ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА К. МАРКСА и Ф. ЭНГЕЛЬСА 4 страница



Перейдем теперь к свидетелю, на которого ссылается наш vir obscurus, к Родбертусу {статью которого можно найти в тюбингенском «Zeitschrift»}. Наш vir obscurus цитирует из Родбертуса следующее:

На стр. 48 текста:

«Имеется лишь один вид стоимости, и Это – потребительная стоимость. Последняя есть либо индивидуальная потребительная стоимость, либо социальная потребительная стоимость. Первая противостоит индивиду и его потребностям без всякого отношения к какой‑нибудь социальной организации» –

{ это уже нелепость (ср. «Капитал», стр. 171[262]), где сказано, что процесс труда, как целесообразная деятельность для созидания потребительных стоимостей и т. д., «одинаково общ всем общественным формам» (человеческой жизни) и «не зависим от какой бы то ни было из них»}. { Во‑первых, индивиду противостоит не слово «потребительная стоимость», а конкретные потребительные стоимости, а какие именно из них ему «противостоят» (у этих людей все «стоит»; все связано с «состоянием» [Игра слов: «steht» – «стоит», «standisch» – «сословный» (имеется ввиду сословное состояние). Ред.] ), – это целиком зависит от ступени общественного процесса производства и, следовательно, соответствует также «какой‑нибудь социальной организации». Если же Родбертус хочет сказать лишь ту тривиальность, что потребительная стоимость, которая действительно противостоит какому‑нибудь индивиду как предмет потребления, противостоит ему как индивидуальная потребительная стоимость для него, то это или тривиальная тавтология, или ложное положение, так как, если не говорить о таких вещах, как рис, маис, пшеница или мясо {которое какому‑нибудь индусу не противостоит как предмет питания}, – потребность индивида в титуле профессора или тайного советника или в каком‑нибудь ордене возможна только в совершенно определенной «социальной организации»}.

«Вторая потребительная стоимость есть потребительная стоимость, принадлежащая социальному организму, составленному из множества индивидуальных организмов» (или индивидов) (стр. 48, текст).

Прекрасный немецкий язык! Идет ли здесь речь о «потребительной стоимости» «социального организма», или о потребительной стоимости, находящейся во владении «социального организма» { как например, земля в первобытных общинах}, или об определенной «социальной» форме потребительной стоимости в каком‑нибудь социальном организме, как например там, где господствует товарное производство, – потребительная стоимость, доставляемая производителем, должна быть «потребительной стоимостью для других» и в этом смысле «общественной потребительной стоимостью»? С таким скудным багажом ничего не добьешься.

Перейдем к другому положению вагнеровского Фауста [т. е. Родбертуса. Ред.] : «Меновая стоимость есть лишь историческая оболочка и приложение социальной потребительной стоимости определенного исторического периода. Если потребительной стоимости противопоставляют, как логическую противоположность, меновую стоимость, то историческое понятие ставят в логическую противоположность к логическому понятию, что логически недопустимо» (стр. 48, примечание 4). «Это – торжествует там же Вагнер, – вполне верно!» Но кто же поступает таким образом? Нет сомнения, что Родбертус имеет в виду меня, так как, по словам его биографа Р. Мейера, он написал «большую, толстую рукопись против «Капитала»». Кто же ставит в логическую противоположность? Г‑н Родбертус, для которого и «потребительная стоимость», и «меновая стоимость» обе по природе своей суть лишь «понятия». На деле в любом прейскуранте каждый отдельный вид товара проделывает этот нелогический процесс, а именно в качестве блага или потребительной стоимости, как хлопок, пряжа, железо, зерно и т. п.,он отличается от других и представляет качественно совершенно отличное от других «благо», но одновременно он выражает свою цену как нечто качественно однородное, но количественно отличное, одной и той же сущности. Он представляется в своей натуральной форме для того, кто им пользуется, и в совершенно отличной от нее и «общей» ему с другими товарами стоимостной форме, т. е. как меновая стоимость. «Логическая» противоположность имеется здесь лишь у Родбертуса и родственных ему немецких школьных профессоров, которые исходят из «понятия» стоимости, а не из «социальной вещи», «товара», и само это понятие потом раздваивают (раскалывают), а затем спорят о том, какое из этих обоих фантастических представлений есть истина!

