Параллелизм общих признаков культуры права на Западе и у нас 20 страница



Другой вопрос. Прекратив, таким образом, связь общего права и его источников с прежней их традицией, разорвал ли новый кодекс также эту связь и для остатков старых партикулярных институтов и их источников с их прошлым?

Это, несомненно, могло произойти после того, как имперская компетенция была распространена на все гражданское право. Нечто подобное мы видели во Франции в так называемой periode intermediaire, когда центральная законодательная власть направила все свои усилия к тому, чтоб нивелировать все французское право посредством беспощадного разрушения всех остатков феодальной эпохи и на этом создать свой code de lois communes pour tout le royaume.

Ничего подобного в Германии не произошло. Германия не могла между своим droit ancien и droit nouveau, особенно для старой сферы партикуляристских интересов, провести ту грань, которую во Франции провел закон 21 марта 1804 г. (см. выше. Кодификация во Франции).

Центральная цивильно-законодательная власть очень широко воспользовалась своим правом издавать новые законы по гражданскому праву. Но очень немногие из них были направлены к цели устранения институтов цивильно-политических или цивильно-исповедных старого типа. Таков в особенности закон 6 февр. 1875 г. о секуляризации брака и новых способах удостоверять гражданское состояние. В остальном эта масса новых законов молодой империи вовсе не была направлена на разрушение старых партикуляризмов в духе французской революции. И это, конечно, не могло быть иначе, ибо законодательная организация немецкой империи включает в себя союзный совет, стоящий именно на страже старого земского строя во всех областях права, кроме давно уже, в прежних условиях, определившейся системы реципированного общего права.

Какой была немецкая действительность, такой она натурально и отразилась в новом немецком кодексе.

Это явление крайне любопытное. В задаче кодификации, которой весь смысл, вся цена определяется заменой старой розни новым единством, мы находим в теснейшей связи с самим кодексом, как его тень, этот замечательный законодательный акт, названный законом о введении кодекса в действие (Einfuhrungsgesetz, см. выше) и которому собственно, по его прямому содержанию, много более приличествовало бы наименование закона о невведении в действие названного кодекса, Nichteinfuhrungsgesetz'a, ибо именно один ряд его статей, самый обширный, говорит о неприкосновенности старых партикуляризмов, а другой указывает применение тоже имперских законов, которых, однако, не обняла кодификация.

Это не случайные изъятия из господствующего единства некоторых неудобно-объединяемых материй по каким-либо соображениям редакционного характера. Наоборот, самое единство кодекса достигнуто только ценой этого имперского подтверждения партикуляризмов. Партикуляризмы входят как необходимая составная часть в кодификационную рогацию. Это, несомненно, та цена, которой куплено голосование самого кодекса. С полной ясностью это обнаружилось при голосовании обоих проектов в рейхстаге. Когда по поводу 835-й статьи, о праве охоты, дело коснулось вознаграждения за вред и убытки от потравы полей зайцами и вообще потрав, причиняемых дичью (Hasenschaden, Wildschaden), вся консервативная партия, как один человек, поднялась против применения общего закона в отдельных территориях. Разногласие достигло быстро такой меры резкости, что в руководящих кружках возникло прямое опасение за успех голосования всего кодекса. Пришлось отступить от общего права в пользу партикулярных норм, применение коих и было обеспечено art. 70 и 71 закона о введении.

Но одни ли зайцы и фазаны стоят на пути соглашения интересов права общего и партикуляризмов в имперских законодательных инстанциях? Ответом на это служат бесконечные ряды статей (от 55 до 153), начинающихся словами; imberuhrt bleiben... Это все остатки прежних бытовых форм, в коих нельзя различить моменты цивильный от публичного и исповедного, еще очень глубоко залегающие в современном немецком праве. Никто не думал поступаться этими реальными интересами, органически связанными с немецкой жизнью, чтоб достигнуть идеальной цели действительного и полного единства немецкого гражданского права.

