РАЗГОВОР ПЯТИ ПУТНИКОВ ОБ ИСТИННОМ СЧАСТИИ В ЖИЗНИ 9 страница

«Пока дышит день и движутся сени, да увидим не лицо господне на творящих злое, по последующее за ли­цом, образующим сияние божественного вида его, по при­меру Мойсея: «Лицо же мое не явится тебе», «Господь

388

же благословил последнее Иова...» Но теперь только лишь пришла мпе на ум Илиина колесница огненная...29

Афанасий. Куда вам, братцы, понравилась околес­ная! Один устал, другой начал.

Яков. Подлинно жалки израильскому сердцу иноплеменничею рукою выколотые очи Самсона. Самсон — значит солнце, но господь, слепцов умудряющий, может ему по времени опять возвратить очи его и сделать из яда съедобную иищу, а из мертвой ослиной челюсти извести сладчайшее питье нетленного источника, как обещался: «Если и что смертное изопьют, не вредит им».

Ермолай. Ах, не один Самсон слеп. Иов, Давид, Соломон, Товпт и прочие суть слепцы, при пути сидящие и воииющпе: «Взглянп на меня и помилуй меня...» «Очи наши к господу богу нашему...»

Один господь, мимоходя, сокровенные их очи откры­вает.

«Просветишь тьму мою...» «Наведу слепых на путь, которого не видели; и по путям, которых не знали, ходить научу их; превращу для них тьму в свет и трудное в лег­кое» (Исайя, гл. 42).

Тогда сии нпщпе богатеют, недужные исцеляются, мертвые встают. «Тогда вскочит хромой, как олень...» Идет и мимо Мойсея господь: «Покрою рукою моею над тобою, пока мимо иду».

Ожидает и Исайя гадания Израилевого и говорит, что не минует меня господь мой. Просит Иеремия: «Исцели меня, господи, и исцелею... Ибо хвала моя ты» (гл. 17) Жаждет сего же и Аввакум: «Не ты ли искони, господи боже, святой мой — и не умрем. Знаю, что присносущен есть, который должен искупить меня и на земле воскре­сить» (Иов, гл. 19).

Словом сказать, всех их взор и вход к Ною: «Не стара­лись воочию безумных умереть... они же суть в мире...» А исход из ковчега на сушу. «На месте злачном, там поселп меня...»

Что деревьям плод и цвет, что ночи дневной свет, что солнцу лучи, что вечерней зарп темно блистающие воло­сы, то и израильскому роду намеренная точка их, пома­занный господь их. Его лучи суть свет очей их, сердца радость, волос и венец главы.

Мы думали (плачет Иеремия), находясь сенью божиею между незнающими бога, надоумить их о ведении

389

божием, и сие будет нам защитой, но не так последовало. Они начали щипать тление наше, а растленными мысля­ми намеренную точку нашу совсем задавили.

Дух лица нашего, помазанный господь, яд был в рас­тлениях их, о нем же я сказал: «В сенн его поживем в язычниках» (гл. 4). Скорейшие были гонящие нас паче орлов небесных... «Положили трупы рабов твоих, муку птицам...» Однако же волос головы их на время может, а вовек погибнуть не может. Конечно, по времени над трупами рабов божиих соберутся небесные орлы, сплою того: «Призывающий из востока птицу...» (Исайя, 46). «Птицы да умножатся на земле» (Бытие, гл. 1). «Око, ругающее отца... да исторгнут его вороны из дебрия и да съедят его птицы орлы» (Притчи, гл. 30).

Афанасий. Чудно, что старику Товиту очи засле­пила падшая сверху грязь воробьиная.

Ермолай. А разве не грязь затаскала источники Иеремиины, осыпала колесо Исаино? Что есть грязь теп­лая, если не стихийная душа с телом? Представь грязное гнездо с воробьем глазастым, а над трупом — быстрозорного орла; тогда вспомнишь сие: «В которой земле все­ляется свет, тьме же какое есть место?», «Птицы да умножатся на земле...» «Есть тело душевное, и есть тело духовное».

Яков. А мне всплыл на сердце сей Соломонов узе­лок: «Ничто не ново под солнцем».

Афанасий. А тебе в солнце вместо колеса при­снился узелок, какой ты тут узелок нашел? Его тут ни­когда не бывало. Мне кажется, Соломон просто говорит, что в свете все старое: что сегодня есть, то ж и прежде всегда было.

