IX. Закладка масонского Храма 12 страница
— А извозчики?.. — перебил мистер Смайльс. — Разве не мог какой-нибудь экипаж, или хотя бы верховые лошади, ожидать на пустынном бульваре?
— Да, конечно. Но это можно было бы узнать и выследить… Между тем никто не слыхал топота копыт или стука колёс в необычные часы в ночь исчезновения. Следователь расспрашивал всех соседей маркиза. Право, можно подумать, что они бежали на воздушном шаре… Тем более, что нашлись люди, утверждавшие, что видели в небе какой-то странный метеор.
Лорд Моор громко рассмеялся.
— Ну, брат… Не пиши романов. Управляемые аэростаты такая редкость, что думать о них не приходится в данном случае.
— Да я, конечно, серьёзно и не думаю ни о чём подобном. Но именно поэтому меня и бесит неразрешимость этой загадки.
— Да… Всё это чрезвычайно странно и неприятно, — согласился лорд Моор. — Но, в конце концов, это исчезновение всё же помогает нашим планам. Не так уже трудно посеять убеждение в том, что сумасшедшая мать покончила с собой и с ребёнком. А затем… Останется только устранить маркиза.
Лорд Дженнер с досадой махнул рукой.
— Я не узнаю твоей осмотрительности, дядя… Ты говоришь в данном случае как неопытный ребёнок и забываешь самые простые вещи… Устранить маркиза, конечно, нетрудно. Но от этого мы ничего не выиграем. Скорей проиграем… По правде сказать, мы уже опоздали это сделать…
— Как так, Лео?..
— Очень просто… Припомни, что по французскому закону человек, или ребёнок, пропавший без вести, признаётся умершим только после пятилетнего отсутствия или неполучения о нём каких бы то ни было известий. Следовательно, целых пять лет состояние малолетнего маркиза Рауля Бессон-де-Риб будет находиться под опекой, также как и состояние его тётки, Матильды, — в случае смерти его деда и её отца…
|
|
|
— Ох, чёрт побери!.. Я действительно забыл про этот нелепый закон, — вскрикнул мистер Смайльс. — Да, в таком случае надо беречь жизнь старого маркиза и заставить его сделать завещание в пользу твоего сына, или, по крайней мере, назначить тебя опекуном отсутствующего ребёнка.
Лорд Дженнер злобно засмеялся.
— Представь себе, что это уже сделано… Не смотри на меня такими удивлёнными глазами, дядя… За твоё пятидневное отсутствие совершилось столько событий, что не знаю, с чего и начинать рассказывать… Повторяю тебе, что я уже назначен опекуном малолетнего наследника всего недвижимого имущества маркиза Бессон-де-Риб. Безразлично, окажется ли этим наследником сын его сына или его дочери, то есть моей покойной жены. Маркиз распорядился составлением завещания в этом смысле на другой же день после исчезновения своего внука и его матери.
|
|
|
— Ну так чего же лучше?.. В таком случае я не понимаю, из-за чего ты волнуешься, Лео? Раз подобное завещание сделано маркизом, то его можно бы было устранить совершено спокойно, нам большего и не нужно…
— Да я и сам так думал и… поспешил окончить это дело… известным тебе бесшумным образом. Но тебе известно, что земляная собственность, то есть плантация и эта усадьба, являются лишь частью состояния маркиза, и притом наименее значительной. Главные же ценности — фабрика и склады — оказались… проданными.
— Как?.. За нашей спиной?.. Да как же было возможно устроить подобную продажу?..
— Так же точно, как возможно было отцу Лилианы ликвидировать двадцатимиллионное дело так, чтобы никто из наших об этом и не подозревал… То же самое повторилось и здесь. Завод и склады купил какой-то американец, приезжавший сюда в качестве туриста и ни разу не бывший в доме маркиза. Они виделись тайно на плантации, где между прислугой нет ни одного «нашего». А контрактный договор подписан в Сан-Лучии, куда старый маркиз уезжал тайно. Я об этом узнал только три дня назад, когда покупщик явился «принимать» свою покупку… И при этом деньги, им заплаченные, помещены маркизом неизвестно где, вместе с остальными капиталами семейства, взятыми из местного банка и переведёнными… опять неизвестно куда…
|
|
|
— Но ведь это же невозможно… Мы должны были знать…
— Мы и узнали, — перебил Лео. — Мы узнали, что маркиз перевёл десять миллионов франков в лондонский банк. Весь капитал, накопленный за триста лет и хранившийся до сих пор в местном отделении «французского» банка.