Откуда ж эти партикуляризмы? Какой их источник? Совершенно так же, как для элементов права общего преобладающий источник есть чужая, латинская традиция, так и для этих партикуляризмов источник господствующий лежит в своей, германской системе институтов, в национальном немецком праве. Если теперешние юристы видят в единстве цель, торжество разума, царственное одеяние, а в старой розни костюм арлекина, то это буквально та же горечь, которая слышится в приписке старого составителя Роштокского городского права: hier hort das Rostocker Stadtrecht auf und beginnt die gesunde menschliche Vernunft (выше. с. 116).

Ввиду этого понятно, что некоторые представители немецкой науки присваивают новому кодексу значение кодекса общего права, к чему, собственно, и стремилась Германия; другие отказывают ему в этом свойстве, видя в его составе, с одной стороны, действительно элементы системы права общего, но с другой - подтвержденные вновь для дальнейшего применения авторитетом центральной власти не только старые институты партикулярного права, но еще наряду с этим и источники таких партикуляризмов в местных статутах и обычаях.

В результате самоотречения, которого требовали для успеха кодификации в Германии, оказалось действительно много, быть может, больше, чем следовало, в области духовных, идеальных интересов немецкого народа. Но ни одним из интересов реальных, материальных, для достижения действительного единства немецкого гражданского права, никто и не думал поступаться в Германии в течение всего periode intermediaire, начиная от 1874 г., когда поставлена была на очередь идея общего кодекса, и вплоть до 1896 г., когда кодекс прошел все законодательные инстанции. И этого нельзя замаскировать никакими кодификационными операциями...

Немецкое гражданское действующее право стало кодифицированным, но оно не перестало быть розным, и путем кодификации не приведено к действительному и полному единству, которое, собственно, и составляло пламенное желание лучших людей Германии.

Если сторонний ценитель, не очарованный заранее патриотической идеей - ein Kaiser, ein Reich, ein Recht, подойдет поближе к пресловутому плащу, ныне будто сменившему старый костюм арлекина, то он легко убедится, что плащ сделан хотя и из единой, но все же из крайне редкой, притом чужой ткани, а старая рознь осталась той, какой была прежде, вовсе не покрытая царственным облачением и отрицательно выраженная в сопутствующем кодекс вводном законе*(154).

С вопросом о кодификации повсюду, начиная от Юстиниана и до позднейшего поборника кодификационных операций в праве, профессора Гёнера (см. выше), фатальным образом соединялся вопрос о школе юриспруденции.

Это одна из животрепещущих задач освобожденной если не по существу, то формально в вопросах правосудия от ига чужой речи в судах современной Германии. Как же разрешают эту задачу немецкие университеты? Мы видели выше, что еще до окончательной санкции кодекса 65 профессоров съехались в Эйзенахе, чтобы выработать общий план преподавания ввиду новой науки "Гражданского кодекса". Видя, конечно, совершенно ясно, что оба кардинальных начала (латинское и германское право) не примирены внутренним образом в новом кодексе, немецкие ученые находили необходимым, сделав кодекс целью изучения цивилистов, оставить обе прежние главные дисциплины, римского и германского права, с их историей и экзегезой источников, основными в общем плане будущего факультетского преподавания. С общей дисциплиной германского права необходимо в большей или меньшей мере связывать и партикулярные институты по различию их в разных территориях.

Все это вместе потребует, несомненно, продолжительности курсов не меньшей, чем это было прежде.

Эйзенахская конференция могла прийти к общим резолюциям, лишь оставив совсем в стороне всю детальную разработку плана, в которой трудно было ожидать единодушия*(155).

После этой конференции появилась масса отдельных предположений, чем ближе разрабатывавшихся, тем далее расходившихся программ преподавания, приспособленных к новых условиям. Мы их не коснемся.