За этими высокопарными фразами скрывается во тьме не что иное, как бессмертное открытие, что человек при всех состояниях должен есть, пить и т. д. { нельзя даже просто продолжить и сказать: одеваться или иметь нож и вилку, кровать и жилище, так как это имеет место не при всех состояниях}; словом, что он при всех состояниях должен для удовлетворения своих потребностей находить в природе готовые внешние предметы и овладевать ими или изготовлять из того, что он находит в природе; стало быть, в этих своих действительных действиях человек фактически относится всегда к известным внешним вещам как к «потребительным стоимостям», т. е. обращается с ними как с предметами своего потребления. Поэтому потребительная стоимость есть, по мнению Родбертуса, «логическое» понятие; следовательно, на том основании, что человек должен также дышать, «дыхание» есть «логическое» понятие, но ни в коем случае не «физиологическое». Вся поверхностность Родбертуса выступает в этом его противопоставлении «логического» и «исторического» понятий! Он вспоминает «стоимость» (экономическую, в противоположность потребительной стоимости товара) лишь в ее форме проявления, в виде меновой стоимости, а так как последняя выступает лишь там, где по меньшей мере некоторая часть продуктов труда, предметов потребления, функционирует в виде «товаров», что имеет место не с самого начала, а лишь в известный период общественного развития, т. е. на известной ступени исторического развития, то меновая стоимость есть «историческое» понятие. Если бы Родбертус, – ниже я скажу, почему он этого не сделал, – анализировал дальше меновую стоимость товаров, – ибо последняя существует лишь там, где имеются товары во множественном числе, различные сорта товаров, – он нашел бы за этой формой проявления «стоимость». Если бы он далее исследовал стоимость, то он нашел бы, что здесь вещь, «потребительная стоимость», фигурирует как простое овеществление человеческого труда, как затрата равной человеческой рабочей силы, и потому это содержание представляется как предметный характер вещи, присущий ей самой как вещи, хотя эта предметность не проявляется в ее натуральной форме { что как раз вызывает необходимость в особой форме стоимости} . Он, следовательно, нашел бы, что «стоимость» товара лишь выражает в исторически развитой форме то, что существует также, хотя и в другой форме, во всех других исторических общественных формах, а именно общественный характер труда, поскольку последний существует как затрата общественной рабочей силы. Если, таким образом, «стоимость» товара есть лишь определенная историческая форма чего‑то существующего во всех общественных формах, то это же относится к «общественной потребительной стоимости», поскольку она характеризует «потребительную стоимость» товара. Г‑н Родбертус взял меру величины стоимости у Рикардо; но так же мало, как Рикардо, он исследовал или понял самую субстанцию стоимости; например, «совместный» характер первобытной общины как совокупного организма связанных между собой рабочих сил и, следовательно, их труда, т. е. затраты этих сил. Излишне разбирать дальше нелепости Вагнера на эту тему.

Мера величины стоимости. Здесь г‑н Вагнер меня принимает, но находит, к своему сожалению, что я «элиминировал» «труд по образованию капитала» (стр. 58. примечание 7).

«В обороте, регулируемом общественными органами, определение таксированной стоимости или таксированных цен должно сообразоваться с этим моментом издержек» {так называет он затраченное в производстве и т. д. количество труда}, «как это в принципе имело место в прежних административных и цеховых таксах и как необходимо опять будет иметь место при любой новой системе такс» { подразумевается социалистическая (!) система такс}. «Но в свободном обороте издержки – не единственная основа определения меновых стоимостей и цен и не могут служить таковой ни при каком мыслимом социальном строе. Ибо, независимо от издержек, должны наступить колебания потребительной стоимости и потребностей, влияние которых на меновую стоимость и на цены (договорные и таксированные цены) видоизменяет и должно видоизменять влияние издержек» и т. д. (стр. 58, 59). «Эта» {именно эта!} «остроумная поправка к анализу социалистической теории стоимости... составляет заслугу» (!) «Шеффле», который пишет в «Социальном теле», III, стр. 278: «При любом влиянии общества на потребности и производство нельзя обойтись без того, чтобы все потребности каждый раз оставались в равновесии с производством. Но если это так, социальные показатели издержек не могут одновременно служить пропорциональными социальными показателями потребительной стоимости» (стр. 59, примечание 9).

Что все это сводится лишь к тривиальному положению о повышении и падении рыночных цен выше или ниже стоимости и к предположению, что в «социальном государстве Маркса» имеет силу его теория стоимости, развитая для буржуазного общества, – показывает фраза Вагнера:

«Они» (цены) «временно будут отклоняться более или менее от них» { от издержек}, «они будут повышаться для благ, потребительная стоимость которых поднялась, и падать для благ, потребительная стоимость которых уменьшилась. Лишь для длительного периода времени издержки могут оказать свое действие в качестве решающего регулятора» и т. д. (стр. 59).