Яков. Высморкай же нос, тогда почувствуешь, что в сыновних и отцовских сих словах тот же дух. «Все, как риза, обветшает. Ты же тот же есть». Разве ты позабыл: «В какой земле вселяется свет...» Подними ухо и услышь, что все ветошь есть под солнцем, но не то, что сверх солнца. И самое солнце есть ветошь, тьма и буря, кроме одного того: «В солнце положил селение свое...» Божие слово и духом божиим должно дышать. Закройся ж в уголок и кушай свою ветошь: силы в тлении нашли не­увядающую пищу того: «Я цвет полевой и крын удольный». «Съедите ветхое и ветхое ветхих и ветхое от лица новых вынесете...» «Похожу в вас...»

390

Ах! Когда бы ты раскусил хоть сии его слова: «Нет блага человеку, кроме того, что ест и пьет».

Слушай же далее: и сие видел я, что от руки божией есть, потом сказывает о мудрости, разуме и веселии. Если есть мудрость, тогда есть насыщение и веселье; но когда мудрость в боге, для того выше сказал: «Мудрого очи его во главе его, а безумный во тьме ходит». А когда говорит: «Суета суетствий... нет изобилия под солнцем», не то же ли есть: «Вкусите и видите... Плоть ничто, дух животво­рит...»

Ермолай. Теперь солнцу течение свое далее про­стирать некуда. Пришло к главной своей точке и стало в твердом стоянии. А остановил оное: «Говорит солнцу, и не восходит...» (Иов, гл. 9). «Повелел буре и стала тишина». «Да станет солнце... и стало солнце...» (Навин, гл. 10).

Тут решение всем звездочетским фигурам и знакам небесным, как дышит божий вопрос к Иову: «Разумел ли ты союз Плиад и ограждение Орионово 30 открыл ли ты?» Или: «Откроешь знамения небесные во время свое и ве­чернюю звезду за волосы ее привлечешь ли?» (гл. 38). «Истают все силы небесные, и совлечется небо, как сви­ток, и все звезды падут, как листья с лозы» (Исайя, гл. 34). Тут собираются все божественные звездочеты. «И пав, поклонилися ему...» «Твой день и твоя ночь...» «Тебе приносит хвалу вся тварь...»

Тут предел луне и звездам. Пока пришел, стал вверху, где был отрок.

Яков. Взбрел же мне на ум предревний Зороастр31 С песнею: Κύο&ι ucuap; ίτανδερ/ής εχων αιώνων δμμα, το есть «Услышь блаженный, всевидящее имеющий вечное око».

Афанасий. Многие говорят, будто он сие пел солнцу.

Яков. Но может ли солнце одним взором сие видеть, хоть на одной поверхности земли? Взор его не присносущный. Так думали в Персии те тяжкосердые, которые, не взойдя к образуемому, погрязли в образующей стихии. Пускай же и так, а мы с Израилем воспоем сию песнь тому: «Воссияет вам, боящимся имени моего, солнце пра­вды... престол его, как дни неба».

А видали ль вы когда символ, представляющий дожде­вое облако с радугою? А возле него сияющее солнце

391

с подписью: «Ни дождя, ни дуги без солнца». Так Биб­лия: «Пока найдет дух от вышнего». Вспомните Михаила, поднявшего шар и вопиющего: «Кто, как бог?» Вспомните старинных любомудрцев речение сие: «Центр божий вез­де, окружности нигде». Вспомните ж и жерновный уломок, сокрушивший темя Авимелеху. Разве жерновный камень не то же есть колесо? Кажется, что...

Афанасий. Вот и третий принялся гнуть те же дуги с лукошками и обручьями. Сколько видеть можно, вы скоро накладете в счет ваших колес решета, блюда, хлебы, опресноки, блпны с тарелками, с яйцами, с лож­ками и орехами и прочую рухлядь. Я помню, что в Иаковлевском лесу, называемом уламлуг (?), находится множество орехов. Придайте горох с бобами и с дождевы­ми каплями, в Библии, думаю, все сие есть. Не забудьте плодов из Соломоновых садов с Иониною тыквою и арбу­зами. Наконец, и Захариин семисвечник с кружечками и с горящим в ореховидных чашках елеем; а чашка есть большая часть шара, нежели тарелка, а тарелка — неже­ли ваш обод. Итак, будет у вас полный пир голод­ный.