— Но как же могли выдать из банка такую сумму, не предупредив нас? — с негодованием воскликнул старый масон. — Недаром же мы заполняем банки всего мира «нашими». Они должны были предупредить нас и задержать перевод до получения инструкций… Тот из наших, кто этого не сделал, заслуживает строжайшего наказания…
— Перестань кипятиться, дядя… Никто из наших не виноват в том, что интрига велась против нас так тонко и искусно, что я сам попался! А не только я, но и Ван-Берс!.. Его ты уж, конечно, не заподозришь в легкомыслии или излишней доверчивости. И всё же он попался, хотя и знал все подробности этого дела. Тем простительней было попасться людям ничего не знающим или знающим только часть наших проектов, касающихся состояния маркиза Бессон-де-Риб. Пойми, что интрига против нас велась слишком искусно. Именно это искусство, выказанное нашими противниками, бывшими до сих пор наивными до… жалости, пугает меня больше всего. Пожалуй, больше даже, чем тебя огорчает потеря десятка миллионов. Очевидно, случилось что-то, открывшее глаза маркизу, как и мистеру Смису, — и заставившее их исподволь подготовить бегство Лилианы и исчезновение капиталов!.. А мы ничего не подозревали, продолжая считать их идиотами… Согласись, что этот сюрприз весьма неприятный! По-моему, он опасней денежной потери, как бы велика она ни была. Если у нас есть враг настолько умный, решительный, сильный и, главное, осведомлённый, что он смог разгадать наши планы и приготовить контр-мины, то с этим врагом надо считаться. Мы же не имеем даже отдалённого представления о том, где его искать…
|
|
|
— Но что же заставляет тебя думать, что всё случившееся не простое совпадение случайностей, а тонко обдуманный план, подготовленный и исполненный одним и тем же лицом?
— Смешно говорить о случайностях там, где совершаются миллионные сделки по секрету. К чему эта тайна в денежных делах, которые всё равно узнаются, и даже очень скоро? Ясно, что надо было скрывать эти сделки на время от нас. Так и сделали в обоих случаях. Следовательно, лица, поступившие таким образом, были предупреждены. Кем и в чём?.. Вот что необходимо знать, чтобы судить о размере опасности, угрожающей нам.
— Узнаем… Не беспокойся, — с непоколебимой уверенностью заметил лорд Джевид Моор. — Не впервые нам распутывать враждебные интриги… Но прежде расскажи, как мог маркиз вынуть свой вклад из банка без твоего сведения?
Лео гневно топнул ногой.
— Да кто же тебе сказал, что я не знал намерений маркиза? Напротив того, я сам, как дурак, посоветовал ему перевести свой вклад в лондонский банк «на предъявителя», так как старик уверил меня, что этим «предъявителем» буду я… Потому-то в банке и поспешили исполнить желание маркиза. Десять миллионов были переведены в лондонский банк в 24 часа… А в Лондоне уже дожидался «кто-то», — который и получил деньги на основании телеграфных распоряжений…
— Но ведь найти этого получившего нетрудно? Он должен же был расписаться в получении?
— Конечно… Но кто же гарантирует, что подписано его настоящее имя? Деньги он взял частью золотом, частью банковыми билетами, номера которых не записаны. Господин же, расписавшийся графом де Рошфор, в тот же день уехал в Америку. Но, не доехав до берегов Франции, высадился в Гавре, где след его был потерян…
Старый масон задумался.
— Да, дело не так просто, как показалась мне сначала, — произнёс он после минутного молчания, нахмурив брови. — Лео… Интрига эта для нас опасна… Но что же сказал тебе маркиз? Как объяснил он свой обман?..
