Любовный роман с корпоративной фармацевтикой 3 страница
– Как скажешь, Ангелочек! Очень рад, что тебя скоро отпустят домой, – с улыбкой сказал Фредди.
– Да-да, и Лоррейн приедет ко мне в гости, правда, милая?
– Ну, вообще-то… – промямлила Лоррейн.
Меньше всего сейчас ей хотелось именно этого. У нее болели ноги; и она знала, что к концу смены заболят еще сильнее. Глаза устали; посмотрев на кровати, на которых надо было поменять белье, ей ужасно захотелось прилечь прямо сейчас на одну из них.
– Ну же, пообещай, что приедешь, – надулась Ребекка.
Ребекка вызывала у Лоррейн странное чувство. С одной стороны, ей претил ее покровительственно-капризный тон. С другой стороны, Лоррейн испытывала дикое желание растормошить это глупое, раздувшееся существо, эту наивную и обманутую женщину, сказать ей, какая она дура, как ей нужно посмотреть реальности в глаза и забыть свои детские фантазии. И все-таки где-то в глубине души ей было жаль Ребекку, хотелось защитить ее.
Лоррейн видела, что, несмотря на всю свою навязчивость и жалкость, Ребекка была хорошей, честной женщиной.
– Ладно, приду, – ответила она.
– Вот и замечательно! Видишь, Фредди, Лоррейн даже вдохновляет меня снова писать. Я хочу написать с нее героиню нового романа. И назову ее Лоррейн. Хоть я и собиралась прозвать ее Агнес, думаю, ничего страшного, если имя будет звучать немного по-французски. Быть может, у Флоры был любовник-француз, пока она не встретила священника. Старая связь, понимаешь? Боже, у меня снова столько идей! Я определенно посвящу эту книгу тебе, дорогая, дорогая сестричка Лоррейн!
|
|
|
Лоррейн внутренне содрогнулась.
– Вот и здорово, – заключил Фредди, с нетерпением предвкушая поход в патологоанатомию, – но мне пора. А что, Ангелок, с женщиной в соседней палате?
– Ах, она очень больна. Думаю, ей остались считаные дни, – вздохнула Ребекка.
– Какой ужас, – ответил Фредди, с трудом скрывая радость предвкушения.
[2] Находчивость (фр.).
Женщина была довольно грузной – счастливое забытье в такой массе плоти. «Покорить всю эту груду мяса – все равно что на Эверест забраться», – произнес он про себя с чувством глубокого удовлетворения.
Ребекке казалось, что у нее новый инсульт. Сердце ее отчаянно колотилось, пока она листала лежащий перед ней журнал. В нем были фотографии двух женщин в разных позах. Одна из них, сообразно названию журнала – «Фигуристые феминистки фигачат фистинг», – как будто засовывала сжатый кулак в вагину партнерши.
Ребекка мысленно вернулась к прошлой пятнице, тому дню, когда мир ее перевернулся. Это было хуже инсульта, гораздо обыденней, злей и тошнотворней. В этом было больше унижения, чем в болезни, со всей ее беспомощностью и уродством. В прошлую пятницу, после выписки, Ребекка отправилась по магазинам. Она только вышла из «Хэрродса» с новыми нарядами, морально наслаждаясь тем, что теперь ее одежда была на размер меньше прежнего. И тут, из окна такси по дороге домой, она заметила Перки, прямо посреди оживленной кенсингтонской улицы. Она попросила таксиста остановиться и вышла из машины с мыслью проследить за мужем, представляя себе, как забавно будет пошпионить за возлюбленным Перксом.
|
|
|
Ей стало слегка не по себе, когда Перки зашел в один из домов и скрылся в маленькой квартирке. Первой мыслью Ребекки было, что здесь замешана другая женщина, и сердце ее екнуло. Она вернулась домой мрачнее тучи, борясь со страстным желанием набить живот едой до отказа, пока желудок ее не разорвется. Когда позыв прошел, она ощутила, что не смогла бы проглотить и кусочка, хоть бы ее и заставляли. Ей хотелось только одного – узнать правду.