Яков. Что же ты думаешь?

Афанасий. Думаю, что не преминете сие сделать, а я вас запру в пустую горницу.

Яков. Не устыдился всеблагий бог, одевающийся светом солнечным, и в тленных пеленах скрыться так, как плод в ничтожном зерне; и сокровище, утаенное в рубище, тем приятнее, когда найдется. И как Иона с головою своею есть ничто и один из числа слепых и не­дужных, лежащих при божием пути, так и тленная тык­ва, начало, и рождающаяся, и погибающая, может быть, тень вечного, прохлаждающая Иону. «Осенил ты над го­ловою моею...» Иона — значит голубь. Око его смотрит в вечность, тенью тыквы образуемую. Если б Захарьин свечник не был символ, а масличное дерево — эмблема32 никогда бы он не сказал: «Видел...» Видеть светильник и маслину — значит чувствовать разум, соблюдаемый в сих фигурах, которые давно уже изображены в мойсеевских книгах; и не иное значит, что пророчит Иовль по излиянии духа: «Сны узрят и видения увидят». То ли тебе дивно, что мы в сей божией земле толчем, роем и находим вечность его? Не слыхал ли ты, что говорит приточник о Библии? «Все сделал господь себя ради».

392

И не догадается, что проклят похищающий что-либо от тления иерихонского с собою? Не можем ли чувство­вать, что Библия тем есть книга богословская, что ведет нас единственно к ведению божию, скинув все тленное? Все тут земное разоряется да созиждется скиния нерукотворенная вышнему. Конечно, забыл ты зарывшего в зем­лю талант33. Вспомнп блудницу Фамарь; сия женщина тем одним оправдалась, что нашлось у нее кольцо, и гривна, и посох господние. Вспомни, что земля, рожда­ющая соль, ни к чему уже другому не способна. Куда годится руно сие подлое, если не оросится каплями пре­выспренней росы, если разумом собственных своих рук не прикроет вышний? «Сотвори мне величие, сильный...» Весь сенноиисаиный мрак разоряет, всю тления воду бу­рею своею возмущает, все неопалимо палит во всесожже­ние — до единого его дым духа, со всего града сего, вверх столпом возьмется и дышит по Вселенной... «Не дам сла­вы моей иному» (Исайя). «Смирна, и стакта, и касия от риз твоих...»

Афанасий. А я не думаю, чтоб Каин с Ламехом или Саул с Исавом внушали нам своею фигурою присно-сущие божие. Как же: «Все сделал господь себя ради?» Сие же можно сказать о филистимах, а может быть, и о крылатых ваших быках с летучими львами и прочих сплетнях.

Яков. Если бы вы изволили рассудить потоньше, ни­когда бы сего не сказали; для того-то нам внушается тьма, дабы открылся свет. Кто научил, что такое есть кривое, тот давно показал прямое. Чувствуют, что один взор, познав черное, познает вдруг и белое. Не забывай вопроса; «Тьме же какое есть место?» Саул с Давидом представляют тебе два естества, с собою борющиеся: одно селеиием света, другое — жилищем тьмы. Когда Ламех убил мужа, Саул изгнал Давида, а Иона в ките страда­ет34, тогда Библия прекраспых вечности очей, землею засыпанных, открыть не может. Тогда в земле израиль­ской царствует голод, а жажда при источнике (воды) Иакова.

Когда же пожерто будет мертвенное жизнью, когда явится суша, на которую пожерший изблевает кит Иону, тогда стены града сего созиждутся, тогда горы возрадуются и взыграют каплющие сладость, восскачут вверх тельцы и встанет на ноги свои весь сонм людей, как писано:

393

«Касающийся вас касается зеницы ока моего». «Ты, вос­кресши, ущедришь Сиона...» «Умертвил Самсон при смер­ти своей многих...»

А что называем крылатых волов сплетнями, и при­точник тем же их именует. «Не без причины пернатым сети простираются». Но когда сия сеть влачит за собою причину, то уже она и не пустая сплетня.

Афанасий. Бросим сети со сплетнями. Скажи мне, для чего бог изображается колесом?

Яков. Сей твой вопрос воняет афинейскими плете­ниями 35. Он начинает все — не начинается, тем есть на­чало; не может быть началом ничто, если прежде того было что-либо. То одно есть истинное начало, что все предваряет и само ничем не предваряемо. Один только бог есть родное начало, что все предваряет. Он все пред­варяет и после всего остается, чего ни о чем другом уже сказать не можно.