— Никак!.. Он ответил мне чрезвычайно любезно: «Я передумал, дорогой друг, не желая ставить вас в неловкое положение. Так как ваш сын остаётся моим наследником в случае смерти сына Лилианы, то злые языки могли бы позволить себе различные подозрения, если бы я оставил вас распорядителем капиталов, — как и плантации. Поэтому я и доверил эти капиталы другу детства, человеку безусловно надёжному, освобождая вас от возможных нареканий… Между тем интересы вашего сына вполне ограждены. Мой старый друг передаст вам с рук на руки — под простую расписку — семь миллионов, если в продолжение пяти лет не будет получено известие о моём маленьком Рауле… Остальные миллионы будут сохраняться в продолжение десяти лет для Матильды… Но если о Матильде также не будет известий, то и её часть капитала перейдет к вашему сыну. Только в случае его смерти ранее назначенных сроков, деньги будут переданы графом Рошфором на благотворительные цели, за исключением двух миллионов, которые получила бы моя дочь, Люция, после моей смерти, и которые перешли бы к вам даже при бездетности вашей жены. Лорд Моор пожал плечами.
— Я не знаю, что и думать… Знаю ещё и то, что нас одурачили так искусно, что мы не знаем даже, где искать потерянные миллионы, и я уверен, что маркиз не доверяет тебе.
— Не думаю… Он слишком прост.
— А разве нет возможности заставить его говорить? — произнёс медленно старый сатанист со взглядом адской злобы, доказавшей его мысль.
— Мы опоздали. Рассчитывая окончить всё дело к указанному сроку, я принял сразу все меры, и маркизу остаётся всего несколько часов жизни. Скоропостижная смерть этого старика вполне естественна после страшных треволнений последнего времени…
— Да, конечно, — хладнокровно подтвердил мистер Смайльс. — Но всё же досадно, что ты так поторопился с этим окончанием… Теперь у нас остается одна Матильда, которую мы можем заставить рассказать всё, что она знает.
— Быть может!.. — задумчиво произнес Лео. — Хотя я сомневаюсь в том, что она знает, куда девались деньги, так как все эти манипуляции с капиталами совершены по телеграфу за последние пять дней. Да и, кроме того, я не знаю даже, удастся ли нам заставить эту девушку говорить… Берс едва справился с железной волей этой девушки. Даже усыплённая, она не вполне потеряла сознание и отчаянно боролась с нашим влиянием, цепляясь за стулья, запирая двери и, наконец, крича о помощи… На её-то крик и прибежал тот негр, которого нам пришлось устранить. Не подвертывайся, старый дурак! Её же, в конце концов, завернули с головой в плед и увезли в сильнейшем припадке конвульсий… С тех пор прошло уже пять дней, а гипнотизировать её всё ещё нечего и думать, так как, кроме нервных припадков и судорог, от неё ничего не могут добиться наши магнетизёры — ни даже Берс и я. Быть может, Гершуни оказался бы счастливее нас… Но ведь его здесь нет — а мы все положительно истомлены этой ужасной душевной борьбой… Знаешь, дядя, я боюсь, что эту девушку поддерживает тайная сила, которая могущественнее нас…
Старый сатанист поднял вспыхнувшие загадочным огнём глаза на своего сообщника и сейчас же опустил их. Землистая бледность покрыла его лицо, и как в зеркале отразилась на лице Лео…
С минуту продолжалось молчание. Сообщники, очевидно, не смели заговорить — опасаясь выдать мысли, терзающие их сердца.
Наконец, Лео произнёс медленно и нерешительно.
— Если хочешь знать моё мнение, дядя, то я нахожу, что против нас ведётся контр-мина, чрезвычайно осторожная и искусная. Маркиз и отец Лилианы, очевидно, были руководимы могущественной рукой человека, знающего… слишком много…
— И что же ты выводишь из этого, Лео? — мрачно произнёс лорд Моор.
— Ничего, кроме того, что партия Бессон-де-Риб для нас проиграна и что мы совершенно напрасно обременили себя похищением девушки, из которой нам никогда не удастся сделать нужное нам орудие ясновидения.
— Почему? — резко произнёс лорд Моор.