Но вот одно мнение, которое для нас ценно не потому только, что принадлежит очень известному ученому, но и потому еще, что оно дает мысли, в известной степени основанные на прежних опытах постановки юридического образования ввиду вводимых в практику кодексов. Это мнение профессора Страсбургского университета Оттона Ленеля, выраженное им в речи при вступлении в ректорат названного университета, здание коего украшено статуей Фридриха Карла фон Савиньи на его фронтоне.

Ленель*(156) выражает опасение, что вместе со вступлением в силу нового кодекса, возбуждавшего столько несбыточных иллюзий*(157), наступит очередь опасных иллюзий и в вопросах преподавания права. В планах Эйзенахской конференции он не нашел достаточно энергического отпора опасности, которая угрожает немецкой юриспруденции от этих иллюзий. Делая новый кодекс целью всего учебного плана, мы возбуждаем такие от него ожидания, которых он не оправдывает, и вместе с этим отодвигаем основу современной юридической школы в Германии на второй план, как некоторого рода ученую декорацию. Между тем ближайшая опасность, которой угрожает нам кодификация, состоит в том, что место здравой, научной и практической деятельности юристов поспешит занять юридическое буквоедство, так назыв. Buchstabenjurispradenz, злейший враг всякого здравого правосудия.

Обосновать научную подготовку юристов на новом кодексе - дело немыслимое ни для какого, хотя бы самого высокого, преподавательского дарования, ибо с новым кодексом не выросло одновременно еще никакой юридической науки этого нового кодекса.

Вся слава знания и школы в области права, какую успела себе составить Германия в текущем столетии, самым тесным образом связана с наукой латинского права. На ней единственно пока и на долгое время в будущем может немецкая юриспруденция основывать свои действительные, а не фантастические расчеты удержать свое прежнее высокое положение. Против угрожающей опасности упадка правоведения в Германии нет другого средства, кроме неизменной верности прежним традициям классической школы юриспруденции.

Действительно, было бы крайне прискорбно, если бы немцы пошли еще и на этот соблазн самоотречения...

В дальнейшем мы сделаем краткое обозрение исторических процессов русского праворазвития, которые приводят нас к современному состоянию нашего гражданского права. Мы остановим, таким образом, наше внимание на материи права общего в формальном смысле и на явлениях сходства институтов, как они обнаруживаются в нашей истории; в связи с этим мы уясним себе процесс обособления права частного и публичного вообще и в отдельных гражданских институтах; рассмотрим задерживающие и благоприятствующие условия образования общей цивильной системы у нас; определим современное состояние нашего гражданского права и наши виды на ближайшее будущее русского законодательства и юриспруденции.

Мы видели выше, что в историческом смысле образование понятия права общего наряду с партикуляризмами и обособление права частного совпадает повсюду с известными признаками национального развития, то более исключительными, то ближе и легче открывающими путь к общению разных наций. Сначала элементы исключительности обильны и резко выражены и лишь очень медленным процессом эта исключительность племенная, территориальная, исповедная, национальная, профессиональная, сглаживается и допускает совместность, общение, сочетание интересов и прав. В самых простых и ярких чертах мы наблюдали это поступательное движение в истории права римского. В формах несравненно более сложных тот же закон обнаруживается в истории новоевропейской культуры права. Те же условия и элементы, которые суть существенные, как мы наблюдали выше, для процессов развития общего права там, на Западе, должны быть изучены нами и в русской жизни, хотя бы здесь они являлись в совершенно иных, часто своеобразных сочетаниях. Тем более, натурально, интереса представить их изучение в этих своеобразных комбинациях. Зато и трудность изучения права на этой почве, где научная разработка историко-юридических задач так еще нова, возрастает вместе с новизной этих задач.

Ввиду предшествующих историко-юридических курсов по русскому праву мы остановимся здесь на самых общих чертах, которыми определяется процесс праворазвития у нас по взятым нами выше признакам общности норм и обособления права частного от публичного.

 

Параллелизм общих признаков культуры права на Западе и у нас

 


Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 159; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!