«Остатки младенцам». «Покроет тебя божие начало» (Второзаконие). Вот кольцо и венец вечного, венчающего тебя милостию! Сие истинное начало образуется и всем тем, что походило на начало, например, главою: «Мудрого очи его во главе его».

То ж источником: «Источник запечатлен...»

Коренем: «Корень премудрости кому открылся?» Зер­ном: «Семя есть слово божие». Востоком: «Восток имя ему». Сердцем: «Вода глубока — совет в сердце мужа». «Я сплю, а сердце мое бдит» (Песнь песней). Деревом плодовитым: «Древо жизни посреди рая». Устами: «Не отемнели очи его, не истлели уста его».

Сюда принадлежат облако, искра, отец, мать и проч.

Афанасий. Для чего же сие начало образуется змием?

Яков. Для того, что змий в кольцо свивается, при­том и острый взор имеет, как свидетельствует имя его дракон, то есть прозорливый, δέρχων — значит видящий, а δράχον — будущий видеть. Око есть правитель делу. Оно в животном есть то, что солнце (есть) в мире, что драгоценные камни в земле. Притом змий свивает такой свиток, что, не узнав ока, не узнаем намерения. Библия есть точный змий; из множества таковых образов спле­тается история, будто корзинка или коробочка, вме­щающая снисхождение невместнмого, похожа на перлову мать36, показывающую извне ничтожную жидкость, но

394

внутри как зеницу ока соблюдающую дражайше сияние жемчужного шарика: «Мать его соблюдает все слова сии в сердце своем».

Ковчег завета окован всюду золотом. По наружности кажется что-то человеческое, но внутри жилище духа святого. «Преславное говорилось в тебе, град божий». «Есть тело душевное, и есть тело духовное». «Золото же земли оной доброе...»

Мне кажется, Библия похожа на дом премилосердиого и пребогатого господина, стоящий в пустынях на пути иод видом гостиницы, даровой для путников. Сие он взду­мал, дабы приблизить честь свою к подлости для некото­рого с нею обращения. Господин из тайных своих горниц видел вольные поступки, слышал разговоры всех без раз­бору угощаемых, избирал себе в дружбу из прохожих, кто бы он ни был, если понравился. А после обыкновенной щедроты делал особливой милости своей вечными участ­никами. На лице гостиницы написано было: «Все войдут, но не все будут», «Все насытятся, не все насладятся». Сия надпись иным чудна, множайшим казалась смешна. Если таков был Авраам, то и не дивно, что сделал истори­ческим плетением воплощаемые божий премудрости. Прилично богу образоваться дорогими камнями, но не меньше сего достойная благодарность Иова, целомудрие Иосифово, ревность Илии, чистота Сусанны, кротость Давида, правда и вера Авраама. А как в розах, лилиях, нарциссах благовонность по доброте одна, разная по вку­су, так сия разновидная сила божия, таящаяся в избран­ных его наподобие золота и дорогих камней, довольно заслужила, дабы имена любезнейших человеков и дела их, будто корзинками и кошельками были вседражайшего существа вечного, царствовавшего в одушевленной их пло­ти. И подлинно сила терпения похожа на адамант, цело­мудренная чистота — на прозрачную зелень смарагда, вера и любовь божия — на огненный анфракс. И не напрас­но Иезекииль говорит, что руки их исполнены очей. Са­мые мелочные их действия, будто отломки зеркала, целое лицо божие изображают, например: «Гнали даже до пре­делов», «Варак гонящий вслед колесниц его...», «Постигните остаток их...», «Взойдет наипаче над градом, как столб дыма...», «Взойдет скончание града до небес...», «Взял (Авраам телку) и разделил...», «Ударила Юдифь

395

в шею его дважды...», «Простер Иисус руку свою с копь­ем на град...»

Самая их легонькая сень, будто маленькое крылышко, кроет под собой вечного; и точную правду сказал Иезеки­иль, что сии животные не имеют хребта. Хребет есть бо­жий. Одно только лицо их есть собственное, а за лицом следует станок и засада божия в целом сем божием граде: «Иисус же и весь Израиль увидели, как взяли засады град и как восходит дым града до небес...» (Навин, гл. 8).

Афанасий. Почему ж они шестикрылые?