После того случая она следила за Перки несколько дней, но каждый раз он заходил в квартиру один. Ребекка целую вечность подглядывала за дверью, но не видела, чтобы кто-нибудь заходил внутрь или выходил наружу. Скорее всего, в квартире никто не жил. Один раз она подошла к двери и позвонила. Никто не открыл. Ребекка проделала это несколько раз, но каждый раз никого не оказывалось дома. Она рассказала о своем открытии Лоррейн, которая зашла как-то к Ребекке по ее просьбе на чай. Именно Лоррейн предложила порыться у мужа в кармане на предмет ключа. Ребекка и в самом деле нашла ключ и сделала с него дубликат. Зайдя в дом одна, она обнаружила, что квартира представляет собой небольшую студию. Там была целая порнографическая библиотека: журналы, видеокассеты и, самое ужасное, видеокамера, установленная на треноге перед кроватью, которая, вкупе с телевизором и стеллажом с книгами, журналами и кассетами, составляла всю обстановку комнаты.
|
|
|
И вот Ребекка сидит здесь в одиночестве, разглядывая этот журнал – «Фигуристые феминистки фигачат фистинг». Она не смогла заставить себя просмотреть видеопленки, в особенности домашнее видео. На кассетах были приклеены ярлыки с именами женщин. «Именами шлюх», – подумала она с горечью: Кэнди, Джейд, Синди и им подобные. Ребекка снова ощупала пораженную половину лица. На этот раз не жжение – щека стала влажной. Ребекка в сердцах бросила «Фигуристых феминисток» Перки на пол.
Внутренний голос посоветовал ей сделать дыхательное упражнение. Она глубоко задышала, срываясь на периодические рыдания, затем вошла в нужный ритм. Наконец она громко и холодно произнесла:
|
|
|
– Ублюдок!
Странное ледяное спокойствие овладело Ребеккой, и она непроизвольно продолжила осмотр квартиры. И тут обнаружила нечто, сыгравшее роль последней капли, – коробку с папками, в которых были собраны многочисленные финансовые балансы, квитанции и счета. Ребекку начало трясти. Ей было остро необходимо оказаться с кем-то рядом. И единственным человеком, о ком она подумала в этот момент, была Лоррейн. Ребекка набрала ее номер, и бывшая когда-то ее медсестрой, а теперь и подруга известной писательницы сняла трубку.
– Пожалуйста, приезжай, – тихим голосом попросила Ребекка, – пожалуйста, приезжай.
Лоррейн только что освободилась после смены и собиралась лечь спать. Прошлой ночью она неплохо повеселилась в клубе и сегодня целый день страдала, но, услышав голос Ребекки на другом конце провода, быстро накинула на себя первое, что попало под руку, выскочила на улицу и поймала такси до Кенсингтона. Она никогда раньше не слышала такой боли и отчаяния в голосе человека.
Лоррейн встретилась с Ребеккой в баре рядом со станцией метро, за углом от потайной квартиры. Она сразу заметила, что случилось что-то страшное.
– Меня предали, меня подло предали, – произнесла Ребекка полным холода, дрожащим голосом. – Это я оплачивала все его… Все это была ложь, Лоррейн… все это была мерзкая ложь! – зарыдала она.
Лоррейн было тяжело видеть Ребекку в таком состоянии. Она сильно изменилась: эксцентричная женщина, какой ее знала в больнице Лоррейн, интригующая и раздражавшая в одно и то же время, исчезла бесследно. Сейчас она выглядела беспомощной и в то же время настоящей. Безумная тетушка превратилась в обиженную сестру.
– Что мне теперь делать?.. – плача, обратилась она к Лоррейн.
Лоррейн посмотрела ей в глаза:
– Вопрос не в том, что ТЫ теперь будешь делать. Вопрос в том, что этот долбаный урод, мерзкий паразит будет теперь делать. Деньги у тебя. Тебе никто не нужен, Ребекка, тем более какой-то жалкий мудак. Оглянись вокруг. Ему сходило все это с рук, потому что ты зарылась головой в пизду в своем сказочном мире. Именно поэтому он мог зарабатывать на тебе, дурачить тебя!
Ребекка была неприятно поражена внезапной вспышкой Лоррейн, хотя она понимала, что все это было не просто так. Несмотря на собственную боль, она сочувствовала эмоциональному порыву девушки.
– Лоррейн, в чем дело? Что у тебя стряслось? – Ей не хотелось верить тому, что все это сказала Лоррейн. Только не она, только не ее сестричка…
– В чем дело? А в том, что я каждый день вижу в больнице людей, у которых нет ни гроша за душой. Потом я еду домой, в Ливи, и там тоже ни хрена ни у кого нет. А у тебя, у тебя есть все. И что ты с этим всем делаешь? Ты позволяешь какой-то мерзкой свинье все спустить!