— Потому, что она насквозь пропитана так называемым благочестием. Не потому ли защищает её та враждебная сила, с которой мы уже не раз боролись, и всегда безуспешно? — чуть слышно договорил молодой сатанист.
Снова наступило молчание.
Затем лорд Моор решительно поднял голову:
— Я вижу, ты не на шутку расстроен этой неудачей, Лео. Но погоди… Не впервые нам терпеть поражения и брать реванш… И уж, конечно, смешно говорить о непобедимости какой-то «высшей» силы теперь, накануне открытия масонского храма и тайного капища Сатаны. Поверь мне, Лео: мы стоим накануне великих событий, которые докажут всему миру слабость этой враждебной нам силы и наше могущество, а потому было бы смешно унывать… Конечно, дело Бессон-де-Риб придётся пока отложить… Но что отложено, то ещё не потеряно… Кто знает, как скоро нам попадётся в руки руководящая нить? Нам не раз помогал случай, вернее, наш великий повелитель, распоряжающийся земными случайностями. Он поможет нам и теперь. Особенно после великих жертвоприношений по случаю открытия нового храма…
Следовательно, позабудем пока о неудачном деле и займемся другими, более спешными и не менее важными. От завтрашнего дня до Нового года должно случиться многое, от чего содрогнётся христианский мир и возликуют наши союзники. Что же касается Матильды, то я сам посмотрю, что можно из неё сделать…
Лео Дженнер ничего не ответил своему дяде и воспитателю. Но в его омрачённой душе болезненно заныло какое-то страшно-мучительное чувство.
«Избави нас от лукавого!» — повторяем мы ежедневно. Но многие ли повторяющие эти слова по привычке, понимают их страшное значение? Многие ли верят в могущество того «лукавого», который «аки лев рыкающий» ищет, «кого бы пожрати»?
В 1902 году он пожрал целый город Сен-Пьер, продавшийся ему и вызвавший тем гнев Божий. Но легкомысленные народы Европы не поняли значения страшного предупреждения и продолжают стремиться в объятия сатаны — хоть и повторяют молитвенно: «Избави нас от лукавого!».
XI. Крестный ход
Рождественские колокола радостно гудели во всех церквах Сен-Пьера. На главной площади, в соборе, шло торжественное богослужение. Епископ Мартиники, живущий в городе Порт-де-Франс, приехал на этот раз в главный торговый город острова ради рукоположения трёх молодых семинаристов, собирающихся, приняв посвящение в священники, уехать миссионерами в Африку.
Духовная церемония назначена была после торжественного Рождественского богослужения, обставляемого католиками с особой пышностью. По окончании службы, ежегодно направлялся крестный ход изо всех церквей Сен-Пьера к маленькой горной часовне, выстроенной на том самом месте, где в 1852-м году остановился поток раскалённой лавы, угрожавшей гибелью городу. В память чудесного избавления католическое духовенство Сен-Пьера ежегодно служило торжественный молебен в маленькой часовне в день Рождества Христова.
Всё, что ещё оставалось верующим, решило отпраздновать великий христианский день с особой торжественностью. К крестному ходу пожелала присоединиться вся «белая» аристократия города, также как и дети всех школ и гимназий, пансионов и приютов, директора или начальницы которых ещё не отреклись от христианства.
Во главе верующих стал маркиз Бессон-де-Риб, постоянный ктитор собора, украшение которого он всецело принял на себя. Старый аристократ не жалел ни времени, ни денег, ни труда для исполнения этой задачи. Целый лес цветущих роз окружал великолепный «вертеп». Главный алтарь украшали роскошные группы белых лилий, также как и статую Богоматери, у ног которой расстилался целый ковёр из благоухающих белых цветов. Тысячи восковых свечей должны были гореть во всех паникадилах, большая часть которых была принесена в дар собору различными маркизами Бессон-де-Риб, бывшими более двухсот пятидесяти лет почётными прихожанами этого храма, первого выстроенного в тогда ещё юной колонии. К этим старинным серебряным паникадилам и свещникам последний маркиз прибавил двенадцать драгоценных лампад. Великолепные ковры покрывали каменные плиты алтаря, а каменные колонны почти исчезали под гирляндами цветов и яркой тропической зеленью.
