливаются друг с другом – так удобнее подстрекать людей к ответной межконфессиональной агрессии. Режим использовал типовую схему: ночью деревню забрасывала гранатами Сирийская арабская армия, а на следующее утро расквартированные рядом ополченцы штурмовали ее. Орудуя ножами и другим оружием, они шли от дома к дому, убивая мужчин, женщин и детей²⁶. При этом убийство представлялось как справедливый самосуд. В видеороликах, показываемых «шабиха» и общественными комитетами – предшественниками Национальных сил обороны, – ополченцы насмехаются над суннитскими символами, заставляют жертв подтверждать божественность Асада и делать другие кощунственные заявления.

Майер отмечает и другую категорию иностранных боевиков: искателей мученичества, которые ничего не желают так сильно, как погибнуть и таким образом прославиться в анналах джихадизма. Для многих бойцов, прибывших из стран Персидского залива, еще со времен АКИ обычное дело – прославлять на джихадистских чат‑форумах и веб‑сайтах террористов‑смертников. Жители Саудовской Аравии часто указывают на то, что многие граждане этого государства приносят себя в жертву в подтверждение того, что руководители ИГИЛ проводят политику дискриминации в отношении их соотечественников, посылая их на смерть и приберегая все руководящие посты в этой организации для иракцев²⁷.

Наконец, последним фактором, приводящим иностранных боевиков в ИГИЛ, по мнению Майера, является чистой воды авантюризм. Адреналиновые наркоманы, как правило, не бывают правоверными мусульманами, и среди них часто встречаются действительно наркозависимые либо те, кто на родине был замешан в криминале, – как это было с аз‑Заркави в Иордании до того, как он обратился к религии. Такие люди отправляются воевать в Сирию в поисках новых острых ощущений.

 

ПОСЛЕ МОСУЛА

 

Многие респонденты среди приверженцев ИГИЛ из других арабских стран признались, что раньше они не очень внимательно отслеживали события, происходившие в Сирии и Ираке. Все изменилось после падения Мосула. Один египетский исламист, к примеру, сказал нам, что он не понимал, какие группировки в Сирии или Ираке можно считать «хорошими», а какие «плохими», но, после того как ИГИЛ штурмом овладела Ниневией, он начал «изучать» этот вопрос и выяснил, что создание халифата «согласуется» с предсказаниями пророка Мухаммеда. Скотт Атран, антрополог из Мичиганского университета, рассказал похожую историю: «Я помню, как однажды разговаривал с одним имамом в Испании, и он заявил: „Мы всегда отвергали жестокость, но Абу Бакр аль‑Багдади прославил нас. Халифат вовсе не обязательно должен быть жестоким. Он может быть даже таким, как Европейский союз!“»

Незнание повседневных реалий ИГИЛ заставило многих арабов воспринимать эту структуру как освященное Аллахом суннитское сопротивление, вдохновленное ранней историей и основными положениями ислама. Для того чтобы формировать такое восприятие себя, ИГИЛ потребовался целый набор приемов ведения пропаганды, а также дезинформирования людей.

 

 

---

Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 143; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!