– Да, я знаю… Я знаю, что живу в романе… в стране мечты, как ты сама сейчас сказала. Быть может, я столько времени писала всю эту чепуху, что сама начала в нее верить… Не знаю… Все, что я знаю, так это что Перки всегда был со мной, Лоррейн, Перки всегда был рядом.
– Всегда с тобой рядом, глядя, как ты толстеешь всем на потеху, и сам потакал тебе, чтобы ты задницу с дивана не поднимала, превращаясь в тупой жирный овощ. Выставлял тебя на посмешище… знаешь, как о тебе говорили в палате? Все говорили: какая она тупица. Потом моя подружка, Ивонн, говорит: не такая уж она и дура, столько денег заработала, а мы тут горбатимся круглые сутки за какие-то гроши. Да, и я согласилась. Я решила про себя: а ведь правда, она только делает вид, что дура, а сама все сечет. Теперь ты мне рассказываешь, что он тебя обкрадывал все это время, а ты даже ни о чем не подозревала.
Ребекка почувствовала растущее в ее груди возмущение:
– Ты… ты… да ты просто ненавидишь мужчин. Как я раньше не заметила… ты не любовные романы ненавидишь, а всех мужчин на свете, да? Да!
– Да не ненавижу я мужчин, ну только таких, какие мне попадаются!
– Какие это такие?
– Ну, в школе хотя бы. Знаешь, как меня прозвали дома в Ливи, в школе Крейгшиле, – Лоррейн Гиллесби. Меня лесбиянкой считали только потому, что хоть у меня грудь уже в тринадцать лет появилась, а я не собиралась трахаться с первым, кто ко мне подъезжал или глазки мне строил. Только потому, что я не желала этого дерьма. У меня восемь двоек было, я выпускные экзамены сдавала, хотела в университет поступать. А новый материн муж вечно меня лапал, так что я даже к экзаменам не могла доготовиться. Мне оттуда нужно было уехать, вот я и устроилась сюда медсестрой. И даже здесь все равно ко мне все лезут, все эти мудаки больничные. Я сама не знаю, кто я, может, и правда лесбиянка… Я просто хочу побыть одна, чтобы все для себя самой понять.
Теперь уже Ребекка утешала разрыдавшуюся Лоррейн:
– Все будет хорошо, дорогая… все будет хорошо. Ты еще такая молодая… все это, конечно, очень сложно. Но ты обязательно найдешь кого-нибудь…
– Вот именно, – глотая слезы, произнесла Лоррейн, – я никого не хочу находить, пока не хочу, во всяком случае. Я себя сначала хочу найти.
– А я – себя, – тихо ответила Ребекка, – и мне нужен друг, который бы мне помог.
– Да, и мне тоже, – улыбнулась Лоррейн. – Ну, что будем теперь делать?
– Ну, сперва мы надеремся как следует, потом пойдем посмотрим кассеты Перки – проверим, что он там наснимал, а потом я займусь тем, что делала всегда.
– А что это? – спросила Лоррейн.
– Буду писать дальше.
Все было замечательно – молоденькая сестра-шотландка вертелась дома почти постоянно, старушка продолжала строчить роман с дьявольской скоростью. Случалось, что, когда сладкая малышка Лоррейн была неподалеку, Перки не мог даже заставить себя отлучиться на свою потайную квартиру. Он сладострастно представлял себе, как однажды придет туда вместе с Лоррейн. Он морально созрел отвезти ее на эту квартиру, пора было сделать свой заветный ход.
И однажды Перки наконец решился. Он слышал, как Лоррейн с Ребеккой хохотали в ее кабинете, и, когда девушка собралась уходить, как бы невзначай спросил:
– Куда направляешься, Лоррейн?
– Да обратно, в больницу.
– Отличненько! – пропел Перки. – А я еду как раз в ту сторону. Давай подвезу тебя до работы.
– Ну просто замечательно, Перки, – заметила Ребекка. – Видишь, какой он милый, Лоррейн? Что бы я делала без него?
Женщины обменялись многозначительными взглядами, не замеченными Перксом.
Лоррейн забралась на переднее сиденье, и Перки нажал на газ.
– Слушай, Лоррейн, надеюсь, ты не против, – начал он, сворачивая на маленькую улочку, где притормозил, – нам надо поговорить по поводу Ребекки.
– Ну-у?
– Ты стала ей такой хорошей подругой, и я подумал, что должен как-то отблагодарить тебя за трогательную заботу о ее выздоровлении.