Так красиво было убранство собора, что увлекающееся цветное население Сен-Пьера второй день толпилось в храме, любуясь художественно исполненными «яслями», в которых кротко улыбался Божественный Младенец. Постепенно наружное благолепие увлекало равнодушные сердца, пробуждая в них былое благочестие.
Тайные вожди масонства были слишком умны, чтобы не заметить этого поворота в настроении жителей Сен-Пьера.
Джевид Моор, всё ещё живущий у своего племянника под именем мистера Смайльса, недоумевал, глядя на хозяина, так энергично работающего.
Лорд Дженнер только плечами пожимал.
— Я ничего не понимаю в неожиданной энергии маркиза, — объявил он, оставшись вдвоём со своим «американским» гостем, — этому несчастному старику следовало уже три дня тому назад лежать в могиле. Это какое-то волшебство.
— Не измена ли? — перебил мистер Смайльс. — Не был ли маркиз предупреждён?
— Нет, — нетерпеливо перебил лорд Дженнер. — Я сам своими глазами видел, как он выпил приготовленную чашку кофе… Её подала ему дочь, как раз накануне своего «исчезновения», подменить её было совершенно невозможно, так как я не спускал глаз с девушки и старика.
— Но в таком случае как же ты объясняешь это… промедление? Он живёт уже больше недели после приёма такого яда…
— Не понимаю, — сознался Лео. — Быть может, избыток нервного напряжения… Но, во всяком случае, долго это положение протянуться не может…
— Поживем — увидим!..
Настало, наконец, Рождественское утро. Солнце встало, сияя той нежной красотой тропической зимы, которая в жарких странах заменяет нашу весну… Мягкий воздух был насыщен благоуханиями, в глубокой синеве неба белели лёгкие перистые облака, прихотливо раскиданные рукой невидимого художника как бы для того, чтобы лучше оттенить бездонную прозрачность беспредельного небесного свода. Радостный и торжественный звон колоколов разносился над городом, нарядившимся в свои лучшие праздничные одежды.
На улицах, по которым должен был проходить крестный ход, балконы, стены и террасы были украшены драгоценными материями и пёстрыми коврами. Гирлянды цветов обвивали фонарные столбы, перекидываясь через улицы и образуя непрерывную триумфальную арку. Груды цветов приготовлены были на балконах и плоских крышах, чтобы усыпать путь святым изображениям. Женщины всех классов общества, в светлых платьях с цветами на головах и груди, стояли группами на всём протяжении пути следования крестного хода с маленькими хоругвями, на которых изображены были Богоматерь с Предвечным Младенцем.
Весь город точно встрепенулся и ожил в порыве радостного благочестия. Точно веяние небесной благодати неслось с высоты, вместе с праздничным перезвоном всех колоколов. И так могуч был этот неожиданный общий порыв к Богу, что враги Христа опешили, не понимая, что творится вокруг них, в городе, давно уже порабощённом, развращённом их стараниями.
Но «старшие братья» знали цветной народ, увлекающийся, непостоянный и переменчивый, как волны морские.
«Сегодняшние богомольцы придут завтра в наш масонский храм, — спокойно говорили они озабоченным внезапным благочестием толпы «младшим братьям». — Это воодушевление — последняя вспышка лампады перед потуханием… Подождите, и вы увидите, какое впечатление произведёт приготовленный нами сюрприз. А до тех пор скрывайтесь в толпе, вопите гимны вместе с христианами, и будьте готовы, когда раздастся условный сигнал»…
Начавшаяся по обыкновению на рассвете, то есть около пяти часов, торжественная служба окончилась к восьми часам утра. Густая толпа, запрудившая площадь перед собором, ждала выхода епископа, долженствующего встать во главе крестного хода вместе с новопосвящёнными миссионерами. В толпе весело и оживленно, по обыкновению, переговаривалось цветное население, напоминающее своей шумной болтливостью ярко-пёстрых попугаев своей родины… То тут, то там раздавались выстрелы, без которых не обходится ни одно народное празднество в южных колониях. Повсюду слышался звонкий раскатистый хохот, характерный смех негров.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 172; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!