Право. Для характеристики фантастических представлений нашего vir obscurus о творческом влиянии права на хозяйство достаточно одной фразы, хотя заключающуюся в ней абсурдную точку зрения он провозглашает во многих местах:

«Единичное хозяйство имеет во главе в качестве органа его технической и экономической деятельности... какую‑нибудь личность в качестве правового и хозяйствующего субъекта. Она не есть чисто хозяйственное явление, но зависит вместе с тем от характера права. Ибо последнее решает, кто признается личностью и, следовательно, может стоять во главе какого‑нибудь хозяйства» и т. д. (стр. 65).

Пути сообщения и транспортное дело (стр. 75–76 и 80, примечание).

На стр. 82 «место, где объясняется смена в (натуральных) составных частях массы благ» {какого‑нибудь хозяйства, иначе называемая Вагнером «смена благ», у Шеффле «социальный обмен веществ»}. {Это по меньшей мере один случай последнего: я употребил это название также при «натуральном» процессе производства в смысле обмена веществ между человеком и природой} заимствовано у меня, где обмен веществ выступает впервые в анализе Т–Д–Т, а в дальнейшем перерывы в смене форм обозначаются так же, как перерывы в обмене веществ.

То, что г‑н Вагнер говорит далее о «внутреннем обмене» благ, находящихся в какой‑либо отрасли производства (у него в каком‑либо «единичном хозяйстве»), частью в применении к их «потребительной стоимости», частью в применении к их «стоимости», – также изложено у меня при анализе первой фазы Т–Д– Т, а именно Т–Д (пример с ткачом холста, «Капитал», стр. 85, 86, 87), где в заключение говорится: «Наши товаровладельцы открывают, таким образом, что то самое разделение труда, которое делает их независимыми частными производителями, делает в то же время независимыми от них самих процесс общественного производства и их собственные отношения в этом процессе, что независимость лиц друг от друга дополняется системой всесторонней вещной зависимости» («Капитал», стр. 87)[263].

Договоры для приобретения благ путем обмена. Здесь наш темный муж (vir obscurus) решительно ставит все на голову. У него существует сначала право, а потом оборот; в действительности же дело происходит наоборот: сперва появляется оборот, и лишь потом из него развивается правовой порядок. При анализе товарного обращения я показал, что уже при неразвитой меновой торговле обменивающиеся лица молчаливо признают друг друга равными личностями и собственниками обмениваемых ими благ; они делают это уже тогда, когда предлагают друг другу свои блага и совершают друг с другом сделку. Это фактическое отношение, возникающее лишь благодаря самому обмену и в обмене, получает позднее правовую форму в виде договора и т. д.; но эта форма не создает ни своего содержания, обмена, ни существующих в ней отношений лиц друг к другу, а наоборот. В противоположность этому Вагнер пишет:

«Это приобретение» {благ путем оборота} «необходимо предполагает определенный правовой порядок, на основе которого» (!) «совершается оборот» и т. д. (стр. 84).

Кредит. Вместо того, чтобы дать развитие денег как платежного средства, Вагнер немедленно превращает процесс обращения, – поскольку он совершается в такой форме, что оба эквивалента в Т–Д не противостоят друг другу одновременно, – в «кредитную сделку» (стр. 85 и сл.), причем «присоединяет», что она часто связана с уплатой «процентов»; это служит также для того, чтобы выставить в качестве базиса «кредита» «оказание доверия» и тем самым «доверие».

О юридическом понимании «имущества» у Пухты и др., согласно которым к последнему принадлежат также долги в качестве отрицательной составной части (стр. 86, примечание 8).

Кредит есть или «потребительный кредит», или «производительный кредит» (стр. 86). Первый преобладает на низших ступенях культуры, последний – на «высших».

О причинах задолженности {причины пауперизма: колебания урожаев, военная служба, конкуренция рабов} в Древнем Риме (см. Иеринг. «Дух римского права», 3 изд., ч. II, кн. 2, стр. 234[264]).

По мнению г‑на Вагнера, на «низшей ступени» «потребительный кредит» господствует среди «низших угнетенных» классов и «высших расточительных». А на деле: в Англии и Америке «потребительный кредит» стал общераспространенным с образованием системы депозитных банков!

«В особенности производительный кредит обнаруживает себя... в качестве экономического фактора в народном хозяйстве, основанном на частной собственности на землю и движимые капиталы и допускающем свободную конкуренцию. Он связан с имущественным владением, а не с имуществом как чисто экономической категорией», и поэтому есть лишь «исторически‑лравовая категория» (!) (стр. 87).