Перки порылся в бардачке и вручил Лоррейн коричневый конверт.
– Что там?
– Открой и посмотри!
Лоррейн и так знала, что там были деньги. Она заметила крупные купюры и могла сказать наверняка, что в конверте было не меньше тысячи фунтов.
– Здорово, – сказала она, пряча конверт в сумочку, – очень приятно.
«А маленькой сучке нравится звон монет», – с удовлетворением подумал Перки. Он вплотную придвинулся к Лоррейн, и рука его, как бы невзначай, опустилась на ее коленку.
– И там, откуда вот это, есть гораздо больше, скажу я тебе, моя маленькая красавица… – на выдохе прошептал он.
– Ага, – улыбнулась Лоррейн.
Ее рука дотянулась до его паха. Она расстегнула ширинку и запустила руку в штаны Перки. Лоррейн нащупала его мошонку и крепко сжала. Перки глубоко вдохнул. Он был на седьмом небе. Она сжала чуть сильнее, затем еще сильнее, и рай Перкса начал превращаться в нечто иное.
– Еще раз тронешь меня – я тебе, мудак, шею сверну, – оскалила зубы Лоррейн.
Блаженная улыбка мгновенно стерлась с лица Перки, когда ее крепкий лоб с силой врезался в его переносицу.
Когда Лоррейн ушла, Перки остался в машине, одной рукой прижимая к носу окровавленный платок, а другой массируя пострадавшую мошонку. Некоторое время он просто сидел, пытаясь прийти в себя.
– О боже, – простонал он, заводя машину и направляясь к потайной квартире. Руки его дрожали. «Мне нравится, когда они фигачат, но не настолько же, черт возьми», – подумал он страдальчески.
Просмотр нескольких старых кассет слегка взбодрил Перки. Особенно его любимое видео с Кэнди. Вот кто за деньги мог вытворять что угодно, именно как и должна вести себя настоящая шлюха. У многих из них были свои предсказуемые границы, и это было плохим качеством для шлюхи, размышлял Перки. Нет, ему точно нужно еще раз встретиться с Кэнди.
Вернувшись домой в более приемлемом расположении духа, Перки Наварро с удовлетворением заметил, что рукопись Ребекки стала еще толще. Сама Ребекка, как ни странно, похудела. Диета и упражнения, казалось, вершили чудеса. Ребекка теряла вес. Она сменила стиль одежды и даже каким-то образом изменилась в целом. Это замечали и посторонние. Она похудела килограмм на пятнадцать со времени инсульта. Лицо ее тоже вернулось к норме. Эти перемены были интересны Перки, однако новые незнакомые чувства беспокоили его и смущали. Он даже ощутил как-то легкое возбуждение в ее присутствии и предложил нарушить правило спать в разных комнатах и лечь вместе впервые за последние три года.
– О нет, дорогой. Я так сильно устала, мне же надо закончить книгу, – ответила на его предложение Ребекка.
«Ничего-ничего, – подумал он про себя, – главное, работа над рукописью продвигается». Она строчила как пулемет. И это утешало Перки. Ребекка завела привычку зачем-то запирать свой кабинет. Но в этот вечер, когда она ушла из дома, а делала она это все чаще и чаще, дверь кабинета была не только не заперта, а широко распахнута. Перки зашел в кабинет, взял рукопись и начал читать.
Перки отложил рукопись и налил себе шотландского виски. Пролистав еще несколько страниц, он одобрительно кивнул. Все было идеально. Но дальше, дальше текст менялся. Перки не верил своим глазам.
Рукопись упала из рук Перки на пол кабинета. Он поднял трубку телефона и набрал номер издателя Ребекки.
– Джайлз, я думаю, ты должен срочно приехать. Срочно.
Джайлз по голосу понял, что Перки в панике.
– Что случилось? Что с Ребеккой? Она в порядке?
– Нет, – зло усмехнулся Перки, – она совсем, блин, не в порядке. Она очень даже не в порядке.
– Сейчас буду, – ответил Джайлз.
Джайлз, не мешкая, приехал в кенсингтонский дом Перки с Ребеккой. Он с ужасом читал рукопись, которая становилась чем дальше, тем хуже. Ребекка вернулась позже и застала обоих в своем кабинете.
– Джайлз, дорогой! Как дела? Ага, вижу, вы читаете рукопись. Ну, что вы думаете?