Яков. Думаю потому, что в шестодневстве бытейском заключалася вся вещественного мира сего тленная природа, и когда суббота есть селение мира и света, тогда рабочие дни суть место мятежа и тьмы. «Шестижды от бед избавит тебя (Иову говорится), в седьмом же не кос­нется тебя зло» (гл. 5).

И как трудные дни завесою суть, завесою сладчайшего упокоения преблагословенной субботы, так шестикрылая сих животных сень, тленным лицом закрыв, ведет за со­бою вечного. «Положил тьму на тайну свою...», «Се сей стоит за стеною нашей...», «Благословил бог день седь­мой...», «Господь же благословил последнее Иова...», «Ни­же хребтов их и была высота их...» (Иезекииль, гл. 1). «По высоте твоей умножил ты сынов человеческих...»

Размерь ковчег, разбери скинию и увидишь, что и там, и везде высота и широта нечеловеческая. «Да возможете разуметь то, что широта и долгота, и глубина, и высота...» (К эфесианам, гл. 3). «Ниже хребтов их была высота их».

Афанасий. Мне кажется, нельзя быть приличнее богообразной тени, как око. Зеница в оке есть центр коль­ца и будто кольцо в кольце. Она есть источник света, а без нее везде все тьма.

Сия дражайшая речь достойна быть образом вышнего. Тут мне .вспомнилось, что наш Ермолай часто сам себе поет оду: «Свет блистания твоего во свете языков изойдет и возгласит бездна с весельем...» Без сомнения, тьма об­разов есть бездна.

Яков. Конечно, циркуль есть начальная фигура, отец квадратов, треугольников и других бесчисленных. Но однако ж и самая окружность зависит от своего цент­ра, предваряемая оным. И примечания достойное, что циркульный пункт самая крошечная фигурка, умаленнее макового зерна и песчинки,— родитель есть плотных

396

и дебелых фигур с их машинами огромными. И когда от столь маленькой, вида не имущей и почти ничтожной точ­ки породилися корабли с городскими степами, хоромами, мостами, башнями, пирамидами, колоссами, лабиринта­ми.., то для чего не могло из тайной бездны вечных недр своих породить все бесчисленное мирских машин число? Оное всякий пункт предваряющее безначальное невидимое начало центр свой везде окружности нигде не имущее, и здесь непрерывным тварей рождением свидетельствую­щее о безлетном своем пребывании.

«Премудрого очи его во главе его» (Соломон). «Очи же безумных — на концах земли» (Притчи).

Око есть природный циркуль, центр — его зеница. Она просвещает око — владыку всех дел. Что коло в колесе, что зеница в оке и что луч в солнце, то есть бог, в небес­ных и земных тьмах знамений, как только из тьмы их блеснули его лучи — божества. Вдруг невидимая и не­устроенная библейная земля, приняв на себя новый вид, просвещается; когда Библия маленький мир, тогда бог есть солнце ее. Когда есть планета Земля, тогда бог центр ее. Когда же она человек, послан от него, бог есть ей дух, сердце, глава, око, зеница. Язычники сверх стихий ничего не прозирали. Посему образы иногда называются язы­ками.

«Свет блистания твоего во свете языков изойдет...», «Процвела пустыня языческая, как крын (лилия)».

Афанасий. Чудным словом и дивным словом со­творена Библия.

Яков. Один святой; для единого один сей стиль.

Афанасий. А на что похож слог библейный? Ска­жи мне, не гневайся, что она мне показывается басней, к тому ж и нехитрою.

Яков. Я уже тебе сказал, что она похожа на велико­лепный господский дом, под видом гостиного дома ута­енный.

Афанасий. А кроме сего на что похожа?

Яков. Похожа на нехитрый домик, оставленный бо­гатым отцом, один только в наследие сыну; но сын со временем догадался, что сей домик есть громада бесцен­ного сокровища. Стены его, неискусно обмазанные, состо­яли из неочищенных рудокопных, золотых и серебряных кип; над входом из неограненных алмазов варварская

397

мозаическая надпись была сия: «Сколь красны дома твой, Иаков...», «Их водрузил господь, а не человек...»

Афанасий. Скажи, еще на что схожа?

Яков. Схожа на грубую, суеверную и древнюю вар­варскую статую, представляющую умершего за истину друга, но внутри преисполненную высокого рода маргаритом. Подпись такая: «Сила в немощи, цена в нищете, в буйстве премудрость».

---

Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 315; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!