Зависимость единичного хозяйства и имущества от воздействия внешнего мира, особенно от влияния конъюнктуры народного хозяйства.

1) Изменения в потребительной стоимости: они улучшаются в некоторых случаях благодаря течению времени как условия известных процессов природы (вино, сигары, скрипки и т. д.).

«В большинстве случаев ухудшаются... разлагаются на свои вещественные составные части, случайности всякого рода». Этому соответствуют «изменения» меновой стоимости в том же направлении, «повышение стоимости» или «понижение стоимости» (стр. 96, 97). См. о договорах по найму жилищ в Берлине (стр. 97, примечание 2).

2) Изменения в человеческом знании свойств благ: в положительном случае благодаря этому «имущество возрастает». {Применение каменного угля при выплавке железа в Англии около 1620 г., когда уменьшение лесов уже угрожало дальнейшему существованию железоделательного производства; химические открытия, например иода (использование иодосодержащих соляных источников). Фосфориты как удобрение. Антрацит как топливо. Материалы для газового освещения, для фотографии. Открытие красящих и лечебных веществ. Гуттаперча. Каучук. Растительная слоновая кость (из Phytelephas macrocarpa). Креозот. Парафиновые свечи. Использование асфальта, сосновой хвои (сосновая шерсть), газов в доменных печах, каменноугольной смолы для приготовления анилина, шерстяного тряпья, опилок и т. д. и т. д.} В отрицательном случае уменьшение полезности, а тем самым и стоимости (например, открытие трихины в свинине, ядовитых веществ в красках, растениях и т. д.) (стр. 97, 98). Открытие ископаемых и новых способов их употребления умножает имущество землевладельца (стр. 98).

3) Конъюнктура.

Влияние всех внешних «условий», «существенно влияющих на производство благ для оборота, на спрос и сбыт» их, и тем самым и на их «меновую стоимость», а также на меновую стоимость «отдельного уже готового блага... совершенно или почти независимо» от «хозяйствующего субъекта» «или собственника» (стр. 98). Конъюнктура становится «решающим фактором» в «системе свободной конкуренции» (стр. 99). Один «посредством принципа частной собственности» выигрывает при этом «то, чего он не заслужил», а другой терпит «ущерб», «экономически незаслуженные убытки».

О спекуляции (стр. 101, примечание 10). Цена на жилища (стр. 102, примечание 11). Угольная и железоделательная промышленность (стр. 102, примечание 12). Многочисленные изменения в технике понижают стоимость промышленных продуктов как средств производства (стр. 102, 103).

В «народном хозяйстве с прогрессирующим народонаселением и благосостоянием преобладают... благоприятные шансы, – хотя и со случайными временными и местными отступлениями и колебаниями, – для землевладения, особенно для городского (в больших городах)» (стр. 102).

«Таким образом, конъюнктура особенно благоприятствует землевладельцу» (стр. 103). «Эти прибыли, как и большинство других, связанных с конъюнктурой... суть чистые спекулятивные прибыли, которым соответствуют «спекулятивные убытки»» (стр. 103).

То же самое о «хлебной торговле» (стр. 103, примечание 15).

Таким образом, необходимо

«открыто признать.. , что хозяйственное положение отдельного лица или семьи» «в сущности есть результат конъюнктуры», и это неизбежно «ослабляет значение личной хозяйственной ответственности» (стр. 105).

Поэтому «если современная организация народного хозяйства и ее правовой базис» (!), «частная собственность на землю и капитал и т. д., признаются строем, в основном не подлежащим изменению», то не существует, – после долгой болтовни, – никаких средств «для устранения... причин» {т. е. вытекающих отсюда бедствий, каковы заминки в сбыте, кризисы, увольнения рабочих, сокращение заработной платы и т. д.}, а поэтому и «самого этого зла»; «симптомы» же или «следствия зла» г‑н Вагнер считает возможным устранить, например, путем «налогов» на «конъюнктурные прибыли», путем «рациональной... системы страхования» против «экономически незаслуженных» «убытков», являющихся продуктом конъюнктуры (стр. 105).

Это, – говорит темный муж, – получается, если современный способ производства с его «правовым базисом» считают «не подлежащим изменению»; но исследование его, отличающееся большей глубиной, чем социалистическое учение, проникнет в самую «суть вещей». Nous verrons [Посмотрим. Ред.] , каким именно образом?


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 181; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!