Джайлз, несмотря на свою злобу и беспокойство, был готов потакать Ребекке. Он ненавидел всех писателей; они неизменно бывали скучными, правильными, избалованными занудами. А самыми невыносимыми были те, кто считал себя истинным художником. Вот что, по-видимому, случилось со старой коровой, решил он про себя, – слишком много времени для раздумий в этой больнице, и – вот тебе раз, решила заняться искусством! Задумалась о смерти из-за своей болезни и решила свой след оставить, и все за счет его прибылей! Но так или иначе, раздражая ее, ничего не добьешься. Ее надо осторожно и вкрадчиво заставить понять ошибочность своих новых взглядов. Джайлз только собрался пустить в ход безошибочный подход типа «интересное направление, дорогая, но…», но Перки, снедаемый гневом, опередил его.
– Бекка, дорогая, – заговорил Перки, скрежеща зубами, – не знаю даже, что ты нам тут пытаешься выдать…
– Тебе что, не нравится, Перки? Тебе не кажется, что это эпатирует, что это более… дико, что ли?
– Но это уже не любовный роман с участием мисс Мэй, дорогая, – прошепелявил Джайлз.
– Зато теперь, Джайлз, в нем – реализм. Нельзя же, как бы это выразиться, всю жизнь прожить, засунув голову в собственную пизду, ведь правда?
«Это все лекарство, – подумал Перки. – Старушка совсем рехнулась».
– Дорогая Ребекка, – увещевал ее Джайлз, – постарайся меня понять. – Он принялся ходить взад-вперед по комнате, размахивая руками. – Кто читает твои книги? Наша Ухти-Тухти, конечно же, та, на которой зиждется все здание нашего общества. Та, что несет на себе заботу о мужичке, который ходит работать, та, что растит детишек. Ты ее знаешь, ты ее видишь на всех рекламах стирального порошка. Да, она много и тяжело трудится, и, как и раб на полевых работах, она делает это с улыбкой на лице и, да-да, с песней в сердце! Это – скучная, серая, неблагодарная жизнь, и ей нужен хоть небольшой просвет. Да, разумеется, телевидение днем решает часть проблемы, но что же это за маленькая сладкая пилюля, которая поможет ей пережить все тяготы жизни? А это – взять с полки роман Ребекки Наварро о мисс Мэй и забыться в прекрасном мире любви и великолепия, который ты с таким чувством воссоздаешь. Это нужно всем Ухтям-Тухтям, да и молоденьким будущим Ухтям-Тухтям тоже.
– Вот именно, – соглашаясь, закивал Перки, – стоит тебе начать пророчить содомию и революцию, как эти накачанные валиумом коровы в ужасе выбросят твои книги на помойку – и где тогда окажемся мы?
– Скажи мне где, дорогой.
– На чертовой улице, продавая бомжовские газетенки, вот где! – взревел Перки.
Ник Армитаж-Уэлсби подхватил мяч на самой границе поля и разогнался, забегая далеко вглубь территории противника и ловко обходя неумелую защиту. Немногочисленные зрители на стадионе в Ричмонде застыли в предвкушении – Армитаж-Уэлсби имел все шансы добежать до заветной черты. Однако пока противник беспорядочно перестраивался, Армитаж-Уэлсби передал слабый пас коллеге, затем грохнулся на грязный песок.
Он умер от обширного инфаркта еще до прибытия в больницу Святого Губбина.
Фредди Ройл с интересом осматривал тело, покоившееся на каталке больничного морга.
– О-о да, хорош, хорош! А-асобенно попка ничаво, как я погляжу… – Тут Фредди приготовился взглянуть поближе.
– Э-э, Фредди, – осторожно вступил Глен, – у нас тут новый патологоанатом, парень по имени Клементс, и он… ну, не совсем в курсе наших дел. Он сегодня дежурит и точно захочет повидать нашего приятеля, так что будь, э-э, понежнее.
– Ка-анечна, я буду с тобой нежен и ласков, мой цветочек, – улыбнулся Фредди, подмигивая мертвецу. Затем, обращаясь к Глену, он сказал: – Слушай, будь другом, найди-ка для Фредди веревочку.
Глен с неохотой порылся в ящичке и вытащил спутанный комок бечевки. Пусть делает что хочет, подумал он. Сегодня Глен встречается с Ивонн. Сначала они пойдут в кино, потом в клуб. А на деньги от Фредди он купит ей что-нибудь хорошее. Духи. Дорогие духи, подумал он. Глен представил себе лицо Ивонн, когда он вручит их ей. Это будет его праздник.
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 149; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!